Горести и радости

Горести и радости

Вернувшись в Ташкент, я доложил своему ректору о результате обсуждения. Обычно поступок защищающегося, аналогичный моему, считается благородным, но я не услышал ни одобрения, ни возражения.

В сентябре 1983г из МАДИ в наш институт пришло письмо без номера и даты. В письме написано, что по моей диссертации принято отрицательное заключение. Это письмо поколебало мои самые добрые чувства по отношению к родному МАДИ. Ясно было, оно кем-то организовано. Я посоветовался с проректором по науке

проф. А.Д.Машковым и деканом Автотранспортного факультета МАДИ – проф. В.М.Архангельским, который знал всю «подноготную» и дал понять, что делать…. После этого я написал заявление на

имя ректора МАДИ, что забираю диссертацию с рассмотрения на совете. Теперь мне нечего делать в МАДИ, обители, давшей мне знания, сделавшей меня учёным. Видимо за двадцать лет в родном

для меня институте не осталось в живых честных и порядочных ученых, своё величие они унесли с собой. А остальные сделали своим девизом зависть и играли под дудку ташкентских «друзей». Теперь

мне не хватало человека, который мог бы указать правильный путь.

После того как я дважды получил удар «ножом» в спину, смог взять себя в руки. Говорю сам с собой:

– Ты хорошенько оцени свою диссертацию, кому она нужна?

– Сельскому хозяйству.

– Почему тогда связался со специальностью эксплуатация автотранспорта?

– Несколько параграфов связаны с эксплуатацией автомобилей

«МАЗ».

Меня осенила мысль показать диссертацию учёным в других городах.

Профессора Р.П.Доброгаев, В.М.Архангельский и С.Е.Никитин тоже были такого мнения.

В сентябре 1983 года я поехал в командировку в Украинскую сельхозакадемию к зав.кафедрой теплотехники и ДВС профессору Б.Х.Драганову в надежде, что есть спец.совет по моей диссертации.

С ним был я хорошо знаком по выступлениям на Всесоюзных конференциях. Он ознакомился с моей диссертацией и посоветовал поехать в г. Ленинград, сказав, что там есть нужный спец.совет, а в Киеве – нет. Из Киева вылетел в Ленинград. На следующий день

поехал в ЛСХИ. Обрадовался, услышав, что в Ленинградском сельскохозяйственном институте есть спец.совет по моей специальности. Встретился с учёным секретарём, доц. В.С.Шкрабак (потом он стал ректором) и вместе сопоставили мою диссертацию с паспортом специальности.

Всё соответствует! Секретарь взял работу домой, чтобы поближе ознакомиться. Он пришёл к окончательному выводу, что работа полностью соответствует профилю спец.совета ЛСХИ. После этого по одному экземпляру диссертации и автореферата я сдал председателю совета А.В.Николенко и его заместителю С.А.Иофинову, и они обещали в скорейшем времени просмотреть работу….

Следует сказать, что за все годы пребывания в Москве, Ленинграде, Киеве я никогда не останавливался в гостинице, так как мои учителя не позволяли делать этого. Всегда они приглашали к себе в

гости. Это С.Е.Никитин, М.С.Ховах, К.А.Морозов – в Москве;

Б.Х.Драганов – в Киеве; Л.И.Крепс – в Ленинграде, за что я им благодарен. На этот раз остановился у проф. Леонида Иосифовича Крепса. Он оказал мне огромную помощь, так как он полностью просмотрел и отредактировал мою диссертацию. Супруга его относилась ко мне как к своему сыну…. Затем улетел в Ташкент.

В конце того же месяца, в сентябре, работу выслали мне, указав где, какие изменения следует внести. Я с удовольствием прислушался к их мнению и в третий раз взялся переделывать диссертацию. Одну треть диссертации частично изменил, кое-где сделал

«косметический ремонт» и в декабре 1983 г. работу официально сдал на спец.совет ЛСХИ.

В 1983 году хлопковая страда затянулась до конца декабря и наш ректор со своими проректорами тоже находились на хлопке. Я – начальник штаба факультета в Ташкенте, так как работаю секретарем партбюро. По-этому письмо на имя ректора ЛХСИ подписал начальник учебной части, и я поехал в Ленинград.

В конце января 1984 года в ЛСХИ была Всесоюзная научная конференция, на который я, развесив 70 плакатов, доложил о своей

работе. Участники конференции – учёные (было много известных профессоров со всех республик) дали положительную оценку. В начале февраля состоялся совместный научный семинар трех кафедр, обсудили мою работу и рекомендовали к защите. Конечно, были замечания, которые можно было оперативно исправить. В июне были утверждены оппоненты, а защиту наметили на 26 ноября

1984 года.

Когда я зашел к проректору А.М.Багдасарову за приказом, он обругал меня: «Ты в своем уме и т.д. и т.п. Так доктором не становятся!» Я ему ответил: «Ленинградцы – порядочные, справедливые люди и ученые».

За 10 дней до защиты я вылетел в Ленинград. Чтобы помочь

мне, со мной поехал научный сотрудник Мирзамурод Ризаев, накануне защиты прилетели младший брат Марвар и мой аспирант Шухрат. До дня защиты я не встречался ни с одним членом спец.совета, у меня не было встреч и с двумя Российскими оппонентами, не считая одного телефонного разговора с ними. Оба оппонента, проф. Н.Н.Иванченко и Б.А.Улитовский, сказали, что их мнения положительны. Поэтому я был спокоен. 19 ноября встретился с председателем совета, он мне дал поступившие отзывы на автореферат, рецензии оппонентов, ведущего предприятия и сказал, чтобы я готовился к их замечаниям. Тогда я его спросил, можно ли мне встретиться с членом совета, проф. И.В.Мишиным. Он ответил: «У нас так не принято. Если у члена совета есть вопросы, на заседании он задаст, и Вы будете отвечать, спорить, а до этого встреча запрещается».

Причиной моего желания встретиться с проф. И.А.Мишиным было то, что на июньском заседании спец.совета в ЛСХИ И.А.Мишин был «главным героем», и диссертация одного московского учёного получила отрицательную оценку. И.А.Мишин был крупным учёным по моей специальности, поэтому я заранее хотел знать его мнение. Но, увы….

Заседание спец.совета началось в установленное время. В составе совета были член Президиума ВАК СССР – академик В.М.Кряжков; члены экспертного совета ВАК – проф. В.В.Бурков и академик О.В.Лебедев (он же мой оппонент).

Я вывесил графические материалы на 101 ватмане и ещё 20 держал в запасе. Стенограмма тоже почти как диссертация составила 88 страниц!

Докладывал полчаса, а пять часов слушал и отвечал на вопросы. Проф. И.А.Мишин лично задал 21 вопрос, выступил в прениях, серьезно критиковал, отвергая одну из основных формул, отмечая,

что единица измерения не получается как подобает, поэтому формулу отвергал. Когда мне дали слово, я корректно доказал, что он ошибается, а он в ответ с места сказал: «Много говорите, молодой

человек!».

При обсуждении диссертации выступили ряд ученых – членов совета и одобрили работу. При голосовании я опасался проф.

И.А.Мишина, но он первым при всех открыто голосовал за меня, поздравил и ушёл. Этому старейшему учёному тогда было 82 года. Так мог поступить только великий человек, корифей науки!

Итог голосования был в мою пользу – 13:0. Это был второй самый счастливый день в моей жизни.

После защиты мои помощники организовали угощение на несколько человек. Приглашены были профессора Р.П.Доброгаев и

Д.Д.Багиров; с Алтайского моторного завода – главный конструктор

З.М.Ройфберг с женой; моя супруга–Аълохон, брат Марвар, ученики Мирзамурод и Шухрат, а также зам. секретаря парткома ТАДИ Б.Нормухамедов, всего 10 человек. Никого из оппонентов или членов совета не было. Очень приятно провели несколько часов. Но при этом Б.Номухамедов вел себя странно. Вдруг разболелся его живот и он ничего не ел и не пил….

На следующий день мои гости и супруга уехали. Через 2 дня Марвар с диссертацией тоже уехал поездом в Москву для передачи её в ГосНИТИ.

Я счастлив, окрылен, переполнен чувствами, идеями и планами

на будущее, готов «свернуть горы», поднять неподъемное, объять необъятное. Быстро, в течение четырех дней, (в Москве потребовалось бы не менее месяца) оформил все документы, необходимые для отправки в ВАК, оставил их у учёного секретаря и с моими двумя помощниками собрался вернуться в Ташкент. Однако ни на самолёт, ни на поезд билетов не было. Тогда Мирзамурод бросил идею: «Давайте, договоримся с проводником и поедем без билета, ведь ехать до Москвы только одну ночь». В Ленинграде оставаться ещё на один день – дело трудное, с гостиницей мы распрощались, так как были уверены, что достанем билеты. Вспомнились мне студенческие годы и новоиспеченный доктор наук решил «зайцем» садиться в поезд. Смешно, но другого выхода не было.

Мирзамурод договорился с проводником, и тот с трудом разместил нас в разных вагонах. Ночью появились контролёры. Я сильно испугался, боялся не штрафа, а возможного позора. Притворился спящим, а проводник сам поговорил с проверяющими. Утром благополучно вышли в Москве и поехали к другу-профессору Д.Д.Багирову. По душам поговорили, поужинали и вечером того же дня вылетели в Ташкент.

Шёл 1985 год, апрель месяц. По непонятным нам причинам снимают с должности ректора института…. Начался процесс подбора кадров на эту должность. Претендентов было пруд пруди. Об этом я вообще не думал, молодой, ещё не утвержденный доктор. Вдруг меня приглашает Министр ВиССО и происходит такой разговор:

Кто Ваши родители?

Отец погиб в 1944 году на войне, мать умерла в 1977 году.

Где защищали докторскую диссертацию?

В Ленинградском сельскохозяйственном институте.

С какого периода работаете в ТАДИ?

Со дня организации, т.е. с 1972 года.

Хорошо, посидите у начальника управления по вузам. Я быстро схожу в ЦК.

С полчаса я посидел в приемной начальника управления, потом вышел на балкон и там стал ждать. Вдруг появляется наш бывший ректор. Мы дружелюбно здороваемся. Он спрашивает, в связи с чем я здесь. Я ответил, что меня пригласили по вопросам научных исследований…. Он, естественно, догадался и извиняющимся тоном говорит: «Сарвар, вместе с кандидатурами других ученых твою кандидатуру тоже представил в министерство». Я его поблагодарил…, но точно знаю, никакой рекомендации не было. Мою кандидатуру предложили министру мои близкие друзья: ученые – академик О. Лебедев и зав. кафедрой ДВС ТИИМСХ – доц. Д.Хакимов.

Я ждал министра до 1900 часов, но он не появлялся, вышел начальник управления С.И.Ибодуллаев и сказал: «Министр задерживается в ЦК. Можете идти. Завтра пригласим». На следующий день

я пришел в институт к 9 часам. Оказывается, в 845 этот начальник позвонил на кафедру и передал, что в 1000 меня ждет зав. отделом науки ЦК.

Как только я вошел на кафедру, началось невообразимое, все начали приставать ко мне: что, зачем, почему? «Вы уже ректор, об этом все, даже уборщицы знают и т.д. и т.п.»,– говорили они.

Я, как мог, отнекивался и сказал, что я должен передать в ЦК свои предложения по организации научного центра. Но никто, конечно, не поверил.

В назначенное время пришел в ЦК. Меня принял зав.отделом

науки и образования И.Тухлиев. Мы поговорили по душам. Было много вопросов и ответов. В конце нашей беседы, зав. отделом попросил меня написать автобиографию, заполнить анкету и предупредил, чтобы об этой беседе никому ни одного слова я не говорил,

«даже жене…». Я ушел. Потом наступило затишье….

Дней через десять меня и супругу пригласили в ЦК и ознакомили с поступившей анонимкой от членов парткома (дело рук зам. секретаря Б.Нормухамедова). Обвинение, что… у нас в семье не всё благополучно… и т.д. и т.п. Супруга все поставила на свои места и зам. зав. отделом С.Р.Ризаев сказал супруге: «Ваш муж рекомендован на должность ректора ТАДИ, других кандидатур нет, документы переданы для утверждения на бюро ЦК».

Но вскоре произошли события, отложившие вопрос о моем назначении ровно на десять лет. 18 августа появилось постановление Кабинета Министров об освобождении С.П.Пулатова с должности министра и назначении его ректором ТАДИ.

С новым ректором у нас сложились самые деловые отношения: первые годы он мне доверял и давал много поручений, я от всей души их выполнял. Но постепенно его отношение ко мне заметно

изменилось….

В этот период мои мысли были заняты проблемами своей докторской диссертации. Как мне было известно, мои документы поступили в ВАК 28 декабря 1984 г. По положению диссертацию передали «чёрному» оппоненту. Потом я узнал, что оппонент дал положительный отзыв. Но в конце апреля в ВАК поступило два анонимных письма, якобы от имени учёных кафедры автотракторных двигателей МАДИ. На самом деле они были организованы моими «друзьями» из родного института в Ташкенте во главе с Б.Нормухамедовым…. Было установлено, что замечания, указанные в анонимках от имени ученых МАДИ, имели отношение ко второму варианту диссертации, я же защитил в ЛСХИ третий вариант. На нашей кафедре в ТАДИ у всех на виду лежали первый и второй варианты, третьего варианта там не было, я никому его не показывал. Анонимные письма ВАК отправил в ЛСХИ. Спец.совет создал специальную комиссию из трех профессоров. Комиссия сопоставила замечания и мою диссертацию и убедилась в подлости анонимщиков. Члены комиссии даже съездили в МАДИ. С меня взяли письменное объяснение, оппонентов попросили заново выразить свои мнения и, наконец, в июле 1985 г. спец.совет ЛСХИ утвердил свое решение, принятое 26 ноября 1984 г. в день защиты.

После этого 19 сентября 1985 г. меня пригласили в ВАК на заседание Экспертного совета. После дискуссии большинством голосов было решено представить мои дела на утверждение в Президиум ВАК. В таких случаях Президиум обязательно утверждает дела, поэтому я был спокоен. Бывает, что Президиум ВАК не утверждает решение Экспертного совета, но это бывает в исключительных случаях, в одном из тысячи дел.

В конце ноября 1985 года я организовал Всесоюзную научную конференцию. На конференцию приехали председатель

спец.совета А.В.Николаенко, а также оппонент Н.Н.Иванченко. 29 ноября утром я отправил всех гостей в Самарканд. В этот день должно было состояться заседание Президиума ВАК. Естественно,

они так же ожидали его решение.

Вечером я позвонил в ВАК….

Мои друзья были в шоковом состоянии и недоумевали. Как это случилось!? А я то знал, чья рука это сделала. Здесь главную роль

сыграло мнение одного из членов Президиума ВАК, который неоднократно бывал желанным гостем у руководителей ТАДИ. Пусть Бог будет ему судьей!

Мне не повезло. «Одним из тысячи» оказался я. Предложили рассмотреть мое дело ещё на Экспертном совете по энергетике. «Это случайно или нет?», – думал я. И был уверен, что это также организовали мои «друзья». Я знал, что они имели своего человека в Президиуме ВАК, и на совете по энергетике – проф. Покровского….

Мой «друг» по кафедре, доц. Б.Нормухамедов, намеревался второй раз организовать анонимку и уговаривал на это дело проф.

О.Д.Мурашова и доц. Ш.Салиева. Не добившись их согласия, «друг»

пустил в ход Покровского. Однако тот плохо знал теоретические положения моей диссертации и поэтому он диссертацию дал на рецензию другому проф. М.Григорьеву – специалисту по маслам из НАМИ и вооружился его мнением. М.Григорьев мою работу понимал чуть больше, чем Покровский, однако не мог анализировать теоретические положения, ограничился общими словами, что-де работу следовало защитить только по специальности «Тепловые двигатели» и добавил, будто нет большой теории. Эти суждения за подписью Покровского, но от имени Экспертного совета по энергетике передаются в отдел сельского хозяйства, а меня даже не поставили в известность об этих замечаниях.

Наконец, меня вторично в мае 1986 года приглашают в ВАК на заседание Экспертного совета. Я думал, что соберутся члены двух советов, обсудят мою работу, придут к единому мнению. Было по– другому. Покровский пришёл на заседание с опозданием на 1 час 15 минут. Его за руку привёл руководитель Совета по энергетике. Спустя несколько минут меня пригласили, начались вопросы – ответы. Покровский не задал ни одного вопроса, отметил лишь, что в рассматриваемой области науки работали профессора И.Крагельский, да А.Муталибов. Я боролся на пределе нервных сил, подробно ответил на все вопросы и сказал: да, они занимались рассмотренными в моей диссертации проблемами, но не все вопросы ими были решены, а я их решил. Теперь моими уравнениями могут пользоваться инженеры и прогнозировать ресурс и показатели автотракторных дизелей…. Попросили меня выйти, через 15 минут снова пригласили и сообщили: «Мы пришли к отрицательному заключению». Это было громом среди ясного неба.

– Причина?

– Мы так решили

– Я могу пойти к Председателю ВАК?

– Не имеете права.

– Я тоже советский гражданин и 20 лет состою членом партии!

Если нужно, буду защищаться хоть в ЦК КПСС!

– Это Ваше дело.

Такой был краткий диалог с председателем Экспертного совета

ВАК.

Я направился в отдел сельского хозяйства к инструктору. Кратко доложил о случившемся и спросил, где находится кабинет Председателя ВАК. Тот посоветовал сначала зайти к заместителю по сельскому хозяйству В.А.Ермакову. Я так и сделал. Заместитель правильно понял меня и попросил написать заявление на имя Председателя ВАК. Я спросил, можно ли написать здесь. Он позвонил зав.отделом сельскохозяйственных наук В.Д.Шаповалову. К этому времени злополучное заседание кончилось, и В.Д.Шаповалов оказался на месте, ему поручили помочь в написании заявления.

В.Д.Шаповалов имел решающий голос на заседании.

– Что случилось? – спросил я. – Ведь в сентябре 1985 года совет полностью одобрил работу, а теперь всё наоборот.

– Всё это дело рук Покровского. Он один отвергал работу от имени всего Совета по энергетике. Половина членов нашего отдела переизбрана недавно в марте месяце. Новички проявили трусость и голосовали «против».

– Вы можете все эти слова повторить при В.А.Ермакове?

– Да.

Мы зашли к В.А.Ермакову, и В.Д.Шаповалов повторил свои слова и передал мое заявление.

– Сегодняшнее решение должно быть аннулировано – таково было заключение зам.председателя ВАК.

Я успокоился и вернулся в Ташкент.

Через несколько дней я написал подробнейшее письмо на имя

Председателя Гос.инспекции ВАК. Мой оппонент, академик О. Лебедев просмотрел его и отредактировал. В конце сентября 1986 года я получил ответ, в котором извещалось, что моя диссертация направлена для дополнительного заключения в Челябинск (ЧИМЭСХ). Я связался с ректором института. Там ещё не был утвержден спец.совет по защите докторской диссертации, он должен был быть создан в ближайшее время. Пришлось ждать до декабря. После образования совета, мне сообщили, что мою работу отдали новому рецензенту – оппоненту, Заслуженному деятелю науки и техники РСФСР, профессору В.И.Виноградову, и что мне следует связаться с ним. Я позвонил ему. Тот сказал, что работу он намерен изучить до 10 января и просил, если возможно, приехать к нему на дискуссию. Я поехал в Челябинск, встретился с ним и у меня создалось впечатление, что новый оппонент не очень склонен одобрить работу. Мы начали спорить по существу диссертации, т.е. по каждому параграфу и формулам. Это продолжалось несколько дней подряд. Мнение профессора пока мне было неведомо. Он каждый раз после беседы говорил «бронзовеешь», а я каждое свое соображение доказывал практическими фактами. Наконец, он сказал «Браво!». Знаешь, сынок, в свое время надо мной тоже издевались, но я победил. Теперь вижу, что над тобой тоже издеваются. Не бойся, все будет хорошо. Я буду защищать твою диссертацию не только перед ВАК,

но и перед Богом. Я был на седьмом небе….