§ 3. правовая культура масс

§ 3. правовая культура масс

В течение 1907–1908 гг. экономика два года переживала депрессию. Но благодаря реформе П.А. Столыпина и урожайным годам в аграрной сфере несколько ускорилось развитие рыночных отношений, возросли объемы производства товарного хлеба, спрос крестьян на сельскохозяйственную технику. За счет разоряющегося крестьянства увеличился рынок труда. Что касается промышленности, то в первые послереволюционные годы буржуазия опасалась вкладывать средства в производство из-за нестабильной политической обстановки. Когда же стало ясно, что гроза миновала, объемы инвестиций в промышленность начал быстро расти. Определенную роль в подъеме фабричнозаводского производства сыграла и гонка вооружений, в которую включилось российское правительство.

Экономический подъем 1909-1913 гг. вызвал рост покупательной способности населения, улучшение структуры питания. Позитивные сдвиги были достигнуты в здравоохранении и образовании. Тем не менее, практически все социальные слои оставались в состоянии психологического дискомфорта.

Главную роль в формировании атмосферы общественной нестабильности играл низкий уровень жизни, а он всё так же зависел от того, что основная масса сельскохозяйственных угодий страны находилась в перенаселенной зоне «рискованного земледелия», где у крестьян и земли было мало, и урожаи не отличались стабильностью и высокими объемами.

Экономика страны оставалась слабой и не позволяла решить основные социальные проблемы населения. В то же время, ее развитие вело к изменению привычного образа жизни. Работы в деревне уже не хватало. В поисках заработка приходилось отправляться в города, где все оказывалось непривычным. У горожан были свои проблемы.

Главным итогом изменений психологии основных социальных слоев оказался распад традиционной морали. Эти изменения не имели политической направленности, качественная грань, отделявшая социальное недовольство от политического сознания, еще не была перейдена.

Русская деревня начала XX в. не знала понятия «частная собственность», так как все средства производства находились в общей собственности «двора» – большой семьи в несколько поколений. По-прежнему большую роль продолжала играть община. И стремление отдельных крестьян к богатству, наталкивалось на сопротивление общины. Поэтому индивидуальные хозяйства помещиков оказались основным социальным раздражителем.

Отходничество, кустарные промыслы и аренда позволяли крестьянам преодолевать бытовые трудности. Часть проблем сняла столыпинская реформа. Но экономическим идеалом крестьян оставалось собственное хозяйство, а прожить на нем с каждым годом становилось все труднее. Недовольство крестьян своей жизнью выражалось, главным

образом, в поджогах имущества богатых соседей, потраве их полей, порубке и захвате леса, в создании препятствий при проведении землеустроительных работ.

Для крестьянской ментальности были характерны уравнительность, патриархальность, справедливость, патернализм, безынициативность и иждивенчество. Эти черты являлись главным препятствием на пути проникновения в деревню либеральных идей, тогда как к восприятию идей социального радикализма деревня была вполне подготовлена. В сознании крестьян росло критическое отношение к государственному строю, год от года увеличивалось число лиц, осужденных за оскорбление императора или лиц царствующего дома. Однако прямые столкновения крестьян с властью в лице урядника, пристава или стражников в целом по стране были редкими явлениями. Причем эти столкновения являлись не осмысленным отрицанием самодержавного строя, а чаще проявлением иррационального всплеска недовольства. Патерналистская культура в принципе не допускала открытого политического противостояния с властью.

Несмотря на более высокий уровень развития товарно-денежных отношений в городах, и там политическая культура и мировоззрение не стали принципиально иными. Городские обыватели представляли собой слои, занимавшиеся не столько ремеслом, сколько подсобными формами сельского хозяйства (главным образом – огородничеством). В целом по России до 40\% жителей городов составляли лица крестьянского сословия. Поэтому даже многие губернские города испытывали на себе значительное влияние патриархальных традиций деревни. Фактически, основная масса горожан являлась аморфной социальной группой, наделенной всеми чертами неустойчивой социальной психики. Осмысленных противников самодержавия в городах было гораздо больше, но и тут они не были сколько-нибудь серьёзно значимы.

На противоположном социальном полюсе находилось дворянство. Оно уже давно не представляло собой единого сословия.

Преуспевающие помещики втянулись в рыночные отношения. Поэтому по образу жизни и мышления они являли собой больше аграрную буржуазию, нежели дворянство. Но таких было немного. Не сумевшие перестроиться вставали на реакционные позиции и слепо защищали существующий политический строй. При этом требовали от правительства новых льгот и ссуд.

Имения большинства дворян были заложены и перезаложены. Поэтому они вынужденно связывали свою жизнь с государственной или земской службой.

Основная масса дворян-чиновников, хотя и не выступала с открытой критикой самодержавия, уже перестала быть его надежной опорой, поскольку имела довольно низкие оклады. Что касается представителей высших государственных структур, то они уже

давно не являлись слепыми защитниками самодержавного строя. Многие из них признавали необходимость дальнейших политических реформ. И боролись с либеральными и

социалистическими партиями лишь потому, что те не столько добивались этих реформ,

сколько своими действиями дестабилизировали государственный механизм.

Земские служащие по своему мировоззрению сближались с интеллигенцией. Этот

слой дворян оказался чуть ли ни главным двигателем либеральных преобразований. Его попытка «служить народу» вела прямой дорогой в оппозицию по отношению к самодержавию.

Оппозиционность основной массы интеллигенции определялась прозападным и конфронтационным (по отношению к собственному государственному устройству) мировоззрением и невысоким уровнем жизни. В силу своего места в системе производства и управления, а также особенностей политической системы России, интеллигенция была лишена опыта государственного управления. Ее социально-политические цели не были понятны основной массе населения. Тем не менее, интеллигенция ошибочно отождествляла собственные идеалы с потребностями всего общества.

Наиболее высокая степень социального напряжения в предвоенные годы была характерна для пролетариата. Но сам по себе он не являлся той силой, которая могла в одиночку поставить самодержавие перед необходимостью политических реформ.

Остальные сословия и социальные слои также имели свои причины для недовольства. Темпы и направления развития экономики были не столь значительными, чтобы привести к обновлению национальной политической культуры. Ее основой продолжали оставаться монархизм, патернализм и общинность, а стержнем социальной системы – самодержавное государство. Сохранение традиционной культуры с неизбежностью оборачивалось отторжением новых мировоззренческих ценностей. Поэтому массы оставались глухи к агитации, как либералов, так и социалистов. Никакой идеологии, в смысле теоретически осмысленного выбора, у большинства социальных слоев и групп не было.

Российское общество оставалось инфантильным. С политической точки зрения, население страны представляло собой не классы со своими специфическими (экономическими и социальными) интересами, а совокупность региональных социальных слоев и групп, которым были чужды интересы таких же групп в других регионах. Соединить эти интересы в масштабах страны не удалось даже политическим партиям (на региональном уровне позиции самих партий были крайне слабыми). В этих условиях, во-первых, политические движения оказывались оторванными от слоев, интересы которых они выражали, во-вторых, единственной силой, удерживающей общество (регионы) от распада, продолжало оставаться самодержавное государство.

В условиях нищеты и озлобленности широкое распространение приобрели революционные идеи. Казалось, что создать справедливое общество достаточно легко: требовалось всего лишь уничтожить эксплуататоров, не дающих свободно дышать «простому человеку». Общество было готово к насилию. При этом масштабы прямого и осмысленного противостояния власти и общества оставались незначительными, политическая культура – неразвитой. Это не означало, что массы вообще пребывали в неведении относительно существования тех или иных политических доктрин. Образованные слои общества через прессу, систему образования, агитаторов стремились внедрить в них свое видение мира. Но для подавляющего числа социальных групп было по-прежнему характерно эмпирически-ограниченное обыденное мышление. Имея своим объектом преимущественно явления, а не процессы, носители такого типа мышления не обладали способностью предвидеть общую тенденцию развития общества. Таким образом, главным итогом изменений в психологии масс оказался не рост классового самосознания, а разложение традиционной морали.

Правовая культура интеллигенции. В Западной Европе основным источником

социальных и правовых преобразований являлась активность масс: во Франции в XIX в. было три революции, в Германии – две, в Испании – пять, Англию сотрясали забастовки. Благодаря этому в Европе параллельно шли два процесса: формирование правового государства и политически ответственного общества. В России же до конца XIX в. уровень социального напряжения оставался незначительным. Давление общества на власть носило больше уголовный характер, нежели идейно-правовой или политико-экономический. В результате идея права властью не воспринималась.

В европейских странах определенной силой, подталкивавшей власть к правовым реформам, было развитое правосознание, правовая культура общества. Для русских горожан и, что особенно важно, интеллигенции, был характерен правовой нигилизм, то есть отрицание социальной ценности права. Основой мировоззрения интеллигенции являлись атеизм, рационализм, индивидуализм, культ личных прав и свобод без какихлибо обязанностей.

Все направления революционного движения – народники, марксисты, эсеры – отрицали необходимость права1. Фактически, даже такие столпы русской литературы, как Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой были в душе анархистами2. Например, Л.Н. Толстой не признавал власть человека над человеком и поэтому отрицал право, которую эта власть создает. «Политическое мировоззрение русской интеллигенции, – констатировал в начале XX в. публицист и юрист П.И. Новгородцев, – сложилось не под влиянием государственного либерализма Б.Н. Чичерина, а под воздействием народнического анархизма М.А. Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и творчество народных масс»3.

Правосознание интеллигенции представляло собой искаженное национальное отражение европейской культуры. Это ошибочное восприятие порождалось отсутствием в стране политических свобод, что не позволило ей правильно определить чаяния народа и собственные цели.

Экономической основой западноевропейской культуры являлась рыночная экономика. В России же экономика носила натуральный характер, а ее низкая эффективность заставляла крестьян держаться друг за друга в повседневной жизни. Интеллигенция воспринимали это как готовность народа к самоуправлению.

И социалисты, и либералы были едины во мнении, что основной причиной всех

несчастий народа является самодержавное государство. Уровень знаний того времени не позволял осознать, что, как уже было сказано, форма государства является результатом целого комплекса социально-экономических причин, в результате не столько народ зависит от государства, сколько государство определяется способностью народа взять на себя выполнения части государственных функций. О том, что в стране с низкой плотностью населения, полунатуральным хозяйством и общинной, в своей основе, формой управления никакой иной власти быть не может, оппозиционно настроенным общественным деятелям просто не приходило в голову. Но социалисты шли дальше и отрицали не просто самодержавное государство, а государство вообще. По их мнению, пока существует государство – будь то конституционная монархия или буржуазная республика, – никакой свободы достигнуть невозможно, поскольку любое государство предполагает насилие. Поэтому, бичуя самодержавие, никто одновременно не пропагандировал идеалы правового государства, интеллигенция ориентировалась только на классовое противостояние, революцию. Наличие в стране казачьего самоуправления, крестьянских общин, коллективистского уклада жизни раскольников позволяли предположить, что после разгрома государства должна возникнуть система народного самоуправления.

Проблему будущего социалистического или революционного права никто из социалистов не разрабатывал. Даже в кругах юристов, трудно было найти кандидатов на должности прокуроров – все рвались в адвокаты.

Свобода без обязанностей и для Европы, где гражданское общество и система местного управления имела многовековую традицию, была чрезвычайно опасной идеей. У нас же свобода без обязанностей неминуемо должна была породить хаос и развал страны (что и произошло).

1 Ткачев П.Н. Сочинения. Т. 2. М., 1976. С. 176, 231; Революционное народничество в 70-е гг. в XIX в.

В 2-х тт. Т. 1. М., 1964. С. 71, 79.

2 Давыдов Н.В. Лев Толстой и суд. М., 1913.; Гольденвейзер А.А. В защиту права. Статьи и речи. Нью–

Йорк, 1952.

3 Новгородцев П.И. Восстановление святынь. // Путь. Орган русской религиозной мысли. Кн.1 (I–IV). М., 1992. С. 429.

Новая система взглядов начала формироваться в начале XX в. в виде неолиберализма. Его идеологи – Б.А Кистяковский и П.Н. Новгородцев – считали, что основные усилия требуется направить на создание правового государства и снижение накала классового противостояния. Однако идеологическое влияние этого течения оказалось очень слабым. Даже кадеты по-прежнему отказывались сотрудничать с властью и не обрели правовое мышление.

Правовая незрелость русского общества являлось результатом целого комплекса обстоятельств.

Во-первых, общество не было индивидуализировано, основная масса населения страны только начинала втягиваться в товарно-денежные отношения. И вполне естественно, что мышление интеллигенции было частью этой антирыночной культуры. Человек в России не столько подчинялся праву, сколько боялся наказания. При таком понимании уважения к закону не возникало.

Во-вторых, мелкотоварное, полунатуральное хозяйство с неизбежностью вызывало

анархические настроения.

В-третьих, правовой нигилизм интеллигенции порождался неразработанностью теоретических проблем русского национального государства. В юридических вузах курс теории «Государства и права» строился не на отечественном, а на зарубежном материале1. Монархическая государственность в научном плане не исследовалась. При попытке изучать национальное право все сводилось к обычаям. Определенные теоретические основы русского государства были заложены работами теоретиков православного традиционализма Л.А. Тихомирова, К.Н. Леонтьева и К.П. Победоносцева. Но они воспринимались как реакционеры, поэтому в научную полемику с ними никто не вступал.

Четвертой причиной являлась сама власть. Объем полномочий государственных структур и должностных лиц четко не определялся, поэтому злоупотребление властью было вполне обыденным явлением.

В ходе революции 1905–1907 гг. политический режим в стране принципиально изменился: если раньше власть царя была абсолютной, то после принятия 23 апреля 1906 г. Конституции Россия превратилась в конституционную монархию, но это не успело к

1914 г. породить необходимые психологические изменения. По большому счету, в этом документе никто не нуждался: массам она была непонятна, а революционерам – не нужна, так как перечеркивала все их программы.

Психология масс в годы Первой мировой войны. К 1914 г., несмотря на отсутствие четко сформулированных и широко распространенных в массах претензий к власти, незначительное число политических противников самодержавия, невысокий уровень социальной борьбы, для всех без исключения социальных слоев и групп был характерен психологический дискомфорт.

Политическая ситуация в стране оставалась очень сложной. С одной стороны, самодержавие не имело прочной социальной базы ни в одном из слоев. С другой – основные слои населения не были готовы к иной форме власти. В глазах подавляющей части населения страны законной оставалась только самодержавная власть. Это не мешало её устранению в случае благоприятного для этого стечения обстоятельств, но с неминуемостью вело к последующему развалу всей социальной системы.

Россия с апреля 1906 г. являлась конституционной монархией. Это позволило в максимальной степени привлечь возможности общества к борьбе с врагом:

1 Кокошкин Ф.Ф. Русское государственное право. М., 1908; Шершеневич Г.Ф. Общая теория права.

Т. 1–4. М., 1910 – 1912.

− уже осенью 1914 г. к обеспечению фронта всем необходимым подключились земства и городские думы. Осенью 1916 г. они объединились в Главный комитет Всероссийского земского и городского союзов (Земгор),

− в мае 1915 г. на Всероссийском съезде представителей I промышленности и торговли были созданы военно-промышленные комитеты. Первоначально они действовали без необходимой законодательной базы. Но в августе 1915 г. правительство утвердило «Положение о военно-промышленных комитетах». За ними закреплялось оказание содействия правительственным учреждениям в снабжении армии и флота снаряжением и продовольствием. В течение лета возникло 4 смешанных комитета: по обороне страны, продовольствию, военным перевозкам и топливу. К концу 1916 г. были образованы областные и местные комитеты во главе с Центральным военнопромышленным комитетом.

Николай II не давал Думе права формировать правительство, но назначал таких министров, которые должны были ей понравиться. Калейдоскопическая смена фигур на высших государственных постах объясняется стремлением царя заставить эффективно работать государственный аппарат.

Но выиграть ту войну Россия не могла.

Основная вина за разрастание политического кризиса лежит на интеллигенции во главе с ее думскими представителями. В августе 1915 г. в Думе образовался Прогрессивный блок, который фактически развязал в прессе идеологическую войну против государя. В него вошли 236 депутатов из 442. В тяжелейший для страны исторический момент интеллигенция включилась в политическую борьбу, не осознавая, чем это может обернуться для страны, и явно переоценив свои организационные возможности. Именно интеллигенция четко сформулировала претензии общества к самодержавию и свела к минимуму его авторитет.

Начиная с лета 1915 г. интеллигенция обрушила на царское правительство град

критических статей в прессе. Она пыталась доказать, что для победы в войне есть все возможности, и лишь из-за бездарной политики Николая II и его правительства армия терпит одно поражение за другим, а в тылу накапливаются социальные проблемы.

Летом 1916 г. резко возросло социальное напряжение и в хлебопроизводящих регионах. Голода там не было, инфляция на них практически не отразилась. Благодаря хорошим урожаям, большому спросу на рабочие руки, росту цен в городах на продукты питания и выплатам государством семьям мобилизованных денежных пособий, денежная масса в крестьянской среде даже выросла. Между тем, и в этих регионах поднялась волна погромов. Их подавляющая часть являлась реакцией на социальную несправедливость, терпимую в мирное время, но отторгаемую в условиях войны. В соответствии с национальными уравнительными идеалами, тяготы и лишения должны были делиться на всех поровну. Между тем, торговцы пытались использовать благоприятный момент для обогащения, за что и поплатились.

В условиях нарастания бытовых трудностей, неудач на фронтах, люди лишались

психологической основы. В разных социальных слоях это проявлялось по-разному:

− в среде интеллигенции, городских обывателей и старших возрастов деревни росли апатия, чувство безысходности,

− среди крестьянской и рабочей молодежи изменение социальной психологии проявлялось в росте хулиганства и падении нравственности,

− для буржуазии и генералитета основным было положение на фронте. А поскольку

Россия терпела поражения, это формировало комплекс национальной неполноценности.

Россия с апреля 1906 г. являлась конституционной монархией. Но в сознание всех социальных слоев народа это принципиальное изменение еще не вошло. Поэтому вся ответственность за это ложилась на царя. Власть стала вызывать раздражение уже самим фактом своего существования. Этот процесс явился результатом резкого роста социальных проблем, непониманием большинством населения сути происходящих процессов и нежеланием власти объяснить их сложность. Особую роль в десакрализации власти сыграл Г. Распутин. Причем, даже трудно определить, что в 1916 г. выступало в качестве главного социального раздражителя: рост дороговизны, неудачи на фронте или распутинщина, о которой знали каждый солдат и крестьянин.

Осенью 1916 г. осуждающую позицию по отношению к царю и его правительству заняло дворянство в лице Государственного Совета и Совета объединенного дворянства. Недовольство охватило даже членов императорской фамилии во главе с матерьюимператрицей Марией Федоровной.

Между тем, Николай II использовал все возможности для изменения ситуации на

фронте (за исключением передачи власти Думе), а ожидаемый перелом все не наступал. Напротив, ежедневно множилось число критиков. Царь замкнулся в себе. Рождество 1917 г. он встретил в узком кругу семьи, без обычного в этом случае обмена подарками между членами императорской фамилии. С декабря Николай II перестал интересоваться внутренней жизнью страны. Вслед за ним и большинство министров перестали ходить на заседания Совета министров.

К 1917 г. страна потеряли 1,5 млн. убитыми, 2 млн. пленными, 2,3 пропавшими без вести, 4 млн. ранеными. Противник захватил русскую часть Польши, Литву и Белоруссию. Но от жизненных центров страны неприятель был далек. Стратегическое положение России к 1917 г. было несравненно лучше, чем положение СССР к декабрю 1941 г. Тем не менее, И.В. Сталин вышел из войны победителем, тогда как Николай отрекся от престола. Основная причина столь разных итогов состоит в психологической победе сталинизма и поражении самодержавия.

Во-первых, в ходе войны появился значительный слой людей, готовых к убийству и умеющих это делать, – 15 млн. солдат. Во-вторых, война привела к серьезным сдвигам в их психологии, что проявлялось в поведении солдат, которым за героизм предоставляли отпуск. Насмотревшись на ужасы войны, они утратили уважение и страх по отношению ко всем начальникам, с которыми прежде сталкивались, – жандармам, урядникам, приставам, полицейским, другими глазами взглянули на свою собственную жизнь, более остро осознав ее несправедливое устройство.

В городах хлебопотребляющих регионов основной причиной значительного роста социального недовольства сначала была инфляция (уже к осени 1915 г. цены выросли в 3 раза), затем – перебои в снабжении продовольствием и топливом (железные дороги были одноколейными и выполняли, прежде всего, военные заказы). В результате осенью 1916 г. в этих городах сложилась критическая ситуация.

Вопросы для обсуждения на семинарах

1. Можно ли было в революции 1905–1907 гг. добиться бо`льших результатов?

2. Большевики считали, что революция 1905–1907 гг. закончилась поражением. Правильна ли эта точка зрения?

3. Правильно ли поступил Николай II, разогнав первую и вторую Государственную

Думу?

4. В советской историографии считалось, что аграрная реформа П. Столыпина окончилась крахом. Правильна ли эта точка зрения?

5. Почему среди революционеров так мало людей с высшим образованием?

6. В чем причина бедности крестьян через 30–40 лет после отмены крепостного права?

7. Чем объяснить правовой нигилизм русской интеллигенции?

8. Какую роль в политической истории сыграл «прогрессивный блок» Государственной думы?

Тесты

1. Когда возникли первые марксистские группы?

а) в 70-е,

б) в 80-е,

в) в 90-е гг.

2. Какое образование имел Александр III?

а) среднее,

б) среднее специальное,

в) высшее.

3. Кем был по образованию Николай II?

а) юрист,

б) военный,

в) экономист.

4. Кто принадлежал к кругу неолибералов?

а) Б.А Кистяковский,

б) П.Н. Новгородцев,

в) К.П. Победоносцев.

5. В каком году были уравнены наследственные права дочерей и сыновей?

а) в 1902,

б) в 1910,

в) в 1912.

6. Когда в России появился постоянно действующий премьер-министр?

а) в 1856,

в) в 1881,

в) в 1905.