1. закономерность восприятия омоформы именительный-винительный в начале предложения

1. закономерность восприятия омоформы именительный-винительный в начале предложения

Омоформы, как вы знаете, это омонимичные формы. У некоторых слов формы, например, именительного и винительного падежей совпадают. Этот лес густой. Я вижу этот густой лес. В первом предложении существительное лес, прилагательное густой, местоимение этот стоят в именительном падеже; во втором предложении в винительном. Лес в первом случае и лес во втором омоформы.

Существительное. «В предложении Двери для непосредственного выхода наружу должны иметь следующие помещения естественно при беглом чтении принять слово двери, стоящее на первом месте, за подлежащее, а поставленное в конце фразы помещения за дополнение. И только нелепость получающегося при этом смысла (у дверей имеются помещения) заставляет заметить, что здесь допущена ничем не оправданная инверсия, при которой подлежащее и дополнение поменялись местами» (Лазарев В. Редактирование технической литературы. М., 1948.С. 115).

«Институт по изучению Дальнего Востока постановил организовать президиум ВСНХ. ...Прочтите эту заметку еще 2-3 раза и, может быть, вы поймете, кто кого постановил организовать» (Журналист.1927.№ 6. С. 43).

Как видим, такие конструкции создают серьезные затруднения в понимании смысла предложения. Приведем еще примеры: Попытки воссоздать на сцене «точную» обстановку действия с успехом заменили в спектакле тщательно отобранные детали обстановки. Библиотеки должны обеспечивать всем необходимым базы книготорга. Восточный фасад скрывает здание Малого Эрмитажа.

Проблема неоднозначности конструкций типа Мать любит дочь возникает не только в письменной, но и в устной речи. Как заметил В.А. Трофимов, предложения типа Мать любит дочь остаются непонятными для слушателя «ни при каких интонационных ухищрениях» {Трофимов В.А. О правильности и точности речи. Русский язык в школе. 1939. №1. С. 66). Действительно, наличие интонации, сопровождающей предложение с омоформами именительный-винительный, не ставит слушателя в более выгодное положение по сравнению с читателем. Интонация, являясь действенным средством при передаче смысловой зависимости слов, логического ударения, различных эмоциональных напластований угрозы, нежности, иронии и т.д., в данном случае оказывается бессильной: различить субъект и объект она не может.

В той же статье В.А. Трофимов пишет: «Во фразе: Народы сменили народы (Ал. Толстой. Курган) мы неизменно воспринимаем первое слово как субъект». Аналогично: Крейсер обстрелял эсминец. Эсминец обстрелял крейсер. Выстрел опередил прыжок зверя. Прыжок зверя опередил выстрел. Во всех этих предложениях первое существительное воспринимается как стоящее в именительном падеже, хотя вполне возможно, что автор употребил его в винительном.

Примечательно, что начальное существительное воспринимается как употребленное в именительном падеже не только в предложениях семантически обратимых (Холм закрыл лес), т.е. таких, в которых обе интерпретации представляются читающему равно вероятными, но и в предложениях семантически необратимых, которые не могут быть истолкованы с учетом всего их лексического состава в двух разных значениях, так как один из двух смыслов оказывается явно неприемлемым: Лето сменяет осень. Ср. также: Но природные задатки это и величайший дар, и ничто, если ими вовремя не распорядиться, Валентина же испортила мать (Мишнев В.Г. Ученая степень. Симферополь, 1969. С. 89). Омоформа Валентина первоначально воспринимается как обозначение женщины (она им. пад.), тогда как автор имел в виду мужчину (его вин. пад.).

Август празднует в силу вошедшее лето (И. Снегова). Эта первая строка стихотворения воспринимается так: «август (он им. пад.) празднует», хотя поэтесса хотела сказать: «лето (оно) празднует август (его вин. пад.)».

Все приведенные выше примеры содержат два существительных в именительно-винительном падеже. Приведем предложение с одним существительным в именительно-винительном падеже. Бургунэ преследует по левому краю (кого он преследует?) Якушев. Оказывается, Якушев сам преследует его, Бургунэ. Важно, что именительный падеж в слове Бургунэ совпадает с винительным, совпадение других падежей в данном случае не имеет значения. Наблюдения и эксперименты показывают, что и в предложениях с одним существительным в именительно-винительном падеже (которые, очевидно, нельзя подвести под рубрику Мать любит дочь) это единственное начальное существительное в именительно-винительном падеже первоначально воспринимается читающим в именительном, а не винительном падеже, независимо от того, в каком из двух падежей употребил его пишущий.

Подсчитано, что в русских текстах именительный и винительный падежи совпадают по форме у 76\% существительных. Другие падежи, например родительный и дательный, совпадают в значительно меньшем количестве случаев (данные Е.В. Падучевой). Поэтому у существительных, имеющих одинаковые формы в именительном и винительном падежах, особенно часто возникает несоответствие между значением, в котором они употреблены автором, и значением, в котором они поняты читающим.

Почему существительное в именительно-винительном падеже, стоящее в начале предложения, воспринимается в значении именительного падежа, а не винительного? Казалось бы, если существительное совмещает в себе формы именительного и винительного падежей, то одним читающим оно может быть воспринято в именительном падеже, другим в винительном. Между тем все читающие, словно сговорившись, видят в таком существительном именительный падеж. Почему?

В литературе даны два различных ответа на этот вопрос. А.И. Том-сон, Е.М. Галкина-Федорук и другие считают, что начальная позиция в русском предложении, так же как, например, во французском, обладает формальной значимостью. В предложениях Платье задело весло, Дочь зовет мать, утверждает А.И. Томсон, положение слов платье, дочь перед глаголом придает им совершенно такое же формальное значение именительного падежа, как между прочим окончание -а в Рука задела весло.

В.Г. Орлова, В.А. Трофимов, А.Н. Гвоздев и другие полагают, что первое существительное понимается как подлежащее под влиянием преобладающих в русском языке конструкций с прямым порядком слов. А.Н. Гвоздев, например, говорит о «тенденции, создаваемой обычным порядком слов». Несомненным все же остается сам факт восприятия начального существительного в именительном, а не в винительном падеже.

Могут возразить, что, к примеру, в предложении Дождь гнал ветер семантика всех его членов ясно показывает читающему: существительное дождь употреблено в значении объекта и, следовательно, читающий без колебаний понимает это существительное в винительном, а не именительном падеже.

Такое возражение оказывается ошибочным. Оно опирается на ложную посылку, будто все члены предложения понимаются читающим одновременно. В этом случае они, конечно, могли бы мгновенно уточнить значение друг друга. В действительности же в момент прочтения и понимания первого существительного, стоящего в форме именительно-винительного падежа, последующие компоненты предложения еще не вошли в сознание читающего и в силу этого они не могут влиять на выбор того или иного варианта понимания. На первоначальное восприятие существительного могли бы оказать влияние предшествующие компоненты, но их в данном случае нет. В процессе чтения предложения Дождь гнал ветер начальное существительное осмысливается дважды (в разных значениях): сразу же в момент его прочтения как именительный падеж и после прочтения слова ветер как винительный.

В приведенных выше примерах ясность вносило последнее слово предложения. Но не только последнее, а любое слово, стоящее после начального существительного в именительно-винительном падеже, может своей семантикой или формой указать читающему на то, что это начальное существительное, воспринятое в момент его прочтения в именительном падеже, необходимо переосмыслить, т.е. «перевести» из именительного падежа в винительный. Пример:

Закуски носили меж зрителей слуги (В.А. Жуковский). Существительное закуски в момент его прочтения понимается читающим в именительном падеже (ср. Закуски стояли на столах). Однако закуски (мертвый предмет) не могут ничего носить. Поэтому уже слово носили, а не прочитываемое позднее слуги, своей семантикой показывает читающему, что существительное закуски употреблено автором в винительном падеже.

«Скажем Весло задела рука, пишет известный языковед А.И. Томсон. Чувствуется противоречие, в которое вступают значения обеих форм, так как по формальному признаку предложения весло должно быть подлежащим, а следующая затем форма именительного падежа рука заставляет принимать последнее слово за подлежащее». Здесь верно подмечено, что в приведенном предложении существительное весло первоначально понимается как именительный падеж, а затем переосмысливается и «становится» винительным. Уточним, однако, что это происходит не под влиянием существительного рука, как утверждает исследователь, а уже под влиянием слова завела, которое своей формой (не семантикой) показывает читающему, что существительное весло не является подлежащим. В противном случае слово задела имело бы другую форму: задел-о.

Если компонент, который указывает читающему на ошибку в понимании начального существительного в именительно-винительном падеже, стоит сразу же вслед за этим существительным, то для переосмысления последнего читающему нужно мысленно возвратиться всего на одно слово. В этом случае смысловая ошибка ощущается слабо и ее устранение (переосмысление в ходе чтения) проходит легко, безболезненно. Если же компонент, указывающий на ошибку в понимании начального существительного, значительно отдален от него, то для устранения ошибки читающий вынужден мысленно возвратиться на цепочку слов. В этом случае смысловая ошибка : успевает укрепиться в его сознании и поэтому переживается глубже, острее. Пример: «Дом народного творчества решил организовать (что же именно кружки? клубы?) в начале будущего года в нашем городе (смотр? слет?) комитет по культуре». Лишь последнее сочетание комитет по культуре показывает читающему, что сочетание дом народного творчества, стоящее в начале предложения, следовало осмыслить не в именительном падеже, как оно было воспринято вначале, а в винительном, и читающий вынужден вернуться на несколько слов назад, переосмыслить значительную часть предложения, поэтому ошибка является грубой, на большом участке портит процесс восприятия.

Чем больше слов стоит между ошибочно понятым существительным и сигналом ошибки (словом, вносящим ясность), тем серьезнее оказывается ошибка. Осознание этой зависимости дает нам мерило грубости. Скажем, ошибка величиной (протяженностью) в одно, два, три слова. Таким образом, между ошибкой и не-ошибкой может быть ряд переходных ступеней. Ошибка может быть явной, очень резкой, она может быть менее грубой, наконец, едва ощутимой, как, например, в предложении, приведенном А.И. Томсоном (Весло задела рука), где все-таки «чувствуется противоречие», или в примере из В.А. Жуковского, где существительное закуски все-таки воспринимается в именительном падеже (вместо винительного). Исправлять незначительную стилистическую ошибку обычно нецелесообразно, особенно если это связано с существенной «ломкой» текста.

Невозможно провести черту, по одну сторону от которой стояли бы незначительные ошибки, а по другую сторону грубые, при которых возникает настоятельная потребность исправить предложение. Можно наметить лишь пограничную зону между грубыми и негрубыми ошибками.

Местоимение. Что порождает текучесть кадров? Смысл, возникающий при чтении: какова причина текучести? (Что подлежащее). Авторский смысл*: какие последствия порождает текучесть? (Что -дополнение).

Всё передовое преследовало царское правительство. Смысл, возникающий при чтении: всё оно (им. пад.). Авторский смысл (здесь он очевиден): всё его (вин. пад.).

Можно объединить творчество четырех выдающихся физиков. Это позволяет сделать вклад, внесенный ими в науку об электричестве. Омоформа это первоначально воспринимается читающим в значении именительного падежа: это объединение (оно) позволяет сделать вклад. Но затем выясняется, что омоформа это употреблена в значении винительного падежа: их общий вклад в науку позволяет объединить этих ученых, рассказать о них в одной книге.

Числительное. Третье делает ненужным первое. Смысл, возникающий при чтении: третье подлежащее (схема: И В)*. Авторский смысл: третье -дополнение (схема: В-И).

Десять победили тридцать. Смысл, возникающий при чтении: десять подлежащее (схема: И В). Авторский смысл: десять дополнение (схема: В-И).

Прилагательное. Русский вытесняет французский. Смысл, возникающий при чтении: русский подлежащее (схема: И-В). Авторский смысл: русскийдополнение (схема: В-И).

Доброе пробуждает прекрасное. Смысл, возникающий при чтении: доброе подлежащее (схема: И-В). Авторский смысл: доброе дополнение (схема: В-И).

Суммируя сказанное, можно сформулировать следующую общую закономерность смыслового восприятия: Омоформа именительный-винительный (т.е. любое слово существительное, местоимение, числительное, прилагательное, у которого совпадают по форме именительный и винительный падежи), стоящая в начале предложения, первоначально воспринимается читающими в значении именительного падежа, даже если она употреблена пишущим в значении винительного (закономерность 1).

На основе этой закономерности сформулировано известное правило стилистики, его приводил еще А. С. Пушкин: «Там, где сходство именительного падежа с винительным может произвести дву-смыслие, должно по крайней мере писать все предложение в естественном его порядке (sine inversione)», т.е. без инверсии (Пушкин А.С. О литературе.М., 1962.С. 157).

В письменной литературно обработанной речи предложения типа Мать любит дочь с дополнением на первом месте встречаются значительно реже, чем предложения с подлежащим на первом месте.

Это объясняется тем, что в письменной речи обыкновенно искусственным образом избегают оставлять в предложениях рассматриваемого типа прямое дополнение на первом месте, так что факты нарушений этого правила следует приписать лишь случайному недосмотру. Однако перемещение дополнения с первого места предпринимается не потому, что пишущего принуждают к этому свойства И грамматики русского языка (русская грамматика, в отличие, например, от французской, позволяет ставить в предложениях» рассматриваемого типа дополнение на первое место), а потому, что «прямым» построением предложения пишущий стремится предупредить неправильное понимание.