Позитивизм и феноменология

Позитивизм и феноменология

Джон Дьюи доказывал, что тенденция к естественнонаучности в рассуждениях Джеймса и большая часть написанных им работ, отчетливо указывают на его приверженность к биологическому и ситуационному бихевиоризму (4). Также и Эдман заявлял, что у Джеймса было «изначальное побуждение» рассматривать существование в терминах движения и знание в терминах операции (6). С другой стороны, Боринг настаивал, что Джеймс был сторонником феноменологического подхода (2). Дьюи и Эдман видели место Джеймса в стане приверженцев современного объективизма; Боринг помещал его там, где живут субъективисты. Hо в действительности, Джеймс перебирался от одного лагеря к другому, влекомый то собственной увлеченностью, то собственной убежденностью. Однако в своих позитивистских тенденциях, и это имеет принципиальное значение, он был ближе к Маху, нежели к Бриджмену, хотя и в большей степени походил на него.

Он восхищался неустанным поиском немецких эксперименталистов и пытался в некотором смысле подражать им. Строгость методов — вот идеал, к которому он стремился. Снова и снова в своих письмах он возвращался к этой теме:

«Чем успешнее мы сможем избежать теоретизирования на начальном этапе, тем лучше...«Факты» — вот то, чего мы хотим» (9,1, стр.250).

«Сейчас у меня есть желание, если это мне удастся, написать что-то серьезное, систематизированное и доказательное; с меня достаточно аморфного, популярного стиля...» (20, II, стр. 338).

«На самом деле, я просто ненавижу читать лекции, и эта работа заставляет меня публиковать еще одну книгу в том же образном и популярном стиле, в то время как я хотел бы излагать собственные мысли... более сжато, сухо и безлично» (20, II, стр. 583).

И если по вторникам, четвергам и субботам его взгляды были таковы, что давали Дьюи и Эдману полное право причислять его к убежденным сторонникам бихевиоризма и позитивизма, то в их правоте вполне обоснованно можно усомниться, читая те определенно феноменологические пассажи, которые выходили из-под его пера по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям.

«В наши дни многие, похоже, полагают, что любые выводы будут иметь большую научную ценность, если доказательства в их пользу будут основаны на подергивании лягушечьих лапок (в особенности, если предварительно открутить ей голову), и напротив, любая теория, подтвержденная чувствами человеческих существ (к тому же с головами на плечах), обязательно невежественна и подозрительна» (20, II , стр. 30).

«Самое интересное и ценное в человеке это его идеалы и убеждения.»(12,стр.132).

«Индивидуальность проявляется в чувствах, и укромные уголки чувств — единственное место в мире, где мы можем уловить реальные факты в их становлении и непосредственно ощутить, как происходят события и как в действительности совершается эта работа» (11,стр. 501—502).

«Как только мы обратим наше внимание на сугубо личностные феномены как таковые, мы будем иметь дело с реальностью в полном смысле этого слова» (11, стр. 598).

С течением времени он все больше и больше отдалялся от позитивистского эмпиризма, который его изначально привлекал, и склонялся к той специфической форме субъективизма, названной им самим «радикальным эмпиризмом» (15) (1).

Радикальный эмпиризм никогда не был востребован современной психологией. Он мог бы послужить основой для американской феноменологической школы, но этого не произошло. Напротив, первооткрывателям» понятий цели и содержания опыта стали Гуссерль и его немецкие кояле-ги, а их работы в нашей стране только недавно были положены в основание синтетической психофеноменологии (*2).

В чем суть радикального эмпиризма, и какие из его не принятых у нас положений могли бы иметь принципиальное значение для психологии? Это — гипотетическая теория знания, рассматривающая восприятие любого факта как гипотезу, которая должна быть проверена в ходе последующего опыта. Разница между феноменологией Джеймса и современным операционализмом отчетливо выражена Перри:

«Он (Джеймс) отличался от позитивистов тем, что утверждал, что ознакомление — это тоже знание. Кроме того, он настаивал, что и понятийное и операциональное знание зависят от ознакомительного знания. В большинстве случаев это наилучшее возможное знание, но оно, тем не менее, второе из наилучших. Понятия и операции лишь замещают непосредственную реальность, но они — вполне подходящие заместители, поскольку являются экспектациями этой непосредственной реальности. Понятия абстрагированы из опыта; или же, если они полностью конвенциональны, их смыслы (посредством апелляции к ассоциациям и устоявшимся значениям) могут определять содержание опыта. Операция может быть замещена любым конкретным объектом, когда это соответствует самому существованию объекта. Понятия и операции могут быть условно верифицированы на основе других понятий и операций; но их окончательная верификация имеет место только тогда, когда опыт соответствует ожиданиям, или когда то, что было задумано или предполагалось, непосредственно реализуется»(19,стр. 68).

Несмотря на все воодушевление, которое вызывал у Джеймса биологический и ситуационный бихевиоризм, к концу жизни он изменил свои взгляды на прямо противоположные. Вместо того чтобы утверждать, как это принято в бихевиоризме, что сознательный отчет имеет научную ценность только в том случае, если он сопоставим с объективированными и представленными операционально предположениями, он заявлял, что эксперимент или действие могут иметь ценность для науки, если они соответствуют тем ожиданиям, которые имели место в процессе эксперимента. Непосредственность — сущность психологической истины.