Неконвенциональная трактовка знака в религиях писания

Неконвенциональная трактовка знака в религиях писания: Социальная лингвистика, Н.Б. Мечковская, 2000 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон В книге показано место языка в жизни человека и истории человечества — в смене общественных формаций, развитии культуры, религии, школы. Рассмотрены закономерности социальной эволюции языков, разнообразие языковых ситуаций на Земле...

Неконвенциональная трактовка знака в религиях писания

 Перед самыми разными конфессиями встает ряд серьезных языковых вопросов, требующих принципиальных решений и особого внимания к языку. Дело в том, что в большинстве религий организующую роль играет идея "Откровения" — самого важного знания, которое Бог открывает людям в качестве ключа к тайнам жизни. Откровения могли мыслиться в виде гаданий, прорицаний, пророчеств оракулов и жрецов, шаманских камланий и т. п. или в виде особых текстов (на скрижалях, в книгах, глиняных табличках), внушенных или продиктованных свыше. Например, Священное Писание христиан (Библия, включая книги Ветхого и Нового Завета) признается "написанным Духом Божиим чрез освященных от Бога людей, называемых пророками и апостолами" (Библейская энциклопедия. М., [1891] 1991. С. 567).

Религии, в которых Откровение мыслится записанным, религиоведение относит к религиям Писания (в отличие от религий Культа, в которых первенствует почитание божества, а не уразумение его заповедей; ср. культ Диониса в Древней Греции или культ Перуна у древних славян). К религиям Писания принадлежат индуизм, иудаизм, христианство, ислам, отчасти буддизм и некоторые новые религии Ближнего и Среднего Востока. Книги, содержащие божественное Откровение, признаются священными (сакральными). Состав священных книг определяется богословами (такие книги называют каноническими), они образуют главную, самую важную часть конфессиональных текстов той или иной религии.

Книги религиозного канона (Веды в индуизме, Ветхий Завет и Талмуд в иудаизме, Авеста в зороастризме, Библия в христианстве, Коран в исламе) признаются неприкосновенными. Успешность религиозной практики (богоугодность обряда, внятность Богу молитвы, спасение души верующего и т. п.) ставится в прямую зависимость от правильности сакрального текста; нарушение его подлинности кощунственно и опасно для верующей души.

Религиозное сознание склонно фетишизировать священный текст, т.е. верить в его сверхъестественные возможности, почитать как икону или мощи. В терминах семиотики такое отношение к знаку называется неконвенциональным (безусловным), т. е. знак трактуется не как условное обозначение некоторого денотата, а как сам денотат или его компонент (о неконвенциональности знака в связи с магией речи см. с. 24 — 26).

С точки зрения психологии неконвенциональная трактовка знака в сакральном тексте предстает как иррациональное и субъективно-пристрастное отношение к слову. Эти черты сближают религиозное и эстетическое сознание. Знаменитый историк В. О. Ключевский так писал об этой близости: "Религиозное мышление или познание есть такой же способ человеческого разумения, отличный от логического или рассудочного, как и понимание художественное: оно только обращено на более возвышенные предметы [...]. Идею, выведенную логически, теорему, доказанную математически, мы понимаем, как бы ни была формулирована та и другая, на каком бы ни было нам знакомом языке и каким угодно понятным стилем или даже только условным знаком. Не так действует религиозное и эстетическое чувство: здесь идея или мотив по закону психологической ассоциации органически срастаются с выражающими их текстом, обрядом, образом, ритмом, звуком" (Ключевский 1988, 271).

Вот характерный пример того, как люди средневековья могли воспринять исправление в ответственном конфессиональном тексте. В православном Символе веры читались такие слова: Верую [...] в Бога [...] рождений, а не сотворений. При патриархе Никоне (в середине XVII в.) был опущен противительный союз а, т. е. стало: Верую [...] в Бога рождений, не сотворений. Эта правка вызвала острейшее неприятие противников церковных реформ Никона (будущих старообрядцев). Они считали, что устранение союза а ведет к еретическому пониманию сущности Христа — как если бы он был сотворен (мыслящее тварь быти Сына Божия). Один из защитников прежней формулы дьякон Федор писал: "И сию литеру а святии отцы Арию еретику яко копие острое в скверное его сердце воткнули [...] И кто хощет тому безумному Арию еретику друг быти, той, якоже хощет, отметает ту литеру а из Символа веры. Аз ниже помыслити того хощу и святых предания не разрушаю" (цит. по изданию: Субботин, т. 6, с. 12). Ср. также оценку этого исправления иноком Авраамием: "Ты же смотри, яко по действу сатанинину едина литера весь мир убивает". Отчаявшись вернуть прежнее чтение Символа — с союзом а (церковнославянское название буквы а — "озъ"), старообрядцы грозили никонианам адом: "И за единой азъ, что ныне истребили из Символа, последующим вам быти всем во аде со Ариемь еретиком" (Субботин, т. 7, с. 274).

Подобные факты, вызванные неконвенциональным восприятием знака в сакральном тексте, известны и в истории западноевропейского христианства. Например, в одном латинском сочинении XI — XII вв. употребление слова Deus — Бог — во множественном числе расценивалось как кощунственная уступка многобожию, а грамматика — как изобретение дьявола: "Не учит ли она разве склонять слово Бог во множественном числе?"

Вера в магию священного имени приводила к двум противоположным крайностям: к запретам произносить имя Бога и к его многократным повторениям. Соответствующие факты известны многим религиям. Так, в культе Igbo (Африка) вместо имени Бога звучит оборот, означающий — Тот, чье имя не произносится. Древнееврейская запись имени Бога — с помощью четырех согласных — была осмыслена греками как "прикровенное" (тайное) выражение святого имени. В латинской раннехристианской традиции пиетическое отношение к имени Бога выразилось в принципе Nomen Dei поп potest litteris explicari ('имя Бога не может быть выражено буквами'). В церковнославянских текстах с запретами имени Бога связана такая древнейшая идеограмма, как сокращенное написание святых слов под титлом:

 ک ک ک ک ک ک

БГЪ, АГГЛЪ, БЛЖНЪ, ОЦЬ, НБСНЪ, ДША. Что касается повторов, то многократные повторения ключевых слов и формул обычны в обрядах самых разных религий и верований.

Представления о неконвенциональности знака в сакральном тексте создают характерную для религий Писания атмосферу особой, пристрастной чуткости к письменному слову, в том числе иногда применительно и к нецерковным текстам. Известно, например, что подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин в 1660 г. за ошибку в царском титуле был бит батогами (Ключевский 1988, 229). 74

С неконвенциональным восприятием знака связаны боязнь переводов Писания на другой язык и вообще боязнь любых, даже чисто формальных, вариаций в выражении сакральных смыслов; требования особой точности при воспроизведении (устном или письменном) сакрального текста; отсюда, далее, повышенное внимание к орфоэпии, орфографии и даже каллиграфии. Неконвенциональная трактовка знака в Писании на практике приводила к консервативно-реставрационному подходу к религиозному тексту: исправление богослужебных книг по авторитетным древним спискам, толкование непонятных слов в лексиконах, орфографические правила и грамматики — все основные филологические усилия средневековых книжников были обращены в прошлое, к "святой старине", сохранить и воспроизвести которую они стремились (подробнее см.: Мечковская 1984, 18 — 26; также с. 91 — 94).

Влияние религии (включая религиозное сознание и конфессиональную практику) на языки и языковые ситуации обусловило ряд глубоких лингво-коммуникативных процессов, которые затрагивали как сами условия существования языка, так и его внутренние коммуникативные возможности. Важнейшие из этих процессов таковы: 1) распространение двуязычия культового и народного языков; 2) расширение семантических возможностей языка; 3) усложнение системы жанров письменной коммуникации; 4) углубление рефлексии над языком. Речь обо всех названных процессах пойдет ниже на с. 75 — 83.

Функциональное двуязычие культового и народного языков

Воздействие глубоких монотеистических религий в условиях, затруднявших переводы Писания на новые языки, привело к сложению обширных культурно-религиозных миров — мира индуизма, мира буддизма, христианства (с последующим разделением на католичество и православие), мира ислама. Религиозные миры были разделены границами распространения "своих" священных книг и тех языков, на которых они написаны: в мире индуизма — это древнеиндийский язык санскрит; у китайцев, японцев, корейцев, вьетнамцев — вэньянь (древнекитайский) и письменно-литературный тибетский; у мусульманских народов — литературный арабский и классический персидский; у христиан — это греческий, латынь, церковнославянский.

В соответствующих регионах в средние века складываются ситуации функционального двуязычия, для которых было характерно следующее распределение языков: в церкви, образовании, книжно-письменной культуре используется общий для данного культурно-религиозного мира надэтнический язык (который осознается прежде всего как язык Писания); в повседневном общении, в некоторых жанрах письменности используются многочисленные местные народные языки и диалекты.

Книжно-литературный язык русского средневековья — церковнославянский — по происхождению относится к южнославянским языкам. Этот язык является развитием того древнеболгарского языка, на который славянские первоучители св. Кирилл и Мефодий перевели в IX в. ряд христианских конфессиональных книг. По отношению к восточнославянским языкам это близкородственный язык, однако не по прямой, а боковой линии (в терминах родства языки "церковнославянский и русский" — как "дядя и племянник"; прямое родство — "отец и дети" — это древнерусский язык по отношению к русскому, украинскому и белорусскому, т.е. язык Киевской Руси и три восточнославянских языка). Церковнославянский, как надэтнический язык, на Руси не был ни для кого родным (материнским) языком, ему учились из книг. Однако восточные славяне воспринимали этот язык как "свой" — язык своей церкви, язык православной образованности. Особенно долго такое отношение сохранялось в Московской Руси — до Петровских преобразований. Н.С.Трубецкой объяснял это своеобразием русской истории: "Церковнославянская литературно-языковая традиция утвердилась и развилась в России не столько потому, что была славянской, сколько потому, что была церковной" (Трубецкой [1927] 1990, 3, 132 — 134).

Противопоставление культового и народного языков определяло не только главные черты языковых ситуаций во многих землях на протяжении веков, но также и своеобразие новых (народных) литературных языков. Например, история литературного русского языка может быть понята как история противостояния и взаимодействия церковнославянской (южнославянской) и народной (восточнославянской, позже собственно русской) языковых стихий. До сих пор в литературном русском основной стилистической оппозицией остается противопоставление заимствованных церковнославянских и исконных языковых элементов (извлечь — выволочить, заграждение — загородка и т. п.).

Конфессиональные факторы в социальной истории языков

 Несмотря на то что религии Писания настороженно относятся к переводам канона, такие переводы все же создаются (правда, иногда — только для части канонических текстов или для внебогослужебного чтения). Переводы конфессиональных книг становились крупнейшими событиями в социальной истории многих языков: создавались или существенно преобразовывались алфавиты, резко расширялся словарь, вырабатывались новые синтаксические конструкции, новые виды речи — аллегорической, абстрактно-философской, экспрессивно-метафорической.

Христианизация Европы, рассмотренная в аспекте языка (т. е. как процесс распространения священных книг и богослужения на том или ином языке), шла по двум основным моделям: 1)принятие новой религии в языке, который требует постоянного перевода для массового сознания верующих (как латынь у романских и особенно у германских народов); 2)христианизация в родном (или близком, не требующем перевода) языке: как армянский язык с начала армянской церкви в. 301 г.; старославянский язык, благодаря миссии св. Кирилла и Мефодия 863 г., в славянском богослужении.

Культурные последствия принятия Писания в чужом или в своем языке, по-видимому, должны быть различны. Однако суждения о том, каковы эти последствия, прямо противоположны. Г. Г. Шпет ("Очерк развития русской философии", 1922) и Г. П. Федотов ("Трагедия интеллигенции", 1928) считали дело св. Кирилла и Мефодия неосторожной ошибкой: перевод Писания заслонил оригинал, устранил неизбежность знания греческого языка (в отличие от Западной Европы, вынужденной знать латынь). Поэтому славянский язык церкви привел к отрыву славянства от классической культуры греческого языка. Противоположного мнения придерживается большинство исследователей. Так, Г. В. Флоровский назвал безответственной гиперболой тезис о том, что Русь получила от Византии "только Библию", всего лишь "одну книгу". Перевод Библии — это всегда "сдвиг и подвиг" в народной судьбе, сам процесс перевода есть одновременно и "становление переводчика", т. е. создание литургии и Библии на славянском языке было процессом выработки новой христианской духовности славян (Флоровский [1937] 1981, 6).

Переводы Писания часто становились материально-языковой базой наддиалектного (общенационального) литературного языка. Например, именно таким объединяющим текстом стали немецкий перевод Нового Завета Мартином Лютером (1522 г.; 72 издания только до 1558 г.); знаменитая шеститомная Кралицкая Библия "чешских братьев" (1579 — 1593); сербскохорватский Новый Завет Вука Караджича (1847). В своих культурах эти тексты не были первыми переводами Писания, однако благодаря авторитету создателей и стилистическому совершенству они служили образцом правильной (литературной) речи, языковым камертоном для грамматик и словарей.

Религиозные предпосылки первых функционально-стилистических оппозиций

Обращение к высшим силам требовало речи, отличной от обиходной, внятной этим силам. Заговор, заклинание, молитва, табу — в своих истоках все это словесная магия, т. е. стремление воздействовать на мир при помощи трансцендентных возможностей слова. Приписывая такие возможности определенным языковым средствам и вырабатывая формы речи, отличные от повседневного речевого обихода, религиозное сознание увеличивает семиотическую емкость языка и текста.

Иерархия конфессиональных жанров и ее влияние на письменную культуру

 В культурах, исповедующих религию Писания, конфессиональные потребности формируют письменность как определенную иерархию текстов — с неодинаковой значимостью разных групп текстов, с разными требованиями к их использованию и распространению, с разной мерой допустимости перевода на другой язык, пересказа или адаптации.

Например, в иудаизме религиозный канон образуют только книги Ветхого Завета (в отличие от христианства, в котором священными признаются и Ветхий и Новый Завет) и Талмуд (свод религиозных трактатов, создававшихся как толкование Ветхого Завета); в Ветхом Завете особо важными признаны первые пять книг (Пятикнижие Моисеево, или в иудейской традиции Тора). До сих пор в синагоге Тора читается только по тексту, написанному вручную на пергаментном свитке.

У мусульман главная культовая книга — Коран — понимается как несотворенное предвечное Слово Божие, которое Аллах (говорящий в Коране от первого лица) как бы продиктовал пророку Мухаммеду. На следующей ступени в иерархии конфессиональных текстов находятся хадисы — предания о поступках и высказываниях Мухаммеда, причем существует шесть главных и множество второстепенных сборников хадисов. Следующие по важности тексты — это древнейшие богословские комментарии к Корану.

Иерархию жанров в православной средневековой книжности можно представить по систематизации Н. И. Толстого (см.: Толстой 1988, 69 — 70).

I. КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Литургическая (т. е. используемая в богослужении — служебники, требники, часословы, минеи, октоихи, триоди и т. п.)

2. Каноническая (Священное Писание)

2.1. "Псалтырь" (книга из Ветхого Завета), "Апостол" (книга православной церкви, включающая новозаветные книги Деяний и Посланий апостолов)

2.2. Евангелие, книги Ветхого Завета

3. Гомилетическая, т.е. проповедническая (включая учительные евангелия)

4. Агиографическая (жития святых)

5. Дидактическая (катехизисы)

II. КОНФЕССИОНАЛЬНО-СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Церковно-ораторская

2. Полемическая

III. СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Содержательно-жанровая иерархия текстов стимулирует функциональную дифференциацию языка, вообще всесторонне обостряет внимание говорящих к словесному выражению мысли. Поэтому конфессионально мотивированная иерархия жанров повсеместно была фактором, организующим книжно-письменную культуру.

Конфессиональные потребности как первоисточник филологии

Неконвенциональное восприятие знака религиозным сознанием, вера в то, что "от слова — станется", что только по "правильным" книгам можно "спастись", создает атмосферу постоянного внимания людей к языку. В культурах, исповедующих ту или иную религию Писания, конфессиональные потребности формируют филологическую традицию. Филология в своих истоках была службой консервации сакрального текста: требовалось сохранять и передавать его неизменным (в устной или письменной форме).

Например, ислам до сих пор не допускает в богослужении перевода Корана, и в мечетях всего мира (у арабов, тюрков, в Иране, Африке, Индии, Средней и Юго-Восточной Азии, США, Канаде) Коран читается только в арабском оригинале, при этом каноничности произнесения придается сакральный (магический) смысл. На протяжении веков дети в мусульманских школах заучивали Коран наизусть. После канонизации Корана (VII в.) его язык (классический арабский) становится все более далеким от живых народных языков, поэтому ритуальному произнесению надо было специально учить. Возникла необходимость тщательного описания звучащей речи. Уже к VIII в. арабские фонетисты добились выдающихся результатов: они в деталях описали работу языка, губ, полости рта и носа в произнесении каждого звука; создали исчерпывающие классификации фонетических изменений; систематизировали варианты звуко-типов (назвав их "ответвлениями"), в чем историки языкознания видят зачатки фонологии.

Филологических забот требовала также смысловая сторона Писания. Для однозначного понимания Корана понадобилось создать обширные комментарии и выработать принципы его интерпретации. Так языковые аспекты конфессиональной деятельности обусловили возникновение филологической традиции в арабо-мусульманской культуре.

В христианских книжно-письменных традициях, чтобы обеспечить некоторый уровень понимания текста (впрочем, разный для клириков и мирян), составлялись комментарии к текстам. Реально-исторический ("внешний") комментарий назывался экзегезой (греч. exégétikós — 'истолковывающий'); комментарии языковые ("внутренние") — толкования непонятных слов и оборотов речи — назывались герменевтикой (греч. herméneutikós — разъясняющий). Вначале толкования непонятных слов делались переписчиками священных книг на полях или между строк; такие пояснения назывались глоссами (греч. glṓssa — язык, наречие). Позже глоссы стали объединять в сборники толкований, глоссарии. Постепенно круг толкуемых слов расширялся; их расположение упорядочивалось (по алфавиту или тематически); совершенствовалась техника толкований; в результате из глоссариев вырабатывались словари.

В религиях Писания рано была осознана проблема подлинности текста и его сохранности в первоначальном виде. Книжники (в библейском смысле, т. е. "знатоки и толкователи Писания') видели, что разные списки священных книг различаются между собой: в них есть описки, нечаянные пропуски, искажения, "темные" (непонятные) места; есть исправления и замены, которые иногда не восстанавливают первоначальный вид текста, а уводят от него. Для верующих в Откровение Бога такие потери священных смыслов представляются крайне опасными. Поэтому в религиях Писания возникает профессиональная деятельность, направленная на сохранение сакральных текстов во времени и толкование того, что с течением времени становится непонятным. Это и было началом филологии как общественной "службы понимания" (С. С. Аверинцев).

Уже в III в. н. э. христианский теолог и философ Ориген (живший в Александрии и Палестине) провел систематическое грандиозное сопоставление разных текстов Библии. В шесть параллельных столбцов были внесены тексты на древнееврейском языке, его греческая транслитерация и четыре разных греческих перевода этого текста. Специальными знаками были последовательно отмечены все пропуски, разночтения и искажения текста. Сопоставление нескольких версий одного текста впоследствии позволило реконструировать текст Библии, максимально близкий к его первоначальному виду.

Филологические идеи Оригена, сама техника его анализа получили широкое и блестящее развитие в европейском гуманизме в эпоху Возрождения и Реформации. Уже с началом книгопечатания в Европе широко издаются так называемые полиглотты (греч. polys — многий, многочисленный и glotta — язык) — библейские тексты сразу на нескольких языках, в параллельных колонках, как у Оригена. Например, в 10-томной Парижской полиглотте 1629 — 1645 гг. был напечатан библейский текст на древнееврейском, древнегреческом ("Септуагинта"), латинском ("Вульгата"), сирийском, арабском, самарянском и арамейском языках, а также латинские переводы всех версий.

Историко-биографический экскурс: Эразм Роттердамский (1469 — 1536) как филолог

Властитель дум своей эпохи, признанный глава европейских гуманистов, спустя несколько столетий Эразм Роттердамский известен широкой публике прежде всего как автор остроумных сатирических книг — "Похвала глупости" и "Разговоры запросто". Однако его подлинное значение более глубоко. Эразм заложил основы нового, гуманистического, богословия, построенного на фундаменте тщательного филологического изучения древнейших источников христианства. Исследованию и изданию Библии, а также сочинений отцов церкви он посвятил многие годы своей жизни.

В 1517 г. Эразм напечатал греческий текст Нового Завета, сопроводив его обширным комментарием и латинским переводом. Для этого издания он сличил десять различных по времени рукописных текстов Нового Завета и обнаружил сотни мелких и крупных неточностей в общепринятом чтении и понимании, затемнявших его первоначальный смысл. Вот только один пример, который приводит в книге об Эразме знаток его творчества С.П.Маркиш:

Греческое слово metanoeite переводилось латинским penitenttam agite, которое можно было понимать двояко: или как 'покайтесь (в душе)' или как 'творите покаяние (т.е. исполняйте наложенную на вас церковную епитимью)'; официальное богословие принимало именно второй смысл. Эразм предложил более точный латинский перевод греческого слова: как resipiscite, т.е. 'одумайтесь, подумайте по-иному'. "Центр тяжести оказался сдвинут из сферы соборной, церковной, т.е. общественной, в личную; важнейший элемент веры покаяние превращался из внешнего, строго регламентированного действия в дело совести каждого. Уже один этот сдвиг сыграл чрезвычайно важную роль в подготовке Реформации" (Маркиш 1981, 123 — 124) .

В 1519г. Эразм издал новый, значительно уточненный латинский перевод Нового Завета. Он подготовил к изданию, частично прокомментировал и издал 9 томов сочинений блаженного Иеронима (создателя первого латинского перевода Библии — "Вульгаты" в 405 г.); трудами Эразма были изданы также некоторые другие важные сочинения ранней патристики. Помимо издания христианских первоисточников и авторитетов, Эразм осуществил тщательно подготовленные издания античных авторов — от Эзопа и Аристотеля до Сенеки и Теренция.

Эразм показал практически — в изданиях древних памятников, — что значит понимать слово, сказанное 15 столетий назад. Он стал родоначальником той отрасли филологических исследований, которую называют критикой текста или текстологией. Текстологический анализ произведения, на основе изучения его истории, источников, обстоятельств создания, стремится очистить текст от наслоившихся за века ошибок переписчиков и издателей, понять первоначальные значения слов и приблизиться к его первоначальному смыслу. Если произведение сохранилось в нескольких списках или вариантах (редакциях), то текстолог, готовя памятник к научному изданию, исследует взаимоотношения списков и редакций для того, чтобы как можно точнее понять состав текста, первоначальный смысл написанного и последующую историю его изменений (подробно см. классический труд Д. С. Лихачева "Текстология. На материале русской литературы X — XVII веков". 2-е изд., перераб. и доп. Л., 1983. — 640 с.).

Религиозные истоки первых концепций языка

 Наиболее ранние (известные науке) концепции языка были частью религиозной картины мира. Несмотря на мифопоэтическую форму, некоторые из древнейших представлений о языке поразительно созвучны современным.

Например, в Ведах есть сюжет о первичном состязании между молчащим божеством чистого разума и богиней речи; разум побеждает, однако за речью признается роль необходимой опоры творящего разума.

Христианская философия языка утверждала могучую созидающую силу слова: согласно Библии, мир возник через слово: Бог произносил слово и это было актом творения. Библия исходит из предопределенности смешения языков и вместе с тем стремится преодолеть языковые барьеры. Первоначально единый и совершенный (потому что от Бога) язык Адама; затем (Бытие 11) смешение и рассеяние языков в наказание за людское тщеславие во время "творения" "Вавилонского столпа" ('башни'); наконец, "искупление языков" — чудесное "говорение языками", на Троицу дарованное Св. Духом разноязычным апостолам (Деяния), — таковы главные вехи библейской истории языков.

В Евангелии от Иоанна Слово (греч. Logos — слово, учение) означает второе лицо Троицы — Христа (Сына Божия). В одном из православных сочинений о языке в этой связи говорится: Слово же в чловеце во образ Сына Божия, понеже Сын Божий имат у себе два рождения, первое родися от Отца неким рождением непостижным [...], второе же родися без страсти истинно плотию [...] Того ради по сугубому рождению Сына Божия и нашего слова сугубое рождение, понеже бо наше слово рождается прежде от душа неким рождением непостижным и пребывает у душа неведомо. И паки рождается вторым рождением плотьским, еже есть устнами изыдет и гласом в слышании объявится (Беседа о учении грамоте; цит. (с графическими упрощениями) по изданию: Ягич 1885 — 1895, 675 — 676). Значит, по мысли писавшего, слово, подобно Христу, "двугубо" — духовно и телесно, и духовная сущность слова непостижима, как непостижимо рождение Христа. В современной теории языка эта мысль выражается в другой терминологии: в языке есть две стороны — значение и форма (вариант терминов: план содержания и план выражения); при этом, как в старину рассуждали о непостижном рождении Слова от душа, так в современной лингвистике часто пишут об особой трудности изучения семантики.

Несмотря на мифопоэтическую форму, легко видеть, что религиозное сознание поставило основные вопросы философии языка (язык и мысль; форма и содержание в языке; созидающие возможности языка).

Таким образом, в культурах, исповедующих религии Писания, религиозные потребности выступают как фактор, который не только развивает коммуникативные возможности языка, но и стимулирует и углубляет рефлексию над языком. Все это существенно повышает филологическую культуру общества, в конечном счете — филологическое обеспечение коммуникации (и, разумеется, не только в сфере религиозной практики).

Коллизии исторического бытования сакральных текстов

 В силу неконвенционального восприятия знака в религиях Писания (см. с. 72 — 75), здесь достаточно рано встают два главных языковых вопроса конфессиональной практики: 1) вопрос о 82

"правильности" сакрального текста, т. е. вопрос о его аутентичности "богодухновенному" первоисточнику (см. ниже) и 2) вопрос о переводе или иной адаптации сакрального текста в новой или изменившейся языковой среде (см. с. 85 — 88).

Средние века и новое время существенно по-разному подходят к этим вопросам. Боязнь "уклонения" в ересь из-за чисто грамматической правки или даже орфографической погрешности (см. с. 72 — 75, 84 — 85) постепенно сменяется текстологическими исследованиями и научными изданиями отдельных рукописей. На этой основе осуществлена кодификация корпуса текстов религиозного канона различных вероисповеданий (см. с. 76 — 77).

Отношение к каноническим текстам как к незыблемой святыне вступало в противоречие с их реальным бытованием на протяжении многих веков в стихийно изменчивом разноязычном пространстве. Меняющиеся внешние условия конфессиональной деятельности (в частности, другой или изменившийся язык обиходного общения верующих) подводит церковь к необходимости в какой-то мере приблизить конфессиональные тексты (или некоторые из них) к языковому узусу населения. Для этого к одним текстам создавались толковые словари трудных слов и выражений; другие тексты комментировались в устной проповеди или специально созданном новом тексте (таково назначение катехизисов, "толковых псалтырей", "учительных евангелий"); третьи тексты переводились или излагались на понятном языке.

Между тем в религиях Писания вопрос о переводе канонических текстов всегда был трудным. О жизненной важности языковых вопросов свидетельствовал опыт истории религий: перевод религиозного канона на новые языки нередко приводил не просто к распространению учения, но к его развитию, видоизменению; сама потребность в новых переводах и новых толкованиях Писания обычно была и проявлением и фактором различных еретических и диссидентских движений.

В процессах секуляризации постепенно, но кардинально меняется направление зависимостей во взаимоотношениях конфессии и языка — конфессиональный язык уже не входит в ключевые оппозиции языковых ситуаций и не способен их существенно изменить: народные литературные языки становятся основным и наиболее универсальным средством общения; различные конфессии в разной мере приходят к необходимости адаптировать конфессиональный язык к сложившейся языковой ситуации.

"Исправление книжное" в истории православия

 В православной книжности до XVIII в. (в Болгарии, Сербии, в Литовской и особенно Московской Руси) культ верности первоисточнику священного текста был той психологической почвой, на которой возникали дорогостоящие и в целом утопичные попытки исправить богослужебные книги по древнейшим греческим и церковнославянским образцам ("книжные справы"). Эта работа велась постоянно, достигая в отдельные годы особенной интенсивности. Такова архаизирующая реформа церковнославянской письменности болгарского патриарха Евфимия Тырновского (XIV в.); на Руси — при митрополите Киприане в конце XIV в., в первой половине и середине XVI в.; в начале XVII в.; наконец, знаменитая "Никонова справа" (в 50-х гг. XVII в. при патриархе Никоне), ставшая одной из причин раскола русской церкви. Как писал Н. И. Толстой, "исправление книжное", "волновавшее [...] почти все социальные слои русского народа", было возведено на Руси "в дело первейшего государственного значения [...]. Едва ли еще когда-нибудь на Руси филологические вопросы осознавались столь значительными и ставились так остро" (Толстой 1963, 33).

Неприкосновенность богослужебных книг охранялась законом. Стоглав (свод церковных законов, принятый в 1551 г.; содержал 100 глав) обязывал сверять каждую новую книгу с исправным оригиналом и конфисковывать неисправные книги. Одно старинное руководство по орфографии заканчивается предостережением: "Зри прещение страшно: аще кто написав книгу и не исправя принесеть на собор, да будет проклят" (цит. по изданию: Ягич 1885 — 1895, 722).

Византийский книжник Максим Грек, с почетом приглашенный при Василии III (XVI в.) помочь в переводах церковных книг, по обвинению в их неверном исправлении был признан еретиком, судим, дважды проклят и большую часть жизни провел в монастырских тюрьмах. Один из пунктов обвинения состоял в том, что Максим одно из прошедших времен (аорист) заменил другим прошедшим временем (перфектом). Вину Максима видели в том, что при таком выборе глагольных времен он говорил о Христе как о преходящем, временном, а не как о вечном. Михаил Медоварцев, помощник Максима, правивший текст по Максимовым заметкам на полях, говорил на суде: "Загладил две строки, а вперед гладити посумнелся есми... не могу заглажывати, дрожь мя великая поймала и ужас на меня напал". Эти слова позволяют представить, насколько остро переживал средневековый человек даже невольные искажения священного текста.

Когда справщики патриарха Никона в формуле во имя Отца и Сына и святаго Духа исключили первый союз и (стало во имя Отца, Сына и святаго Духа), то старообрядцы увидели в этом еретическую трактовку взаимоотношений Бога-отца и Бога-сына: "Тако уже и поют богохулно, Отца Сына сливающе в едино лице (а сие есть савелиевы гнилости вред)".

В малейшем отступлении от древних источников могли усмотреть глубокий богословский смысл, в синонимической замене — ересь, в нарушении правописания — отход от православия. Все это — проявления характерной для религий Писания неконвенциональной трактовки знака в сакральном тексте (см. с. 72 — 75).

Социальная лингвистика

Социальная лингвистика

Обсуждение Социальная лингвистика

Комментарии, рецензии и отзывы

Неконвенциональная трактовка знака в религиях писания: Социальная лингвистика, Н.Б. Мечковская, 2000 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон В книге показано место языка в жизни человека и истории человечества — в смене общественных формаций, развитии культуры, религии, школы. Рассмотрены закономерности социальной эволюции языков, разнообразие языковых ситуаций на Земле...