Глава 18 подводя итоги

Глава 18 подводя итоги

Рассматривая проблемы, связанные с экологическим сознанием, мы старались подойти к ним с разных позиций, чтобы, описывая различные механизмы и процессы, лежащие в основе экологического сознания, более или менее четко вскрыть разнообразие этой формы психической деятельности, выявить ее корни и истоки и постараться спрогнозировать ее будущее с целью сформировать у читателя полное представление о процессах, механизмах и содержании экологического сознания.

Попробуем теперь подвести некоторые итоги проведенного исследования экологического сознания и в кратком виде представить те основные положения, главные посылки, которые, по-нашему замыслу, должны были бы сформироваться у читателя в процессе знакомства с главами этой книги.

Пожалуй, на первое место следует поставить положение о том, что экологическое сознание базируется на одних и тех же механизмах и процессах, что и другие виды сознания. В наших исследованиях и при анализе многочисленной литературы, посвященной важнейшей проблеме экологической психологии сознанию, мы не смогли обнаружить ни одного психического процесса или явления, которое было бы специфично, свойственно только экологическому сознанию.

Мы постарались раскрыть это положение путем такого построения глав, чтобы вначале излагались стороны и характеристики, общие для всех видов сознания, которые затем переносились на конкретное содержание экологического мышления и сознания. Это не должно было быть просто повторением ряда истин, заимствованных из курса общей психологии, поскольку главное отличие экологического сознания от всех других видов сознания заключается в его предмете (направленности), который обуславливает иные, свойственные только экологическому сознанию особенности взаимоотношения психических процессов. Можно сказать, что предмет и обусловленные им особенности взаимодействия психических процессов и формируют экологическое сознание.

Понятия, включенные в экологическое сознание, приобретают в нем одну чрезвычайно важную и специфическую особенность они могут выступать или как материальная данность в ее вещной, предметной форме независимо от того, является ли понятие отражением реального материального объекта либо процесса или же исходно обозначает некоторую абстракцию как элемент понятийной системы. В зависимости от превалирования той или другой стороны меняются и содержание и направленность экологического сознания. Превалирование, в свою очередь, зависит от степени связи данного объекта или процесса с потребностью человека. Именно в этом заключается противоречивость экологического сознания, которое в своем крайнем виде выглядит как противоречивость убеждений и поступков. У одного и того же человека может возникнуть противоречие между картиной мира как проявлением экологического сознания, базирующегося на познании объективных законов природы, и предельным антропоцентризмом в отношениях человека с этим миром, реализующемся в его экологическом поведении.

Противоречивость экологического сознания, определяемая динамикой смены исходных позиций, привела и к тому, что авторы, описывая различные стороны сознания, были вынуждены делать некоторые повторы не только ряда положений, ссылок, но даже и примеров.

Б.Ф-Ломов, анализируя поиски психологами «единицы психического», т. е. «такой клеточки психического, которая содержала бы в зародыше все основные свойства целого», показал принципиальную неправильность такого подхода вне зависимости от того, что выдвигалось в качестве такой единицы ассоциация (Милль, Бэн, Спенсер), гештальт (Вертгеймер), значение (Выготский), акт отражения (Рубинштейн), ощущение (Ананьев), действие (Рубинштейн, Леонтьев). Неправильность такого подхода заключается в том, что ни один психический процесс не может быть рассмотрен как замкнутая в себе система, и эти процессы выступают различными составляющими психики. Приведенные нами материалы подтверждают это положение, различные подходы к понятию экологического сознания раскрывают и его различные грани. Не может быть какого-либо базового экологического сознания. Именно это обусловило необходимость подробного рассмотрения понятийного аппарата экологического сознания, включив в него не одно, а несколько определений (12 определений были даны на протяжении всей книги).

Следует подчеркнуть, что различные определения не отражают, как это обычно бывает, мнение или позиции автора, не противоречат друг другу Каждое из них выделяет какую-либо сторону экологического сознания, которая может реализоваться в экологическом поведении или даже просто в экологическом подходе к тому или иному проявлению внешнего мира. Именно эти соображения заставили нас вначале раскрыть механизмы экологического сознания и лишь затем перейти к описанию некоторых видов такого сознания.

Подобная многогранность экологического сознания обуславливает еще один его характерный признак, который отразился на содержании и стиле изложения этой книги, что, вероятно, уже заметили читатели. Речь идет об эклектичности экологического сознания. Обычно понятие эклектики используют как некую негативную характеристику, основанную на использовании отдельных положений, фактов, изолированных от их временных и пространственных связей, смесь противоречивых воззрений, систему, допускающую одновременное признание взаимоисключающих теоретических положений. В то же время в философии понятие эклектики рассматривается или как предварительный этап сбора различных исходных положений для последующего построения единой системы (конвергентная эклектика) или как начальный этап разделения системы, ранее считавшейся единой, на отдельные системы (дивергентная эклектика).

С этих позиций мы можем рассматривать эклектику экологического сознания как своеобразный переход от метафизического сознания (при котором рассудочное познание явлений фиксирует лишь отдельные свойства предмета сознания как существующие независимо друг от друга, а отношения между ними описываются формальной логикой в соответствии со взглядами Гегеля) к диалектическому сознанию, при котором предмет рассматривается в единстве его противоположностей, а их борьба является источником развития, как считал К. Маркс.

Эклектика, признающая наличие противоположностей, но не допускающая их единства, вероятно, является базой для наиболее удивительного свойства сознания способности формировать различные логики и менять эти логики в процессе мышления, как механизма познания.

Анализируя те главы, в которых рассматривались различные виды сознания, как индивидуального, так и коллективного, можно сделать вывод, что практически все они, хотя и в различной степени, характеризуются наличием эклектичности. Это позволяет высказать несколько, на наш взгляд, принципиальных соображений.

Одно из них заключается в том, что природа диалектична, об этом говорил еще Гераклит: «Одно и то же в нас живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое. Ведь ЭТО, изменившись, есть ТО, а ТО, изменившись, есть ЭТО». На противоречия всего существующего указывал К.Маркс.

Эклектичность сознания, как отражение диалектичности природы, вероятно, и приводит к кантовской антиномии (противоречию) разума, которая определяет и особенности экологического поведения. Можно допустить, что противоречия эклектики и диалектики и определяют те элементы напряженности, конфликтное™ экологического сознания, которые мы подробно разобрали в соответствующих главах. Осознание «Я» и «неЯ» как первичный элемент сознания, по-видимому, является исходным моментом дивергентной эклектики сознания, которую затем пытается преодолеть научное экологическое сознание.

Это приводит нас к другому предположению. Рассматривая виды сознания, мы начали классификацию с сознания отрицания, закончив ее адекватным сознанием, затем сменили классификационный признак и попытались выделить обыденное и научно обоснованное сознание. В каждом из этих видов сознания можно обнаружить ряд противоречивых исходных положений, отражающих противоречивости социальной и биологической сущности человека.

Вероятно, полностью переключиться на научно обоснованное экологическое сознание индивид не может, именно для доказательства этой невозможности мы посвятили целую главу описанию бессознательного вандализма, понимая под ним осознанное действие, не имеющее осознанной целевой причины. Можно думать, что научно обоснованное экологическое сознание является особенностью коллективного сознания, сумевшего освободиться от эклектики индивидуального сознания, т. е. ситуация, где сумма эклектических сознании формирует диалектическое коллективное сознание, которое может развиваться от некритического позитивизма (по К.Марксу), т. е. рассмотрения сведений, получаемых конкретно-научным и обыденным (опытным) познанием как онтологических принципов, до высшей, известной сейчас формы экологического сознания, предлагаемой в модели Тейяра де Шардена.

Обыденное сознание, саморазвивающееся в процессе непосредственных прямых контактов с окружающей средой, воспринимает диалектику природы как смешение исключающих друг друга противоречий, и для того, чтобы постичь единство этих противоречий, сознание должно быть вооружено научным методом познания, онтологией и гносеологией его теоретической основой вне зависимости от того, используется ли идеалистическая или материалистическая базовая концепция. Необходимость этого и обуславливает огромную роль экологического воспитания в формировании способности постичь сущности мироздания и отношения к этим сущностям. Именно этим обусловлено мировоззренческое определение экологического сознания, которое было дано в самом начале книги.

Когда воспитательница детского сада учит детей не рвать цветы, не ломать деревья или не разбрасывать мусор, она еще не формирует экологическое сознание, а лишь создает некоторые предпосылки для его появления, предпосылки, препятствующие образованию агрессивно-хищнического сознания. Экологическое сознание возникает лишь тогда, когда появляется концептуальная модель бытия и места в нем человека, когда постигается противоречивость бытия. Здесь в третий раз мы сошлемся на Г.Р.Державина и его оду «Человек».

Безусловно, содержание и направленность экологического сознания определяются знанием, особенно научным, но при этом необходимо, чтобы сознание могло подняться над конкретикой этого знания и перейти на уровень философского онтологического обобщения. Только тогда оно может освободиться от эклектики и выйти на уровень диалектического осмысливания природы и формировать свое экологическое поведение.

Рассмотрение динамики развития экологического сознания предполагает поиск ответа на вопрос, что же определяет появление той или иной формы обыденного экологического сознания. Будем исходить из того, что научно обоснованное сознание обусловлено объемом полученных знаний как антиципирующего отражения общественного опыта (появляется в результате обучения и воспитания).

По ходу освещения это вопроса мы обращали особое внимание на агрессивно-хищническое экологическое сознание, рассматривая его проявления и генез. Так как в основе любой формы экологического сознания лежит жизненная потребность потребность удовлетворения постоянных жизненных целей, то можно считать, что в той или иной пропорции агрессивно-хищническая направленность присутствует практически в любой форме экологического сознания. Удовлетворение материальной потребности обязательно связано с тем, чтобы взять что-либо от природы, вторгнуться в тот или иной биогеоценоз, причем расширяющаяся потребность увеличивает агрессивность человека по отношению к природе.

Многие исследователи склонны рассматривать эту ситуацию как проявление агрессивной сущности человека, т. е. врожденного, генетического свойства. Как нам кажется, это не совсем верно: генетически закреплена необходимость обеспечения жизненных процессов и с этих позиций реализацию такой необходимости нельзя рассматривать как агрессию, как не является афессором хищник, живущий за счет своих жертв. Агрессия появляется тогда, когда вторжение в природу является намеренным, но не необходимым актом, проявление которого превышает естественную потребность, т. е. агрессивно-хищническое сознание хотя и имеет генетические корни, но формируется как приобретаемое в процессе постнатального развития.

Конечно, это не значит, что этот вид экологического сознания, как и другие виды, независим от влияния других, генетически обусловленных факторов. На протяжении книги мы неоднократно показывали связь различных проявлений экологического сознания с такими врожденными свойствами личности, как тревожность, устойчивость и т. п. Тем не менее, вероятно, решающую роль играют условия жизни и особенности социального окружения. Так, достоверной является связь тяжелых условии жизни, особенно в период формирования личности, с вероятностью доминирования агрессивно-хищнических черт в экологическом сознании. Чем теснее связь личности с социальными институтами, с общественными формациями, тем более выражена тенденция появления активного адекватного сознания. Огромную роль здесь играет экологическое воспитание и обучение.

Сложность анализа экологического сознания, его вида, выраженности, направленности и происхождения заключается в том, что здесь очень часто не работают очевидные, казалось бы, связи. Так, на первый взгляд логичная связь преобладания адекватного активного экологического сознания, выступающего в виде цели деятельности, у сельских жителей по сравнению с городскими на самом деле оказывается обратной. Агрессивно-хищническое сознание более характерно для жителей села. Чем выраженное элементы природы, которые опасны для жизни человека, тем четче у многих людей образ угрозы вытесняется образом партнера в игре (вспомним исследователя вулканов Г.Т.Назиева). Мы уже писали о ситуации с жителями горных районов, где «очевидное» благо оказалось смертельной угрозой и т. д.

Проблему экологического сознания очень часто сводят к рассмотрению действительности на уровне объектно-вещного бытия, превращающего субъектное бытие в аксиологическую пустыню с ее развитым онтологическим эгоизмом (Г.С.Батищев, 1997 г.). Происходит некий процесс фетишизации, когда объектам-носителям присваиваются свойства высших уровней и экологическое сознание оказывается лишь фиксатором отношений в мире предметов природы. Нагляден пример, приведенный К.Марксом о взбесившемся фортепьяно, которое присваивает себе заслуги композитора.

Экологическое сознание как бы формирует свой мир, достраивая его своей логикой, своим смысловым устремлением. Только в таком виде оно может стать активной силой эволюции. Самое страшное, по нашему мнению, что может случиться с экологическим сознанием, это низведение его до уровня охраны природы. Для нас не кажется парадоксом утверждение, что экологическое сознание своей главной задачей видит установление необходимых отношений между людьми в их взаимодействии с природой, т. е. перевод его из области объектно-вещных отношений в межсубъектные и преобразование этих отношений. Человек-хозяин природы противопоставляется человеку-носителю субстанциализма, безусловно подчиняющемуся существующему или предполагаемому мировому порядку. Явной формой такого экологического сознания является сознание отрицания, где человек полностью отказывается не только от своей ответственности за судьбу мира, но даже и от участия в нем.

Мы уделили много внимания проблеме научно обоснованного экологического сознания, однако нельзя рассматривать это сознание лишь как учет, классификацию фактологического материала и базирование на нем как на единой первооснове. В.И.Вернадский писал: «Мы не знаем науки, а следовательно, и научного мировоззрения, вне одновременного существования других сфер человеческой деятельности... все эти стороны человеческой души необходимы для ее развития, являются той питательной средой, откуда она черпает жизненные силы, той атмосферой, в которой идет научная деятельность».

Научно обоснованное экологическое сознание не может базироваться на фактах или даже теоретических основах только одной науки, как бы развита она ни была, оно характеризуется универсальностью подхода, обуславливающего широкое видение проблемы, вопроса.

Особо следует остановиться на вопросе направленности научного экологического сознания. В процессе изложения материала мы неоднократно затрагивали проблему угрозы жизни человека, существованию человечества из-за ухудшающихся природных условий. Было показано, что образ угрозы, связанный с разрушительным антропогенным влиянием, явился базой для современного экологического общественно-политического движения. Но именно прямая связь с угрозой обуславливает и недостатки экологического сознания, как обыденного, так и научного на современном уровне, поскольку это сознание приобретает навязанный внешними изменениями характер. Вынужденность экологического сознания вызывает, как и всякое принуждение, обратную реакцию, реализующуюся в виде направленности на спасение человека или человечества, т. е. самих себя и ради себя. Это волей-неволей противопоставляет человека природе, всему космосу, и экологическое сознание пытается решить эти внешние противоречия, подменяя ими первопричинные внутренние противоречия, все многообразие которых мы объединили как противоречие «Я» и «неЯ».

Из этого следует, что направленность экологического сознания должна ориентироваться не столько на ликвидацию личной или общественной угрозы, сколько на позитивное участие в созидательном процессе обеспечения гармонии природы с помощью все возрастающих уникальных возможностей человечества. Это означает решительный отказ от антропоцентрической экологии и антропоцентрического экологического сознания и переход на позиции диалектического единства человека и природы. Мы неоднократно останавливались на представлениях П.Тейяра де Шардена и В.И.Вернадского о космической функции человека и его сознания. Несмотря на глубокие внутренние различия этих концепций, они сходятся в главном в признании ответственности человека за судьбы мира, в признании единства человека, биои геосферы.

Отказ от антропоцентризма должен явиться основной концепцией научного экологического сознания и, следовательно, стать одной из важнейших задач экологического воспитания.

Характеризуя адекватное сознание, мы в качестве его признаков выделили творческое начало, т. е. стремление к созданию нового как «продуктивной способности воображения» в соответствии с определением Канта, как непрерывное рождение нового, по мнению Бергсона, как предметно-практическую деятельность, преобразующую мир, по теории Маркса, или

способность решать задачу, поставленную ситуацией, как считал Дьюи. Мы специально привели эти определения ученых, стоящих на различных, иногда полностью противоположных, философских позициях, чтобы подчеркнуть, что все они так или иначе включают элемент сознания, тем самым показав механизм реализации космической функции человека, его способность выходить за какие-то рамки, пределы, установленные ранее, в том числе и за рамки по-житейски очевидного.

Безусловно, как и всякая классификация, рассмотренные нами две системы классификации страдают одним и тем же внутренним недостатком: они лишают каждый классифицируемый объект его полноты, «жизни», оставляя лишь какую-либо одну, произвольно выбранную редуцированную сторону. На самом же деле все виды экологического сознания являются, по выражению М.М.Бахтина, полифоническими, в них соединяются, расходятся и переплетаются многие элементы, отличающиеся множественностью планов и формирующие единство, которое в одних случаях реализуется в гармонию, а в других в диссонанс.

В этой полифонии достаточно отчетливо проявляются два вида ориентации: на предметно-вещные показатели и на духовные ценности, базирующиеся на понимании роли человека во Вселенной. Может проявиться гармония предметно-вещных ориентиров и духовных ценностей, основанных на антропоцентризме, но может и должна быть образована гармония предметно-вещных ориентиров как носителей, в которых реализуются духовные ценности, основанные на космизме человека.

Следует иметь в виду, что в последнее время понятия аксиологии в отечественной литературе по экологии оказались запутанными, особенно когда идет речь о духовных ценностях. В аксиологии ценность определяется как телеологическая, нормативная категория, объемлющая все, что может быть целью, идеалом, предметом влечения, стремления, интереса. Выделяются два вида ценностей предметные и духовные (в советской философской литературе чаще использовалось понятие субъектной ценности, или ценности сознания).

Критериями ценности являются благо и зло. Для предметных ценностей они являются сущностью природных богатств, стихийных бедствий, продуктов труда, социальных явлении, например революции, научной истины, поступков и действий людей, они лежат в основе эстетических характеристик природных и общественных объектов. В духовных ценностях понятия добра и зла реализуются в общественных установках и оценках, императивах и запретах, нормативных представлениях о справедливости, прекрасном, идеалах, в религиозных, правовых, политических, экономических установках.

Количество и соотношение предметных и духовных ценностей и определяют, вероятно, тип и вид экологического сознания. Именно поэтому экологическое воспитание должно начинаться с формирования в сознании мира ценностей.

Изложение проблемы экологического сознания будет неполным, а сама проблема окажется значительно обедненной, если мы не затронем еще один аспект, важность которого постоянно возрастает. К сожалению, он ускользнул от внимания экологов-теоретиков, хотя довольно оживленно дискутируется среди ученых-кибернетиков. Сошлемся, в частности, на недавно опубликованную книгу К.Уорвика «Наступление машин», хотя автор, в свою очередь, также не очень озабочен экологическими аспектами проблемы, которая заключается в том, что за последние 50 лет в человеческом окружении возникло новое, не имеющее в прошлом аналогов явление антропогенная техника, обладающая искусственным интеллектом или, вернее, способная осуществлять действия, которые ранее были прерогативой только мозга человека. Экология, как учение о взаимоотношениях человека со средой, столкнулась с ситуацией, когда в эту среду были включены машины, обладающие рядом качеств, которые ранее считались присущими только человеку. Возник своеобразный парадокс: экологическое сознание современного человека, избавившись в процессе своего развития от антропоморфизма природы (приписывание явлениям природы человеческих свойств), столкнулось на современном этапе развития с реальными объектами, наделенными такими свойствами.

Суть возникшей проблемы заключается в следующем. До сих пор в сознании человека существовало прочное убеждение в том, что человек является господином и хозяином природы, поскольку он всегда имеет возможность решать в свою пользу все ситуации, которые возникали в процессе взаимоотношения с явлениями природы. Такое убеждение базировалось на принятии положения о том, что человек значительно превосходит по своему интеллек-тувсехдругихпредставителейживойприроды. Превосходство интеллекта, ума дало возможность превосходства и по другим критериям, которое достигается путем использования машин как искусственных органов мозга. Так, человек, используя микроскоп или телескоп, стал видеть объекты, недоступные зрению любого самого зоркого существа; применяя простейшие рычаги типа домкрата, стал сильнее любого слона; пользуясь самолетом, сталлетатьвыше, быстрее и дальше любой птицы.

Здесь важно подчеркнуть один нюанс: видит не микроскоп, поднимает тяжести не домкрат, летает не самолет, выплавляет железо не доменная печь, а видит, поднимает, летает, плавит человек, и машины лишь помогают ему это осуществлять. Таким образом, машины лишь усиливают какие-либо функции человека или же наделяют его новыми, ему не присущими, например способностью летать.

Наряду с этим происходит и некоторое отчуждение машины от человека, поскольку первая, увеличивая возможности человека, одновременно увеличивает и возможности нанесения ему прямого или косвенного вреда в виде тех или иных аварий, катастроф или из-за разрушения природы.

Машины и механизмы вторгаются и в самого человека, уже обыденностью стали глазные линзы, искусственные сосуды, широко используется искусственная почка, на очереди машина-печень и машина-сердце или машина-глаз. Более того, теоретически возможно создать искусственную почку лучшую, чем естественная, и сердце лучшее, чем то, которое дано от природы, не только по долговечности или по механическим свойствам, но и по уровню регуляции его работы. Итогом такого научно-технического прогресса явились создание и ускоренные темпы развития мира человеческих творений как среды, в которой существует современный человек, среды, созданной мозгом, сознанием человека.

Все обстояло более или менее благополучно до тех пор, пока не появились машины, которые обладают задатками интеллекта. Не будем сейчас разбираться в сущности понятия интеллекта, прежде всего потому, что пока нет единого его определения. У нас вообще сложилось впечатление, что это понятие в чем-то аналогично понятию множества в математике, т. е. в принципе не может иметь определения, приемлемыми могут быть только негативные характеристики интеллект это не знания, это не способности и т. п. Поэтому в дальнейшем будем использовать два понятия искусственного интеллекта, пригодные для понимания сути проблемы. Одно из них принадлежит М. Мински, считавшему, что искусственный интеллект это создание машины, которая может делать то, что ей позволяет делать уровень человеческого интеллекта. Второе определение, данное нами: искусственный интеллект это модель человеческого интеллекта, позволяющая воспроизвести все, что возможно для интеллекта человека на данном уровне его развития и в данной сфере применения или исследования.

Проблема искусственного интеллекта сводится к вопросу, может ли мозг создать сам себя, или более современной версии античной проблемы: как сознание познает само себя.

Анализ этой проблемы позволил определить ряд исходных положений. Одно из них заключается в признании того, что есть ряд функций, которые, несомненно, связаны с интеллектом, но которые уже на сегодняшнем уровне развития машина (имеется в виду прежде всего компьютер) делает лучше человека. Так, по сравнению с любым человеком компьютер может осуществлять счетные операции в миллиарды раз быстрее, может обладать оперативной памятью, превосходящей оперативную память человека. Эти качества позволяют машине быстрее ориентироваться в многофакторном мире.

Есть и другие положения, например то, что машина свободна от некоторых человеческих недостатков, в первую очередь утомляемости, т.е. и в этом она лучше человека. Слабость подобных положений заключается в том, что здесь неправомерно используется понятие «лучше», так как игнорируется сам факт того, что машины это органы человека, созданные человеком. Допустим, появилась машина, которая производит сто математических операций в секунду, хотя ее создатель может осуществить только одну. Это значит, что человек стал лучше считать. Другой создает машину на миллиард операций в секунду и станет считать лучше первого благодаря наличию более быстрой машины. Компьютеризация банковской сети, часто приводимая в качестве примера превосходства машины над человеком, позволяет последнему быстрее производить операции и тем самым лучше справляться с текущей ситуацией. При этом слово «лучше» относится не к машине, а к человеку, в интересах которого производится анализ.

Увлечение термином «лучше» привело к тому, что некоторые ученые высказали опасение о возможности появления машины, обладающей более совершенным, более высоким интеллектом, чем человек, что приведет к возникновению борьбы за господство над миром между машиной и человеком, которая неминуемо окончится поражением человека. Там самым центр тяжести в экологическом аспекте проблемы «человек и машина» с вопросов вреда, связанного с воздействием машины на природу, переносится на угрозу самому существованию человека.

Теоретически эта проблема поднималась и ранее в виде «бунта машин» в некоторых произведениях писателей-фантастов, но сейчас она стала объектом и научного изучения, в процессе которого ряд серьезных ученых, специалистов по кибернетике, например уже упоминавшийся К.Уорвик, приходят к выводу о неминуемом проигрыше человечества в таком соревновании, о грядущем мире, в котором будет править не человек, а новое поколение роботов.

Попробуем более внимательно разобраться в ситуации, рассмотрев ряд вопросов, на которые попытаемся дать ответ.

Вспомним известные нам элементарные психические функции, которые лежат в основе работы мозга, например функции сенсорики, внимания, памяти, и попытаемся ответить на вопросы: можно ли создать электронный мозг с более низким порогом восприятия звуковых колебаний или электромагнитных колебаний в области инфракрасного диапазона, можно ли создать электронный мозг с более тонким избирательным вниманием или с более емкой памятью?

Ответы на эти вопросы кажутся бесспорными да, теоретически это возможно. Такая уверенность, однако, касается только индивидуального мозга, но если рассматривать коллективный мозг человечества, его коллективный разум, то очевидность исчезает, поскольку в потенциальном распоряжении человечества имеются возможности усиливать до бесконечности свои интеллектуальные функции. Так, электронный мозг можно снабдить огромным объемом памяти, но она будет лишь равна объему памяти человечества, запечатленному в книгах, музеях, легендах и т. п. При этом память человечества будет постоянно расширяться благодаря индивидуальномуопы-ту, и скорость и объем такого расширения будут зависеть не от быстродействия, а от разнообразия интересов и целей.

Все это позволяет нам считать, что самый совершенный электронный мозг по сравнению с коллективным мозгом человека по элементарным функциям может лишь достичь его уровня, поскольку в противоборстве с «взбунтовавшимся» компьютером человек будет использовать такие же компьютеры с целью противодействовать этому компьютеру, посягнувшему на функции человека в структуре мира.

Поэтому даже неоспоримое преимущество машины в быстроте действия может быть использовано человеком в теоретической борьбе с роботами, претендующими на господство.

Рассмотрим следующий вопрос: можно ли создать искусственный интеллект, обладающий более совершенными, чем у человека, психическими функциями, например ассоциациями, эмоциями, мышлением и, наконец, рефлексией?

Ответ на этот вопрос менее очевиден, чем в предыдущем случае, поскольку он находится, по нашему мнению, не в сфере технических возможностей, а в области психологии.

Вероятно, можно создать аналоговую модель и этих функций. Например, такая функция, как озабоченность, моделируется несложным датчиком в современном автомобиле, зажигающем табло «бензин на исходе» или «падает давление масла». Можно, задав компьютеру вопрос, «что будет, если ...», промоделировать ассоциативные связи причинно-следственного характера, разработав соответствующую программу Это позволяет прийти к выводу о теоретической возможности создания электронного мозга, в котором действующие механизмы будут полностью аналогичны тем, которые существуют в мозге человека.

Однако аналогичные еще не значит такие же. Проблема заключается в том, что мозг человека продукт эволюционного развития и критерием, стимулом его эволюции является адекватность тем проблемам, с которыми сталкивается человек, живя на земле, т. е. он совершенен для земных условий.

Если изменить закономерности внешнего мира, то совершенство мозга может исчезнуть. Классическим примером этого является эксперимент с так называемым перевернутым миром, когда испытуемый носит специальные очки, дающие перевернутое изображение. Должно пройти немало времени, чтобы мозг смог внести соответствующую поправку в воспринимаемый образ.

Итак, можно считать, что мозг человека, вооруженный машинами-помощниками, является тем идеалом, к которому будут стремиться создатели искусственного интеллекта, а проблемой станет моделирование не процессов, а целей и объектов, на которые будет направлена работа этого интеллекта. Это означает, что ответ на главный вопрос о сосуществовании человека и искусственного интеллекта относится не к технике, а к психологии, и в первую очередь к экологическому сознанию, его направленности, объему и развитию.

Было бы неверно, пытаясь создать искусственный интеллект, по тем или иным параметрам превосходящий интеллект человека, рассматривать сознание человека как нечто застывшее; мозг не останавливается в своем развитии, и чем стремительнее идет научно-технический прогресс, тем совершеннее становится мозг. Это не морфологическое совершенство, мозг не увеличивается и не формирует в себе новые структуры совершенствуется то, что И.П.Павлов называл функциональной мозаикой мозга, лежащей в основе психологических процессов. В этом отношении интересно высказывание К.Уорвика «В Рединге мы... стараемся с каждым разом создавать все более "умные" машины. Интересно, что результат при этом отражается и на нашем собственном интеллекте» (с. 58).

Анализируя экологическое сознание, мы исходили из положения о том, что в его основе лежат потребности и обусловленные им цели, среди которых есть постоянные и временные. Попробуем подойти к проблеме сосуществования человека и машины с искусственным интеллектом с этих позиций, приняв допущение о возможности моделирования всех механизмов, лежащих в основе психических процессов*.

Создавая думающую машину, человек закладывает в нее определенный целевой принцип, исходя из своих, человеческих целей, среди которых можно выделить одну глобальную преобразование отношений человека и среды для оптимизации жизни человека. Из этого следует, что и «потребности» структуры с искусственным интеллектом будут связаны с этими общими для нее и для человека целями, хотя и отличными от человека по своему набору, исходя из различий работы биоорганических и электрических элементов.

Принципиальным выводом из этого является совместимость человека и машины. Это важное положение проводит резкую границу между искусственным интеллектом как экологическим фактором и теми факторами среды, наличие которых обусловлено разрушением жизни человека. Такими отношениями характеризуются, например, связи человека и вируса.

Возникает теоретический вопрос: возможно ли возникновение ситуации, когда машина, ориентированная на обеспечение удовлетворения потребности человека и наделенная искусственным интеллектом, может по каким-либо причинам изменить свою целевую функцию на обратную и действовать против человека. В принципе такая возможность не исключена, поскольку подобные изменения возникают и в интеллекте человека (в психиатрии известно большое число заболеваний, где ведущими симптомами являются асоциальное поведение, социально ориентированные маниакальные состояния или состояние самообвинения с тенденцией к суициду).

Опасность искусственного интеллекта-маньяка, вероятно, при достаточно надежной технологии создания интеллекта не будет превышать опасности, создаваемой человеком в таком же состоянии, и, как и в человеческом обществе, может быть скорректирована введением соответствующих правил, установок в интеллект взаимодействующих с ним думающих компьютеров.

Более сложна проблема в том случае, когда между человеком и машиной возникает конфликт решений, т. е. ситуация, когда предлагаются разные варианты достижения одной и той же цели, поставленной во имя человека, причем решение машины основано не на программе, вложенной человеком, а выработанной в результате способности искусственного интеллекта к самопрограммированию. В случае, когда способности к самопрограммированию нет, ситуация разрешается довольно спокойно, о чем свидетельствуют многочисленные данные, полученные военными авиационными психологами, изучавшими взаимодействие летчика с высокоавтоматизированным боевым самолетом, при котором устанавливается высокая степень доверия человека к машине, выражающаяся в близости принимаемых человеком и компьютером решений, поскольку правила принятия решения и имеющиеся исходные данные в принципе одни и те же.

Однако при способности машины к самопрограммированию ситуация осложняется не только тем, что расхождение решений может быть слишком велико, но и тем, что искусственный интеллект способен выработать решение и реализовать его значительно быстрее человека и необходимая, по мнению человека, коррекция будет безнадежно опаздывать. Разрешение такого конфликта в стандартных, прогнозируемых ситуациях будет происходить, вероятно, по типу «притирки», как это бывает при формировании человеческого коллектива, по пути взаимных уступок и выработки аксиоматических правил поведения.

Таким образом, можно предполагать, что теоретически допустимая возможность способности искусственного интеллекта к самореализации будет определяться заложенным при конструировании машины «смыслом жизни» в виде обеспечения потребности человека, а теоретическая опасность будет аналогична опасности, которая возникает, например, при патологическом процессе в мозжечке или в больших полушариях мозга, нарушающем необходимые условия их взаимодействия.

До тех пор пока сохранится именно это содержание смысла жизни, человечество может не опасаться появления внутренне враждебной расы думающих машин.

Может ли спонтанно появиться такая враждебность? Вероятно, может в результате каких-то случайных отклонений в механизме искусственного интеллекта, но развитию их будет противодействовать вся система, вся сеть структур с искусственным интеллектом, объединенная заложенным в нее принципом содействия человеку, человеческому обществу, подобно тому как в организме существует система защиты, отторжения случайных отклонений жизненных процессов.

Поясним этот тезис некоторыми соображениями, заимствованными из области эволюционной психологии, которые свидетельствуют о том, что понятие смысла жизни смогло появиться только там и тогда, когда мозг человека освободился от всепоглощающей постоянной заботы об обеспечении такой цели, как потребность в еде. Лишь эта свобода, возникшая с развитием скотоводства и земледелия, позволила сознанию поставить перед собой этот вопрос. Будет ли способен искусственный интеллект освободиться от проблем, для решения которых он, собственно, и создан?

Нам представляется, что в этом большую роль сыграли те особенности мозга, которые с позиций концепции искусственного интеллекта должны трактоваться как недостатки. Во-первых, это соотношение времени происходящих в природе процессов, с которыми взаимодействует человек, с временем процессов мышления, позволившим в большинстве случаев обеспечить и своевременность реакции и одновременно быть достаточно медленным, чтобы можно было внести коррекции в процесс решения и его реализации. Быстродействие типа десятков или сотен миллиардов операций в секунду требуется для решения чисто человеческих задач, для обеспечения интересов человека, но нужно ли оно для интересов машины? Во-вторых, это пока еще не очень ясная для познания, но, несомненно, существующая особенность мозга человека спонтанно переключаться с одной цели на другую, не имеющую под собой видимой причины. В отечественной физиологии подробно изучен вероятный механизм этого явления торможение, позволившее И.М.Сеченову создать стройную систему подхода к психике человека. Вероятно, способность человека к алогичности мышления является мощнейшим фактором развития интеллекта, которая по определению исключается при создании искусственного интеллекта.

Поэтому можно считать, что опасность «бунта» искусственного интеллекта против человека в значительной мере преувеличена. Однако в связи с появлением искусственного интеллекта существует действительная реальная опасность для человечества, которую можно обозначить как «проблемная нищета». Дело в том, что основная тенденция, преобладающая сейчас в робототехнике, это облегчение выполнения некоторых человеческих функций, особенно связанных с репродуктивными операциями, что приводит к устранению из жизни человека не только ряда проблем, но и к необходимости в самом определении проблемы и путей ее решения. Таким образом, человеческий интеллект лишается своей главной функции видеть проблему и находить ее решение, принципиально отличное от тех, которые уже известны. Прогресс заключается в том, что поиск идет не по пути усложнения решений, а по пути решений, связанных с принципиально иным взглядом на проблему, или обнаружения проблемы там, где она явно не просматривалась с позиции уже известных данных.

Для реализации этого человеческий интеллект имеет четыре важнейших свойства: 1) возможность осуществлять постоянный (на уровне подсознания) поиск проблем, опираясь на случайные явления, с последующим превращением его не только в направленный поиск закономерности в случайном, но и случайного в закономерном; 2) возможность отказа от всей структуры имеющихся знаний и построения новой гипотетической структуры, основываясь на абсурдных с точки зрения старых знаний базовых положениях; 3) (близкое ко второму) возможность смены логик в процессе поиска и решения проблемы; 4) допущение тактического проигрыша во имя стратегической победы.

Искусственный интеллект, освобождая человека от решения очевидных проблем по известным канонам, ликвидирует как бы ту учебную базу, на которой формируется интеллект человека, и делает его послушным исполнителем навязываемых решений, т. е. освобождает от определенной доли ранее необходимых знаний и тем самым препятствует прогрессу, поскольку отказ от старых знаний предполагает наличие таких знаний. Для прогресса важен не только результат, но и знание путей, используемых для получения именно такого результата.

С этим явлением мы сталкиваемся уже сейчас. Особенно нагляден пример с использованием калькуляторов, что привело к появлению большого числа людей, не знающих элементарных правил деления и умножения.

Вероятно, это и есть та «леность ума», о которой писали многие известные исследователи.

Таким образом, можно прийти к выводу, что опасность существования среды, обладающей искусственным интеллектом, исходит не от самого искусственного интеллекта с его отличными от человека постоянными «жизненными» потребностям, а заключена в самом человеке.

Помимо пассивной опасности, о которой мы только что говорили, существует и другая, не менее грозная это опасность создания искусственного интеллекта, сформированного на основе потребности разрушения человека, сообщества людей и обеспечивающей их существование инфраструктуры, т. е. искусственного интеллекта как боевого оружия. Конечно, теоретически противодействующая сторона может создать оружие защиты и контрнападения, но это лишь ускорит гибель человечества. Однако эта проблема выходит за рамки экологического сознания и является предметом коллективного социального сознания.

Рассматривая проблему искусственного интеллекта как составного элемента экологии, мы исходим из крайнего допущения о возможности моделирования всех без исключения психических процессов и психологических категорий, хотя на самом деле такое допущение вызывает сомнения. Вряд ли искусственный интеллект способен сам выработать критерий красоты, свободный от рационализма.

Мы постарались в этой книге затронуть большинство из известных нам сторон экологического сознания. Как, вероятно, заметил читатель, сложность подачи материала в разных главах неодинакова, однако это лишь отражает степень развития проблемы. По некоторым вопросам мы выдвигали нашу, субъективную позицию, хотя и старались в какой-то мере отразить взгляды других ученых.

Надеемся, что прочтение нашей книги не только даст читателю исходные знания по проблемам экологического сознания, но и поможет ему сформировать свою позицию, свою систему взглядов, возможно и отличающуюся от взглядов авторов, но поднимающую знания на новый, более совершенный уровень.