Медиаполитическая система, реконструкция россии

Медиаполитическая система, реконструкция россии: Средства массовой информации постсоветской России, Засурский Ясен Николаевич, 2002 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон В пособии освещаются различные аспекты деятельности и проблемы, возникшие перед средствами массовой информации в постсоветской России последнего десятилетия.

Медиаполитическая система, реконструкция россии

Каждый медиатехнолог и специалист в области паблик рилейшнз знает: для того чтобы манипулировать прессой, не обязательно ею владеть. Но собственность на СМИ значительно упрощает доступ к масс-медиа и дает право решающего голоса в случае конфликтов, в российских условиях — право на цензуру. В то же время, когда это право не используется, а информация не противоречит интересам собственника, в силу вступают законы функционирования СМИ, на знании которых и построены современные информационные технологии.

Как и другие исследователи, Херманн Майн отмечает феномен «медиатизации политики». Ссылаясь на Генриха Оберройтера, он говорит о подчинении политики внутренним законам функционирования масс-медиа. Майн также цитирует председателя фракции СДПГ в ландтаге земли Саксония Райнхарда Хеппнера:

«Место того, что раньше называлось политикой, место дискуссий, формирования общественного мнения и политических решений все чаще занимают некие символические действия. Эта символическая политика появляется там, где политикой не могут ничего изменить, где ожидания, которые они пробудили, не могут быть удовлетворены. Мы слышим, читаем, а иногда и видим псевдособытия, которые происходят лишь постольку, поскольку о них рассказывают. Эти псевдособытия закрывают дорогу к общественно важным событиям и критическим мыслям. Соответственно конкурентная борьба за тиражи и количество зрителей все чаще и чаще вынуждают журналистов искусственно создавать важное из незначительного, замечать необычность там, где ее нет, выискивать мнимые сенсации или даже создавать их»1.

Манипулирование средствами массовой информации, влияние ой или иной идеологии на позицию журналистов и изданий — только одна сторона вопроса. Речь должна также идти о влиянии технологических законов СМИ на политический процесс в обществе. Между тем, если дать определение термину «медиатизация политики», то можно увидеть, что это — такой процесс, при котором политическая жизнь перемещается в символическое пространство средств массовой информации. Однако для того чтобы понять, как режим работы массовых средств информации стал важнейшим, хотя и неписаным законом публичной политики, остановимся на этом подробнее.

Очень сложно организовать и поддерживать дискуссию о концепциях и политических платформах для неподготовленной массовой аудитории. В этих условиях политическая борьба трансформируется в череду информационных кампаний, смысл которых зачастую сводится к личным нападкам на персонажей, в лучшем случае олицетворяющих определенные системы взглядов в символическом поле медиа, в худшем — просто членов команды противника (иногда в шахматах бывает важно выиграть пешку). Огромное влияние телевидения, впервые проявившееся еще в СССР во времена президентства М. С. Горбачева и с тех пор только увеличившееся, приводит к персонификации политического процесса, его эмоциональному, во многом иррациональному восприятию. В России медиатизация политики привела к торжеству компромата, своеобразному соревнованию медиатехнологов и журналистов за наиболее выразительное отождествление тех или иных бизнесменов и политических игроков с бесами и ангелами.

Однако это лишь наиболее очевидный, лежащий на поверхности пример влияния СМИ на политический процесс, но далеко не единственный. Фонд эффективной политики, интенсивно работавший по заказу властей во второй половине 90-х годов, уделял немало внимания анализу внутренних технологий сбора и осмысления информации в масс-медиа. В докладе «Информационное поведение СМИ в отношении власти»2 подробно анализируются стереотипные, повторяющиеся реакции СМИ на развитие сюжетов что позволяет их выделить и ими управлять. Это своего рода «правила игры» в информационном поле, формирование которых пришлось на 1996-1997 гг.»3. Иначе говоря, это алгоритмы, по которым функционируют СМИ и с которыми вынуждены считаться публичные политики.

Хотя целью этого прикладного исследования было изучение того, как СМИ освещают политический процесс, ничто не мешает нам воспринимать его шире. Как выделение технологий, пользуясь которыми журналисты пытаются осмыслить происходящее в этом мире, сформировать картину реальности и показать ее массовой аудитории. Заметим сразу, что особенностью этого исследования является исключение фактора вмешательства владельцев СМИ, и это делает находки аналитиков Фонда особенно ценными.

Основным свойством СМИ авторы доклада считают выделение центра информационной повестки дня (ИПД), который формируется самими СМИ, порой независимо от действий и ньюс-мейкинга власти. Это выражается в привлечении внимания и стягивании всех периферийных тем и сюжетов к смыслообразующему центру, задающему контекст и оценки: «Оттого СМИ всегда выражают недовольство, когда президент "не реагирует", "не обращает внимания" на происходящее, возведенное в СМИ в ранг "главного события"»4.

Инициатива того или иного политического игрока (ньюсмейкера), направленная на сосредоточение смысловых и информационных линий в «центре поля», может на время сделать его «хозяином» (ядром) ИПД. Тогда другие игроки и темы СМИ собираются в символическом поле вокруг него. Программа подготовки такой инициативы связывает ее смысл с другими, существующими на данный момент, темами ИПД, так как, не вписавшись в существующее информационное поле, она может быть «погашена» более активными темами ИПД. Кампания по подготовке инициативы порождает волну ожиданий. Даже удачно проведенная пропагандистская кампания по подготовке такого поля может сыграть негативную роль, если осуществление самой инициативы неудачно не воспринято как удачное, что и произошло с командой "молодых реформаторов».

Удачный старт инициативы вызывает волну позитивных ожиданий в СМИ, которая, однако, при малейшей неудаче сходит на нет Нереализованные ожидания СМИ начинают формировать негативное поле ИПД, в которое втягиваются другие темы. Так наступает кризис ожиданий. Любопытно, что он возникает не только тогда, когда инициатива власти неудачно реализуется, но и в том случае, если власть игнорировала «советы» и «подсказки», транслируемые СМИ, которые возводятся журналистами в ранг «общенациональных требований». Последнее, правда, вполне объяснимо: пресса никогда не имеет собственного мнения насчет инициатив власти, а потому транслируемые ею «подсказки» и «советы» отражают не только мнение оппозиции или публицистов, но и единственно доступное журналистам понимание ситуации. Следовательно, когда действия власти не совпадают с этим видением, у журналистов возникает ощущение, что власть делает что-то не так.

Наконец, в результате неожиданных событий, к которым ИПД не была готова, поскольку не был сформирован комплекс ожиданий, в СМИ возникает информационный стресс. Например, говорится в докладе, так случилось в связи с отставкой премьера В. С. Черномырдина 23 марта 1998 г.:

«В такой ситуации СМИ начинают искать связи, которые могли бы объяснить такое событие; пока связи не найдены, СМИ ощущают себя неуверенно. Поэтому такими связями становятся любые значимые в информационном плане события, произошедшие накануне (интервью Березовского или активность Немцова в данном случае). Как только наступает определенность, предыдущее событие теряет способность "держать в напряжении" и в СМИ начинается поиск других, "истинно важных событий"»5.

Правда, как показывает отмена Е. М. Примаковым визита в США после начала бомбардировок Югославии с эффектным разворотом в воздухе над Атлантическим океаном, события не всегда развиваются так неудачно для власти: порой неожиданный «разворот» может способствовать трансформации ИПД в пользу ньюсмейкера. Но для этого бывает необходимо весомое подтверждение правильности такого поступка (в данном случае им стало выделение кредита МВФ).

Возникновение единой модели поведения масс-медиа объясняется общими стандартами средств массовой информации как в России, так и во всем мире. Любопытно, что при этом сторонники «рыночности» как раз получают возможность частичной реабилитации концепции, потому что речь идет о стандартах коммерческих СМИ, которые, по определению Дениса МакКуэйла, в конце века становятся глобальной культурой масс-медиа6. Даже государственное телевидение и органы информации в политизированных холдингах, участвуя в неизбежной конкуренции за внимание аудитории, принимают эти стандарты. Именно так и происходит формирование информационной «галактики Маклюэна», если воспользоваться определением Мануэла Кастеллса7.

Для Е. Ч. Андрунас, занимавшейся до своего обращения в «рыночника» исследованием американских информационных монополий»8, формирование новой системы СМИ на базе постсоветских изданий и ТВ было невозможно без коренного изменения отношения журналистов к своей работе. Вместо обслуживания власти они должны удовлетворять информационные запросы потребителей. Впрочем, существование «рыночной» теории даже на заре 1990-х годов возможно только при условии критического отношения к действительности.

«Похоже, что в целом журналисты не видят этой проблемы. Они путают освобождение от контроля со стороны коммунистической номенклатуры со свободой. Но в большинстве случаев все кончается сменой хозяина: того, от которого все устали, на нового, который кажется либеральным и понимающим»9.

«Только экономически независимые структуры, частная собственность на средства информации, продажа информации ради прибыли, а не в идеологических целях, и эффективное использование информации в качестве товара позволят создать настоящий рынок масс-медиа»10, — писала Е. Ч. Андрунас и предрекала скорое банкротство всех консервативных постсоветских изданий.

Как видно из этих цитат, рыночный идеализм не оправдал ожиданий своих сторонников. Так же и мы, поддержав «рыночную» теорию, тут же вынуждены отказаться от ее идеалистических посылок, потому что все баталии вокруг медиа связаны именно с попытками отдельных социальных сил и центров власти «скорректировать» рыночную стратегию масс-медиа. В Великобритании результатом таких попыток стало формирование Би-би-си и строгое регламентирование работы коммерческого телевидения, а также создание Совета прессы — общественного комитета, рассматривающего жалобы на средства массовой информации. Принято полагать, что таким образом удалось значительно повысить этические и профессиональные стандарты масс-медиа как на государственном, так и на коммерческом ТВ. Как мы знаем из страноведческих исследований, поддержание стандартов коммерческих СМИ на высоком уровне и обеспечение возможности свободного высказывания (часто вопреки требованиям рынка) являются задачами государственных и общественно-правовых телерадиокомпаний и в странах Северной Европы.

«Свобода коммуникации в условиях демократии, в особенности представительной демократии, предполагает обсуждение противоречивых вопросов с различных точек зрения, что призвано сохранить и расширить базис политического участия граждан. Роль прессы, главным образом ежедневной, по мнению финской комиссии по СМИ, остается центральной», — пишет Е. Л. Вартанова.11

Однако если исходить из российской истории масс-медиа, то следует обратить внимание прежде всего на стратегии финансово-промышленных группировок и политических кланов, целью которых было максимальное воздействие на символическое пространство СМИ через формирование крупных медиахолдингов.

 В самом деле, игра на «идеальном» рынке идей представляет для заинтересованных лиц слишком большой и неоправданный риск. В этой ситуации даже право цензуры на информацию и, тем более возможность воздействовать на редакционную политику масс-медиа становятся особенно привлекательными для политических инвесторов. Для крупных компаний покупка как контрольных, так и небольших пакетов акций крупных медиаконцернов оказывается важнейшим залогом стабильности, средством для отстаивания собственных интересов (как в политике, так и в бизнесе) и воздействия на общественное сознание. Этот процесс, происходящий во всем мире, у России, пожалуй, носит предельно выразительный характер. По сути дела, при отсутствии устойчивых политических институтов в 90-е годы, крупные политизированные медиа играли роль эрзац-партий: они обеспечивали информационную поддержку и связь с электоратом, мобилизацию ресурсов и лоббирование тех или иных решений. Таким образом, уже в 1997 г. можно было констатировать формирование медиаполитической системы.

Структура медиасистемы. Медиаполитическая система — это выделяемая нами структура институциализации власти (различных ее центров) в российских масс-медиа. Она, безусловно, гораздо уже, чем информационная и даже система СМИ, так как при ее выделении мы использовали в качестве основного индикатора наличие политизированных инвестиций. Помимо собственности на органы информации, нас интересовал также характер влияния на их редакционную политику12.

Структура российской информационной системы является трехуровневой. Первый и важнейший уровень состоит из электронных всероссийских средств массовой информации, формирующих российское информационное пространство. Как правило, СМИ первого уровня контролируются политизированным капиталом, хотя находятся в собственности государства. К этой группе можно отнести центральные каналы телевидения, которые принимаются на территории большей части страны, и многие качественные московские издания. Их значение не так велико, как у всероссийских электронных СМИ, однако для политизированных медиахолдингов они являются необходимым дополнительным инструментом, который оказывается весьма эффективным в узконаправленных политических кампаниях, особенно в сочетании с телевидением. По сути дела, «газеты влияния» поставляют для телевидения всю необходимую аргументационную базу по ключевым вопросам дня, формируют информационную среду, из которой телевизионные информационные службы черпают информацию для распространения в массовых аудиториях.

Второй уровень (печатные и электронные СМИ всероссийского, межрегионального и регионального охвата) представляет коммерческие издания, телеи радиокомпании к ним можно отнести всю деловую периодику, а также коммерческие телеи радиостанции, имеющие выход в регионы, но не являющиеся общенациональными по охвату аудитории. Они не так привлекательны для политизированного капитала, но — до кризиса 1998 г. и начиная со второй половины 1999 г. — пользовались большим спросом у рекламодателя. Коммерческие масс-медиа теоретически не являются частью медиаполитической системы, но в ряде случаев интегрируются в нее структурно, посредством политизированных инвестиций (чему немало способствовали выборы 1999—2000 гг. и неразвитость кредитного рынка), или функционально — в условиях конкретных информационных кампаний.

Для медиаполитической системы коммерческие масс-медиа играют роль среды, которая может либо способствовать затуханию информационных кампаний (эффект «подушки»), либо выступать резонатором, многократно умножая их эффективность. По идее, профессионализм журналистов должен способствовать изоляции информационных войн и компромата, передаче этих событий в качестве отсортированной и переосмысленной информации. Но склонность телерадиостанций и массовых изданий к скандалам и сенсациям, которые помогают поднимать рейтинги и тиражи, может давать обратный эффект, по определению Я. Н. Засурского, — «эффект эха». Задачей медиатехнологов является создание таких сценариев информационных кампаний, в которые коммерческие масс-медиа втягиваются по собственному желанию, занимая позицию одной из сторон.

Третий уровень системы (региональные электронные и печатные СМИ), как правило, хотя и далеко не всегда, находится под контролем местных администраций или — намного реже — крупных региональных корпораций. В этом отражается не только традиционный для России характер взаимоотношений прессы и власти, который оказался более устойчивым в консервативной российской провинции, чем в столице, но и тяжелая экономическая ситуация, что особенно заметно сказывается на региональных информационных системах. Имеет значение и реальное распределение власти в регионах, зачастую более автократичных, чем российская политическая система в целом. В последнем случае региональная информационная система становится предельно закрытой.

Есть, правда, и четвертый уровень информационной системы — Интернет. Глобальная коммуникационная среда представляет собой по сути огромный набор коммуникационных каналов, которые также могут использоваться медиаполитической системой, например, для выброса компромата, который затем может подхватываться на любом уровне информационной системы, и в том случае, если информация в Сети представляет интерес для публики, она может бесконечно тиражироваться в коммерческих и политизированных медиа.

Развитие Интернета в России началось не только с энтузиазма рядовых пользователей, но и благодаря мощным инвестициям политических игроков и технологов. Впрочем, начиная с 1999 г., в Сеть приходит капитал, и Интернет начинает развиваться как демократический, но функционирующий по экономическим законам сектор коммуникаций.

Для полноты картины следует упомянуть и внесистемные, по определению И. М. Дзялошинского, СМИ — русскоязычные радиостанции «Свобода», «Дойче велле», русскую службу Би-би-си. Хотя по источнику финансирования и потенциальному охвату аудитории следовало бы отнести их к первому уровню информационной системы, по профессиональным стандартам «радиоголоса» оказываются ближе к средствам информации второй группы, т.е. коммерческим СМИ. Их роль в информационной системе 90-х была не слишком велика, исключая «пики» популярности в начале и конце десятилетия. На заре Второй республики именно радио «Свобода» и русская служба Би-би-си служили тем эталоном, который во многом способствовал внедрению фактологического подхода в журналистике и служил проводником глобальной медиакультуры. В конце же 90-х годов «голоса» вернулись к привычной — и популярной — роли демократической оппозиции по отношению к пропагандистской системе массовой информации. Случай с задержанием корреспондента радио «Свобода» Бабицкого в Чечне и последующим его уголовным преследованием — яркое тому свидетельство.

Культурно-идеологические парадигмы. Таким образом, если говорить 0 структуре медиаполитической системы, то можно разделить ее на общероссийские группы СМИ и региональные информационные системы. К концу 90-х годов в России существовало коло десятка крупных политизированных и коммерческих медиа-холдингов, однако немногие из них могли похвастаться мощным присутствием в медиаполитической системе, т.е. способностью проводить самостоятельную информационную политику.

Это — государственный холдинг масс-медиа, контролируемый Борисом Березовским, группа «Мост-Медиа» Владимира Гусинского, а также группа СМИ Юрия Лужкова и близких мэрии Москвы компаний. Их преимуществом по сравнению с другими очагами концентрации СМИ является контроль за масс-медиа первого уровня, прежде всего всероссийскими телеканалами. Правда, ТВ-Центр Юрия Лужкова так и не успел развернуть всероссийское вещание в полную мощь до выборов 1999-2000 гг. (что во многом и предопределило поражение блока Лужкова—Примакова), а Борис Березовский рисковал потерять ОРТ в результате усиления государства. Нас же интересуют проявления политизации медиахолдингов. А они налицо — ведь в соответствии с тем, как поддерживаемые ими силы позиционировали себя в политическом поле, какие интересы они преследовали — менялась и информационная политика подконтрольных им средств массовой информации.

Но отметим главное в отношении медиаполитической системы: какие бы конъюнктурные изменения ни происходили в информационной политике, в основе каждого холдинга заложена ориентация на ту или иную аудиторию, которая выражается в его приверженности определенным системам взглядов и культурных парадигм. Как бы они ни формировались — в результате непосредственного влияния политических «патронов» (в случае ТВ-Центра) или как следствие исторически сложившейся общности взглядов последнего поколения советской интеллигенции (в случае группы «Мост-Медиа»), однажды избранный угол восприятия реальности в дальнейшем выдерживался медиа с определенным постоянством.

В первую очередь на этом, и только во вторую — на технической роли в политической системе держится определение медиа-холдингов как своеобразных политических партий в России во второй половине 1990-х годов. Сами политические партии, называвшие себя таковыми, за исключением КПРФ, не обладали ни структурой, ни активом. Это были хрупкие образования, создававшиеся незадолго до выборов из числа политических игроков, которые каждый раз перегруппировывались в новые комбинации для получения мест в парламенте. Таким образом, все партии, за исключением КПРФ, выполняли роль политических брэндов, «накачивание» которых осуществляли лидеры за счет активного участия в политическом спектакле.

Подобно тому как исторически институты партии и общественного объединения способствовали артикуляции определенных интересов и как следствие закреплению той или иной картины реальности, медиахолдинги играли аналогичную роль, не требуя никаких действий или членских взносов в ответ. Единственным условием участия была социализация через информационные и развлекательные продукты этих медиамонополий, поскольку ощущение реальности задают стратегии поведения и идентификации, лежащие в основе политического выбора.

Холдингу Лужкова, политика которого определяется модернизированной формулой дореволюционного министра просвещения Уварова13 (было: «самодержавие, православие, народность», стало — «державность, православие, народность»), присущи воспевание власти, умеренная оппозиционность в отношении федерального правителя, патриотизм, а также крайняя близость к православной церкви. Если бы сторонний наблюдатель мог судить о реалиях России конца 1990-х годов по программам ТВ-Центра, то он неизбежно пришел бы к выводу о том, что православие является государственной религией Великого Государства Российского.

СМИ холдинга «Мост-Медиа» придерживаются демократических и либеральных позиций «первой волны» начала 90-х годов. Радиостанция «Эхо Москвы» сегодня, наверное, самый либеральный орган информации в мире14. Как и НТВ, из политиков она поддерживает в первую очередь Григория Явлинского и Союз правых сил, хотя перед выборами оказалась способной поменять симпатии и содействовать Примакову и Лужкову, не забывая, впрочем, «Яблоко» Явлинского и Союз правых сил Сергея Кириенко, 5ориса Немцова, Ирины Хакамады.

Для журналистов «Мост-Медиа» характерно акцентирование профессионализма как основной особенности («Новости — наша профессия») и общественной ценности. С точки зрения информационной политики и освещения политического спектакля, наблюдались подчеркнутая объективность и отстраненность в сочетании с ориентацией на зрелищную составляющую. Последнее неудивительно для ТВ в принципе, но если на ТВ-Центре интересной «картинкой» могут пренебречь по идеологическим соображениям, то на НТВ это трудно представить.

Позиция группы Березовского изменялась с каждым новым альянсом, с каждым эпизодом конкурентной борьбы. Вместе с тем амплитуда колебаний не так уж и широка; на шкале политической позиции она располагалась между державно-демократическим и национально-патриотическим полюсами, склоняясь к последнему в процессе предвыборных кампаний и к первому — в периоды политического затишья. Из всех медиагрупп СМИ Березовского самые массовые в том смысле, что являются пропагандистскими органами информации, ориентированными на развлечения в голливудско-сталинском стиле и сенсационализм, за которым чаще всего кроются многоходовые интриги Бориса Березовского и его компаньонов.

С государственными СМИ до самого конца 90-х годов все было несколько сложнее: сказывались отсутствие консолидированной позиции исполнительной власти, напряженность в отношениях между правительством и президентом, а также козни былых посредников, вроде Бориса Березовского. Именно первый канал, в котором формально 51\% голосов всегда принадлежал государству, стал главной проблемой для Евгения Примакова, когда тот был премьером. Пытаясь возродить некое подобие единой государственной информационной политики, премьер вступил в конфронтацию с Борисом Березовским — и проиграл, поскольку в этом конфликте Березовскому удалось привлечь на свою сторону президентскую администрацию, настороженную усилением позиций премьер-министра.

Что касается РТР, то этот государственный канал, несмотря на свою официальность или благодаря ей, не оказал существенного влияния на политические процессы 90-х годов. Идеология РТР всегда совпадала с позицией власти (за исключением первой войны в Чечне) — от радикально-демократической в начале 90-х годов до умеренно-демократической, если можно так выразиться, на закате эпохи Ельцина и до «триумфа воли» в 1999 г. Именно тогда, после назначения Путина премьером и начала второй чеченской войны, на РТР перешел один из создателей НТВ Олег Добродеев, который добился серьезной реконструкции канала.

Результатом его усилий стало появление мощного государственного вещания, вклад которого в создание атмосферы военного патриотизма по поводу войны в Чечне был весьма высок. Вообще военная тема помогла каналу «подобраться» и обнаружить внутренний стержень (подобный формуле Уварова, применимой к ТВ-Центру, либеральным ценностям для НТВ и массово-развлекательным программам на ОРТ), которым для РТР стало именно жесткое пропагандистское вещание, воплощенное в прямое высказывание диктора и взвинченную драму репортажей с похорон солдат, «минут молчания» и военных новостей.

Подобно тому как роль военного премьер-министра стала важнейшей частью образа кандидата в президенты Владимира Путина для символической реальности России 1999 г., РТР стала своеобразной точкой сборки, прообразом воображаемой «Великой России» — той самой, которую публицистам, политическим игрокам, армии и власти удалось, наконец, сконструировать в конце десятилетия великого хаоса и борьбы за власть.

Средства массовой информации постсоветской России

Средства массовой информации постсоветской России

Обсуждение Средства массовой информации постсоветской России

Комментарии, рецензии и отзывы

Медиаполитическая система, реконструкция россии: Средства массовой информации постсоветской России, Засурский Ясен Николаевич, 2002 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон В пособии освещаются различные аспекты деятельности и проблемы, возникшие перед средствами массовой информации в постсоветской России последнего десятилетия.