1. связь между женским движением и феминистской наукой

1. связь между женским движением и феминистской наукой

Женские исследования не являются "изобретением" нового женского движения 70-х годов нашего века; как исследование о женщинах, они имеют долгую традицию.

"Знаете ли Вы, сколько пишется книг о женщинах в течение одного года? Имеете ли Вы представление о том, сколько из них написано мужчинами? Осознаете ли Вы, что, возможно, являетесь самым обсуждаемым существом во Вселенной?"

(woolf, 25)

Эти вопросы, поставленные Вирджинией Вульф, показывают, что когда мужчины говорят и пишут о женщинах, изучают их, то это всегда действует на них завораживающе. "Женщина является страдающей по своей сути, -объясняет мыслитель XIX века, она лишь послушно воспринимает, что ей предлагается извне [...]; только утратив свою личность в мужчине, она любит полно и действительно" (GORRES, 108). Подобное прославление "женского достоинства" встречается у Жан-Жака Руссо, который заметил о женщине, что "ее достоинство быть неузнаваемой, ее честь уважение мужа, свои радости находит она в семейном счастье" (ROUSSEAU, 519). Также Зигмунд Фрейд в одной из лекций дал мужской части своей аудитории следующий совет:

Если Вы желаете как можно больше узнать про женственность, обратитесь к Вашему собственному жизненному опыту или же к поэтам, или ждите, пока наука окажется в состоянии дать Вам глубокие и более взаимосвязанные сведения.(freud,565)

Такие исследования о женщинах, связанные с поиском глубоких и более взаимосвязанных сведений о "загадке женственности", проводились, заметим, более интенсивно именно тогда, когда разрыв между идеалом равенства всех людей и реальным общественным положением женщин и "других" меньшинств особенно бросался в глаза. Так, многочисленные теории, которые старались разъяснить и обосновать этот разрыв, возникли в первую очередь в эпоху, последовавшую за Просвещением. В последнее время, особенно в области феминистской философии, появились многочисленные исследования, которые проанализировали и задокументировали изображение поэтами и философами "особенности" женщин и мужчин с точки зрения их воздействия на общественное положение женщины в нашей культуре: mahowald, MOLLER ОК11М, LLOYD, BENNENT.

Ученые-феминистки, которые под влиянием нового женского движения 70-х годов нашего века начали заниматься маргинальным статусом женщины в обществе, смогли привязать свои исследования к имеющей глубокие корни традиции размышлений о "женском начале". Справедливым было указание на то, что предположение о существовании специфического "женского начала", которое сегодня кажется по крайней мере сомнительным, "несколько столетий назад вполне могло рассматриваться как отход от женоненавистнических теорий" (GOSSMANN, 10). Однако для понимания женского вопроса в его общественно-политическом значении стало невозможным дальнейшее использование понятия природы женщины как обоснования ее подчиненной роли. Тот факт, что "женщина снова связывается с природой (выполнение функции размножения) именно в тот момент, когда мужчина становится хозяином природы за счет индустриального развития и поэтому выступает из нее", как подчеркивает Женевьева Фрэсс, должен был "сделать невозможным любой общий дискурс о соотношении природы и человека" (FRAISSE, 54).

Отличием женских исследований от исследования о женщинах является включение женского жизненного опыта в рамках социальной и культурной действительности как основы научной работы, что не только изменило тип аргументации, но также внесло в нее иной познавательный интерес. Традиционные исследования о женщинах перестали рассматриваться как научно обоснованные высказывания, способные объяснить неравные общественные позиции женщин и мужчин. "Теории", которые приписывали женщинам особенную иррациональность, кротость и домовитость, стали считаться теперь мужскими стратегиями, имеющими своей целью не столько объяснить, сколько оправдать существующий status quo. Другими словами: под сомнение был поставлен "нейтральный", "бесполый" исследователь-индивидуум, погруженный в теоретическую и критическую работу, который, долгое время размышляя над выделением универсальных человеческих ценностей Просвещения, почти совсем упустил из виду властные соотношения внутри нашей культуры, зависящие от пола. Корнелия Клингер подробно показала, каким образом "внутри философского дискурса, оперирующего якобы нейтральными в половом отношении категориями общечеловеческого, скрываются мужская точка зрения и мужской интерес" (KLINGER). Впервые стало ясно, что многие из имеющихся общественных теорий с их претензиями на универсализм находились в противоречии с жизненной практикой женщин. Обобщение жизненного опыта мужчин создало теории, которые претендовали также на репрезентацию специфических жизненных условий женщин и характерного для них восприятия действительности. Против этих теорий выступила историк Жоан Келли-Гэдол (KELLY-GADOL), поставив в одном из своих эссе иронически вопрос о том, пережили ли женщины эпоху Возрождения. Ее ответ "по крайней мере, не во время эпохи Возрождения" показал неубедительность не только традиционного деления на исторические эпохи. Многие из феноменов, которые нуждались в объяснении с точки зрения женщин, вообще до сих пор не исследовались. То, что считалось знанием, подтвержденным с позиций теории познания, признанным "фактом", оказалось "в рамках более общей картины -ограниченным продуктом привилегий" (SCHEMAN, 652). Философ Сандра Хардинг (HARDING 1986) задалась вопросом: Почему жизненные условия женщин ухудшаются именно в те времена, которые, согласно традиционным историографиям, определяются как особо продуктивные в общественном развитии? (ср. также KERBER, NORTON, SCOTT 1983)

Не скрывалась ли за разрывом между идеалом равенства и социальной действительностью определенная общественная логика? Чтобы ответить на этот вопрос и понять положение женщин в прошлом и в настоящем, было необходимо обратиться прежде всего к эмпирическим исследованиям связанной с полом социализации. Тем самым размытому и спекулятивному характеру исследований о женщинах должна была быть противопоставлена реальность опыта. Кроме этого, приобрели важность исследования "изображений женственности", таких конструктов, как "святая" и "блудница", "белая женщина" \femme fatale (роковая женщина). При этом приобрели особую значимость женские исследования в литературоведении. Вопросы о функции этих женских изображений, о соотношении мужских фантазий и женского опыта, о связи между определенными формами репрезентации "женского" и специфических властных структур "мужского", неизбежно подчеркивали важность женского опыта как центральной категории научного интереса.

То, что именно литература оказалась в центре внимания в начале нового женского движения конца 60-х годов, объясняется тем фактом, что к тому времени было раскрыто довольно мало исторических документов и источников, которые могли бы дать представление о реальной жизни женщин. Так, по справедливому замечанию Сильвии Бовеншен, "литературный дискурс явился одним из немногих, в котором женское постоянно играло заметную и очевидную роль" (BOVENSCHEN, 11), и через него можно было реконструировать социальную реальность женщин в течение столетий. При этом политическую направленность такой литературной критики выявляет прежде всего ключевой текст Кейт Миллет (MILLET) "Теория сексуальной политики", в котором она разоблачает негативные образы женщин в произведениях таких американских писателей XX века, как Генри Миллер, Норман Мэйлер и Давид Герберт Лоуренс. Сформулированная исследовательницами критика такого изображения женщин была связана с открытым обвинением нашего общества в сексизме. Несмотря на возражения, которые были высказаны особенно со стороны мужских критиков против "политизации" литературно-эстетических критериев у Миллет, впервые широкой общественностью стала осознаваться проблема, выходящая за рамки обвинения отдельных авторов в сексизме, поскольку затронутые вопросы о связи женственности и ее репрезентации приобретали решающее значение для дальнейших женских исследований.

Для обоснования особенного женского опыта предлагались прежде всего два вида объяснений: (1) психоаналитически ориентированный подход, который пытался осмыслить разнообразные контексты накопления опыта с точки зрения психологии развития;7 (2) марксистски ориентированный подход, который связывал опыт женщин с подавлением личности в капиталистических услових производства и с одновременно происходящим разделением труда по признаку пола (ср. HARTSOCK). Однако очень скоро выявилось, что эти теории не смогли охватить в достаточной степени различия внутри женской части общества. Постулат универсального (общего) опыта подвергся критике прежде всего со стороны женщин-представительниц различных меньшинств в Америке. Для них такой, на первый взгляд, очевидный постулат об общем угнетении женщин именно по признаку пола не имел особой убедительности: важнее казались другие причины маргинали-зации, такие как этническая принадлежность, религия, сексуальная ориентация, возрастной или социальный статус. Можно ли было поставить на один уровень опыт афро-американских представительниц высшего класса, жизненные условия мексиканских эмигранток и опыт белых работниц? На эти нерешенные проблемы неоднократно указывала афро-американская поэтесса Одрей Лорд:

"By and large within the women's movement today, white women focus upon their oppression as women and ignore differences of race, sexual preference, class and age. There is a pretense to a homogenity of experience covered by the word sisterhood that does not in fact exit." (l.ORDI:, 116).

Сегодня в современном женском движении представительницы белых женщин делают упор на их угнетении как женщин и игнорируют расовые различия, разницу сексуальных предпочтений, классовой и возрастной принадлежности. Общность женского опыта, выражаемая в идее сестринства, в действительности оказывается несуществующей.

Вместе с критикой общности опыта оказался под вопросом и главный общий знаменатель, посредством которого феминистские теории сохраняли свою обоснованность. Из-за невозможности дальнейшего обращения к концепции женщины "вообще", исчезла возможность исходить из критерия однородности женского опыта и рассматривать авторитет опыта как основу политических и научных действий. От имени кого должны говорить и действовать ученые-феминистки, если специфически женская позиция не может быть признана всеми, если цель обсудить и решить определенные проблемы от имени женщин была отклонена некоторыми из них как "эссенциалистская", т.е. исходящая из предпосылки наличия некоей "женской сущности"? Таким образом, разногласия относились прежде всего к тенденции генерализации опыта относительно малочисленной группы женщин. С этим видом включения в "феминизм белых женщин среднего класса" (white, middle-class feminism) многие женщины не могли и не хотели себя отождествлять.

Проблематичным становилось до того времени ясное разграничение между женщинами и мужчинами, когда к половым ролям добавлялись такие категории, как раса и класс, что в результате вело к новым отношениям. Даже если женщины-негритянки могли еще частично чувствовать свою солидарность с белыми женщинами по признаку пола, то эта солидарность в результате дискриминации по расовому признаку разрушалась, что приводило к созданию иных групп. Это показало, что сложная структура социальной реальности уже не могла быть объяснена с помощью традиционных бинарных оппозиций, таких как, например, мужчина vs. женщина или природа vs. культура, и должна быть заменена мышлением в терминах дифференциальных признаков. Для этого нового понимания социальной реальности имело особое значение столкновение между феминизмом и постструктурализмом.9

При обсуждении понятия различение стала очевидной ограниченность женских исследований в постановке и решении вопросов. Стремление критически исследовать положение женщин в рамках оппозиционных образований ("мужской" власти и "женской" подчиненности) не оправдало себя, и не в последнюю очередь из-за того, что повышение ценности "женского" в результате "перевертывания" этой оппозиции не затрагивало оппозиционные структуры как таковые. Трудности возникли, наконец, при попытке развития альтернативных представлений о женственности с целью противопоставления их мужским фантазиям, которые критиковались как не соответствующие действительности. Эти альтернативы как подход к решению своих проблем признавались не всеми женщинами. Большинству негритянок ни протесты белых американок, к примеру, типичное для женщин среднего класса желание освободиться из "золотой клетки" их домашнего очага, ни критика "сексизма" нашего общества как главной причины маргинализации женщин не казались актуальными. Другими словами: связь мужского господства и женского угнетения в своей монокаузальности была мало убедительной.

По аналогии с двумя течениями в истории феминизма, которые с самого начала противостояли друг другу с одной стороны, требование равноправия для женщин, а с другой стороны, требование признания особенности женской сферы, феминистская критика вытеснения женщин из политики, общества и культуры выработала также две противоположные стратегии: с одной стороны, стремление подчеркнуть равенство женщин и мужчин, а с другой стороны, попытка настоять на существовании различия, т.е. постулировать специфически женскую культуру.10 Неучтенными остались при этом как различия женщин между собой, так и логика, на которой базируется вытеснение женщин. Гендер как категория анализа, исследующая отношения полов, должна была послужить объяснению этой "логики".