11.1. об истоках большевизма

11.1. об истоках большевизма

Большевизм — это крайне левое и радикальное ответвление от марксизма, оформившееся в начале XX в. и добившееся политической победы в России в 1917 г. Большевизм во многом противоречил основополагающим идеям Маркса, но полностью отвечал национальным традициям и текущему моменту в истории нашей страны. В сущности, главный исток большевизма лежит в стремлении огромной массы людей изменить (улучшить) социальные условия своего существования. А условия эти и в ныне развитых странах в прошлом были порой ужасающими, не говоря уже о России. Поэтому для большевиков идейная подпитка шла как извне, так и изнутри России.

Внешние истоки большевизма связаны прежде всего с марксизмом, практикой «государственного социализма» в Германии при Бисмарке, со всевозможными утопическими теориями и религией.

Именно Маркс создал удобную идеологическую конструкцию вокруг идей классов и классовой борьбы, обнищания пролетариата, неравенства в распределении доходов и богатств, в результате чего призвал к «экспроприации экспроприаторов». Однако жизнь очень скоро показала, что классовые различия совсем не обостряются, что наряду с классовыми в обществе существуют многие другие (еще более острые) различия: национальные, религиозные, клановые, культурные, номенклатурно-бюрократические и т.д. Тем не менее для революционеров-профессионалов было очень удобно взять на вооружение идею создания райского процветающего общества, существующего без классов на базе обобществления средств производства и рационального (по науке) управления.

Революционеры-профессионалы, бунтари всех мастей (в истории их было великое множество, и, приходя к власти, они обычно приносили великие несчастья своему народу) создавали на этой идейной основе в XIX—XX вв. культ революции, насильственного переворота вообще. Но потом неизбежно оказывалось, что это прямой путь к личной диктатуре, абсолютной власти, авторитаризму и безграничному насилию (тоталитаризму).

В древние времена и в Средневековье такие общественные формы образовывались в государствах фараонов, инков, иезуитов в Парагвае, в Китайской империи. Существовали они и в древней Спарте, в христианских, индийских общинах, различных мессианских сектах в разных странах. Вспомним первобытный коммунизм у племен на заре человечества. Этот мир нельзя было назвать миром свободных людей или товаропроизводителей. Это был мир военного, религиозного или бюрократического насилия и принуждения в интересах единоличного или группового господства.

В таком мире нет полноценного рынка, нет хозяйственного расчета и определения истинной стоимости (ценности) вещей, зато есть распределение по указанию «сверху». Недаром Маркс писал, что в основе стоимости лежат общественно необходимые затраты рабочего времени, но при этом игнорировал потребительную стоимость (полезность), спрос и предложение, различия в качестве труда. В годы «военного коммунизма» большевики стали вводить вместо денег талоны и ордера с указанием, что на производство данного продукта потрачено такое-то количество трудовых часов, разрабатывались также энергетические сертификаты и т.д. Это прямо вытекало из предначертаний Ф. Энгельса: «Когда общество вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобществленной форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфический характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом. Чтобы определить при этих условиях количество общественного труда, заключающегося в продукте, нет надобности прибегать к окольному пути; повседневный опыт непосредственно указывает, какое количество этого труда необходимо в среднем... План будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной стоимости»1.

Из подобных рассуждений возникли троцкистские идеи трудовых армий и боевых профсоюзов, вся советская практика планирования и ценообразования, а также уравнительного распределения доходов в СССР.

Находясь под гнетом государственного бюрократического аппарата, многие марксисты и иные утописты призывали к отмене не только денег, но и государства. Однако как только они приходили к власти, то в первую очередь проявляли заботу об укреплении государственных рычагов управления. Примером служил германский опыт «государственного социализма» при Бисмарке.

Именно немцы уже тогда провозглашали централизованное государственное управление и планирование в интересах якобы свободы. И хотя социалистическая идея родилась не в Германии, именно здесь она была наиболее развита, получила воплощение в марксизме и была благожелательно воспринята в России. Как свидетельствует Ф. Хайек, немцы даже вынашивали идею об организации новой Европы. Именно Бисмарк позволил создать «образец экономического устройства», в котором «были заранее созданы все условия, необходимые для победы социализма», а все люди перестали быть частными лицами и превратились в государственных служащих. Их целью стало не личное или семейное счастье, а укрепление организационного единства государства, приобретшего небывалую власть и силу.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 321.

Задолго до Маркса и Бисмарка существовали разнообразные утопические и религиозные концепции, которые, с одной стороны, утверждали общечеловеческие принципы справедливости («не убий», «не укради» и т.д.), формировали идеи социальной защищенности, равенства и братства, провозглашали идеи построения «земли обетованной», «городов Солнца» и т.д., а с другой — утверждали необходимость отмены частной собственности, предпринимательства и торговли. Известно, что католическая церковь вплоть до XVIII в. выступала против частной собственности, в годы Средневековья в Европе прошло немало религиозных бунтов против частной собственности.

Все это формировало социалистические идеи, марксизм и не могло не оказывать воздействие на российский большевизм. Родоначальникам этих идей и в голову не приходило, что реализация их на практике выльется в рабский труд, равенство в нищете, обязательную принудительную веру, неэффективность производства, авторитаризм и даже тоталитаризм с претензией на мировое господство с явной агрессивностью.

Чрезвычайно важным оказалось воздействие на формирование большевизма внутренних российских источников, значение которых недооценивается до сих пор. Говоря о внутренних источниках большевизма в России, мы имеем в виду прежде всего российских народников, хотя многие из них были эмигрантами.

Однако прежде всего речь идет о наших исторических традициях, связанных с централизованным государственным управлением громадной территорией с разнообразным этническим, социальным, экономическим и политическим укладом в региональном аспекте, о традициях дикого крепостничества, очень напоминающего рабство, об отсутствии ренессанса и реформаторских движений, характерных для Европы, о слабости отношений частной собственности и восточном деспотизме (вспомним не только Ивана Грозного, но прежде всего Петра I).

Все это формировало особый менталитет коммунальности, который в советское время стали называть коллективизмом. Этот менталитет возникал естественным путем на почве борьбы за выживание на обширном пространстве огромной страны с суровым климатом при обилии враждующих между собой сил, а также с трудностями, подчас несоизмеримыми с теми, что преодолевались в странах Запада. Россия испытала не только гнет татарского ига, но и большие и малые крестьянские бунты и восстания.

Огромное воздействие на формирование народнического революционного движения в 60—80-х годах XIX в. оказали традиции государственной деспотии и крепостничества. Крестьянская реформа 1861 г. решила далеко не все проблемы и носила половинчатый характер. Это и породило особый энтузиазм и революционный настрой в широких слоях российской интеллигенции и особенно молодежи. В то же время народники боялись грядущего капитализма в России и верили в особый, некапиталистический путь развития страны.

Внутренняя социально-экономическая и политическая ситуация после 1861 г. послужила той питательной средой, в которой зарождались конкретные революционные течения в России. Их идейная база формировалась на основе работ А. Герцена, Н. Чернышевского, М. Бакунина, С. Нечаева, П. Лаврова, П. Ткачева и Г. Плеханова.

Но если быть более точными, то российская общественная мысль впервые «заболела» социализмом намного раньше: после выступления декабристов в 1825 г. Именно они «разбудили» (выражение Ленина) не только Герцена, но и значительную часть дворянской и разночинной интеллигенции, обостренно воспринимавшей социальные проблемы и болезни своей страны. У российской интеллигенции образовался своего рода комплекс вины перед своим народом, который породил сначала просветительский, а затем и революционный социализм, напрямую связанный с террором.

Другая часть российской интеллигенции разглядела в этом революционном романтизме и фанатизме, якобы «во благо народа», проявление неразумной «бесовщины» и встала на путь серьезных научных размышлений о природе российского общества и нормальных перспективах его развития в направлении социально-экономических реформ, развития демократии и гражданского общества, как это объективно происходило на Западе. Но перевес, пожалуй, был на стороне первых.

А. Герцен, который в молодости, находясь в России, был западником, а уехав за границу и не приняв Запада, стал славянофилом, известен как идеолог «крестьянского социализма». Он резко осуждал крепостничество, требовал освободить крестьян и наделить их землей. Герцен верил в самобытность России, в ее светлое будущее, в особую судьбу на базе крестьянской общины, но в то же время, в отличие от многих своих последователей-народников, выступал против революционного террора, диктатуры и централизованной власти, стоял за демократию и свободу личности.

Н. Чернышевский, как и Герцен, видел в крестьянской общине особый путь России, ратовал за нового человека и его свободу. Он выступал за создание революционной элиты, тайных групп революционеров-профессионалов типа супермена Рахметова, аскетов, готовых на самопожертвование, подчиняющихся строгой дисциплине и поддерживающих террор во имя всеобщего равенства.

Этот тип российского якобинца хорошо понятен, ибо детально описан в художественной литературе. Чернышевский верил в социалистические идеалы-утопии, в объективную обусловленность социализма в России и стал, как и Герцен, идейным вдохновителем революционного движения в России в 60— 80-х годах XIX в., т.е. народничества.

М. Бакунин также был одним из идеологов народничества, но одновременно яростно пропагандировал анархизм, бунтарские методы революционной борьбы, выступал за ликвидацию государства, был постоянным оппонентом Маркса.

С. Нечаев вступил на революционный путь на волне, вызванной убийством царя Александра II и последовавшим за ним террором. Еще при жизни он стал легендой. Многие его сторонники находились под гипнозом его личности, его убежденности и демонизма. Утвердилось понятие нечаевщина — особый путь революционного движения в России, связанный с разгулом «российского якобинства», доведенного до фанатизма, когда цель оправдывает любые средства во имя свержения царизма — оплота тирании. Нечаева многие обвиняли в бланкизме, т.е. в кружковщине, сектантстве и заговорщичестве. Он был организатором тайного общества «Народная расправа»; в 1869 г. убил по подозрению в предательстве студента И. Иванова и бежал за границу. Многие видят в Нечаеве черты Л. Троцкого.

П. Лавров делал акцент не на профессионалов и революционеров-суперменов, а на «хождение в народ», на подготовку революции путем разъяснительной работы с народом. Эффект оказался значительным: начиная с весны 1874 г. тысячи молодых юношей и девушек «пошли в народ», разъясняя ему суть тирании, его права и свободы, а также идеи утопического социализма. Это был особый тип миссионерства, которое, однако, натолкнулось не только на пассивность и безграмотность широких народных масс, но и на сопротивление властей, сопровождавшееся массой арестов и судебных процессов.

В отличие от Герцена и Чернышевского Лавров не делал ставку на крестьянскую общину, а призывал народ осуществить необходимые преобразования. В этом он находил поддержку у Герцена и Бакунина, с которыми тесно сотрудничал, находясь в эмиграции.

Тем не менее в России все более становилось ясно, что для настоящей революции требуется организация. Сам Лавров говорил о необходимости создания политической народной партии.

П. Ткачев, учитывая опыт Лаврова, стал духовным наследником Нечаева и народников, связующим звеном между Чернышевским и Лениным, прямым предшественником и вдохновителем Ленина. Это был мощный и оригинальный мыслитель, создавший своего рода смесь якобинства, народничества и марксизма. Ткачев стал центральной фигурой революционных брожений в России 70—80-х годов XIX в.

Как и Чернышевский, Ткачев верил в крестьянскую общину, в особый, некапиталистический путь для России. Он не разделял взглядов Лаврова, считая, что следование им лишь замедляет революционный процесс в России. Лавров же не преминул обвинить Ткачева в «нечаевщине».

Опираясь на Маркса и Нечаева, Ткачев создал собственную теорию революции применительно к России. Она включала следующие положения:

Любая революция совершается не большинством, а меньшинством народа (именно меньшинство быстрее и лучше осознает потребности всего народа).

Чем скорее совершается революция, тем лучше для нее. Россия развивается по тем же законам, что и Европа, где уже давно нет революционной ситуации. Община разваливается, крестьянство расслаивается, промышленность бурно развивается, и революция должна свершиться в ближайшие 10—20 лет, пока капитализм окончательно не обосновался в России, ибо рабочему классу легче иметь дело с политической силой царизма, чем с силой капитала.

Необходимо создать революционную партию, за границей она должна иметь свой журнал в эмиграции, который должен помогать партии и революционному процессу. Партия же должна быть конспиративной, хорошо организованной. Именно в недозрелой России такой партии легче убедить народ в преимуществах коллективной собственности.

В отличие от предшественников Ткачев пришел к выводу о необходимости захвата власти революционерами в целях осуществления общественных идеалов с помощью этой власти.

Через 30 лет Ленин в работе «Что делать?» будет развивать подобные же мысли и программные положения. Готовя со своими соратниками большевистский переворот в России, он во многом отошел от теории революции Маркса и опирался на российские революционные традиции. Ведь Маркс никогда не говорил о социалистической революции в какой-либо одной, тем более недостаточно развитой, стране. Наоборот, он говорил о революции в нескольких развитых странах одновременно.

Более последовательным марксистом, в отличие от Ленина, был Плеханов, который также опирался на опыт народничества в России. После 1875 г. он стал одним из руководителей «Земли и воли», «Черного передела». С 1880 г. постоянно жил в эмиграции, где и превратился в убежденного марксиста, верящего в возможность победы социалистической революции лишь при достижении обществом высокого уровня индустриального развития и наличия мощного пролетарского слоя, одновременного и мирного революционного преобразования сразу в ряде стран, а не «в одной отдельно взятой стране». Был в числе основателей РСДРП, газеты «Искра».

После Второго съезда РСДРП Плеханов, как известно, стал одним из лидеров меньшевиков (российских социал-демократов), предсказал печальное будущее большевизма, а в 1917 г. поддержал Временное правительство и осудил октябрьский переворот большевиков, которых назвал «кривыми вожаками». В октябре 1917 г. Плеханов писал: «...Не потому огорчают меня события последних дней, чтобы я не хотел торжества рабочего класса в России, а именно потому, что я призываю его всеми силами души... вспомнить замечание Энгельса, что для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват политической власти в такое время, когда он к этому еще не готов... <Этот захват> (Уточн. авт.) заставит отступить его далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года»1.

Умер Плеханов в 1918 г., отвергнутый и не принятый новой страной и обществом, хотя и считался учителем В.И. Ленина. Фигура, несомненно, трагическая.

Цит. по: ГайдарЕ. Государство и эволюция. М.: Евразия, 1995. С. 94.

Интересно, что в 1903 г., сразу же после Второго съезда РСДРП, один из виднейших меньшевиков, П. Аксельрод, также высказал важное предупреждение: «Если на Западе преобладают процессы саморазвития и самовоспитания рабочего класса, то в России особую роль приобретает воздействие на рабочих радикальной интеллигенции, объединенной в организацию профессиональных революционеров. При этом вся социал-демократическая партия превращается в построенную по строго иерархическому принципу пирамиду, на вершине которой стоят партийные «столоначальники», а внизу находятся бесправные рядовые члены, своего рода «винтики» и «колесики», которыми по своему личному усмотрению распоряжается вездесущий руководящий центр»1. Сказано это, как видим, предельно точно.

В конце XIX — начале XX в. революционные брожения в России наталкивались не только на поддержку известных слоев российской интеллигенции, но и на сопротивление со стороны других слоев, не говоря уже о правящих кругах. В этом отношении характерно мнение известного русского статистика, руководителя Статистического комитета и Статистического совета России в начале XX в. П.И. Георгиевского, который был принципиальным противником социалистических идей в России, пользовавшихся большой популярностью, в частности, в студенческих аудиториях. Он писал: «Отравление учащейся молодежи социалистическими фантазиями, подносимыми... под видом положений науки с университетской кафедры, может иметь для молодежи в лице нескольких поколений ее и для целого государства самые печальные последствия, предупредить которые по мере сил считаю своим нравственным долгом. В течение всей моей ученой и преподавательской деятельности, т.е. более 30 лет, я всегда печатным и устным словом... ратовал против социализма как ненаучного и опасного вероучения»2.

1 Цит. по: Независимая газета. 1998. 13 марта.

2 Цит. по: Вопросы статистики. 1997. № 10. С. 94.

Тем не менее социалистические революционные идеи имели большое хождение в России и пользовались широкой популярностью. Весьма характерное настроение российского общества накануне октябрьского переворота 1917 г. хорошо описывает А. Солженицын устами своего героя: «Весь продовольственный кризис — от игры спроса и предложения, от спекуляции. А установить завтра социалистическое распределение — и сразу всем хватит, еще и с избытком. Голод прекратится на второй день революции. Все появится — и сахар, и масло, и белый хлеб, и молоко. Народ все возьмет в свои руки — и запасы, и хозяйство, будет планомерно регулировать, и наступит даже изобилие. Да с каким энтузиазмом будут все производить! Можно больше сказать: разрешение продовольственного кризиса и невозможно без социализма, потому что только тогда общественное производство станет служить не обогащению отдельных людей, а интересам всего человечества!»1

Да, социалистические идеи, воплощенные в нашей стране большевиками, стали для народа верой и религией на многие десятилетия. Они и привели к формированию исторически тупиковой, неэффективной нерыночной советской модели экономики.