2.3 субъект-объектная природа испытуемого и специфика эмпирического психологического метода

2.3 субъект-объектная природа испытуемого и специфика эмпирического психологического метода

Мы уже отметили, что, рассматривая субъектность испытуемого, исследователи вкладывают в предметное содержание этого понятия две составляющие:

понятие «агент» — абсолютно активная и независимая от среды в своей активности система, способная воздействовать на среду с ожидаемым эффектом.

понятие «субъект» — нечто познающее, противоположное познаваемому объекту.

Соответственно, первая составляющая близка по содержанию к введенному Г. X. фон Врихтом понятию «агент», а вторая соответствует понятию «субъект» в классическом философском понимании.

Попытаемся ввести элемент «субъект» в нашу теоретическую схему и рассмотреть его отношения с другими компонентами исследования.

Введение элемента «субъект» требует рассмотрения и объекта исследования в качестве двойственной сущности: «объекта—субъекта».

Тем самым среда исследования (Е) делится на две составляющие: собственно среду (Ej) и субъект исследования (Sub). Исследуемая система обладает двойственной субъект-объектной сущностью (Sub, Ob), так же как и исследователь.

Для удобства будем в дальнейшем рассматривать среду, состоящую из трех компонент: Е — собственно среда, J — инструмент исследования, Sub — субъект исследования. Соответственно, с позиций испытуемого, субъект исследования, наоборот, будет выделен из среды, а он сам будет частью экспериментальной среды.

Используем в дальнейших рассуждениях введенные нами операторы наблюдаемости (V), конструируемости (С), детерминации (О) и введенный О. фон Врихтом оператор Т — «и далее».

Для определения специфики логических оснований психологического исследования, которые вытекают из природы его объекта, удобно сопоставить те правила, которым подчиняется психологическое исследование, с теми правилами, которые характеризуют исследования в естественных науках, например в физике. Поскольку в психологии часто используются физические и квантовомеханические метафоры, возьмем для сравнения модель классического физического и квантомеханического исследования. Следует оговорить, что дается «авторская» интерпретация правил физического исследования и, соответственно, на совести автора все следствия такой интерпретации и ход дальнейших рассуждений.

Рассмотрим отношение наблюдаемости, а именно «субъект наблюдает объект»: V (Sub, Ob). В физике (как классической, так и квантовой) полагается, что субъект может наблюдать объект, но при этом объект никак не может наблюдать субъекта (по определению). Следствием двойственности (субъект-объектной) сущности и субъекта и объекта психологического исследования является то, что высказывание «объект наблюдает субъекта» не является ложным, так как субъект в психологическом исследовании эквивалентен объекту.

То есть, поскольку Sub » Ob, то V(Ob, Sub) — является истинным в психологии и ложным в физике: ?V(Ob, Sub). Более того, в психологии истинны и ряд других высказываний. Например: «Субъект наблюдает субъекта»: V(Sub, Sub). Это высказывание можно интерпретировать двояко: во-первых, как эквивалентную форму высказывания V(Sub, Ob), учитывая принцип субъекто-объектной двойственности; во-вторых, в том случае, если речь идет не о различных субъектах (такое название в классической гносеологии недопустимо — субъект всегда один!), а об одном, то мы имеем высказывание, описывающее процедуру самонаблюдения.

Таким образом, в психологическом исследовании истинны правила (здесь ∃ — знак существования, & — конъюнкции, ┑— отрицания):

∃ V(Sub, Ob)&∃ V(Ob,Sub), где Sub » Ob1, а Ob » Sub2;

∃ V(Sub, Sub). Отношение наблюдаемости в психологии рефлексивно и асим

метрично (но нетранзитивно).

Возможны, однако, 2 варианта наблюдения, а именно: кроме

V (Sub, Ob) & V (Ob, Sub) вариант

V (Sub, Ob) & ┑V (Ob, Sub). Во втором случае мы имеем классический вариант естественнонаучного наблюдателя. Разумеется, при этом следует считаться с субъективностью испытуемого, с тем, что он может изменить свое поведение по сравнению с «естественным» поведением наедине с собой или без «третьего лица». Хотя можно предположить, что для людей естественной как раз и является ситуация, когда их поведение наблюдается и оценивается со стороны. Вторая ситуация характеризуется как ситуация простого наблюдения. В этом случае наблюдаемый не знает, что служит объектом наблюдения, и поэтому не проявляет свои субъективные свойства по отношению к наблюдателю. В принципе и высказывание «субъект наблюдает субъекта», и высказывание «объект наблюдает субъекта» равным образом алогичны, ибо не соответствуют первичным определениям понятий «субъект» и «объект». Но перед диалектикой формальная логика бессильна: либо мы вынуждены вводить как минимум двух субъектов, либо объект наделяется свойствами субъекта — способностью наблюдать.

Рассмотрим теперь отношение детерминации (D) в паре субъект-—объект. При этом используем вторую составляющую понятия «субъект» — «агент действия». Для классического естественнонаучного эксперимента воздействие экспериментатора детерминирует изменение состояние объекта, но, в принципе, не существует непосредственного воздействия субъекта на объект, так же как объекта на субъект исследования. По крайней мере, эти воздействия никоим образом не учитываются при планировании познавательной деятельности (техника безопасности — иная сфера). Любые воздействия субъекта на объект опосредует прибор. Тем самым справедливо высказывание «субъект не детерминирует объект (субъекта)» (или состояние субъекта) и «объект не детерминирует субъекта».

В психологии дело обстоит несколько иначе, поскольку может существовать непосредственное взаимодействие двух (по меньшей мере) людей в ходе проведения экспериментального исследования и соответственно справедлива система высказываний:

Агентом действия в психологическом эксперименте может быть не только субъект, но и объект. В целом же детерминизм в психологии отличен от его интерпретации в физике из-за использования психологического объяснения. Рассмотрим высказывания:

а) причинное объяснение: если А детерминирует В, то А предшествует В: D(A,B) ® Т(А,В);

б) телеологическое объяснение: если А детермирует В, то В предшествует А.D(A,B) ® Т(В,Л).

Тем самым классическая физикалистская интерпретация данных психологического исследования невозможна. Продолжим наши рассуждения. Используем уже упомянутое деление среды исследования: на собственно среду (условия, ситуация и т. д.), инструмент (прибор, тест и пр.) и экспериментатора (экспериментаторов) и рассмотрим отношения на множестве элементов: объект, субъект, инструмент, психика. Условия исследования (среду в узком смысле слова) рассматривать пока не будем.

Будем различать 2 типа инструментов, или «приборов»: приборы-измерители и приборы-воздействия. К числу первых принадлежат амперметр, линейка, психологический тест. К числу вторых относятся развивающая игра, тренажер, испытательный стенд и т. д.

Если знаком ® обозначим воздействие, то схема измерения будет выглядеть следующим образом: Sub ¬ J ¬ Ob.

Соответственно схема экспериментального воздействия иная: Sub ® J ® Ob.

На основе вышеизложенного в психологии эти схемы должны были бы выглядеть несколько иначе (рис. 2.2).

Рис, 2.2. Схемы экспериментального воздействия в психологии:

а) для воздействия; б) для измерения

Но дело обстоит не совсем так. Измерение в психологии — процедура, отличная от классической процедуры измерения. В классическом варианте предполагается, что на состояние прибора ни в коем случае не влияет состояние субъекта. Но исследователь, проводя реальное тестирование, отступает вольно или невольно от стандарта в каждом случае (даже если это повторное тестирование или даже когда предъявление материала, обработка данных и интерпретация осуществляются автоматически). Исследователь вынужден привлекать испытуемого к обследованию, проводить предварительную беседу, давать инструкцию, объясняющую цели измерения и т. д., неизбежно вводя в процесс общения вариации.

Более того, при использовании проективных тестов, во время интерпретации данных исследователь выступает в качестве «составляющей» измерительного прибора: он вычленяет в ответах испытуемого признаки, указывающие на те или иные свойства психики испытуемого, и тем самым «влияет» на измерительный инструмент и его показания. В идеале психологическое измерение должно соответствовать требованиям «объективности», т. е. особенности субъекта не должны оказывать влияние на измерительный прибор и, следовательно, на результат измерения. В этом психологическое измерение не отличается от измерения в любой другой естественной науке. Однако в отношениях между объектом измерения и прибором в физике и психологии есть существенное различие.

Разумеется, свойства объекта психологического измерения могут быть выявлены только в том случае, если испытуемый изменит своим воздействием состояние прибора [Дружинин В. Н., 1990].

При этом существует следующая закономерность: чем выше сложность психической системы, свойства которой мы измеряем, тем большие изменения в измерительный инструмент вносит испытуемый. Иными словами, чем в большей мере инструмент выявляет свойства субъекта, тем большие изменения вносятся им в состояние измерительного прибора. Причем зачастую эти измерения необратимы. Проиллюстрируем эту закономерность. Бланки личностного опросника заполняются испытуемым и не передаются другому испытуемому. Продукты творческой деятельности (при тестировании креативности) уникальны, и преобразованный материал не может быть восстановлен. Но прибор для измерения времени реакции не нуждается в ремонте после того, как на нем поработает испытуемый.

В целом психологи стремятся к тому, чтобы измерительный инструмент был «многоразового использования», чтобы испытуемый не совершил необратимых изменений состояния «прибора» (теста), но в некоторых случаях этого избежать невозможно.

Вообще же в психологии как объект воздействует на инструмент, так и инструмент на объект. И это главное отличие психологического измерения от измерения в классической физике. В принципе, и там существует воздействие прибора на объект измерения, но оно минимизируется и его эффект стремится к нулю. Но в психологии этого достичь нельзя, так как среда (а прибор — часть среды), для того чтобы испытуемый проявлял свои свойства, должна воздействовать на него либо превентивно (в случае каузального эксперимента), либо в форме «обратной связи» (в случае «телеологического эксперимента»). Тем самым в психологии практически неразличимы психологическое воздействие и тестирование, и одни и те же методики могут использоваться в разных целях. Например, и как тест интеллекта, и как развивающая игра.

Здесь проявляется сходство психологии с квантовой физикой: и там объект и инструмент измерения взаимодействуют, необратимо изменяя свои свойства, поскольку инструмент и объект измерения — одного уровня сложности и их поведение подчиняется квантовомеханическим законам.

Но на этом аналогия заканчивается, поскольку все дело в том, что в психологии объект измерения сложнее измерительного инструмента.

Если мы будем использовать интуитивно понятное слово «сложность», то получим следующие отношения между компонентами рассматриваемой нами системы. В психологии: сложность субъекта равна сложности объекта, сложность субъекта измерения выше сложности инструмента и, соответственно, сложность предмета измерения выше сложности инструмента. Причем здесь повторяется та же любопытная закономерность: чем выше сложность психологической функциональной системы, тем ниже сложность измерительного инструмента. Примеры: специалисты по психологии личности проводят интервью, используют опросники, рисунки, картинки, простые материалы (карандаш, бумага, пластилин и т. д.), специалисты в области познавательных процессов вооружены более сложными приборами (компьютерные тесты, адаптометры и т. д.), и наиболее сложна аппаратура психофизиологов. Возможно, причина в том, что на более простом материале испытуемый легче может проявить свои субъективные качества?

Соответственно, в классическом естествознании: субъект сложнее объекта и измерительного прибора, а объект либо равен по сложности инструменту (квантовая механика), либо сложнее инструмента (биология), либо менее сложен, чем инструмент (механика).

Но самое главное отличие не в этом, а в отношении, которое можно обозначить отношением контроля, являющимся производным от отношения взаимовлияния.

В психологическом исследовании объект контролирует измерительный инструмент, а не наоборот: испытуемый производит манипуляции с кубиками, решает шахматную задачу и т. д.; тогда как в областях естествознания идеальным считается вариант, когда измерительный инструмент полностью контролирует или фиксирует (при измерении) «поведение» объекта.

Вспомним, что эксперимент (и зачастую в психологии неотличимое от него измерение) всегда является совместной деятельностью испытуемого и экспериментатора. И в той мере, в какой испытуемый является субъектом деятельности, эксперимент может считаться психологическим экспериментом. Естественно, чем больше возможностей для деятельности создает среда, чем меньше среда контролирует, регламентирует деятельность испытуемого, тем в большей мере он проявляет свои субъектные качества (в качестве субъекта познания и агента действия). Отсюда понятно, что подконтрольность поведения испытуемого прибору низводит его до биологического индивида и он может проявлять лишь свои объектные свойства.

Соответственно, психологическое исследование в этом случае уступает место физиологическому, биомеханическому, эргономическому и т. д.

С другой стороны, чем больше испытуемый проявляет свои субъектные свойства, тем в большей мере на его поведение и на результаты психологического измерения влияют субъектные свойства исследователя и взаимодействие испытуемого и исследователя. При этом возникают два основных эффекта (точнее — артефакта). Первый обусловлен воздействием экспериментатора на психику испытуемого, и одним из его проявлений является «эффект Пигмалиона»: тот случай, когда экспериментатор неосознанно трансформирует психическое состояние испытуемого, подгоняя его «под гипотезу». Второй эффект — «эффект фасада» — определяется поведением испытуемого, его стремлением создать у исследователя образ своего «Я» и модифицировать поведение (например: диагностическое решение экспериментатора) в соответствии со своими мотивами и целями.

Непосредственное взаимодействие испытуемого и экспериментатора, когда они выступают в качестве субъектов общения, можно было бы рассматривать как порок психологического эксперимента, но в этой работе общение расценивается как неотъемлемый процесс любого психологического эксперимента.

Важным эмпирическим следствием влияния субъект-субъектных отношений на результат психологического измерения является следующая закономерность: это влияние тем больше, чем выше эволюционный уровень психологической функциональной системы, свойства которой тестируются в ходе психологического измерения [Давыдов В. В., Зинченко В. П., 1982]. Соответственно, чем выше уровень организации, тем в большей степени проявляются субъектные свойства испытуемого (собственно человеческие свойства). Следует пояснить, что, согласно структурно-уровневой концепции, в психологии уровень системы и ее сложность определяются этапом ее становления [Роговин М. С., 1977]. В отношении психологического измерения можно заметить, что это превосходно, ибо задача психологического измерения как раз и заключается в том, чтобы измерить собственно человеческие психические свойства. Но дело в том, что свойства должны быть объективированными; а влияние субъекта глобально и универсально проявляется при измерении любого психического свойства в том, что субъект в соответствии со своими мотивами (осознанно или неосознанно) привносит дополнительную случайную составляющую в результат измерения. Причем эти составляющие невозможно элиминировать (нельзя лишить человека субъектных свойств) и невозможно точно предсказать, как невозможно предсказать момент спонтанной активности агента. Следует разграничить вариацию данных, которая является следствием субъектной природы испытуемого, и вариацию, которая обусловлена отношениями испытуемого и экспериментатора. Часть второй вариации поддается некоторому контролю ввиду возможности типизации (а следовательно, объективации) отношений испытуемого и экспериментатора, которые могут сложиться в ходе исследования. Естественно, ни собственно субъектная, ни тем более субъект-субъектная составляющие прогнозированию не поддаются, в лучшем случае их можно учесть post-hoc [Дружинин В. Н., 1990].

В рамках школы Ж. Пиаже подход к психологическому эмпирическому исследованию сформулировали А. Н. Перре-Клермон, М. Николе и М. Гроссен [Перре-Клер-мон А. Н., 1991]. Аргументы в пользу этого подхода возникли у французских авторов в связи с обсуждением проблемы измерения интеллекта: фактов повышенных значений IQ у испытуемых, родители которых занимают более высокое социальное положение. Ключ к объяснению этого явления они видят в тестовой ситуации, которая реализует определенное социальное отношение, влияющее на проявление способностей ребенка. Имеется в виду различие или сходство в социальном положении ребенка и экспериментатора. Операции, заложенные в тестовую задачу, и способ взаимодействия экспериментатора и испытуемых соответствуют социальной и воспитательной практике, принятой в определенной социо-культурной среде.

Совокупность экспериментальных данных, относящихся в первую очередь к исследованиям феноменов сохранения дискретных количеств, позволила авторам сделать вывод, что условия исследования (точнее — значение, которое им приписывает ребенок) являются основной детерминантой актуализации ответа ребенка. Поэтому М. Гроссен пишет о новом для психологии объекте изучения — тестовой ситуации, рассматриваемой как взаимодействие экспериментатора и ребенка по поводу задачи, определенной экспериментатором.

Авторы приходят к выводу, что эксперимент в психологии возможен только тогда, когда испытуемый согласен вступить во взаимодействие с другим лицом — экспериментатором. Причем ребенок, определив, какую роль играет в ситуации исследования экспериментатор, активно старается понять, какова его собственная роль. Он регулирует ситуацию, выдвигает и проверяет гипотезы о соответствии своего понимания ситуации представлениям о ней взрослого — экспериментатора. Тем самым «опыт» проходит «нормально» только тогда, когда оба собеседника вырабатывают общее определение задачи, позволяющее ребенку дать ответ, ожидаемый экспериментатором в предусмотренном контексте [Перре-Клермон А. Н., 1991. С. 230].

Ребенок может навязать экспериментатору свое понимание задачи, вынудить экспериментатора выйти за пределы заданного сценария и т. д.

Отсюда проистекает второй важнейший методологический вывод. Поскольку для ребенка (и, добавим, испытуемого вообще) пройти тест — это значит суметь мобилизовать свои способности, вступить во взаимодействие со взрослыми и понять, какой ответ будет считаться наилучшим, постольку ответ испытуемого зависит от прошлого опыта обоих участников эксперимента и их совместной деятельности. Следовательно, для психологии базовой (первичной) исследовательской ситуацией (или точнее — исследовательским методом) является ситуация взаимодействия двух субъектов: испытуемого и экспериментатора. Все прочие методы исследования являются производными. К их числу относятся лабораторный эксперимент, самонаблюдение и т. д. и т. п. И факты, которые получены в ходе этих исследований, нуждаются в переинтерпретации.

В конце концов, такой вывод — лишь следствие более общего методологического принципа: человек проявляет свои человеческие (в том числе и психические) свойства только во взаимодействии с другими людьми.

В заключении раздела приведены результаты еще одного исследования, относящиеся к диагностике аттенционных способностей.

А. Н. Воронин, сопоставляя результаты тестирования параметров зрительного внимания у школьников, выявил неожиданный рост к концу 9 класса ряда показателей: объема кратковременной памяти, устойчивости, переключения и избирательности внимания, между тем в 10 классе происходит ухудшение этих показателей с последующим резким улучшением к концу 11 класса. Аналогичный эффект получен и для теста Виткина.

Дело в том, что в конце 9 и 11 классов ученики готовятся к экзаменам, которые обладают повышенной значимостью. Успех сдачи экзаменов предопределяет возможность продолжить образование. Поэтому ситуация мобилизует учеников на более высокие достижения. Причем этот эффект более выражен при выполнении испытуемыми тестов произвольного внимания.

Аналогичный эффект был обнаружен в исследовании при диагностике свойств внимания летчиков в обычных условиях и в случае экспертизы на квалификационной комиссии.

Психологическое исследование происходит не в социальном вакууме, оно встраивается в контекст жизни человека (группы людей), и зачастую именно жизненный контекст (даже не экспериментальная ситуация) определяет результат исследования.

Мы показали, что субъектное влияние на исход психологического эксперимента является решающим: оно довлеет и над материалом предлагаемого задания, и над типом нормативных отношений «испытуемый—экспериментатор». Можно сформулировать следующий несколько тривиальный вывод: субъектные качества испытуемого в той мере влияют на результат исследования (т. е. на поведение испытуемого в эксперименте), в какой мере сам эксперимент воздействует на субъектные качества испытуемого. В конечном счете возможность влияния субъектных качеств испытуемого на измерение показывает, в какой мере измерение касается этих качеств и, соответственно, определяет «меру» бессилия естественнонаучной измерительной процедуры по фиксированию этих качеств.

Очевидна аналогия этих выводов со взглядами первых экспериментаторов: В. Вундта, Г. Эббингауза и других, считавших, что эксперимент можно применять только для исследования «низших», «элементарных» психических функций, а для «высших» приемлемы только интроспекция, понимание (в значении, употребляемом В. Дильтеем), интерпретация. Похоже, что справедливость этой точки зрения, «частичная правда», подтверждается сегодня. Речь идет о взаимодополняемости естественнонаучного и понимающего методов, и именно — чем выше уровень психических систем, изучаемых в эксперименте, тем ниже мощность системы, которой мы можем пользоваться при интерпретации данных, норм воспроизводимости и объективности результатов. Но эту гипотезу мы обсудим в следующей главе.

Вышеизложенные рассуждения, экспериментальные результаты и выводы относятся ко всем видам психологического эмпирического исследования, исключая те случаи, когда нет непосредственного (или по крайней мере «знаемого» испытуемым) взаимодействия испытуемого с экспериментатором. К этому ряду относятся «скрытые» эксперименты, когда испытуемые не осведомлены о том, что они являются объектом манипуляций. Здесь мы из области психологии вступаем в область этических проблем. В этом ряду находятся и скрытые наблюдения, когда наблюдаемый не знает, что его поведение регистрируется. Еще один класс исключений — эксперименты, измерения, наблюдения над анонимными испытуемыми.

Хотя психологи и провозглашают первенство личностного подхода, но он не всегда возможен и необходим. В том случае, если личность выступает анонимно, ее поведение в меньшей степени детерминируется такими психологическими факторами, как мотивация социального одобрения и т. п. Анонимные эксперименты возможны как в общепсихологическом, так и в дифференциально-психологическом исследовании.

Разумеется, ситуация непосредственного общения сказывается и на результатах анонимных обследований.

Все вышесказанное относится не только к эмпирическому эксперименту (как наиболее развитому методу познания, включающему в себя другие), но и к прочим методам естественнонаучного психологического эмпирического исследования (беседе, измерению и т. д.).