Причины неудач екатерины в крестьянском вопросе

Причины неудач екатерины в крестьянском вопросе: Русская история XVII-XVIII веков, Любавский Матвей Кузьмич, 2002 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Известный российский историк М. К. Любавский (1860-1936), основываясь на достоверных источниках, в живой и увлекательной манере дает обзор одного из самых интересных периодов рос-сийской истории — XVII-XVIII веков.

Причины неудач екатерины в крестьянском вопросе

Обыкновенно указывают на пугачевский бунт как на первую и начальную причину охлаждения Екатерины к крестьянскому вопросу.

Известно, что пугачевский бунт, в котором большое участие принимали крепостные крестьяне, был, .прежде всего, движением антидворянским. Главной его целью было «истребление проклятого рода дворянского, который не насытился крестьянами в России, но природные казачьи войска подчинить себе желает, и истребить казачий род». «Всему миру известно, — писалось в одной прокламации, — сколь российские дворяне обладают крестьянами и, хотя в Законе Божием сказано, что с крестьянами надо обходиться как с детьми, они обращаются с ними хуже, чем с собаками своими». В Саратове Пугачев сказал толпе: «Я вам законный император. Жена моя увлеклась на сторону дворян, и я поклялся перед Богом истребить всех их до единого. Они склонили ее, чтобы всех вас отдать им в рабство, но я этому воспротивился, и они вознегодовали на меня, подослаяи убийц, но Бог спас меня». Движение, таким образом, направлялось против правительства и Екатерины. В своем манифесте от 31 июля 1774 года Пугачев жаловал «всех находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков вольностью и свободой вечно казаками», не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, жаловал им помещичьи «земли, луга, леса, выгоны, сенные покосы, соленые озера, без покупки и без оброку». В конце концов, движение приняло антигосударственный характер, грозило всему установившемуся общественному порядку. Общая опасность сблизила Екатерину с дворянством, и Екатерина торжественно манифестировала этот факт. Когда, по вызову Бибикова, казанское дворянство решило выставить корпус для борьбы с мятежниками, Екатерина велела передать им, что она чрезвычайно довольна их пожертвованием, и «яко помещица той губернии», то приказала поставить в дворянский корпус рекрутов с дворцовых волостей.

Но из этого сближения нельзя заключить, что Екатерина охладела к крестьянскому вопросу, что она подпала под ту реакцию, которая распространилась среди дворян после пугачевского бунта. Не надо забывать, что мы имеем дело с человеком, который был на голову выше окружающих современников, У нас есть доказательства, что Екатерина не поддалась естественной реакции, что пугачевский бунт не отвлек ее от мысли об улучшении быта крепостных крестьян.

После усмирения бунта Сенат предлагал жестоко расправиться с его участниками, одинаково наказывая смертью как активных участников мятежа, так и тех крестьян, которые не защищали своих помещиков. Екатерина, возражая Сенату, доказывала, что если за жизнь одного помещика истреблять целую деревню, то возникнет новый и еще более ужасный бунт; она предлагала гуманное отношение к крестьянам, говоря, что, если не уменьшить жестокостей, то они против нашей воли восстанут и рано или поздно возьмут себе свободу.

На этом настаивали и некоторые сановники; к числу их принадлежал и новгородский губернатор Сивере. В 1775 году он напомнил императрице, что весьма значительная часть ее подданных, именножрепостные крестьяне, «лишены ее мил остей».-«Я позволю себе сказать, — писал он, — что неограниченное рабство погубит государство, и, мне кажется, я не ошибаюсь, считая невыносимое рабское иго главной причиной волнений от Оренбурга до Казани и на нижнем течении Волги. Я знаю, что это щекотливый вопрос; мы недавно видели это в Богемии; но пусть Ваше Величество ограничит чрезмерную власть помещика, пусть, по крайней мере, господин не будет иметь права без судебного разбирательства наказывать людей своих кнутом (что почти равносильно смертной казни), установите, чтобы крепостной, семья которого состоит из двух или трех душ мужского пола, мог выкупиться за 500 руб.» и т. д.

Екатерина охотно слушала подобные предложения, до конца 1770-х годов не оставляла намерения ограничить крепостное право и беседовала об этом со своими приближенными. Так как намерения императрицы были известны, то и в это время продолжали составляться проекты, которые бы облегчили осуществление этих намерений.

От 1778-1780 годов до нас дошел проект, который прямо указывает, что «Высочайшее Ее Императорского Величества соизволение состоит в том: найти средства к уравнению владельцев и крестьян, к пресечению налагаемые одними излишних податей и работ и происходящих через то от других непослушаний». Таким образом, самый проект указывает, что благие намерения Екатерины к тому времени еще не иссякли. Автор проекта предлагает, чтобы крестьянин 3 дня в неделю работал на себя, 3 дня на помещика, а по воскресеньям и праздникам был бы свободен. В воскресные и праздничные дни крестьяне должны работать только на легких работах. Настоящими работниками должны считаться люди от 15 до 60 лет, но стариков, по мнению автора проекта, можно заставить сторожить огороды и сады, пасти птиц, а детей — собирать ягоды, грибы и т. п. Касаясь вопроса о земельном обеспечении крестьян, автор полагает, что на тягло нужно дать 2 десятины в поле пахотной земли и некоторое количество на сенокос. Там, где не хватит такого количества земли, автор предлагает делить землю пополам между помещиком и крестьянами, но во всяком случае на одно тягло давать не меньше 1 десятины в поле. Автор проекта, бывший, очевидно, землевладельцем в местности, близкой к Петербургу, предлагал, сверх барщинных работ, собирать с крестьян пятую часть хлеба и других продуктов, «по введенному издавна в Новгородской и Псковской губерниях обыкновению». Радикальных перемен проект не предлагал, но он важен как показатель, что мысль об улучшении быта крепостных крестьян не угасла, она, так сказать, все еще тлела.

Расположением Екатерины к улучшению быта крепостных крестьян объясняются и некоторые попытки практического характера, предпринятые дворянством по собственной инициативе. В 1780 году ораниенбаумские и ямбургские дворяне выработали особое «мнение» по части точного определения повинностей крестьян, которое и было представлено императрице. Дворяне предлагали следующий размер барщины: с 1 апреля по 1 октября с каждого тягла работает на господ по 3 дня в неделю конный или пеший работник, смотря по тому, что будет нужно. Баба ходит на барщину в апреле и мае по 2 дня в неделю, а с июня по октябрь — по 3 дня. Осенью и зимой как крестьяне, так и их жены работают на господина по 2 дня в неделю; у кого есть дочери, то с тех пор, как им минет 18 лет, начинают ходить на барщину по 2 дня в неделю круглый год. Дворяне решили накладывать тягла на холостых с 17 лет, а на женатых — с момента женитьбы: снимать тягла в 60 лет, а также с неизлечимо больных и изувечивших себя. Кроме барщины, дворяне постановили брать пятую часть хлеба, хмеля, конопли и капусты, что было обычным в этой местности.

Хотя, таким образом, несомненно, что мысль об улучшении быта крепостных крестьян не умирала, но время шло, а никаких мер в пользу крепостных не предпринималось. Еще в половине 1780-х годов Екатерина задавалась крестьянским вопросом. Граф Блудов предлагал ей издать закон, по которому бы дети крепостных крестьян, родившихся после 1785 года, становились свободными. Но проект этот так и остался проектом.

В половине 1780-х годов замерли последние мечты Екатерины об облегчении участи крепостных крестьян, и она окончательно примирилась с существовавшим порядком и даже сделалась его охранительницей. Объяснение этому нужно искать не в отдельных событиях, а в общем стечении всех событий и обстоятельств царствования Екатерины и в личных свойствах этой замечательной женщины. Энергичная, самоуверенная по природе, вдохновляемая в том же направлении западными авторами, твердившими, что мудрый законодатель все может сделать, Екатерина, вступив на престол, принялась за переустройство русской жизни во всех отношениях и притом сразу. Сначала она взяла на себя только одно общее руководство, принципиальное направление реформ, а разработку реформ поручила самому обществу в лице его выборных. Мы видели, что это ее намерение не удалось отчасти по ее вине, а отчасти по неподготовленности общества. Но неудача не остановила Екатерину: убедившись, что люди проникнуты духом партий (то есть защищают только классовые интересы), что только она одна стремится к общему благу, Екатерина лично принялась за дело реформ, за выработку законов. Эта работа, как мы видели, у нее не спорилась. В 1775 году вышло из-под ее пера «Учреждение о губерниях», и только через 10 лет Екатерина была в состоянии выпустить жалованные грамоты дворянству и городам. Эти грамоты написаны были самой Екатериной. Я обращаю ваше внимание на факт личного авторства императрицы, чтобы показать, что Екатерина слишком много взяла на себя и, благодаря этому, не достигла того, к чему стремилась.

Но, кроме личного участия в законодательстве, Екатерине мешали и другие события и занятия. С 1768 года она вступила в войны с Турцией, Польшей и Швецией, повела сложную в тонкую дипломатическую игру с Австрией, Пруссией и Англией, отстаивая интересы России. Внешняя политика часто всецело поглощала внимание Екатерины. В 1794 году Екатерина писала, что раньше случалось, что в несколько дней к ней приходило столько почты, и курьеры натаскивали столько бумаг, что они едва умещались на 10 столах. С течением времени Екатерина увлеклась внешней политикой гораздо более, чем внутренним благоустройством государства. В области внешней политики, естественно, она получала более видимые и осязательные результаты: ведь результаты внутренней политики сказываются только впоследствии. Правда, Екатерина проповедовала, что дела нужно совершать не из-за благодарности, а по внутреннему убеждению в их благе и с расчетом, что их оценят потомки; но это были только красивые и благородные слова. Екатерина была живым человеком, падким на всякие соблазны, и ее честолюбие, переходившее сплошь и рядом в тщеславие, не могло довольствоваться только одним одобрением философов и надеждой на признание потомков. Екатерине нужны были похвалы, рукоплескания толпы, и ими она упивалась не меньше, чем лестью философов и писателей. Победы и завоевания давали Екатерине большую честь и славу у современников, и не удивительно, если она пристрастилась к ним, стала строить всевозможные планы возвышения России на степень первостепенной державы, мечтала об окончательном истреблении внешних врагов. Справедливость требует, однако, добавить, что наряду с честолюбивыми мотивами действовали в Екатерине и ясное сознание народных интересов, и патриотическое чувство государыни, вполне сроднившейся со своей страной. Но как бы то ни было, внешняя политика поглотила внимание и время Екатерины, ей мало приходилось думать об улучшении быта крепостных крестьян.

Огромное количество времени у Екатерины уходило на чтение, которым она занималась по выработавшейся привычке, по потребности управительницы и законодательницы и по тщеславному желанию не отставать от века, а быть в курсе современной мысли и науки. Екатерина читала сказки, романы, драмы и серьезные книги. Она читала и Блексона, и Ричардсона, и Сервантеса, а особенно любила исторические сочинения: она штудировала «Историю Австрийского Дома» Жиркура, мемуары о Карле XII, посмертные сочинения Фридриха II, секретную историю Берлинского двора и т. д. С большим удовольствием Екатерина читала «Эпохи природы» Бюффо-на; она сравнивала его с Ньютоном и красноречиво описывала, какое освежающее впечатление производила на нее эта книга. С Бюффоном Екатерина была в переписке, спрашивала его по разным интересовавшим ее вопросам, послала ему целую шкатулку с медалями, меха и собрание древностей, привезенных из Сибири.

Это чтение не было пассивным: Екатерина перерабатывала читаемое, делала из него извлечения, иногда дополняла автора, так что ее чтение часто переходило в литературную работу. Так, например, читая «Дон-Кихота» Сервантеса, Екатерина отметила все поговорки и пословицы, встречающиеся в нем, и выписала их; читая жизнеописания Плутарха, она составила примечания к биографии Кориолана. В оставшейся после Екатерины библиотеке можно найти самые разнообразные сочинения. Но Екатерина осталась глуха к романтической литературе: она не читала ни Лессинга, ни Шиллера, ни Гете: очевидно, она по складу своего ума была дочерью XVIII века, и не могла интересоваться этими произведениями.

Много времени Екатерина уделяла и своим литературным занятиям: писательство сделалось ее страстью. Однажды в разговоре со своим секретарем Екатерина сказала, что не написав чего-нибудь, нельзя прожить и одного дня. Из написанного ей можно составить целую библиотеку. Екатерина писала учебники, сказки, в 1769 году и в 1770 году была негласным редактором журнала «Всякая всячина», а в 1780-х годах принимала деятельное участие в журнале «Быль и небылицы», который издавался княгиней Дашковой; она помещала в нем заметки о нравах и смешных сторонах жизни. Екатерина не прочь была действовать сочинениями на умоначертания общества. Видное место среди сочинений Екатерины занимают ее драматические произведения. Некоторые из них можно считать очень удачными.

В своей комедии «О время!» Екатерина выступает против крепостного права. Главная героиня комедии г-жа Ханжихина проводит день так: после молитвы чешет свою кошечку и поет «Блажен человек, иже и скоты милует». И в то же время «нас милует», — рассказывает ее девушка, — иную жалует пощечинами, иную тростью»; затем она идет к заутрене и,там то бранит своих крепостных, то шепчет молитвы, то посылает кого-нибудь на конюшню пороть.

В некоторых своих произведениях Екатерина описывает тех лиц, с которыми ей приходилось сталкиваться во внешней политике. Так, например, в опере «Горе-Богатырь» она выставляет шведского короля Густава III; а драма «Олег» представляет собой иллюстрацию турецкой войны и описание подвигов ее любимца Орлова.

Некоторые из произведений Екатерины ставились в Большом театре, а другие давались в Эрмитаже.

Часто Екатерине приходилось выступать с пером в руках, чтобы защитить русское правительство и его действия и честь империи. Манифесты и многие законы она писала сама. Когда французский писатель аббат Шапп д'Отерош выпустил книгу «Путешествие в Сибирь» (Voyage en Siberie), где ругал Россию и русские порядки, то в ответ ему Екатерина сейчас же написала целую книгу «Противоядие, или Исследование о пакостной книге Voyage en Siberie».

Не чужда была Екатерина и историографических занятий: она умерла за составлением русской истории.

Еще в молодости Екатерина занималась русской историей: делала выписки из летописей, собирала рукописи и исторические материалы; ей обязана своим появлением в свет «Древняя Российская Библиотека», первое собрание исторических актов и документов. Затем Екатерина снаряжала ученые экспедиции Палласова, Вельяминова, Депехина, которые дали богатый материал по этнографии и археологии. По ее желанию, князь М. М. Щербатов написал свой огромнейший труд «История России», а Голиков собрал богатый материал по истории Петра Великого. С 1783 года Екатерина лично принялась за писание русской истории. К этому делу она подошла таким образом: внимательно следя за воспитанием своих внуков, она нашла, что нет учебника русской истории, и решила составить его, а затем перешла к сочинению полной истории России.

В 1793 году Екатерина писала Гримму: «Я ничего не читаю, кроме относящегося к XIII веку Российской истории». 2 года спустя Екатерина писала тому же Гримму: «У меня все был недостаток времени благодаря делам; я читаю летописи и пишу. Вот какая страсть! Я знаю, что никто не будет читать моего труда, кроме двух педантов, но я очень довольна, что написала историю лучше всех, кто брался за эту работу. Я тружусь точно за деньги, так стараюсь; кладу в дело весь свой ум-и на каждой странице восклицаю: ах, как это хорошо, мило, восхитительно! Но об этом, разумеется, я никому, кроме вас, не говорю. Вы понимаете, как приятно разбираться в сведениях о Рюрике, Дмитрии Донском в других; я люблю их до безумия». В 1736 году Екатерина писала, что через год надеется кончить свой огромнейший труд по русской истории. Но судьба не соблаговолила ей на окончание: Екатерина умерла раньше, чем успела поставить последнюю точку.

Живая и общительная Екатерина II не могла заниматься про себя, в одиночку, она чувствовала потребность обмена мнениями, и поэтому вела переписку по интересовавшим ее вопросам с огромным количеством лиц. Письма ее составляют несколько томов. Между ее корреспондентами видное место занимают Фридрих II, Иосиф II, Вольтер, барон Гримм, Дидро, д'Аламбер, Потемкин, Олсуфьев, Чернышев, Штакельберг и многие другие лица. Екатерина писала на русском, немецком, но чаще всего на французском языке. Переписка с Гриммом — самая обширная; она продолжалась более 20 лет.

Екатерина думала, что никто не может так ее понять и оценить ее идеи, как Гримм. Беседы с Гриммом сделались для нее потребностью. Письма Екатерины к Гримму носят характер дневника и представляют интерес для изучения ее личной жизни.

Из всего сказанного очевидно, как занята была императрица. Надо сказать, что она вела замечательно правильный образ жизни. Вставая в 6 часов, Екатерина 2 часа посвящала чтению и письму, а затем занималась делами и слушала доклады. Около 12 часов Екатерина обедала, а после обеда приказывала читать вслух, а сама садилась в кресла и занималась рукоделием; затем опять переходила к государственным делам, а по вечерам развлекалась игрой в карты, на бильярде или же смотрела драматические представления. Ложилась спать очень рано. Этот порядок Екатерина не прерывала и во время путешествий. Тогда она ухитрялась просматривать и снабжать примечаниями законопроекты, читала серьезные сочинения, писала, беседовала и т. д. Так, например, во время путешествия по Волге в 1767 году Екатерина ухитрилась изучить и перевести сочинения Марманделя, тогда же занималась внешней политикой, забавлялась шутками и играми и т. д.

Но как ни умела Екатерина выбирать время для своих литературных занятий, она постоянно жаловалась на его недостаток, говорила, что не может располагать минутой свободного времени. Очевидно, что Екатерина сделалась жертвой своего темперамента, своей отзывчивости, любознательности и энциклопедизма. Она не сумела ввести свою деятельность в определенные рамки, установить план в расходовании умственных и нравственных сил, попросту сказать, разбросалась. Екатерина сама признавалась в своем отвращении к систематике, говорила, что она порождает упрямство, нетерпимость, сухость и педантизм. Но Екатерина не понимала, к чему приводит отсутствие ненавистной ей систематики; оно ведет к тому, что люди делают не то, что нужней, а то, что легче и интереснее. Наиболее же трудные и сложные дела откладывают на неопределенное время и в конце концов совсем забывают о них. Так и случилось у Екатерины с крестьянским вопросом.

Из всех законодательных задач Екатерина, как мы видели, выполнила прежде всего наиболее легкую — именно по организации управления. Легкой эта задача была потому, что у Екатерины был уже некоторый опыт и определенное, довольно единодушное желание общества. Здесь ничто не представляло затруднений, и новые «Учреждения о губерниях» раньше всего вошли в жизнь. С гораздо большим трудом пришлось считаться при определении прав и обязанностей сословий, так как приходилось наталкиваться на противоречивые стремления различных сословных групп; и мы видели, что Екатерина смогла это сделать только 10 лет спустя и то не вполне; она дала жалованные грамоты дворянству и городам, но не дала жалованной грамоты сельскому люду, хотя имела в виду дать грамоту свободным крестьянам. Еще труднее был крестьянский вопрос. Екатерина сама писала: «Крестьянский вопрос очень труден,-где не начнешь трогать, нигде не поддается». Не удивительно поэтому, что Екатерина откладывала со дня на день разрешение этого вопроса; она делала это тем спокойнее, что со всех сторон ей твердили, что с этим делом не надо торопиться, что нужна осмотрительность к осторожность. Такой совет давал Екатерине Поленов, искренно желавший счастья крестьянам, то же самое слышала она и от западных писателей. Вот, например, что писал Руссо в «Размышлениях об управлении Польши»: «Освобождение крестьян в Польше великое и прекрасное дело, но смелое и опасное, и за него не следует браться опрометчиво. Необходимо сделать их сначала достойными свободы. Нельзя освобождать тело ранее души». Вот что слышала Екатерина с Запада. Ведь она с большим правом могла применить эти слова социального мудреца и к России.

Но всякая нерешительность, раз она становится длительной, в конце концов превращается в охранение status quo. Так и случилось с Екатериной. Не решаясь издать сельский закон, со дня на день откладывая его, Екатерина все более и более примирялась с существовавшим порядком, а отсюда легко было перейти и к защите этого порядка. Вообще надо сказать, что Екатерина, несмотря на свои гуманные стремления, всегда была готова защищать существовавший в России порядок, если только как-нибудь задевалось ее личное самолюбие. Екатерина хотела проводить реформы только по собственной инициативе, хотела быть всегда умнее всех, благосклонно слушала тех, кто подпевал ей и говорил с улыбкой на устах, но не любила слушать тех, кто говорил самостоятельно. Упаси Бог, если бы кто, помимо нее самой, указал на какой-нибудь недостаток, хотя сама она и сознавала его.

В 1768 году, когда Екатерина всего решительнее была настроена против крепостного права,появилась известная нам уже книга аббата Шапп д'Отурош — «Путешествие в Сибирь». Тут в мрачных красках описывалась нищета, бедственное и угнетенное положение русских крестьян. Казалось, он пишет о том, что сознавала и Екатерина, но она в своем ответе резко заявляла: «Мнимая нищета в России не существует; русские крестьяне во сто раз счастливее и достаточнее, чем ваши французские; они знают, сколько и за что они платят; между тем, у вас есть провинции, где крестьяне питаются каштанами и не знают даже числа всех повинностей, которые лежат на них». Аббат Шапп д'Отурош указывал на дурное обращение с прислугой. Екатерина отвечала: «Хорошее или дурное обращение с домашней прислугой гораздо более зависит от хорошей или дурной нравственности господ, чем от законов страны, но наши нравы не ухудшаются». Один раз Дидро задал Екатерине неосторожный вопрос: какие отношения существуют между владельцами и рабами в России? На это Екатерина ему строго отвечала: «Не существует никаких условий между владетелями и крестьянами, но каждый хозяин, имеющий здравый смысл, побережет свою корову, чтобы она лучше доилась. Когда нет закона, то в ту же самую минуту начинает действовать естественное право, и часто от этого порядки в делах идут не хуже, ибо тогда вещи текут сообразно существу своему и совершенно естественно». Это было писано в 1773 году; в самый разгар пугачевского бунта Екатерина отрицала угнетение крестьян в России.

Екатерина имела софистический ум, который мог обманывать ее саму, найти всему оправдание и усыпить совесть. К началу 1780-х годов Екатерина стала примиряться с существованием крепостного права; на это указывает и прикрепление малороссийских крестьян.

Русская история XVII-XVIII веков

Русская история XVII-XVIII веков

Обсуждение Русская история XVII-XVIII веков

Комментарии, рецензии и отзывы

Причины неудач екатерины в крестьянском вопросе: Русская история XVII-XVIII веков, Любавский Матвей Кузьмич, 2002 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Известный российский историк М. К. Любавский (1860-1936), основываясь на достоверных источниках, в живой и увлекательной манере дает обзор одного из самых интересных периодов рос-сийской истории — XVII-XVIII веков.