Культура: «левая, правая где сторона?»1

Культура: «левая, правая где сторона?»1

<...> Культура народа как сумма этических и эстетических ценностей показывает в его прошлом, настоящем и будущем слишком многое. Она есть мера глубины и состоятельности, прочности и талантливости народа. Звук образной отзывчивости — это эхо отзывчивости сердечной. Культура возникла и веками развивалась как музыкальное сопровождение человека, как постепенное и таинственное извлечение его нетелесной фигуры. Человек создал труд, но если бы в нашем далеком предке не зазвучала одновременно мелодия, едва ли он пришел бы дальше того вида, который в науке называется «человеком умелым», что равнозначно умелому зверю. Подобно туринской плащанице, в которую оборачивали снятого с распятия Христа и которая вот уже скоро две тысячи лет сохраняет свой облик, культура оставляет беспристрастный оттиск нашего портрета.

Для культуры, для искусства излишне добавлять, что они обязаны быть гуманистическими. Негуманистической культуры не должно существовать. Это значило бы, что человек сознательно решил вернуться в скотское состояние. То, что называет себя иной раз культурой, что рядится в ее одежды, не имея сути, бывает или самозванством, или подражательством, или проходимством.<...>

<...> Национальная собственность на культуру не может быть отменена. В древности на Руси наказывали: «Помяните одно: только коренью основанье крепко, то и дерево неподвижно; только коренья не будет — к чему прикрепиться?!» Тот же И. Киреевский2, который, как видим, никогда не был против прививок из других культур, считал необходимым условием для такого соединения — «когда оно вырастет из нашего корня, будет следствием нашего собственного развития, а не тогда, как упадет к нам извне, в виде противоречия всему строю нашего сознательного и обычного бытия». И говорит о последствиях: «...единственный результат его заключался бы не в просвещении, а в уничтожении самого народа».

Все, казалось бы, ясно. Не так много точек, чтобы без ошибок расставить их по собственным местам. И когда имеющий уши да не слышит, когда слово «русское» немедленно трансформируется в нем в шовинизм, а слово «национальное» в национализм, поневоле придешь к выводу, что не истина, не духовное дело искусства интересует его, а нечто иное.

В самом понятии массовой культуры ничего плохого нет. Когда бы ценностная культура овладевала массами, когда бы лучшие ее образцы прошлого и настоящего становились хлебом насущным, — что могло бы быть полезней столь широкого ее распространения?! Ибо тогда широта способствовала бы глубине. Об этом мечтали и мечтают все творцы прекрасного — чтобы их слушали, читали, смотрели и впитывали не узкие круги, а миллионы. Однако в том понятии, в каком утвердилась сейчас массовая культура, ничего общего с желаемым она не имеет. Условие культуры — эстетическое просвещение народа, возделывание его души таким образом, чтобы оказалась способной принимать добро и красоту. Из того состава, который есть в нас, с одинаковым успехом можно сделать и человека и зверя. В зависимости от того, кто возьмется за эту работу. <...>

<...> Три опасности уничтожения человечества существуют, на мой взгляд, сегодня в мире: ядерная, экологическая и опасность, связанная с разрушением культуры. Трудно сказать, какая из них предпочтительней, если выбирать способ самоубийства. При ядерном это можно сделать моментально, при экологическом — с мучительным, но и недолгим продлением, когда отцы получают возможность наблюдать, как рождаются дети, все меньше похожие на людей. И при «культурном» — когда нравственно-эстетическая деградация приведет к обществу дикарей, которые не захотят терпеть друг друга. В известном смысле можно предполагать, что третья опасность, т. е. нарушение духовно-поведенческого аппарата, привела к появлению и первых двух.<...>

<...> Можно лишь диву даваться, с какой быстроногостью едва ли не во всех формах жизни кинулись мы перенимать чужую нажить. Будто и не было у нас ни собственной истории, должной оставлять отпечаток на собственном лице, ни тысячелетней культуры, взросшей на духовности и вызывавшей надежду светлых умов мира на всеобщее исцеление... Будто не было ни общественных институтов, ни крепости, ни союзного духа... Ни самобытности, ни традиций, ни характера, ни сил, ни идеалов — не было, а явились мы вялым сбродом невесть откуда и должны искать, под чье покровительство отдаться, чтобы уцелеть в незнакомом мире.<...>

Примечания

1 Статья опубликована в книге: Распутин В. Г. Уроки французского:

Рассказы, повесть, публицистика. М., 1989.

2 Киреевский Иван Васильевич (1806 – 1856) — русский философ, один из основателей славянофильства.

* Познание сих двух предметов ведет нас к чувствованию всевечного творческого разума. — Прим. авт.

** Я думаю, что первое пиитическое творение было не что иное, как излияние томногорестного сердца; то есть, что первая поэзия была элегическая. Человек веселящийся бывает столько занят предметом своего веселья, своей радости, что не может заняться описанием своих чувств; он наслаждается и ни о чем более не думает. Напротив того, горестный друг, горестный любовник, потеряв милую половину души своей, любит думать и говорить о своей печали, изливать, описывать свои чувства; избирает всю природу в поверенные грусти своей; ему кажется, что журчащая речка и шумящее дерево соболезнуют о его утрате; состояние души его есть уже, так сказать, поэзия; он хочет облегчить свое сердце и облегчает его — слезами и песнию.— Все веселые стихотворения произошли в позднейшие времена, когда человек стал описывать не только свои, но и других людей чувства; не только настоящее, но и прошедшее; не только действительное, но и возможное или вероятное. — Прим. авт.

**

* Автор имеет в виду Ж.-Ж. Руссо. — Прим. ред.

* ...В стране моей родной

Журналов тысячи, а книги ни одной.

Согласен с последним полустишием. — Прим. авт.

* Теперь с этим, может быть, другие славянофилы не согласятся, — но тогда сомнение еще дозволялось. — Прим. авт.

* Баадер2, Кёниг3, Баланш4, Шеллинг5. — Прим. авт.

** Стихия всеобщности или, лучше сказать, всеобнимаемости произвела в нашем ученом развитии черту довольно замечательную: везде поэтическому взгляду в истории предшествовали ученые изыскания; у нас, напротив, поэтическое проницание предупредило реальную разработку; «История» Карамзина навела на изучение исторических памятников, до сих пор еще не конченное; Пушкин (в «Борисе Годунове») разгадал характер русского летописца, — хотя наши летописи не прошли сквозь вековую историческую критику, а самые летописцы еще какой-то миф в историческом отношении; Хомяков (в «Дмитрии Самозванце») глубоко проникнул в характер еще труднейший: в характер древней русской женщины — матери; Лажечников (в «Басурмане») воспроизвел характер и того труднейший: древней русской девушки; между тем значение женщины в русском обществе до Петра Великого остается совершенною загадкою в ученом смысле. Теперь следите за этими характерами в исторических памятниках, только что появляющихся в свет, и вас поразит верность этих признаков, вызванных магическою деятельностью поэтов. — Нельзя не подивиться, как люди, ударившиеся в ультраславянизм, до сих пор не обратили внимания на это замечательное явление. — Прим. авт.

* Мендельзон-Бартольди, Берлиоз, Глинка. — Прим. авт.

* Автор ведет речь о русском народе. — Прим. ред.

* В Древней Руси все говорившие на непонятном языке назывались немцы, т. е. «немые». — Прим. ред.

* «Происхождение стиля из политической экономии». Ч. I. Брауншвейг и Лейпциг. 1902. — Прим. авт.

** «Происхождение стиля из политической экономии». Ч. I. Брауншвейг и Лейпциг. 1902. С. 19–20. — Прим. авт.

* От имени «Азия» как в русском, так и в некоторых романско-германских языках произведено два прилагательных: «азийский» и «азиатский». Первое, в историческом его значении, относится по преимуществу к той обнимавшей западную часть нынешней Малой Азии римской провинции, а затем диоцезу, от которых получил впоследствии свое имя основной материк Старого Света. В первоначальном, более узком смысле, термины «Асия», «асийский», «асийцы» употреблены, напр., в «Деяниях Апостолов» (главы 19 и 20-я). Прилагательное «азиатский» имеет касательство ко всему материку. — Корневой основой слов «Евразия», евразийский, «евразийцы» служит первое, более древнее обозначение; однако не потому, чтобы «азийство» в этом случае вводилось исключительно к римским провинциям и диоцезу; наоборот, евразийцы обращаются в данном случае к гораздо более широкому историческому и географическому миру. Но слово «азиатский», в силу ряда недоразумений, приобрело в устах европейцев огульно-одиозный оттенок. Снять эту свидетельствующую только о невежестве печать одиозности можно путем обращения к более древнему имени, что и осуществлено в обозначении «евразийства». «Азийским» в этом обозначении именуются культурный круг не только Малой, но и «большой» Азии... В частности же, ту культуру, которая обитала в «Асии» времен апостольских и последующих веков (культуру эллинистическую и византийскую), евразийцы оценивают высоко и в некоторых отраслях именно в ней ищут прообразов для современного духовного и культурного творчества. — Прим. авт.

* Вероятно, Вернадский имеет в виду Великую Отечественную войну. — Прим. ред.

* Это драгоценнейшее свойство мыслящего тела, тонко раскрытое еще Спинозой, нагляднее всего проявляется в отношении структуры и функций человеческой руки. Именно потому, что рука обладает, как выражаются в механике, бесконечным числом степеней свободы — то есть анатомически не предназначена к движению по какой-то определенной траектории, — она способна описывать любую. Она может описывать контур и круга, и квадрата, и треугольника, и любой другой сколь угодно замысловатой фигуры именно потому, что заранее, структурно-анатомистически, в ней не «закодировано» ни то, ни другое, ни третье, а тем самым и никакое определенное тело. — Прим. авт.