§ 5. императивные нормы

§ 5. императивные нормы

Механизмы, определяющие пределы и условия применения коллизионных норм, действуют разными способами и в Разных направлениях. В одних случаях они служат целям уяснения содержания коллизионных правил, в других — ориентированы на полное и точное их применение, в третьих — ограничивают или исключают их действие. Приведем примеры, относящиеся к последним случаям.

1. Квалификация применимого права как материального права, неприятие обратной отсылки сужают направленность действия отечественной коллизионной нормы, ограничивают его в конечном счете применением иностранного материального права; напротив, следование обратной отсылке “возвращает” суд к собственному материальному праву, исключая применение иностранного.

2. Начало автономии воли сторон ограничивается пределами обязательственного статута. К примеру, вопросы формы договора, личного закона сторон подчиняются действию иных коллизионных правил. В законодательстве ряда стран признание автономии воли сопровождается требованием локализации выбора применимого права, некоторыми другими требованиями.

3. Оговорка о публичном порядке исключает применение иностранного права в случаях, когда его применение противоречит основам российского правопорядка (практика в России, как об этом будет сказано далее, весьма сдержанно относится к оговорке; обращение к ней носит характер исключения, “чрезвычайного” явления).

4. Ответные ограничения (реторсии) могут быть выражены в ограничении применения отечественных коллизионных норм в случаях, когда они отсылают к праву государств, которыми были введены дискриминационные меры по отношению к российским субъектам права, российским товарам.

Каждый из упомянутых способов ограничения действия коллизионной нормы имеет свою сферу применения. За рамками этих способов остаются так называемые “сверхимперативные” нормы права страны суда, поскольку они не подпадают под понятие “публичный порядок”, определяемый в российском законодательстве как “основы правопорядка”. Между тем такие нормы (и более того — “сверхимперативные” нормы права третьей страны) способны в ряде случаев ограничивать начало автономии воли сторон и действие иных коллизионных правил.

В последние десятилетия вопрос о взаимодействии коллизионных и императивных норм материального права перешел из области теоретических изысканий в область практики. Обладают ли коллизионные нормы приоритетом по отношению к императивным материально-правовым предписаниям или последние в силу своих особых свойств способны в некоторых случаях вытеснять первые? И доктрина, и практика многих стран сходятся во мнении о существовании “сверхимперативных” норм, которые, не являясь частью “публичного порядка” и функционируя помимо “публичного порядка”, действуют независимо от коллизионных правил, практически устраняя их.

Сама по себе проблема соотношения коллизионных норм и императивных норм материального права не является новой, если под императивными понимаются нормы внутреннего гражданского права, не ограничивающие функций коллизионных правил. Нас же интересуют “сверхимперативные” нормы, обращение к которым способно исключить применение коллизионных отсылок.

Л. А. Лунц отмечал, что “отсылка коллизионной нормы к иностранному закону, как правило, устраняет применение к данному отношению не только диспозитивных, но и императивных норм отечественного правопорядка”. Вместе с тем “есть целый ряд материальных норм, действие которых не может быть устранено или ограничено коллизионной привязкой данного отношения к иностранному закону”. По мнению Л. А. Лунца, квалификация этих норм как норм публичного порядка в “позитивном” смысле слова или как норм, действующих вне коллизионного права, приводит к одинаковым последствиям, и в этом смысле обе точки зрения идентичны”.

Практический интерес к нормативному решению проблемы “сверхимперативных” норм в международно-правовой сфере нашел отражение в Гаагской конвенции о праве, применимом к отношениям по доверительной собственности, и их признании 1985 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г.

Согласно Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. ее нормы не препятствуют применению тех положений закона суда, которые должны применяться независимо от права, регулирующего договор.

Более сложный характер имеют конструкции ст. 7 Конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., допускающей применение императивных норм не только страны суда (ст. 7 (2)), но и третьей страны, с которой ситуация имеет тесную связь, независимо от права, применимого к договору (ст. 7 (1)). Правила ст. 7 (1) Конвенции о силе таких императивных норм вызвали разноречивые отклики в теории и практике, а ряд участвующих в Конвенции государств (Великобритания, Германия, Ирландия, Люксембург) при ее ратификации сделали оговорку о неприменении для них ст. 7 (1).

Правила, связанные с применением императивных норм при решении коллизионных вопросов договорных обязательств, включены также в Межамериканскую конвенцию о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г.

Идея приоритета императивной нормы национального права в отношении иностранной правовой нормы неоднозначно выражена в законах о международном частном праве ФРГ и Швейцарии. Если закон ФРГ, следуя Конвенции 1980 г., ограничил тему “приоритета” нормами договорного права, то в швейцарском законе правило об императивных нормах помечено в общих положениях закона и, следовательно, сфера его применения намного шире.

Согласно ст. 3076 Гражданского кодекса провинции Квебек применение норм, содержащихся в Книге 10, посвященной вопросам международного частного права, не должно противоречить действующим на территории этой провинции нормам права, которые подлежат применению в силу их особой цели.

В определенной степени эта тема была “озвучена” в Кодексе торгового мореплавания Союза ССР (ст. 15). Кодекс допускает включение в предусмотренные им договоры условия о применении иностранных законов и обычаев торгового мореплавания в случаях, когда сторонам разрешается в соответствии с Кодексом отступать от установленных им правил.

Опыт применения Кодекса торгового мореплавания Союза ССР и сложившаяся к 1989—1990 гг. зарубежная и международно-договорная практика были учтены при подготовке в эти годы ВНИИ советского государственного строительства и законодательства проекта Закона о международном частном праве и гражданском процессе. В главе, содержавшей коллизионные нормы обязательственного права, указывалось, что они не затрагивают действия положений законодательства, которые ввиду их императивного характера подлежат обязательному применению к договорным отношениям, независимо от избранного сторонами права. Цель такой регламентации состояла в том, чтобы основополагающие нормы действовавшего права “не обходились сторонами при выборе права, применимого к договору”. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в проекте действие императивных норм соотносится с применимым правом лишь в рамках договорных обязательств.

О. Н. Садиков, одним из первых в отечественной доктрине исследовавший значение императивных норм в международном частном праве, заметил, что выделение группы строго обязательных национальных норм имеет ряд положительных сторон. К ним он отнес усиление защиты слабой стороны в договоре и охраны социально значимых национальных интересов; кроме того, отпадает необходимость подводить под понятие публичного порядка традиционные нормы гражданского права, что не соответствует сущности и задачам публичного порядка. Слабые стороны такого подхода О. Н. Садиков видит в ограничении рамок автономии воли сторон, смешении норм публичного и частного права, усложнении режима многих международных хозяйственных связей.

Вопросам применения императивных норм в практике международного коммерческого арбитража посвящены работы А. Н. Жильцова — первые в российской юридической литературе комплексные исследования в этой области.

Правила о применении императивных норм в разделе VII модели Гражданского кодекса для стран СНГ во многом следуют положениям ст. 7 Римской конвенции. Однако ст. 1201 Кодекса, излагающая эти правил, не ограничивает сферу их применения договорными отношениями:

1. Правила настоящего раздела не затрагивают действия императивных норм права [...], регулирующих соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права.

2. При применении права какой-либо страны, согласно правилам настоящего раздела, суд может применить императивные нормы права другой страны, имеющего тесную связь с отношением, если согласно праву этой страны такие нормы должны регулировать соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. При этом суд должен принимать во внимание назначение и характер таких норм, а также последствия их применения.

Дискуссионным остается вопрос о круге “сверхимперативных” норм российского права, исключающих действие отечественной коллизионной нормы и применение на ее основе иностранного права. Началам международного сотрудничества противоречило бы истолкование любой императивной нормы частного права как ограничивающей действие коллизионной нормы “своего права”. Такой подход практически исключил бы возможность осуществлять защиту субъективных прав, возникающих под действием иностранного права, и пагубность его для международного частного права не вызывает сомнений.

Но если не все, то какие именно императивные нормы способны пресекать обращение к иностранному праву, основанное на коллизионной норме? Вопрос осложняется еще и тем, что само по себе выделение императивных норм из общего гражданско-правового массива представляется делом далеко не простым. Разграничение диспозитивных и императивных норм путем введения в текст нормы оговорки о том, что данная норма применяется, если иное не предусмотрено договором, формализует решение проблемы, но вряд ли “снимает” ее. По мнению С. А. Хохлова, “принятая техника выделения диспозитивных норм по существу основывается на презумпции императивности, противоположной ранее рассмотренной презумпции диспозитивности”, а “презумпция императивности автоматически порождает усиление регламентации договорных отношений, особенно через специальное законодательство, принятие которого допускается ГК”.

В проекте раздела VII “Международное частное право” проекта части третьей ГК РФ делается попытка решить проблему (ст. 1229): правила раздела не затрагивают действия тех императивных норм законодательства Российской Федерации, которые вследствие указания в самой норме или ввиду их особого значения для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота, регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. Как видно, разработчики проекта выделяют два критерия для определения круга “сверхимперативных” норм: один основывается на указании об этом в самой норме, другой обозначается с помощью пояснения: “ввиду их особого значения для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота”. Термин “особое значение” позволяет, на наш взгляд, отнести к правилам такого рода гражданско-правовые установления, которые, оставаясь частью цивильного права, выражают публично-правовые интересы, выступают как бы продолжением публично-правовых начал в частном праве. В качестве таких правил могут рассматриваться, к примеру, положения п. 3 ст. 1 (о свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств на всей территории РФ), п. 3 ст. 162 (о последствиях несоблюдения простой письменной формы внешнеэкономической сделки), ст. 208 (о требованиях, на которые исковая давность не распространяется) ГК РФ.

В статье об императивных нормах раздела VII “Международное частное право” проекта части третьей Гражданского кодекса РФ (редакция от 23 октября 1996 г.) к числу их были отнесены, в частности, нормы об основных началах гражданского законодательства (ст. 1 ГК), о пределах осуществления гражданских прав (п. 1 ст. 10), о недействительности сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка и нравственности (абзац 1 ст. 169), о свободе договора (п. 1 ст. 421).

В зарубежной литературе к “сверхимперативным” нормам гражданского права причислялись, например, некоторые правила о давности, защите прав потребителей, форме сделок, антитрестовского законодательства; отмечалось значение применения “сверхимперативных норм” для осуществления хозяйственно-политических целей, защиты слабой стороны в договорных отношениях.

Краткую характеристику “сверхимперативных норм” могли бы составить следующие данные: 1) источники норм — lex fori, lex causae или право третьей страны; 2) назначение норм — защита публичных, общественно значимых интересов; 3) правовая природа — “пограничье” частного и публичного права: нормы частного права, являющиеся продолжением публично-правовых начал; нормы публичного права, воздействующие на частноправовые отношения; 4) применение “сверхимперативной нормы” предшествует применению коллизионной нормы (нормы непосредственного применения).