Культуронимы вторичной культурной ориентации

Культуронимы вторичной культурной ориентации: Введение в интерлингвокультурологию, Кабакчи В.В., 2012 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Пособие излагает теорию использования английского языка в ориентации на русскую культуру: поиск адекватного наименования элементов русской культуры, построение текста с внесением в него элементов русской идиоматики с учетом фактора двуязычной ситуации.

Культуронимы вторичной культурной ориентации

Если бы мы пытались найти англоязычные наименования для всех русскоязычных культуронимов, текст превратился бы в неразрешимую загадку. Подавляющая часто культуронимов в тексте англоязычного описания русской культуры – это английские культуронимы, которые просто переориентируются на иноязычную культуру. В этом мы уже убедились ранее на примере предложения, которое открывает книгу Mike Davidow Moscow Diary:

It is early Sunday morning, and I am looking through my Moscow window at the street below (Davidow 1980: 5).

Мы уже показали, что, опустив ксеноним Moscow, мы получаем предложение вне какой-либо культуры и вне времени. Только после введения в текст топонима, с учетом даты публикации книги и прочитанного читателем предисловия возникает картина советской столицы 1970-х гг. Однако было бы неверно думать, что полионимы

Sunday, morning, window и street также вне конкретной культуры и времени. В зависимости от конкретной ориентации они наполняются специфическим содержанием. Sunday/воскресенье – в английском языке первый день недели, в то время как в русском языке это последний день. Это день, который христиане посвящают своей религии, а у мусульман это пятница, у иудеев – суббота («шабат»). Утро северной страны не похоже на африканское утро, да и утро в Сахаре не похоже на утро в Гане. Окна также различны по своей форме и назначению: окна в Якутии с тройными рамами совсем не похожи на окна британских домов, в особенности старинных. Наконец, ни один словарь не объясняет, что улица (street) в Соединённом королевстве подчиняется правилам левостороннего движения. Все эти нюансы значения культуронима реализуются в условиях конкретной культуры.

Таким образом, наполняя текст культуронимами вторичной культурной ориентации, мы должны отдавать себе отчет в том, что между полионимами, которые в полной мере можно считать межкультурными эквивалентами (да и то обычно с некоторой натяжкой), и явными идиокультуронимами располагается пространство (континуум), в котором представлены культуронимы промежуточного характера.

Естественно, культуронимы типа library, university, teacher, party, government, army, war и тысячи других оказывают существенную помощь в межкультурном общении, являясь результатом действия центростремительных тенденций в развитии земной цивилизации. Однако во многих случаях использование культуронимов вторичной культурной ориентации (ВКО) связано с большей или меньшей потерей информации, с искажением описываемой внешней культуры. Ниже мы остановимся на наиболее типичных случаях.

Аналог

Резкой границы между идиокультуронимами и полионимами не существует: между ними располагается область культуронимов, которые на межъязыковом уровне лишь частично совпадают по значению. В этом случае мы имеем дело с межкультурными *аналогами. Аналоги «лишь приблизительно передают значение исходного слова и в некоторых случаях могут создать не совсем правильное представление о характере обозначаемого ими предмета или явления» (Бархударов 1975: 102).

Использование культуронима-аналога в описании иноязычной культуры, естественно, ведет к упрощению текста. Речь идёт лишь о частичном совпадении значения, о том, что в словаре описывается фразой – a kind of / а sort of:

пельмени: pelmeni (kind of ravioli) (ORED).

Дополнительным отрицательным фактором использования аналогов следует считать то, что это приводит к ассимиляции описываемой культуры. Очевидно, что введение в текст иноязычного описания русской культуры номинаций типа ginger bread вместо «пряник», minstrels вместо «скоморохи», cottage вместо «дача», whisky вместо «водка» и т.д. ведет к англизации русской культуры. К ассимиляции ведёт и появление в тексте английских мер измерения:

Orlov was about to visit the Davydov estate at Kamenka – 160 miles to the south-east of Kiev… (Binyon 2002: 127).

Встретившись в тексте с знакомым словом, читатель обычно склонен наполнять это слово знакомым содержанием, то есть переносить в

иноязычную культуру привычные представления.

He was a local, born in the Don village of Aksai (Meier 2004: 72).

Для русского читателя этого текста очевидно, что речь идёт о казацкой станице, однако использован аналог village. Между тем, для англоязычных village – это «a very small town in the countryside» (Longman).

Такой перенос значения внутрикультурного культуронима на иноязычную культуру будем называть *трансфером. Скажем, общее у культуронимов «обед» и dinner – то, что это главная еда (the principal meal of the day [EncBrDic]). Оба культуронима образуют межъязыковую гетерогенную пару («бинары»), которые прочно закрепляются в практике межкультурного общения и, соответственно, в двуязычных словарях.

В результате в переводах русской классики обычно речь идет именно о dinner. Однако в англо-американской традиции время для dinner ближе к вечеру. Поэтому представление об укладе русской жизни у западного читателя искажается. Не случайно в аутентичных текстах на это обращается внимание:

We sat down to lunch (or dinner) somewhere about three o'clock – the Russians are accustomed to eating at rather different hours from us (Cusack: 48). ◊ Russian dinner hours are earlier than those in Western Europe (Fodor 1989: 19). ◊ Cf.: The delegation has decided to have dinner at seven o'clock – American style... (Wilson 1961: 55). Показательно, что всякий раз, когда текстуально требуется точность

описания, на помощь приходит этимон, то есть исходный термин:

The most important Russian meal of the day is obed (Chamberlain

1988: 16).

Мне самому (В.К.) довелось убедиться в ненадежности аналогов. Во время пребывания в США с группой студентов я их попросил (по-русски) прийти «после обеда» в домик, где я жил. У студентов было трехразовое питание breakfast-lunch-dinner в студенческой столовой. Прошел обед, но студенты не появились. Пришли они после dinner. Причина недоразумения (сейчас) очевидна: я имел в виду, что они придут после «обеда», то есть после ланча, поскольку русские обедают днем; студенты однозначно связали слово «обед» с английским словом dinner.

Особенно крепко устанавливается связь между гомогенными межъязыковыми бинарами типа «бард» и bard:

Okudzhava himself was last, and perhaps the best loved, of the great bards (MTimes 02 March 1999).

…photos of Russia’s first generation of bards… (MTimes

16.03.1999).

He was fond... of the bards of the Soviet underground… (Meier

2004: 85).

Очевидно, что неподготовленный читатель в это английское слово будет вкладывать неверное значение.

На протяжении многих десятилетий такую неразрывную пару составляли слова «паспорт» и passport, и только в постсоветский период

стало ясно, что это не одно и то же. Однако в англоязычных текстах всё ещё наблюдается путаница, и чтобы снять двусмысленность значения

(ambiguity), прибегают к пояснению, ср.:

(1) …maybe he had come out to show his passport (Meier 2004: 111).

(2) In Soviet Russia and the former Soviet republics all citizens were required from their sixteenth birthday to carry an internal passport

(CamEnc 1994: 455).

В результате даже в русскоязычном общении стали употреблять термин «внутренний паспорт» в отличие от «загранпаспорта».

Лингвист K. McCauchey даже написал статью на эту тему на материале традиционных словарных бинаров «каша»/ porridge, назвав это

явление «The kasha syndrome»:

…kasha is translated in virtually every textbook as ‘porridge’. So porridge is the word used by today’s English speakers when referring to a particular Russian dish that has little to do with the English/Scottish breakfast food» (McCauchey 2005: 457).

Очевидно, что в тех случаях, когда подобный трансфер таит в себе серьёзные ошибки в восприятии текста, его следует предупреждать специальными пояснениями.

В лингвистике общепринятым считается термин «ложные друзья переводчика», к которым, как правило, относят гомогенные межъязыковые бинары типа «магазин»/magazine. Представляется целесообразным ввести также понятие «гетерогенные ложные друзья переводчика»*, к которым следует относить ложные межъязыковые переводческие соответствия типа «каша»/porridge, «обед»/dinner или «деревня»/village.

Вместе с тем аналоги – это удобное средство пояснения значения внешнекультурного термина, но только в тексте, не требующем научной точности, поскольку, как следует из самого понятия «аналогия», значение аналога лишь частично покрывает значение искомого внешнего элемента:

I sat one evening in a traktir – a kind of lower-class inn – across the street from the gates of Smolny... (Reed 1967: 281).

Аналоги широко используются в теме «Еда»/Food:

The outstanding dish was and still is pel'meni, a version of what the

Italians call ravioli… (Chamberlain 1988: 227).

Kisel' for me falls into the same category as blancmange (Chamberlain 1988: 287).

Gogol'-mogol'. This strange sounding dessert … is basically a French sabayon or an Italian zabaglione (Chamberlain 1988: 288). Аналоги также удобны в тех случаях, когда оказывается возможным

обращение к привычным элементам культуры адресата:

Celebrated in song and verse, the Arbat once stood for Bohemian Moscow in the way that Carnaby Street represented swinging London (Richardson 2005: 159).

GUM is to Moscow what Harrods is to London… (Richardson

2005: 68).

Sadko, after all, was a national myth – as important to the Russians as Beowulf is to the English or the Kalevala to the Finns (Figes 2003:

399).

This boy has just got a Five Plus (A+) in the algebra examination

(Nabokov 1990: 493).

Во всех таких случаях взгляд на русскую культуру со стороны с выделением аналогов в англо-американской (и не только) культуре очень полезен.

При этом в ходе межъязыкового сопоставления используются следующие лексические обороты Russian/Russia’s equivalent of / answer to

/ counterpart of: Elena Molokhovets, Russia’s equivalent of Mrs. Beeton

(Chamberlain 1988: 13).

Hundreds of fountains and golden statues surround Peter’s Palace – Russia’s answer to Versailles (SPbIYP Dec 2005 – Jan 2006: 36).

…vobla, the Russian answer to pretzels, potato chips and salted peanuts (Smith 1976: 153).

В определённых условиях аналог может использоваться и в качестве полноправного ксенонима. Так, английское слово «prince» регулярно используется в значении русского термина «князь». Эта специализация

значения многозначного английского слова уже фиксируется

составителями словарей (причем в последнем значении толкования данного слова специально указывается на то, что это англоязычное обозначение титула иностранной аристократии):

prince (as a title usually Prince)

1. a male member of a royal family other than a reigning king; 2. (in full ~

of the blood) a (grand)son of a British monarch;

3. a ruler of a small State, actually or nominally subject to a king or emperor; 4. (as an English rendering of foreign titles) a noble usually ranking next below a duke (OEED).

Как видим, первые два значения описывают внутреннюю культуру, в

то время как третье и четвертое направлены в область внешних культур. Правда, удобство этого термина сохраняется лишь в тех ситуациях, когда на ограниченном отрезке повествования не сталкиваются два термина – «князь» и «княжич». В этом случае культуроним «prince» становится родовым термином и, следовательно, характеризуется неуверенной обратимостью. Аналогично, слово «princess» при описании русской культуры теряет свою точность тогда, когда в тексте идёт речь одновременно и о «княгине», и о «княжне» (вспомним Лермонтова: «Княжна Мэри» и «Княгиня Лиговская»).

Гипонимия

Поскольку доступность текста в контакте с неподготовленной аудиторией играет первостепеннную роль, становится целесообразным поступиться точностью описания. В этом случае прибегают к замене идионима ближайшим по значению англоязычным родовым полионимом:

On 21 December every year, Yevgeniya Ivanovna respectfully raises a glass of vodka… (Jack 2004, 2005: 7).

Слово glass в английском языке – это родовое понятие, которое получает конкретный смысл лишь в сочетании с конкретным напитком:

glass: a container used for drinking made of glass; e.g.: wine/brandy/champagne, etc. glass (Longman).

Общепринятого словосочетания a vodka glass нет, поэтому читатель воспринимает его в зависимости от своей эрудиции, знакомства с русской культурой и его фантазии.

В лингвистике это называется гипонимией, то есть замена специализированного, видового наименования (например: «дача» – гипоним) более общим, родовым обозначением (cottage – гипероним). Таким образом, гипероним («животное») включает в свой объём гипоним («собака», «кошка»).

Между тем замена гипонима ближайшим гиперонимом влечёт за

собой значительные потери информации. Не случайно у H. Smith описание значения ксенонима dacha занимает более страницы (Smith 1976: 55-57). Мы приводим только начало:

Dacha is one of those magical elastic words in Russian that conceals more than it reveals. Above all it signals escape from the crowded city into the calm of the Russian countryside […].

Однако очевидно, что введение в текст таких пространных пояснений значительно его усложняет.

Между тем c помощью этого простого приема мы фактически можем заменить любой специфический идионим описываемой культуры на доступное читателю слово на языке описания. В этом случае «квас» превращается просто в (soft) drink, «щи» заменяются словом soup, а

«ОМОН» мы, не мудрствуя лукаво, описываем словом police.

Так, в приводимом ниже предложении вместо трудно переводимого идионима «поместный собор» авторы используют полионим Council:

[In the summer of 1917], soon after the February Revolution, the first Council of the Russian Orthodox Church for two and a half centuries began its sessions (CamEnc 1994: 58).

Аналогично у Джона Рида:

Upstairs was another eating place… (Reed 1967: 60).

Показательно, что в переводе А.И. Ромма приводится конкретный идионим-русизм – «столовая»: «В верхнем этаже имелась еще одна столовая…» В данном случае переводчик, хорошо знакомый с описываемой культурой и имевший возможность проверить все описываемые факты, знает описываемую культуру лучше, чем автор.

Введение в интерлингвокультурологию

Введение в интерлингвокультурологию

Обсуждение Введение в интерлингвокультурологию

Комментарии, рецензии и отзывы

Культуронимы вторичной культурной ориентации: Введение в интерлингвокультурологию, Кабакчи В.В., 2012 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Пособие излагает теорию использования английского языка в ориентации на русскую культуру: поиск адекватного наименования элементов русской культуры, построение текста с внесением в него элементов русской идиоматики с учетом фактора двуязычной ситуации.