5.4. структурные сдвиги в мировой экономике в условиях глобализации

5.4. структурные сдвиги в мировой экономике в условиях глобализации

На рубеже XX-XXI вв. началась новая фаза в развитии мирового хозяйства — глобализация. Именно она во все большей степени определяет направленность процессов, происходящих в мировой экономике. Содержание самого понятия «глобализация» остается предметом острых дискуссий, ры-зывает столкновение разных, порой даже диаметрально противоположенных точек зрения. На наш взгляд, это объясняется двумя причинами. Во-первых, процесс глобализации начался сравнительно недавно и оценить его последствия в полной мере не представляется возможным. Во-вторых, развертывание данного процесса приводит к обострению противоречий в мировом хозяйстве, затрагивает интересы его различных субъектов. Не удивительно, что одни общественные силы всячески приветствуют и пропагандируют экономическую глобализацию, тогда как другие выступают с ее острой критикой.

Мы считаем, что для правильного понимания сущности глобализации следует различать две ее стороны. Первая является, безусловно, прогрессивной, поскольку в основе глобализации экономики лежит объективный процесс интернационализации хозяйственной жизни. Однако при всей своей важности эта сторона не раскрывает специфики современной глобализации. Ведь процесс интернационализации производства шел уже на протяжении достаточно длительного периода, получив значительное ускорение после Второй мировой войны. Выявление качественного своеобразия экономической глобализации предполагает рассмотрение ее второй стороны — той конкретной социально-экономической модели, в рамках которой и осуществляется глобализация. Именно она определяет направленность и движущие силы данного процесса. 1990-е гг. ознаменовались торжеством неолиберальной модели глобализации, что было обусловлено как экономическими, так и политическими предпосылками. К числу последних относятся распад СССР и ликвидация мировой социалистической системы, что сделало вполне реальной перспективу формирования однополярного мира, в котором все страны

должны признать политическую гегемонию США и принципы либеральной рыночной экономики.

Как уже отмечалось, марксистская политэкономия рассматривала структурные кризисы как единственно возможную форму структурной перестройки капиталистической рыночной экономики.

Таким образом, последняя четверть XX в. вновь продемонстрировала тесную взаимосвязь прогрессивной и регрессивной структурной трансформации экономики, причем уже в рамках всего мирового хозяйства. Процесс глобализации протекает неравномерно: одни страны еще не прошли фазу индустриализации, тогда как Запад вступил в стадию постиндустриального развития. В экономической литературе различают понятия глобального центра (страны «золотого миллиарда») и глобальной периферии.

Как известно, неолиберальная модель глобализации исходит из требования ограничения роли государства в экономике и других сферах общественной жизни. Само понятие суверенитета (как экономического, так и политического) объявляется устаревшим.

Вместе с тем говорить об ослаблении роли государства в экономике западных стран не приходится. Одни функции государства действительно сокращаются (социальная защита населения, влияние на конъюнктуру). В то же время значительно возрастает участие государства в повышении конкурентоспособности национальной продукции на мировом рынке. В этом плане представляет интерес получившая широкую популярность на Западе теория американского экономиста М. Портера, анализирующего особенности современной международной конкуренции. Согласно Портеру, для успеха на мировом рынке необходимо соединение правильно выбранной конкурентной стратегии фирмы с конкурентными преимуществами страны. М. Портер выделяет четыре детерминанта конкурентного преимущества страны. Во-первых, обеспеченность факторами производства, причем в современных условиях главную роль играют так называемые развитые специализированные факторы (научно-технические знания, высококвалифицированная рабочая сила, инфраструктура и т.д.), целенаправленно создаваемые страной. Во-вторых, параметры внутреннего спроса на продукцию

ил

данной отрасли. В-третьих, наличие в стране конкурентоспособных отраслей-поставщиков и родственных отраслей, производящих взаимодополняющую продукцию. Таким образом формируются кластеры национальных конкурентоспособных отраслей. Наконец, в-четвертых, конкурентоспособность отрасли, зависящая от национальных особенностей стратегии, структуры и соперничества фирм.

Портер подчеркивает, что страны имеют наибольшие шансы на успех в тех отраслях или их сегментах, где все четыре детерминанта конкурентного преимущества (так называемый национальный ромб) имеют наиболее благоприятный характер. Национальный ромб — это система, компоненты которой взаимно усиливаются и влияют друг на друга. Важную роль в этом процессе играет государство. По мнению ученого, политика правительства может либо усилить, либо подорвать конкурентное преимущество страны. При этом правительство должно учитывать стадию, которую достигла страна в развитии конкурентоспособности. Таких стадий Портер выделяет три: стадии факторных, инвестиционных и инновационных преимуществ. При этом непосредственное влияние на национальные конкурентные преимущества правительство в состоянии оказывать на первых двух стадиях. Сторонники неолиберальной модели глобализации жестко критикуют политику импортозамещения. На наш взгляд, серьезные трудности и ошибки в проведении политики импортозамещающей индустриализации не дают оснований сомневаться в правильности стратегического курса на комплексное, сбалансированное развитие национальных производительных сил. Односторонняя экспортная ориентация экономики не обеспечивает достижения такой цели. К тому же следует учитывать, что усиление экспортной направленности народного хозяйства делает его крайне уязвимым перед конъюнктурными колебаниями мирового рынка. Об этом, в частности, свидетельствует опыт даже такой экономически развитой страны, как Япония. Если в 1950-е — первой половине 1970-х гг. экспорт был только одним, причем не самым главным компонентом совокупного спроса этой страны, то со второй половины 1970-х гг. он по существу стал главным условием роста, что создало серьезные проблемы для экономики. Согласно подсчетам, сделанным еще в конце 1970-х гг.

на основе разработанной в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) модели мировой экономики ЛИНК, каждый процент сокращения или расширения государственных расходов США через полтора-два года приводит к изменению темпов экономического роста в Японии на 0,17\%. Даже такие, казалось бы, внутренние мероприятия, как борьба с инфляцией в зарубежных странах, незамедлительно влияют на изменение конкурентоспособности японского экспорта и сказываются в конечном счете на темпах экономического роста Японии. Например, сокращение среднегодового роста цен в США на 1\% через некоторое время вызовет падение темпов хозяйственного развития Японии на 0,11\%. Сегодняшние экономические трудности страны во многом обусловлены чрезмерной зависимостью ее экономики от мировых рынков.

Односторонняя экспортная ориентация отдельных отраслей даже в экономически развитых странах создает серьезные препятствия для комплексного развития производительных сил. Характерна в этом отношении так называемая голландская болезнь. Когда в 1970-е гг. Нидерланды начали разработку месторождений природного газа в Северном море, быстрое увеличение объемов добычи газа сопровождалось переливом ресурсов в эту отрасль из отраслей обрабатывающей промышленности, что приводило к сокращению в них объемов выпуска и экспорта. Конкурентоспособность обрабатывающей промышленности снизилась под давлением повышения обменного курса национальной валюты вследствие роста экспорта дешевого сырья. Аналогичные процессы наблюдались в Великобритании, Норвегии и других странах, где также велась интенсивная разработка новых месторождений.

Для развивающихся стран односторонняя экспортная ориентация порождает еще более острые проблемы. Дело в том, что происшедшие в мировой экономике структурные изменения обеспечивают огромные преимущества развитым странам. Монополизировав сферу высоких технологий и соответствующие сегменты мирового рынка, они получают практически неограниченные возможности для экспорта наукоемких товаров и услуг, что приносит развитым странам огромные сверхприбыли. Взамен лидеры мировой экономики получают по все более низким ценам сырьевые, топливно-энергетические ресурсы и продукцию традиционных отраслей обрабатывающей промышленности. В результате возникает мировой дифференциальный научно-технический доход — технологическая рента.

Стабильное получение технологической ренты позволяет существенно смягчать глубину циклических колебаний в экономике развитых стран. В то же время развивающиеся страны становятся все более восприимчивыми к таким колебаниям. Даже при высоких темпах роста ВВП они не застрахованы от внезапного, часто неожиданного для них резкого ухудшения экономической ситуации и перехода в фазу кризиса.

В 1990-е гг. экономически развитые государства в условиях ускоренной экспансии постиндустриальных отраслей стали сокращать спрос на продукцию вторичного сектора. Именно этим объясняется неожиданный для большинства аналитиков глубокий кризис, охвативший в 1997—1998 гг. экономику казавшихся вполне благополучными государств Восточной и Юго-Восточной Азии. На этом вопросе следует остановиться более подробно.

Государственное регулирование структурных сдвигов обеспечило повышение эффективности производства и конкурентоспособности товаров из Южной Кореи и других новых индустриальных стран Азии. Однако с течением времени все отчетливее стали проявляться и отрицательные последствия выбранной стратегии. С одной стороны, постоянно повышались нормы сбережений, составлявшие более трети валового национального продукта и достигавшие в 1996 г. в Сингапуре 48\%, Китае — 40,5, Индонезии — 38,7, Южной Корее — 35,1\% (в это же время в США соответствующий показатель не поднимался выше 17\%, в Великобритании — 19, а во Франции и Германии — 21\%). Оказалось, что сокращение разрыва между индустриальными потенциалами стран не означало автоматически их сближения в социальном благополучии. На протяжении 1980-х гг. показатель потребления на душу населения в Малайзии и Индонезии снизился соответственно на 7,23 и 34\% по сравнению с аналогичным показателем, рассчитанным для стран «большой семерки».

С другой стороны, значительно усилилась зависимость новых индустриальных стран от экономики Запада, который превратился в основной рынок сбыта их товаров. Например, между 1981 и 1986гг. экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42 и 74\% соответственно был обеспечен закупками промышленной продукции этих стран со стороны США.

В то же время сохраняющийся низкий уровень жизни населения в новых индустриальных странах препятствовал расширению внутреннего рынка, увеличению внутреннего совокупного спроса и, следовательно, в еще большей степени обусловливал экспортную ориентацию их экономик. Все это влияло на поведение политической и экономической элиты в странах Восточной и Юго-Восточной Азии. Она была уверена в правильности выбранной стратегии развития экспортно-ориентированных массовых конкурентоспособных производств. Кризис 1997—1998 гг. показал всю несостоятельность этих надежд.

Таким образом, опыт азиатских новых индустриальных стран свидетельствует о том, что в современных условиях сама по себе экспортно-ориентированная стратегия не гарантирует стабильного социально-экономического развитая. Организация массового экспортного производства на технологической базе, являющейся вчерашним днем для передовых государств, дает только кратковременный эффект, но в долгосрочном плане бесперспективна.

Происшедшая в мировом хозяйстве структурная перестройка привела к усилению внутренней самодостаточности экономики развитых западных стран, что особенно ярко проявилось в 1990-е гг. Об этом, в частности, свидетельствуют следующие цифры. Доля инвестиций, направляемых постиндустриальным миром в наименее развитые страны, оказалась в 3 раза меньше, чем объем капиталов, вкладываемых постиндустриальными странами в экономику друг друга; при этом за десятилетие объем прямых иностранных инвестиций в экономику, например, африканских государств снизился почти в 2 раза — с 6,7 до 3,5\%. С этим тесно связана возрастающая закрытость основных центров постиндустриального мира для внешней среды. Внутренний торговый оборот 29 стран — участниц ОЭСР, обладающих менее чем одной пятой мирового населения, составляет более 80\% мировых товарных трансакций.