Вопрос 37 теоретический диспут русского либерализма с марксизмом

Вопрос 37 теоретический диспут русского либерализма с марксизмом

Совершенно естественно, что русские либеральные экономисты в своих исследованиях большое внимание уделяют критическому анализу марксистского учения, ибо именно в нем они усматривали корень трагедии, произошедшей в России в октябре 1917 г. Этот анализ чрезвычайно актуален и сегодня, несмотря на, казалось бы, непоправимый ущерб, который был нанесен марксизму и самой социалистической идее в последнее время.

Западный историк-экономист Г. Ю. Серафим, отмечал «сильную несамостоятельность» русской экономической мысли (марксизм) и указывал на принятый в русской литературе «злобный инквизиторский тон», в котором отвергалась любая оригинальная мысль, которая расходилась с учением основоположника научного социализма.

Правда, после Первой революции 1905-1907 гг. число русских сторонников идей «Манифеста» и «Капитала» несколько убавилось, но они продолжали доминировать. С победой Октября марксизм в СССР, по существу, стал единственным учением. За годы советской власти был воздвигнут гигантский монумент Марксу, но с середины 1980-х гг. он вдруг зашатался, выяснилось, что созданная по марксистским рецептам система на самом деле не столь уж незыблема. Август 1991 г., по сути, ознаменовал собой завершение социалистического этапа развития, ускорив процесс осознания несостоятельности этого строя.

Потребовалось, таким образом, семьдесят с липшим лет для того, чтобы сделать вывод, сформулированный еще в 1920-х гг. российскими либеральными экономистами Б. Д. Бруцкусом, П. Б. Струве, А. Д. Билимо-вичем и другими.

Экономистам либерального направления удалось убедительно показать, что марксистская теория вытеснения рыночного механизма регулирования, частной собственности и демократии из хозяйственно-политической жизни, замена этих институтов всеохватывающей, директивно-плановой централизацией неизбежно ведет к казарме.

Российские либеральные экономисты убедительно показали несбыточность надежд марксизма на формирование у трудящихся психологии, устремленной на достижение более высокой, чем при капитализме, производительности труда. Для Б. Бруцкуса, П. Струве, А. Вадимовича с самого начала была ясна призрачность подобных ожиданий. Ведь, отключив материальный стимул, новый строй лишается важнейшего источника энергии, приводившего экономику в движение. Как не без юмора отмечает Б. Бруцкус, осуществление надежд социалистов возможно лишь в единственном случае: если после социалистического пе1

Но такие коренные перемены в психологии трудящихся неосуществимы, поскольку «человек в своей экономической деятельности руководствуется эгоистическими мотивами», носящими всеобщий характер. Это не означает, что в социальной жизни вообще нет места альтруистическим чувствам. Однако последние проявляются людьми, как правило, не в производственной деятельности, а в высшей творческой работе, в борьбе за нетленные ценности, наконец в интимной жизни. Но ошибочно ожидать от людей, чтобы они бескорыстно изо дня в день пекли хлеб, тачали сапоги или шили платья даже не для близких, а для дальних, которых они, может быть, не знают и не видят. Спиноза писал трактаты из глубокой душевной потребности, он написал бы их и в том случае, если бы ему грозила за это тюрьма, но стекла он, конечно, гранил за вознаграждение. «И я не задену ничьего религиозного чувства, если скажу, что создатель религии любви за свою проповедь принял крестную смерть, но если он раньше был плотником, то плотничьи работы он исполнял за вознаграждение, — это так, если в нем было человеческое естество».

Именно материальный интерес, являясь универсальным принципом, должен быть в центре любого социально-экономического устройства. «Только отрицая основные законы человеческой природы, можно строить экономическую жизнь, не исходя из указанного положения политической экономии». К сожалению, строители социализма так и не сумели по достоинству оценить и использовать этот объективный закон человеческой природы.

1 Бруцкус Б. Социалистическое хозяйство. — М., 1999.

Русские экономисты показали, что обещания марксизма преодолеть «анархию капиталистического производства» и «установить такую гармонию между производственной организацией и общественными потребностями, которая в капиталистическом хозяйстве недостижима», также наивны и несбыточны. Ведь, разрушив чуткий механизм свободных рыночных цен и взвалив на себя ношу планового управления всей национальной экономикой, социалистическое государство вынуждено обзавестись громадным учетно-статистическим и административно-плановым аппаратом и обязать его априорно определять всю необозримую сумму общественных потребностей, для удовлетворения которых и должен составляться соответствующий народно-хозяйственный план.

Но государство, говорит Бруцкус, даже вооруженное гигантским учетно-статистическим аппаратом, не в силах измерить потребности своих граждан, а следовательно, дать надлежащих директив производству. Однако главный порок планового хозяйствования даже не в том. Его самая слабая сторона заключается, по мнению автора, «в стремлении централизовать в руках своей бюрократии все распределительные функции». Ведь если характер и количество благ и услуг, необходимых для удовлетворения потребностей, и будут определены, Центр должен учесть наличные средства производства и распределить их между отраслями народного хозяйства и далее — между отдельными предприятиями.

И здесь, как убедительно показал Бруцкус, даже в случае самых благих и искренних намерений Центра обеспечить справедливую связь между результатами деятельности предприятия и его снабжением, неизбежны субъективизм и произвол.

Ученый приводит многочисленные факты, подтверждающие эту точку зрения. Так, Грозненский нефтяной район работал лучше других, но остался без продовольствия. Астраханские рыбные промыслы, важнейшие в России, — остались без... сетей, а страна — без миллионов пудов рыбы. Таким образом, делает вывод Бруцкус, у социалистического хозяйства в действительности «нет никакого механизма для координирования каждого отдельного производства с народным хозяйством».

Весь последующий опыт реального социализма не в состоянии поколебать вывод ученого.

Таким образом, русские экономисты, являвшиеся сторонниками либерального направления, уже в самом начале 20-х гг. убедительно выявили изъяны марксистской социалистической доктрины и показали, что ее осуществление неизбежно приводит к крайне неэффективной и бесперспективной хозяйственной системе. Сделали они это не менее глубоко и проницательно, чем их увенчанные славой современники, такие как М. Вебер, Л. Мизес и Ф. Хайек. Это, кстати говоря, честно признал и сам Хайек, характеризуя книгу Б. Бруцкуса «Экономическое планирование в советской России» (Лондон, 1935): «Можно по-прежнему поражаться той экстраординарной ясности, с которой он (Бруцкус) уловил действительно центральные моменты. Вместе с трудами Л. Мизеса и М. Вебера, вышедшими в Германии несколькими месяцами раньше, эта книга... должна рассматриваться как одно из главнейших исследований, вызвавших нынешние дискуссии об экономических проблемах социализма... Если обратить внимание на то время, когда это было написано, будешь снова и снова поражаться исключительному предвидению ее автора и той мере, в которой это подтвердилось реальными событиями. Не только трагические перемены в экономической политике, произошедшие за это время, но также многие второстепенные события в истории российского эксперимента были четко предсказаны в этих рассуждениях...» Мне представляется, что Бруцкус преуспел в освещении истории этого эксперимента больше, чем это сделано было в какой-то известной мне другой работе... Я не колеблюсь отнести его труды... к наилучшим образцам актуальной научной литературы о России сегодняшнего дня».

Современный исследователь М. Афанасьев, сравнивая другого русского экономиста, П. Струве, с Л. Мизесом, также отдает предпочтение нашему соотечественнику.

Еще раз можно подчеркнуть — это не случайно, ибо российский либерализм всегда был умеренным, оставляя значительное место государственному вмешательству в экономику и принимая тем самым вид весьма сдержанного неолиберализма.

Анализируя марксистские идеи социалистического хозяйства, русские либеральные экономисты ни на минуту не оставляли в стороне и опыт их воплощения в родном отечестве.