14.1. наследство бывшего ссср

14.1. наследство бывшего ссср

Наука и вся инфраструктура НТП были одним из выдающихся достижений старой, тоталитарной системы, находящейся ныне в процессе рыночной трансформации. Масштабы науки и инфраструктуры НТП, созданные на базе определенной политики и идеологии, бюрократической логики, военных и геополитических целей, оказались поистине громадными, несоизмеримыми с их масштабами ни в одной европейской стране. Только США могли быть и были в

реальной действительности настоящим конкурентом СССР в этой области.

В конце 80-х годов в сфере науки работали 4,4 млн человек, в том числе 1,52 млн научных и преподавательских кадров, включая 542 тыс. докторов и кандидатов наук. Ежегодно регистрировалось 80—85 тыс. изобретений. Многие изобретения и открытия советских ученых обогатили науку, явились важным источником перспективных направлений развития производства во многих отраслях экономики (например, в области микроструктуры материи, физики элементарных частиц, использования энергии атомного ядра и др.).

В 60-х годах прошедшего века страна пережила техническую эйфорию под влиянием выдающихся успехов в космосе, ядерной энергетике, судои ракетостроении и т.д. Но одновременно с этим накапливалась общая техническая отсталость. Так, по уровню телефонизации и качеству связи СССР занимал одно из последних мест в мире, уступая даже многим молодым африканским государствам. На крайне низком техническом уровне традиционно находились в СССР вся народно-хозяйственная инфраструктура (дороги, порты и проч.), сельское хозяйство, социальное обслуживание. Низким был технический уровень производства и качество товаров народного потребления, не производились многие самые необходимые человеку товары (в том числе продукты детского питания, отдельные виды парфюмерии, туалетная бумага и т.д.). Они не включались в план производства и воспринимались как «буржуазные излишества».

По официальной статистике, общее число научных работников в СССР на 1 января 1991 г. достигло 1985 тыс. человек. В 1990 г. затраты на НИОКР составили 35,2 млрд руб., или 5,0\% произведенного национального дохода и 3,5\% ВНП. По этим показателям СССР превышал все страны с рыночной экономикой, хотя и уступал США по абсолютной величине затрат на НИОКР. Вместе с тем СССР превышал уровень США по годовому выпуску и общей численности инженеров, занятых в народном хозяйстве, что является немаловажной чертой научно-технического потенциала для любой страны.

В целом же СССР занимал второе место в мире (после США) по научно-техническому потенциалу. Как и в США, этот потенциал практически был ориентирован на исследования по всем направлениям знаний, но одновременно на достижение военного превосходства (так же, как и в США) и поддержку официальной идеологии (в отличие от США). Примерно 75\% затрат на НИОКР в СССР направлялись на военные цели. Бюджет НИОКР одной только атомной промышленности был сравним с бюджетом всей Академии наук СССР.

Необходимо отметить, что научно-технический потенциал СССР включал большое число бесталанного и бесперспективного персонала при острой нехватке квалифицированньгх исследователей в ряде новых и наиболее прогрессивных направлений НТП. Не отличался новизной и парк научного оборудования и инструментов, а организация НИОКР была ниже всякой критики, так как базировалась не на здоровой трудовой мотивации, а на штатном расписании, которое позволяло вольготно жить псевдоученым и обслуживающему персоналу, не отвечая за результаты своей бездеятельности. Обслуживание реальных исследований вспомогательным персоналом сплошь и рядом подменялось обслуживанием начальства от науки, т.е. администраторов, как это принято в любом управленческом аппарате (т.е. помпадуров).

Следует признать, что в советской науке процветали конформизм и послушничество. «Лысенковщина» поразила не только биологию, но и практически все отрасли научных исследований. Работа на ЦК КПСС, признание своей науки «партийной» — широко распространенные «ценности» нашего недавнего прошлого. И это касалось как гуманитарных, так и технических и естественных наук. Т. Лысенко провозглашал, что настоящий расцвет науки возможен только в стране социализма, где научная работа «следует указаниям великого Сталина» и мы обязаны «впитать в себя сталинские методы работы». Ведь только при социализме можно было создать в государственном масштабе лженауку и превозносить ее достижения.

В условиях «реального социализма» обычно неплохо жили и даже процветали так называемые массовые, лояльные ученые, не обремененные блестящими талантами, неожиданными или порой еретическими идеями, либо занимающие начальствующие посты администраторы. Последние обычно и представляли научные достижения своих подчиненных, стремились наверх в иерархии управленческой системы, явно стараясь взлететь выше сферы чисто научной деятельности. А яркие личности, строптивые и несговорчивые таланты притеснялись.

Почти каждый исследовательский институт имел немногочисленное ядро действительно творческих работников, которые независимо от ученых степеней «тянули» всю науку и выполняли план за весь институт. Но большинство было серой, малоинтересной в научном отношении массой, которая и «питалась» значительной частью ресурсов НИОКР, не давая творческой продукции.

Привилегии административных постов, в свою очередь, часто привлекали к себе энергичных, но далеких от научного творчества молодых людей. Прежде чем стать директором или заместителем директора НИИ, как правило, надо было поработать секретарем парткома института, заслужить доверие вышестоящего начальства. Административный же пост давал возможность получить не только существенно более высокую зарплату, но и квартиру, служебную машину, бесплатное лечение в лучших поликлиниках, больницах и санаториях, а главное — власть. Впрочем, все это имело место и в других кругах советской номенклатуры.

В Академии наук СССР особенно привлекала возможность получения звания академика или члена-корреспондента тоже с соответствующими привилегиями. Для получения этих званий не требовалось никаких научных открытий. Работали другие факторы: по выражению известного юриста Б. Курашвили, — законы формирования и самоподдержания номенклатуры. Преимущества имели ученые среднего уровня с организаторскими способностями, ориентированные на власть и пользовавшиеся расположением «верхов». Недостаток научного авторитета они восполняли должностью и академическим званием.

Долгие годы советские ученые находились под гнетом невежественных партруководителей, идеологов, бюрократов, номенклатурщиков от науки, бдительных кадровиков. Ведь для того чтобы занять пост директора исследовательского института, заведующего кафедрой общественных наук, требовалось специальное решение ЦК, обкома или райкома КПСС. Значительный слой ученых был уничтожен как якобы враждебный элемент. На этой почве появились лояльные конъюнктурщики, так называемые партийные ученые, возрос удельный вес посредственностей, массовых, средних ученых. Неуютно было блистательным и оригинальным умам.

Лысенковщина постепенно превратилась в один из принципов научной деятельности в СССР. Партийная идеология оседлала все обществоведение и погоняла его, как хорошую лошадь, в нужном направлении. Но и среди самих «ученых» находились рьяные деятели, которые лучше любого партократа направляли науку в нужное руководителям страны русло. Чего, например, стоят «исследования» в области общего кризиса капитализма, экономических законов социализма, преимуществ социализма и т.д.?

В советские времена в области общественных наук, по существу, не нужны были настоящие ученые, генераторы новых идей, направленных против заплесневелых догм, а требовались послушные схоласты, комментаторы, проводники «линии партии». Приветствовались и поощрялись «теоретики», развивающие те или иные положения последних съездов и пленумов ЦК КПСС о «преимуществах» социализма, о розовых перспективах развития советской экономики, о растущем загнивании капитализма и т.д. Тех, кто был не согласен с такими установками, либо устраняли, либо вынуждали отмалчиваться, скрывать свои убеждения. По логике формирования отрасли «наука и научное обслуживание» роль науки изначально определялась как прислужницы руководства страны и всесильных монополистов в лице министерств и ведомств. Сегодня об этом забывать нельзя.

В советских общественных науках процветали посредственность и серость. Что требовалось от них? Например, доказательство и аргументирование следующих «ценностей»:

партия и руководство страны никогда не ошибаются;

наша жизнь прекрасна, а созданное в стране общество замечательно;

мы впереди большинства стран, а если где-то и отстали, то осталось совсем немного времени для ликвидации этой малости;

мы самые лучшие, хотя и есть отдельные недостатки, и т.д.

Политическая экономия социализма занималась такими абстракциями, как система экономических законов, развитие производственных отношений в рамках государственной экономики, нетоварного хозяйственного механизма, и всячески оперировала бессодержательными лозунгами и терминами типа: «от каждого по способностям — каждому по потребностям», «догоним и перегоним», «развитой социализм», «преимущества социализма» и т.д.

Практически до самого развала СССР большинство советских экономистов говорили о пользе планирования, о сочетании плана и рынка, о том, что социализм имеет своей целью благосостояние народа. В разработке горбачевской «концепции ускорения», основанной на традиционных советских подходах, принимали участие лучшие представители советской экономической науки, которая, однако, оказалась не готовой к переходу к рынку, не смогла разработать современную обоснованную программу экономических реформ в России, потому что десятилетиями занималась не тем, чем надо. Поэтому к руководству пришлось привлечь новых, молодых экономистов, не столь замешанных на советских и марксистско-ленинских традициях, чего «маститые» советские ученые не могут простить им до сих пор.

Но, как уже говорилось, речь должна идти не только об общественных, но и о технических науках. На совести советской науки в области техники много принципиальных ошибок: загрязнение Байкала и рек, обмеление Арала, идеи о повороте рек, Чернобыль наконец. К экспертизе часто привлекали не ученых, а генералов от науки.

В настоящее время многие машиностроительные заводы и их КБ простаивают, не могут перейти на изготовление новой, конкурентоспособной продукции. Где наши гении-изобретатели, где современные гении менеджмента, способные использовать рыночные стимулы для нововведений? Где наши качественные автомобили и компьютеры? Не говорит ли это о том, что полученное Россией наследство от советских НИОКР и всей государственной инфраструктуры НТП не годится для новых условий? А вот восточные «молодые тигры» (Сингапур, Южная Корея, Тайвань), в частности, на этом и обеспечили свое экономическое процветание.

Наши сегодняшние провалы в технике и экономике, неконкурентоспособность многих российских товаров на мировых рынках свидетельствуют о том, что все рассмотренные недостатки в научной сфере на деле дали негативную отдачу. Ученые-естественники и так называемые технари, в большинстве своем воспитанные на идеях марксизма-ленинизма, верили в его «научность», стояли на его позициях вопреки фактам и жизненной практике.

На эффективность НИОКР в СССР большое влияние оказывала командная система распределения ресурсов — через бюрократический аппарат министерств. При этом явное предпочтение отдавали институтам ВПК и тяжелой промышленности. Огромную тормозящую роль в развитии исследований играла засекреченность многих тем и самих исследователей, оторванность и даже практическая изоляция науки от производства. Министерства же были заинтересованы не в научно-техническом прогрессе и даже не в росте производительности труда, а в выполнении планов производства продукции по валу и привлечении дополнительной рабочей силы. Как уже отмечалось, исследовательские институты часто использовались для решения не научных, а текущих производственных проблем в отрасли и в то же время служили «отстойниками» для уволенных министерских чиновников.

Полное использование производственных мощностей на заводах рассматривалось как особое преимущество и «особая заслуга» социализма. Как в таких условиях проводить эксперименты по созданию новой продукции или технологических процессов? Ведь для этого необходимы резервные мощности и специальные экспериментальные участки. Не случайно экспериментальная база в СССР всегда была крайне слаба. Цели, связанные с НТП, явно отступали перед целями и задачами по выполнению и перевыполнению производственных планов.

В СССР на сектор фундаментальных исследований приходилось около 10\% затрат на НИОКР, но именно этот сектор был особенно оторван от производства. Во многих научных центрах, институтах и лабораториях Академии наук СССР был достигнут высокий уровень теоретических исследований, по некоторым из них страна имела бесспорное мировое первенство, и на Западе это хорошо понимали и по достоинству оценивали тесное взаимодействие и концентрацию ученых по отдельным исследовательским академическим институтам, в то время как на Западе ученые такого же уровня в основном были рассредоточены по разным университетам и городам.

Но главная область неэффективности советских НИОКР находилась в сфере не академических, а прикладных промышленных исследований и разработок, которые, естественно, были более тесно связаны с производством именно благодаря примату производства, а не НТП. В советской экономической литературе указывалось, например, что в 1965—1973 гг. фонды экономического стимулирования предприятий (за основную деятельность) выросли в 9 раз, а премирование за внедрение новой техники — лишь в 1,5 раза и составило в 1973 г. только 2,4\% фондов экономического стимулирования. В 1971—1973 гг. удельный вес премий за новую технику в общей сумме премий в расчете на одного работника снизился с 1,91 до 1,86\%.

Ни в какое сравнение с Западом не шла продолжительность цикла «наука—производство»: 4—5 лет занимала лишь конструкторская и технологическая подготовка выпуска нового изделия. Приходилось обивать пороги многих инстанций, каждая из которых имела право вето, хотя никакой ответственности за выпуск нового изделия не несла. Для нового станка, например, требовалось собрать вне завода 100 подписей, из них 35 — с печатями. Только на это уходило 2—3 года. В результате уже к моменту выпуска новое изделие переставало быть новым.

Подсчитано, что средняя продолжительность научно-производственного цикла в СССР составляла в 70-х годах 17,5 года, в то время как в США — 6—8 лет при снижении к концу этого десятилетия до 4—5 лет. Фактические сроки освоения новой техники в производстве достигали в СССР 6—8 лет, в США — 2 года.

Кроме того, предприятия страны были мало заинтересованы в распространении уже созданных новшеств. По данным специального обследования, результаты НИОКР, которые обычно выполняются в НИИ и КБ, в 80\% случаев внедрялись лишь на одном-двух предприятиях и только в 0,6\% случаев — на пяти и более предприятиях. Столь узкую сферу распространения технических новшеств можно объяснить тем, что предприятия вообще не получали вознаграждения за диффузию новшеств и, следовательно, не были заинтересованы в распространении своего детища.

В целом же НТП в СССР носил в значительной мере имитационный характер, поскольку практически задавался не рыночным платежеспособным спросом в соответствии с реальными общественными потребностями, а техническим прогрессом, идущим на Западе, и прежде всего в США. Задача была проста — не отстать, взять у Запада все, что только можно, и сконцентрировать собственный научно-технический потенциал на приоритетных направлениях. Главным приоритетным направлением был ВПК. Такой характер НТП уже по определению обрекал СССР на отставание.

Нельзя не сказать и о том, что процесс создания новой техники в СССР всегда был весьма капиталоемким. По данным Госкомцен СССР, на 1\% прироста индивидуальной производительности или мощности новой машины по сравнению со старой рост цен составлял, например, по станочному оборудованию в среднем 14—15\%. Это значит, что, вместо того чтобы служить фактором сдерживания роста цен или их снижения, реально НТП в СССР был фактором скрытого инфляционного процесса.

Содержание огромного монстра в виде раздувшейся сферы НИОКР в условиях замедления темпов экономического роста и снижения эффективности производства на базе командно-распределительной нерыночной экономики становилось делом все более и более затруднительным. К этому следует добавить начавшееся в 80-х годах отставание СССР от Запада по качеству новейшей электронной военной техники. Поскольку основная часть затрат на НИОКР имела милитаристский характер, это затронуло практически всю сферу НТП.

Пытаясь как-то устранять все эти неудачи и просчеты, советское руководство не принимало в расчет необходимость соизмерения затрат и результатов, ориентацию на наиболее эффективные направления, что было бы возможно на путях реальных рыночных реформ, а наращивало затраты ресурсов в рамках традиционной нерыночной экономической модели, т.е. был выбран обычный экстенсивный путь, который объективно загонял страну в тупик, подрывал ее ресурсную базу и самым негативным образом сказывался на жизненном уровне населения и социальной обстановке в стране. Отставание в качестве, как обычно, пытались компенсировать количеством. Но это уже не помогало. На базе несрабатываемости и истощения ресурса экономической системы стал развиваться и кризис системы НТП.

В сфере НИОКР, как и в советской экономике в целом, особенно быстро росли ресурсная база, затраты на эту сферу и значительно менее впечатляющими были результаты таких затрат: число научных открытий, изобретений, нововведений. С 1950 по 1990 г. общее число занятых в сфере НИОКР возросло более чем в 12 раз (со 162,5 тыс. до 2 млн человек), денежные расходы — в 35 раз (с 1 млрд до 35 млрд руб.). Этот сектор экономики получал опережающее по сравнению с другими отраслями финансирование и увеличивал свои размеры более высокими темпами, чем вся экономика в целом (численность рабочих и служащих, занятых во всем народном хозяйстве СССР, возросла за указанный период в 2,8 раза, а национальный доход в текущих ценах — более чем в 12 раз). По официальным данным, опережающий рост сферы НИОКР имел место и в 70-х, и в 80-х годах, когда темпы экономического роста стали сокращаться, а ее относительная нагрузка на ВНП страны нарастала.

Как показывают данные табл. 12, в СССР расходы на науку и численность занятых в ней длительное время возрастали быстрее, чем рос национальный доход. Следовательно, увеличивалась наукоемкость производства в СССР. Однако это сопровождалось падением эффективности затрат на НИОКР и темпов НТП, что являлось естественным результатом функционирования нерыночной экономики.

В отличие от народного хозяйства в целом в сфере НИОКР нет ни измеряемого конечного продукта, ни сколько-нибудь надежных его составных частей или компонентов. И хотя конечным продуктом науки и НТП являются все же знания, никто еще не изобрел для них надежного статистического измерителя.

В СССР публиковались такие частные технико-экономические показатели результатов НТП, как число созданных новых типов машин и аппаратов, число зарегистрированных патентов, структура станочного парка. Ущербность этих показателей очевидна (чего стоит, например, одно лишь понятие «новизна», не имеющее четкого критерия), и тем не менее воспользуемся ими для анализа.

Несмотря на заметное увеличение всех видов ресурсов, затрачиваемых на НИОКР, в частности трудовых и финансовых, общее число произведенных в СССР новых типов машин, оборудования и аппаратов снижалось начиная с середины 60-х годов, о чем свидетельствуют даже официальные, явно приукрашенные данные. Так, в 1950 г. число созданных в СССР новых типов машин, оборудования и аппаратов составляло, по официальным данным, 650, в 1960 г. — 3099, в 1965 г. — 3366, в 1970 г. — 3007, в 1975 г. — 3038, в 1980 г. — 2718, в 1985 г. — 2650 и в 1990 г. — 1767. Об изменении этого показателя по отдельным периодам красноречиво говорят следующие приростные величины (в \%); +337 в 1950—1960 гг., +9 в 1960—1965 гг., -11 в 1965—1970 гг., +1 в 1970—1975 гг., -3 в 1980—1985 гг., -33 в 1985—1990 гг.

Источники: Народное хозяйство СССР в 1967 г. М., 1968. С. 671, 888; Труд в СССР. М., 1968. С. 25, 247; Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991. С. 9, 307; Народное хозяйство СССР, 1922—1982. М., 1982. С. 126, 329,

417, 564.

Еще отчетливее тенденция к замедлению темпов НТП в СССР вырисовывается, если приводимые технико-экономические показатели соотнести с ресурсами, затрачиваемыми на НИОКР (табл. 13).

Данные табл. 13 свидетельствуют о катастрофическом снижении эффективности затрат на НИОКР в бывшем СССР, т.е. о падении эффективности НТП.

Можно привести и другие показатели (или параметры), так или иначе характеризующие отдельные стороны эффективности НТП в СССР, но динамика которых не столь однозначно негативна. При исключительной скудности советской статистики в области НТП можно все же воспользоваться, например, данными о числе изобретений, рекомендованных министерствами и ведомствами для патентования за границей. Надо полагать, что для такого патентования отбирались действительно лучшие изобретения. В 1970 г. их число составило 1619, в 1981— 1985 гг. — 1108 (в среднем за год), в 1986—1990 гг. — 1419 (в среднем за год), в том числе в 1988 г. — 1068, в 1989 г. — 1742 и в 1990 г. — 1095. Здесь тенденция к понижению уровня показателя выражена не столь резко, как в предыдущем случае. Или возьмем число поданных рационализаторских предложений и заявок на предполагаемые изобретения. В 1965 г. их было 2,9 млн, в 1970 г. — 3,7 млн, в 1971—1975 гг. — 4,9 млн, в 1976—1980 гг. — 5,1 млн, в 1981—1985 гг. — 4,9 млн (в среднем за год), в 1986 г. — 5,0 млн и в 1988 г — 4,2 млн.

Несмотря на более сглаженную динамику этих показателей в расчете на единицу затрат на НИОКР или на одного научного работника, наличие понижательного тренда в эффективности обнаруживается без каких-либо сомнений. Снижалось в последние годы советского режима также число изобретений и открытий в расчете на одного научного работника.

Представленная статистика, основанная на советских официальных данных, достаточно условна. Во-первых, из-за элементарных приписок. Если такая практика была широко распространена в отчетности по выпуску продукции, то нет никаких причин полагать, что дело обстояло лучше по показателям НТП. Во-вторых, в СССР за новую очень часто выдавалась тривиально старая продукция, но претерпевшая незначительные улучшения. Все это имело место при исчислении индекса цен и показателей ВНП.

Известно, что в СССР на отечественных изобретениях основывалось лишь менее 1/3 прикладных научных проектов, остальные заимствовались на Западе, для чего существовала целая система поиска технических новшеств и вообще товарных новинок, которые массово и постоянно пополняли рынки Запада, а в СССР либо вообще не появлялись, либо не могли появляться в таком количестве и разнообразии.

Несмотря на изоляцию СССР от развитого в научно-техническом отношении мира и жесткую позицию Запада по недопущению продажи СССР и другим социалистическим странам самой передовой техники, в нашей стране все же находили пути и способы ее заимствования. Благодаря этому в страну попадали современные компьютеры разного класса, периферийные устройства, программные средства, запчасти и т.п. Так, известный самолет «Мрия» не поднялся бы в воздух, если бы его предварительно не тестировали на этих компьютерах, не родился бы и мотороллер «Вятка», как и десятки видов холодильников, пылесосов, электробритв, аудиои видеотехники и др., если бы не было таких заимствований.

Большая часть (70\%) лауреатов еще Сталинской премии добились этого звания путем имитации новой техники, созданной на Западе в условиях рыночной экономики с ее механизмом конкуренции. Но по мере деградации экономики СССР отечественные изобретения, открытия и рационализаторские предложения становились все более простыми и менее крупными. Так считают многие эксперты.

По имеющимся данным, число открытий в послевоенные годы стало снижаться. В 1971—1975 гг. в государственном реестре было зарегистрировано 78 открытий, т.е. 15,6 открытия в среднем за год, в 1976—1980 гг. — 69, или 13,8 ежегодно, за 1981—1984 гг. — 59, или 14,8 открытия в среднем за год. По поводу открытий можно привести и другие данные, полученные из материалов патентоведческой практики. Они также подтверждают тенденцию к снижению числа открытий с середины 70-х годов (табл. 14).

Таблица 14

Специалисты полагали, что наряду со снижением числа открытий происходил процесс снижения числа изобретений, при этом падал технический уровень последних. Примерно 98\% изобретений не отвечали требованиям даже поверхностного анализа на патентную чистоту.

Конечно, как мы уже отмечали, наиболее значительным сектором НИОКР в СССР был военный, куда направлялась основная часть ресурсов. Однако никаких открытых, опубликованных данных о военных НИОКР в СССР нет до сих пор, хотя именно в этой области чаще всего и создавались чудеса военной техники. Но тенденция к снижению их эффективности по мере исчерпания потенциала командно-распределительной экономики не вызывает сомнения. Более того, управление военными исследовательскими институтами (как правило, очень большими) было еще более командным и жестким, чем гражданскими. Многие военные институты имели открытые счета в банке, здесь работали лучшие специалисты и была самая высокая заработная плата во всей сфере советских НИОКР По существу, ресурсы из гражданского сектора НИОКР перекачивались в военный. Но последний все же не сумел отстоять позиции СССР перед лицом конкуренции со стороны Запада. Война в Персидском заливе в 1991 г. показала это достаточно убедительно.

В условиях снижения эффективности затрат на НИОКР в СССР и отторжения нерыночной экономикой научно-технического прогресса, который приходилось «внедрять» силой, не могло быть и речи об интенсификации производства или ускорения НТП, к чему призывали партия, руководство страны, а также многие советские экономисты, которые не понимали, что при социализме это невозможно в принципе, так сказать по определению.

Принималось множество решений об ускорении НТП, но они оказывались пустыми. Таким было, например, постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР 1983 г. «О мерах по ускорению научно-технического прогресса в народном хозяйстве». Много говорилось, особенно в 70—80-х годах, о том, что ведущим разделом планов как по всему народному хозяйству, так и по отраслям должен стать план НТП, степень выполнения которого будет служить базой для оценки деятельности министерств и ведомств. Так, на период 1981—1985 гг. правительство утвердило 160 комплексных программ НТП, включая 38 целевых программ по реализации крупных научно-технических достижений и 122 программы по созданию принципиально новых видов техники и технологии. Но НТП не шел.

При М. Горбачеве, в годы перестройки, особый акцент был сделан на ускорение НТП, прежде всего в машиностроении. На эти цели были выделены огромные капвложения. Но НТП опять не шел. Не понимая, в чем тут дело, М. Горбачев говорил: «Корни трудностей, с которыми мы столкнулись в последние годы, не в природе социалистического строя, а в недостаточном использовании его возможностей, не в социалистической демократии как таковой, а в недостатках ее функционирования»1. И это говорилось в 1987 г., когда о природе социализма, хотя бы на примере Польши и Венгрии, уже следовало бы задуматься всерьез.

«Незыблемость» и «непреходящую ценность» социалистического строя поддерживала и защищала большая часть советской экономической науки, которая проводила «линию партии». Так, Л. Абалкин писал, что «решающим фактором научно-технического прогресса всегда являются производственные отношения», и призывал совершенствовать прежде всего социалистические производственные отношения. Он подчеркивал: «Совершенствование социалистических производственных отношений призвано не только ускорить, революционизировать научно-технический прогресс в стране, но и мобилизовать возможности главной производительной силы — работника». И далее: «На основе всесторонне обоснованного, сбалансированного пятилетнего плана хорошо отлаженный хозрасчет, помноженный на высочайшую организованность и дисциплину, выступает главным средством эффективного развития экономики. Совершенствование хозрасчетных отношений позволяет полнее реализовать преимущества общественной собственности, разумно согласовывать экономические интересы, активнее использовать социальные факторы развития». Автор специально подчеркивал «незыблемость принципов социалистического хозяйствования». Одним из таких принципов «было и остается плановое руководство экономикой»2.

1 Правда. 1987. 20 мая.

2 Проблемы мира и социализма. 1986. № 12. С. 58—60.

Вот так. Никакой системной трансформации, никакой частной собственности, конкуренции, рынка. Все должно оставаться по-старому, только макияж надо сделать более или менее современным. А если есть какие-то недостатки, то они устраняются путем совершенствования социалистических производственных отношений. И это написано в 1986 г. Ясно, что быстро перестроиться на рыночное мышление при такой «закваске» невозможно. К тому же автор никогда не отрекался от этих оценок публично.

Другой советский политэконом, Г. Попов, ставший впоследствии рыночником, писал в то время: «В условиях социализма роль управления принципиально изменилась. Ведь именно управление, а не рынок — основной фактор, от которого зависят итоги деятельности всей нашей экономики»1. И много цитировал Ленина. Подобно Попову, ряд экономистов также видели путь повышения эффективности НТП не в смене экономического механизма, а в совершенствовании планирования, подготовке все новых постановлений.

Даже такой крупный советский ученый, как лауреат Нобелевской премии Л. Канторович, не выходил за рамки «социалистических ценностей». В 1986 г. он писал: «...Хочу повторить еще раз — при производстве новой продукции, внедрении современной техники и технологий нужен иной, чем раньше, порядок планирования, хозрасчета, финансирования и ценообразования. Интенсивная экономика для своего управления требует обращения к новым, глубинным пластам нашего народно-хозяйственного механизма»2. Опять ни слова о смене модели неэффективной командной экономики, а лишь о ее совершенствовании. Парадоксально, но Горбачев в одном из своих выступлений очень метко привел действительно подходящие для оценки текущей ситуации слова В. Ленина: «Не беритесь решать новые задачи на основе старых подходов, ничего из этого не выйдет».

Другая часть советских экономистов видела перспективу ускорения НТП, повышения эффективности производства и капвложений в замене централизованного планирования так называемой системой оптимального функционирования экономики (СОФЭ), где с помощью математических методов рассчитываются искусственные оптимальные цены, определяются объемы производства и направления распределения продукции.

1 Наука и жизнь. 1986. № 2. С. 44.

2 Известия. 1986. 15 февр.

Многие советские экономисты-прикладники много сил потратили на то, чтобы вместо нормального рыночного ценообразования ввести искусственную оценку эффекта от внедрения и применения новой техники по так называемым приведенным затратам. При этом в расчет принималась разница между приведенными затратами на базовую и новую технику с использованием искусственного коэффициента окупаемости вложений.

Внедрение новой техники после 1979 г. стало более активно стимулироваться премиальной системой и ценообразованием за счет отчислений от прибыли, из фонда материального поощрения. Были введены надбавки к цене за эффективность и качество. Однако созданная в СССР система стимулирования внедрения новой техники не была ориентирована на лучшие образцы, хотя методика определения эффективности новой техники в качестве базы для расчета эффекта призывала брать лучшую отечественную или зарубежную технику.

Советские экономисты-международники с восторгом описывали чудеса НТР на Западе, но применительно к «реальному социализму» не делали радикальных выводов, не призывали сменить плановую систему или сложившуюся форму собственности. В лучшем случае из их предложений можно было сделать вывод о пользе конвергенции двух систем — капитализма и социализма — и не больше. Но тут же следовала (для баланса) разносная критика капитализма по накатанному пути за узкие границы НТП, противоречия, кризисы, безработицу, историческую ограниченность и т.д.

В 1979 г. бывший директор ИМЭМО АН СССР академик Н. Иноземцев в статье «Что ожидает капитализм через два десятилетия» прогнозировал глубокие экономические кризисы, высокий уровень инфляции, хроническую безработицу, структурные кризисы, обострение внешнеэкономических противоречий и, конечно, замедление темпов экономического развития в капиталистических странах и новые победы социализма в соревновании двух систем1.

Сейчас, когда мир уже пережил тот год, на который был составлен прогноз, любой читатель сам сделает выводы, особенно в сравнении с тем положением, в каком оказалась экономика России.

См.: Проблемы мира и социализма. 1979. № 8. С. 34.

Весьма модной темой для советских экономических исследований была критика так называемых буржуазных теорий и оценок западными советологами советской экономики, в частности НТП в СССР. В числе таких критиков особенно часто мелькали С. Хавина и Ю. Ольсевич.

На справедливую критику советологов Д. Берлинера, Г. Гроссмана, А. Ноува и Р. Хатгингса, отмечавших, что у советских предприятий отсутствует склонность к нововведениям, что в советском мире нет нужды в развитой системе стимулов, у С. Хавиной ответ был один: «необоснованность подобного толкования механизма управления НТП при социализме связана с его порочной концептуальной основой — теориями «центрально-управляемого хозяйства» и «командной экономики», научная несостоятельность которых убедительно раскрыта марксистской критикой»1. Как бы вторя ей, Ю. Ольсевич критикует «реакционных советологов» (или «со-циализмоведов») за «далекие от действительности представления о науке при социализме», ибо «социализм — первая в истории система общественных отношений, созданная на научных основах»2.

Сегодня эти оценки могут показаться чудовищными, и не только с позиций нынешнего времени. Они были чудовищными и тогда, когда писались, т.е. с позиций того времени, когда в стране социальное положение было крайне тяжелым, планы производства систематически не выполнялись, ассортимент производимой продукции отличался поразительной скудностью и крайне низким качеством товаров. Находясь на реальной почве социально-экономического убожества страны, советские экономисты не так уж редко делали столь странные выводы, демонстрируя свою идеологическую зом-бированность.

В то же время многие советские экономисты и в те времена обращались с закрытыми докладными записками в ЦК КПСС и Совет Министров СССР, давая довольно смелые предложения. Но надо признать честно, никто из них не поднимался до уровня академика А. Сахарова, до самопожертвования и героизма.

1 Вопросы экономики. 1984. № 3. С. 128.

2 Там же. 1985. № 1. С. 135, 144.

В порядке иллюстрации предлагаю читателям собственную закрытую докладную записку, направленную в начале 80-х годов через Институт США и Канады АН СССР заместителю Председателя Совета Министров СССР В.Н. Талызину.

Зам. Председателя Совета Министров СССР тов. Талызину В.Н.

Предложения по ускорению научно-технического прогресса в СССР

Нельзя рассматривать научно-технический прогресс (НТП) только как процесс развития техники и технологии. Прежде всего это социально-экономический феномен. Если экономический механизм страны не принимает или даже отторгает технические новшества, то никакие блестящие изобретения и инженерные разработки, никакие организационные меры управленческого характера делу не помогут. Без серьезной реформы экономического механизма в нашей стране полнокровный научно-технический прогресс невозможен. Пока же СССР все более отстает от США, Японии и других развитых капиталистических стран по темпам НТП и уровню технического развития.

Современный этап НТП отличается принципиальной новизной: наука органически вошла в производство, идет создание нового технического уклада, страны различаются между собой не столько по уже достигнутому уровню экономического развития, сколько по темпам НТП, скорости нововведений. В мире происходит настоящая «технологическая гонка». Последняя базируется на научно-технической инфраструктуре, которую уже создали главные капиталистические страны. В США основу этой инфраструктуры составляют три сектора, связанные между собой по принципу сообщающихся сосудов: университеты, государственные лаборатории, промышленность. В СССР эти сектора действуют разрозненно и плохо заинтересованы в контактах между собой. В числе приоритетов внедрение научно-технических новшеств в промышленности занимает далеко не первое место. Это положение надо в корне изменить.

Полнокровный НТП невозможен без значительной самостоятельности НИИ, КБ, НПО, исследовательских подразделений вузов, без освобождения их от ненужной регламентации, командования сверху.

Ускорение НТП невозможно без его кредитования. Нужно создать разнообразные фонды финансовых средств, сосредоточенных не у производителя, а у потребителя (министерства, ведомства, НПО и т.д.), из которых следует финансировать исследования по заказанным темам. В связи с этим уместно создать разнообразные нововведенческие и посреднические фирмы.

1 На химкомбинате в г. Щекино Тульской области в те годы проводился эксперимент по приданию большей хозрасчетной самостоятельности советским промышленным предприятиям.

Сфера прикладных НИОКР и внедренческих подразделений на производстве должна функционировать на полном хозрасчете, т.е. иметь прибыль и себя окупать. Штатное расписание НИИ и КБ должно быть максимально гибким, сектора и группы должны иметь возможность быстро перестраиваться по мере изменения тем и направлений исследований. «Щекинский эксперимент»1 должен стать принципом функционирования НИИ, что облегчается регулярными аттестациями сотрудников. Зарплату научным сотрудникам, конструкторам и проектировщикам целесообразно устанавливать на двух уровнях: а) гарантированный оклад (ниже нынешнего); б) негарантированная дополнительная оплата сверхплановых и особо качественно выполненных работ. Оплата так называемых заданий должна проводиться за счет заказчика. Важно предоставить НПО право самостоятельно выходить на мировой рынок, зарабатывать валюту.

Заказы на НИОКР, отбор представленных предложений должны осуществляться на конкурсной основе. Чем сильнее будет дух соревновательности и соперничества между НИИ, КБ, НПО и другими организациями, тем быстрее пойдет научно-технический прогресс. Покупателям новой техники надо предоставить реальное право выбора поставщика.

Необходимо создать гибкий механизм (на базе аттестации рабочих мест) высвобождения работников в результате НТП и резко поднять стимулы к новой трудовой активности. Примерно 25\% рабочей силы сегодня потенциально лишняя, она занимает место будущих роботов, новейших станков, ГПС, мешает научно-техническому прогрессу. Высвобождающиеся работники должны переобучаться и направляться в другие отрасли и районы.

Важно найти приемлемые формы ликвидации или прогорания тех предприятий, которые либо убыточны, либо не способны внедрять новое, перестраиваться, избавляться от устаревшего оборудования или устаревших организационных принципов.

На каждом предприятии полезно создать специальные выставки или стенды с наилучшими образцами продукции аналогичного профиля, производимыми в мире. Они должны стать эталоном, который надо превзойти.

Целесообразно, чтобы НПО, крупные комбинаты отпочко-вывали от себя мелкие лаборатории или экспериментальные цеха, которые, обладая большой самостоятельностью и заинтересованностью, становились бы новаторами производства. Страны — члены СЭВ тоже полезно рассматривать как новаторов и первопроходцев в решении ряда научно-технических, экономических и социальных проблем, важных для всего социалистического содружества.

Необходимо стремиться к тому, чтобы СССР стал главным «инкубатором» идей и технических новшеств для мирового социализма. Для этого надо создать объединенный научно-технический потенциал всех социалистических стран, систему информационных банков, международный механизм передачи технологий.

В другой закрытой докладной записке, подготовленной несколько ранее (в середине 70-х годов) в ИМЭМО АН СССР, мы сравнивали эффективность использования научно-технического потенциала в СССР и США. В частности, отмечалось, что в 70-х годах в расчете на одного занятого в народном хозяйстве США инженера производилось национального дохода в 5,6 раза больше, чем в СССР, а вклад среднего американского инженера в обеспечение достигнутого уровня производительности труда был в 8,3 раза больше, чем в СССР по всему народному хозяйству и в 5,8 раза — по промышленности.

Далее говорилось, что начиная с 60-х годов стала проявляться тенденция к снижению количества созданных образцов новых типов машин, оборудования, аппаратов и приборов в расчете на 1000 инженеров. При этом приводились следующие данные.

Среднегодовое число новых типов машин, оборудования, аппаратов и приборов в расчете на 1000 инженеров составляло: в 1951—1955 гг. — 6,2, в 1956—1960 гг. — 11,4, в 1961—1965 гг. —14,2, в 1966—1970 гг. — 8,6, в 1971—1975 гг. — 5,4, т.е. сначала росло, а затем снижалось.

Говорилось и о том, что за рассматриваемый период число инженеров в США росло вдвое медленнее, чем в СССР, а темпы обновления продукции нарастали. При этом в СССР ежегодно создавалось 4,5—4,7 тыс. новых видов продукции, а в США — 30 тыс., или почти в 7 раз больше.

Докладная записка заканчивалась таким выводом: «Причины низкой эффективности затрат на НИОКР в нашей стране лежат не только в области науки или даже научно-технического прогресса как таковых. Они лежат также в экономике, в сложившемся еще в 30-х годах экономическом механизме, методах планирования, ориентированных на экстенсивный рост. Поэтому важно определить не только то, как наука и научно-технический прогресс влияют на экономику, но и как экономика, в свою очередь, влияет на научно-технический прогресс и нуждается в нем».

Однако, несмотря на старания ученых, руководители страны часто проявляли явное недовольство поступающими от них предложениями, пытаясь свалить вину за неблагополучие в стране на науку. Характерны в этом отношении выступления бывшего заместителя Председателя Госплана СССР А. Бачурина. В одной из статей он писал в 1986 г.: «...Нельзя не признать, что ученые-экономисты не смогли своевременно подготовить теоретическую концепцию целостной системы управления и хозяйствования... Разумеется, прогресс конкретных эномических наук возможен лишь на базе марксистско-ленинской политической экономии»1.

Вот такой махровый догматизм, консерватизм и фундаментализм господствовали в стране даже в годы горбачевской перестройки. В предыдущие годы было намного хуже. О каком научно-техническом прогрессе можно было вести речь? Только о дозированном, внедряемом «сверху» понемногу, по плану, в приказном порядке.

В большинстве своем советские экономисты не признавали рынка и придумывали самые замысловатые идеи, «служащие» ускорению НТП в условиях социализма. Например, планы внедрения новой техники предлагалось заменить научно-техническими программами, создать органы управления программами, внедрить договорные отношения между производителями и потребителями новой техники, централизованно устанавливать потребность в развитии тех или иных направлений НТП, проводить экономические эксперименты, искусственно создавать соревновательность, прямые связи, внедрять не отдельные машины, а системы машин и т.д.

Однако на деле все это носило формальный характер и не меняло сути: социализм отторгал НТП, предприятия за техническими новшествами не гонялись.

И тем не менее даже среди этого идеологического мрака порой в печать пробивались лучики истины или, точнее, полуистины. Так,

Плановое хозяйство. 1986. № 9. С. 92—93.

вполне скромный экономист без амбиций писал еще до перестройки: «...Главные причины кроются в недостатках хозяйственного механизма, который не настроен в должной мере на экономию средств труда... Не слишком ли богаты сейчас предприятия оборудованием, если на многих из них, заходя в цеха даже в первую смену, можно увидеть половину, а то и больше бездействующих машин? И не лучше ли уменьшить ресурсы, выделяемые на производство, скажем, традиционных станков, в 1,5—2 раза, высвободив тем самым мощности машиностроения для освоения новой, высокопроизводительной или более дефицитной техники? А потребители станков, получая меньше традиционного оборудования, будут просто вынуждены лучше эксплуатировать имеющиеся машины, бережнее к ним относиться, быстрее ремонтировать, активнее внедрять в производство новую технику и технологию»1.

Между тем оборудование на предприятиях страны обновлялось медленно, новая техника вводилась в строй строго по плану и тоже медленно и часто невпопад. Парк машин и оборудования ежегодно обновлялся лишь на 2—3\%, что намного меньше, чем в странах с рыночной экономикой. Например, в 1971—1975 гг. было заменено лишь 9\% оборудования на действующих предприятиях. При таких темпах полное обновление наличного парка станков, машин и механизмов должно было произойти в срок, превышающий 50 лет. Это означало, что Советский Союз обречен на техническое и экономическое отставание от Запада, где полным ходом шла научно-техническая революция.

1 Палтерович Д. Двигатели машин и двигатели экономики // Экономика и организация промышленного производства. 1985. № 4. С. 21.

Огромная часть так называемой новой техники, которая создавалась на машиностроительных заводах СССР, характеризовалась лишь относительной новизной (т.е. для данного предприятия, но не для отрасли, страны и тем более мира), а некоторые виды этой техники вообще не были новыми. Значительный рост затрат на внедрение новой техники, как правило, сопровождался увеличением сроков ее окупаемости, т.е. снижением эффективности. Так, резкий рост затрат на автоматизацию производства в 1976—1977 гг. сопровождался удлинением сроков их окупаемости с 4 до 5 лет. Аналогичная тенденция была характерна для внедрения вычислительной техники, механизации производства и т.д.

Значительная часть капиталовложений страны использовалась для тиражирования устаревшей техники, сооружения малоэффективных с экономической точки зрения объектов. Чрезмерные капиталовложения направлялись на создание рабочих мест, которые не могли быть обеспечены рабочей силой. В 1971— 1975 гг. в промышленности было создано 2 млн, а в 1976— 1980 гг. — более 1 млн новых рабочих мест, не имеющих работников. Все знали, что СССР — единственная страна в мире, где число станков превышает число станочников. На заседании Политбюро ЦК КПСС 15 ноября 1984 г. были названы такие факты: в течение рабочего дня в машиностроении СССР не работает 14\% имеющегося оборудования, каждый третий грузовик в стране не выезжает в рейс. При этом вина возлагалась, как обычно, на разгильдяйство и бесхозяйственность.

Несмотря на то что все время говорилось о приоритете плана внедрения новой техники над планом производства, эти планы не были состыкованы. По данным ЦСУ СССР, в первом полугодии 1984 г. было изготовлено 6,8 тыс. промышленных роботов (ПР), а внедрено лишь 2,5 тыс. В 1985 г. намечалось установить около 4 тыс. станков с числовым программным управлением (ЧПУ) и более 5 тыс. ПР. Но поскольку в 1984 г. реально было изготовлено 13,2 тыс. станков с ЧПУ и 13,7 тыс. ПР, то даже с учетом годового лага между выпуском и установкой план производства втрое превосходил план внедрения.

Многие обследования показывали, что значительное количество ПР, станков с ЧПУ и обрабатывающих центров длительное время вообще не использовалось или не давало реального эффекта из-за высокой стоимости, низкого коэффициента сменности, частых простоев, недостаточного высвобождения работников. Например, станки с ЧПУ в среднем стоили в 5—7 раз дороже обычных, а их производительность была выше лишь в 2—2,5 раза (по мнению эксплуатационников, лишь в 1,5 раза выше).

Не следует забывать, что вся новая, или так называемая новая, техника в плановом порядке поступала на заводы по уравнительному принципу. Предприятия получали ее бесплатно, не за счет собственных средств и небрежно относились к ее использованию.

В целом же шел процесс старения оборудования, снижения фондоотдачи. В промышленности СССР в 1970 г. доля оборудования в возрасте до 5 лет составляла 41\%, в 1990 г. — 30, прослужившего 11—20 лет— соответственно 21 и 27, а доля оборудования старше 20 лет — 8 и 14\%. Падала эффективность использования техники, ухудшалось использование мощностей (рост мощностей опережал рост потребления электроэнергии на производственные цели). По расчетам на базе данных ЦСУ СССР, в 1971—1975 гг. в промышленности на 1 руб. фактических затрат «на внедрение мероприятий по новой технике» (как тогда говорилось) с учетом затрат прошлых лет было получено 40 коп. прироста прибыли, в 1976—1980 гг. — 34 коп., в 1981—1983 гг. — 32 коп.

Часто новая техника уже на стадии конструирования оказывалась морально устаревшей. Шло ее тотальное удорожание, что являлось серьезным фактором инфляции в стране. Советская промышленность часто тиражировала «экспонаты» техники, лишь похожие на новые, но на деле старые, не дающие необходимого эффекта в эксплуатации. Речь идет прежде всего о советских ПР, гибких автоматизированных производствах, станках с ЧПУ, которые производились в 20 министерствах без соответствующей подготовки специализированного производства узлов и модулей. Советское машиностроение развивалось по пути увеличения размеров натурального хозяйства, избыточной концентрации производства, усиления его универсальности в ущерб специализации.

Свидетельством низкого уровня НТП в СССР был низкий уровень продажи советских лицензий за границу. СССР значительно меньше продавал лицензий, чем покупал, и имел по этой статье внушительный негатив, в то время как страны Запада в этом отношении неплохо зарабатывали (особенно США). Доля машин и оборудования — прямого результата НТП — в структуре советского экспорта в 70—80-х годах стала снижаться. В 1972 г. она составила 23,6\%, в 1983—1984 гг. — 12,5\%. Процесс замедления НТП в 80-х годах нарастал. Число изобретений, направленных на зарубежное патентование, в 1984 г. по сравнению с 1981 г. сократилось по Минстройматериалов в 7,5 раза, по Минчермету — в 4 раза. Эти министерства продали в 1984 г. столько же лицензий, сколько и в 1975 г., а Миннефтехимпром и Минхимпром — соответственно в 10 и 5 раз меньше.

Порой внедрение новой техники и технологии в СССР сопровождалось удручающими фактами. Известно, например, что с 1976 по 1980 г. удельный вес технологии непрерывной разливки стали в общем объеме выплавки стали поднялся в СССР с 7 до 11\%. В те же самые годы в странах с рыночной экономикой с применением этой прогрессивной технологии выплавлялось уже 40—45\% общего количества стали. Парадокс заключался в том, что технология непрерывной разливки стали была изобретена в СССР, однако по эффективности ее использования и практическому внедрению в производство наша страна не могла соперничать с Западом.

Непреложным является тот факт, что НТП в СССР не стал могучим фактором роста производительности труда, сокращения численности рабочей силы, как это имело место на Западе. Затраты на технологическое перевооружение всегда были ниже затрат на новое строительство, расширение действующих предприятий. В начале 70-х годов под влиянием нефтяных кризисов на Западе произошла революция в области создания энергосберегающей техники и технологии, а в 80-х годах — революция и в военной технике, однако Советский Союз не воспринял ни первую, ни вторую именно из-за отсутствия у него внутреннего мотивационного механизма к НТП.

По расчетам академика А. Аганбегяна, фондоотдача в 1966— 1970 гг. снизилась по народному хозяйству СССР в целом на 5\%, в 1971—1975 гг. — на 16, в 1976—1980 и 1981—1985 гг. — на 15\%. Эффективность капитальных вложений также снижалась абсолютно, а производительность труда — относительно, т.е. по темпам прироста (табл. 15).

Из данных, приведенных в табл. 15, нетрудно увидеть, что за рассматриваемый период в 2,5 раза сократились темпы прироста национального дохода по пятилетиям, в 3 раза — темпы прироста реальных доходов на душу населения. Приросты производственных ресурсов в части добычи сырья и занятости также сократились втрое, а в части основных производственных фондов — лишь на 1/4. Гигантское сокращение имело место в отношении темпов прироста эффективности общественного производства, когда эффективность использования основных производственных фондов и капвложений снижалась абсолютно, а приросты эффективности использования промышленного сырья и производительности труда снизились соответственно на 20\% и в 2,4 раза.

Источник: Аганбегян А. Советская экономика — взгляд в будущее. М.,

1988. С. 109, 125.

Итак, НТП в СССР развивался слабо и вяло, он носил имитационный и эволюционный характер. Действующее оборудование обновлялось медленно и плохо, новая техника мало чем отличалась от старой. А ведь с экономической точки зрения нововведениями надо считать лишь такую новую технику или технологию, которая повышает эффективность производства. Но поскольку последняя в СССР росла довольно медленно и ее рост имел тенденцию к снижению, а затем и к абсолютному падению, то большинство нововведений такому критерию не отвечало. В отличие от стран с развитой рыночной экономикой, где рынок и механизм взаимодействия между потребностями и производством, спросом и предложением создавали реальный стимул к нововведениям, в СССР огромные ресурсы вкладывались в безнадежно устаревшую технику, технологию и товары. Имитационный характер НТП в СССР и нарастающие проблемы несрабатываемости административно-распределительной экономики неизбежно вели к тому, что в 70— 80-х годах отставание СССР от Запада в области нововведений нарастало. По оценкам С. Глазьева и Д. Львова, в середине 80-х годов оно составило 15—25 лет и по сравнению с серединой 60-х годов увеличилось почти вдвое.

Непреложным фактом являлось отставание СССР от Запада практически в любой отрасли производства, несмотря на мощную инфраструктуру НИОКР и научные достижения, порой превышающие мировой уровень (в ВПК). Наука и производство шли параллельными курсами и мало взаимодействовали друг с другом. НТП находился под гнетом огромной бюрократической системы и не ориентировался на реальные потребности экономики страны. Отсутствовала взаимная заинтересованность науки и производства.

В стране «реального социализма» научно-технический прогресс ощущался прежде всего в области военной техники, а в целом технологический базис общества оставался практически на неизменном уровне. Достижения НТР не ассимилировались в СССР, и в конце концов страна отстала от Запада на целую технологическую эпоху, проиграв не только экономическое, но и научно-техническое соревнование с капитализмом.

Технологическое отставание СССР особенно стало проявляться со второй половины 70-х годов, хотя в стране имелись мощная научная база, квалифицированные научные и инженерные кадры, развитая система образования. Самым слабым местом было использование НИОКР, т.е. промышленное освоение и серийный выпуск нововведений. Советская промышленность не только не стремилась осваивать новую продукцию, но и всячески отторгала ее, ибо надо было прежде всего выполнять план производства уже выпускаемой продукции. Переход к выпуску новой продукции всегда был обременителен, ибо нарушался уже налаженный процесс производства и выполнения плана, требовалась переналадка оборудования, а в итоге ухудшалось финансовое положение предприятий, снижались заработки рабочих.

Процесс производства всегда инерционен, а в условиях плановой экономики эта инерционность возрастала многократно. Никакой внутренней ориентации на меняющийся спрос не было. По существу, советская экономика была антиинновационной. Часто новое изделие устаревало раньше, чем поступало в серийное производство. Наряду с этим процветало псевдоноваторство, когда промышленность предлагала, например, модель станка по цене на 50\% дороже старой модели, а производительность ее была выше лишь на 5—6\%. Результат такой «политики» — вялотекущий инновационный процесс и серьезное отставание от Запада.

Затраты на военные исследования составляли 20\% всех военных расходов и 75\% всех расходов на НИОКР. Так, в 1989 г., по официальным данным, из 77,3 млрд руб. военного бюджета 15,3 млрд руб. шло на НИОКР. Но, кроме того, военные программы финансировались и по линии ряда гражданских министерств, поскольку гражданское наукоемкое производство частично входило и в ВПК.

Тем не менее было бы неправильно видеть в сверхмилитаризации, перегрузке экономики военными расходами и в отставании СССР в области военной техники первопричину стагнирования и деградации его экономики, как это иногда делается на Западе. Главная причина стагнирования и деградации советской экономики все же коренится в нерыночной, командно-распределительной ее модели, столь недальновидно выбранной экономически малограмотным политическим руководством страны, исходившим из своих узкокорпоративных интересов и не оправдывавшей себя идеологии.

Сталинская экономическая модель отторгала НТП, не обеспечивала нормальные условия для функционирования его инфраструктуры. А если система не содержит внутренних стимулов для саморазвития, она погибает. Что и произошло.

Однако советская экономическая наука не критиковала застойный экономический механизм, конкретные проявления все растущей

неэффективности производства (такие, как несбалансированность и дефицитность экономики, ее неконкурентоспособность, скрытая инфляция и безработица, уравниловка в оплате труда и т.д.), не делала теоретических обобщений на этот счет, а рисовала картину всеобщей гармонии и стабильности, что полностью расходилось с реальной жизнью.