14.2. научно-технический прогресс и экономическая наука в россии

14.2. научно-технический прогресс и экономическая наука в россии

В современном мире экономическая мощь страны определяется не столько объемом произведенного ВНП и наличием у нее ресурсов капитала и рабочей силы, сколько размерами ее научно-технического потенциала, эффективностью его использования, выражающейся в количестве изобретений и открытий, новых видов продукции, прежде всего техники и технологий. Научно-технический потенциал стал сегодня ресурсом особого рода, без него современное конкурентоспособное производство становится невозможным.

Научно-технический потенциал страны — это совокупный ресурс ее научно-технической сферы, создающий новые продукты и технологии. Научно-технический потенциал неразрывно связан с экономическим, хотя относительно может быть больше или меньше последнего. Можно говорить о национальном научно-техническом потенциале, о научно-техническом потенциале отрасли, фирмы, университета, исследовательского института, лаборатории и, наконец, отдельного ученого, конструктора или творческого инженера.

Научно-технический потенциал, однако, определяется не только количеством имеющихся научно-технических ресурсов, но и их качеством, умением управлять этими ресурсами, правильно оценивать перспективы, внутренней заинтересованностью ученых в открытиях и изобретениях. Например, две лаборатории, имеющие равные финансовые и кадровые ресурсы, работающие на одинаковом оборудовании, могут обладать существенно разными потенциалами, если в одной собрались кадры, состоящие из «средних ученых» со слабой трудовой мотивацией и низкими творческими способностями, а в другой — блестящий творческий персонал, нацеленный на реальное изобретение и возглавляемый талантливым руководителем. И наоборот, сколько ни наделяй ресурсами «среднего ученого», он вряд ли вообще совершит когда-нибудь открытие, которое сделает талантливый исследователь, не имеющий, казалось бы, самого необходимого оборудования и поддержки.

Сказанное, думается, справедливо и в отношении отдельных стран, когда одна из них, например, имеет большие ресурсы, но малую конечную отдачу в виде нововведений, а другая при тех же или несколько меньших ресурсах имеет кардинально большую отдачу. Однако, к сожалению, научно-технический потенциал, как бы его ни понимали, на практике не имеет адекватного измерения. Прирост знаний в обществе никто еще не измерил, редукцией труда гениальных Эйнштейна или Бора к труду «среднего ученого» даже в соотношении 1:100 заниматься бессмысленно.

Тем не менее при характеристике состояния научно-технического прогресса в современной России необходимо начать с затрат на НИОКР и других ресурсных показателей.

После краха СССР затраты на НИОКР в Российской Федерации, подобно затратам на военные цели, стали обвально сокращаться. С 1989 по 1998 г. трудовые ресурсы в сфере российских НИОКР сократились более чем в два раза, финансирование — еще больше. Более чем вдвое сократились основной капитал в сфере НИОКР и число патентных заявок, поданных в России. Но начиная с 1999 г. ресурсное обеспечение сферы НИОКР стало расти вслед за начавшимся ростом российской экономики.

В целом динамику основных показателей научно-технического развития России характеризуют данные табл. 16.

Приведенные данные свидетельствуют о низкой доле затрат на науку в ВВП нашей страны. Что касается доли затрат на НИОКР в расходах федерального бюджета РФ, то, несмотря на принятый закон, обязывающий довести ее до 4\%, на деле она этой величины не достигает.

Не все просто обстоит и с наукоемкостью производства в российской экономике. Европейская экономическая комиссия ООН провела расчеты сравнительной наукоемкости в России, странах ЕС и ЦВЕ (табл. 17).

Из данных табл. 17 видно, что Россия заметно отстает от ЕС по наукоемкости в расчете по ВВП, но опережает ЕС по наукоемкости в расчете по занятости. Также в расчете по занятости Россия опережает по наукоемкости страны ЦВЕ, хотя по наукоемкости в расчете по ВВП отстает от Чехии и Словении.

Источники: Иванова Н. Национальные инновационные системы. М.: Наука, 2002. С. 169; Наука России в цифрах. 2002. М.: ЦИСН, 2003. С. 12—69;

Индикаторы науки: 2007. М., 2007. С. 20, 28, 62, 306.

Советская наука нуждалась в серьезном реформировании. Поэтому уже с начала проведения экономические реформы в России опирались на следующие базовые принципы реформирования

сферы НИОКР:

сокращение в ближайшие 3—5 лет в результате прежде всего демилитаризации науки затрат на НИОКР в 2—3 раза, чтобы их размеры были адекватны экономическим возможностям нового государства;

создание обстановки свободного научного творчества, равного доступа к информации, конкурентной среды для разных точек зрения без давления со стороны какой-либо идеологии или традиционных (часто устаревших) точек зрения;

обеспечение реального права интеллектуальной собственности для ученых и разработчиков;

коренное изменение идеологии исследований, для чего отбросить высокомерное великодержавие, отказаться от «сплошного фронта» научных разработок и сосредоточиться прежде всего на тех из них, которые соответствуют мировому уровню, а главное, дают стране (прежде всего для ее экономики) реальные продуктивные результаты;

обеспечение нормальной открытости российской науки, включение ее в мировую науку при одновременно широком доступе к сотрудничеству с другими странами, мировым научным сообществом;

радикальное изменение управления ресурсами в сфере НИОКР, подчинение его конкретным целям, избавившись от ставшей привычной обстановки советского феодализма и вотчинности в науке, создание механизма естественной ротации кадров.

Далеко не все названные принципы удалось провести в жизнь, покончить со многими унаследованными недостатками, но появились новые; резко сократилась подпитка производства научными идеями, разработчиками новой техники, новыми технологиями, заметно уменьшился научно-технический потенциал страны из-за эмиграции и ухода ученых из сферы науки в иные сферы деятельности (включая торговые ларьки на оптовых рынках бытовой техники), в полуразрушенном состоянии оказались целые школы и направления научных исследований, из-за низкой оплаты труда упал престиж науки в глазах общества и даже среди самих ученых: лишь немногие научные работники сегодня посоветовали бы своим детям и внукам карьеру ученого. Этот список, к сожалению, можно продолжить. Иными словами, темпы сокращения ассигнований намного превзошли темпы адаптации российской науки к новым рыночным условиям.

Новая Россия унаследовала 70\% научно-технического потенциала бывшего СССР. По данным статистики, в 2005 г. в стране насчитывалось 3,6 тыс. научных организаций, включая 2115 исследовательских институтов, 489 конструкторских бюро. Почти половина (1703) исследовательских институтов работало в предпринимательском секторе1. Сегодня в России действует около 30 тыс. малых инновационных предприятий, которые дают сотни тысяч рабочих мест, хотя и не включаются в сферу НИОКР2.

В 2005 г. численность занятых в сфере НИОКР составила 813,2 тыс. человек, или почти вдвое меньше, чем в 1990 г. Удельный вес этого персонала в общей численности занятых в народном хозяйстве России уменьшился с 2,5\% в 1990 г. до 1,2\% в 2005 г. При этом численность исследователей составила 391,1 тыс. человек, что также почти вдвое меньше, чем было в 1991 г. Доля докторов и кандидатов наук составила менее 25\% общей численности персонала, занятого исследованиями и разработками3.

Общая численность занятых в российской науке сокращалась до 1998 г., когда она составила 855,2 тыс. человек в целом и 417 тыс. исследователей, но затем стала расти и снижаться вновь. Однако этот рост ниже роста общей занятости и ВВП. Одновременно происходит интенсивный процесс феминизации российской науки. Так, доля женщин среди ученых и специалистов, выполнявших НИОКР, в 2002 г. приблизилась к 60\%, тогда как в 1991 г. была равна 46\%.

В настоящее время 12\% ученых и специалистов, выполняющих НИОКР, работают в системе Академии наук, 82\% — в отраслевых научных организациях и 6\% — в научных подразделениях вузов. По видам научной деятельности кадровый потенциал российской науки распределяется следующим образом: 9,5\% ученых и специалистов, работающих в сфере НИОКР, занимаются физическими науками; 10\% — математическими, 3,5\% — науками об окружающей среде, 9,8\% — науками о жизни, 54,9\% — техническими и 8,5\% — общественными науками. Но идет процесс старения российской науки. Сегодня более половины докторов и 40\% кандидатов наук уже имеют пенсионный возраст, а преобладающий возраст сотрудников НИИ и КБ находится в пределах 50—55 лет.

1 См.: Индикаторы науки: 2007. С. 20, 160.

2 См.: Отечественные записки. 2002. № 7. С. 36.

3 Индикаторы науки: 2007. С. 39.

Если учесть, что ВВП России в 2005 г. был равен примерно 1,4 трлн долл. по паритету покупательной способности, то затраты на

НИОКР составили порядка 15 млрд долл. (1,07\% ВВП), что намного меньше, чем, например, в США (320 млрд долл.).

Как правило, средства, выделенные из бюджета на НИОКР, идут на выплаты заработной платы, на накладные и эксплуатационные расходы. Затраты же на материально-техническое обеспечение научных организаций крайне недостаточны. Этим объясняется консервация и деградация материально-технической базы науки, прекращение работ по сооружению уникальных экспериментальных установок и многим перспективным направлениям научных исследований. Свернуто финансирование научно-технических услуг (патентной деятельности, стандартизации, контроля качества). Исследовательские институты обычно не имеют средств на приобретение иностранной литературы и периодики, поэтому российские ученые часто не в состоянии следить за работами зарубежных коллег.

В конечном счете можно сделать вывод, что российские ученые и специалисты оказались серьезно уязвимой социальной группой. Заработная плата работников науки в 1991 г. была на 10\%, в 1993 г. — на 32\% ниже средней по стране. В 1996 г. этот разрыв сократился до 17\%, но он сохраняется до сих пор. Низкая заработная плата, потеря высоких научных целей, сокращение спроса на науку, на новые знания и технологии, падение престижа ученого — все это подавляет творческую активность, создает в научной среде атмосферу недовольства и неуверенности.

На сокращение научно-технического потенциала России в период трансформации большое влияние оказала миграция научных кадров, причем как внешняя, так и внутренняя. Существует множество противоречивых и некорректных данных о внешней миграции российских ученых, характеризующих ее чуть ли не как бедствие для России. Однако обследования, проведенные в ведущих академических институтах России, показали, что реально в 90-е годы за границу уехало не более 1\% ученых, из них 60\% — это лица в возрасте до 40 лет, 41\% уехавших имели ученые степени, в том числе 12\% — докторские.

Как видно, практически во всех обследованных институтах отъезд специалистов за рубеж носил не массовый, а единичный характер. Следовательно, не сбылись наиболее алармистские прогнозы, сделанные в тот период, согласно которым ежегодно из России будут уезжать за границу чуть ли не десятки и даже сотни тысяч ученых. Тем не менее потери от эмиграции ученых для страны составляли тогда порядка 1 млрд долл. в год.

Значительно больший ущерб научно-техническому потенциалу России наносит внутренняя миграция ученых. По имеющимся оценкам, на одного эмигрировавшего за границу ученого приходится 10—25 человек, покинувших вообще науку, научно-технические организации в пределах России в поисках другой, более высокооплачиваемой работы.

Ученый-эмигрант, уехавший в другую страну и нашедший там работу по специальности, своим трудом способствует развитию мировой науки, а тем самым в известной мере и науки отечественной. Более того, с изменением ситуации на родине в лучшую сторону он может вернуться, сохранив, а скорее всего, и повысив свою научную квалификацию. Ученый же, сменивший науку на работу не по специальности, пусть и оставшийся в своей стране, скорее всего через 2—3 года утратит свою квалификацию навсегда.

С точки зрения организационной структуры сфера научной деятельности в России состоит из пяти основных секторов: академического, вузовского, отраслевого, или прикладного, сектора государственных научных центров и малого наукоемкого бизнеса.

Академический сектор включает Российскую академию наук (РАН), Российскую академию сельскохозяйственных наук (РАСХН), Российскую академию медицинских наук (РАМН), Российскую академию образования (РАО), Российскую академию художеств (РАХ). Эти академии имеют государственный статус, хотя и пользуются широкой самостоятельностью. За годы экономических реформ к ним добавился ряд различных общественных академий, включающий академии экономических наук и предпринимательской деятельности, естественных, инженерных наук, информатики, оборонного комплекса и т.п. В академическом секторе преимущественное значение имеют фундаментальные и теоретические исследования. В 2005 г. в РАН было сосредоточено около 26\% занятых в научной сфере1.

Вузовский сектор науки представлен как исследовательскими институтами, так и лабораториями факультетов и кафедр вузов, тесно

См.: Индикаторы науки: 2007. С. 146.

связанных с их учебно-преподавательской деятельностью. В 2005 г. научные исследования велись в 539 высших учебных заведениях России. В них было занято около 43 тыс. человек, в числе которых исследователи составляли 30 тыс.

Сектор отраслевой науки вбирает около половины общего числа организаций, выполняющих НИОКР, и 61\% всех занятых в этой сфере. В трансформационный период именно этот сектор сократился в наибольшей мере, но сегодня он остается главной опорой всех прикладных исследований и инновационной сферы страны. Число исследователей в этом секторе в 2005 г. составило 221,4 тыс. человек, или около 57\% всего исследовательского персонала в научной сфере страны1.

В процессе рыночных реформ в наиболее тяжелом положении оказались отраслевые институты ВПК — авиационной промышленности, судостроения, отраслей промышленности по производству ракет, танков, артиллерийского и стрелкового оружия, приборостроения и т.д., работавших по госзаказу и всецело зависящих от бюджетного финансирования. Так, в 1990—1997 гг. объем работ научных организаций ВПК уменьшился в 11 раз.

Сектор государственных научных центров (ГНЦ) включает крупнейшие исследовательские институты прикладной науки. В силу присвоенного им статуса они получили приоритетное бюджетное финансирование. Как правило, ГНЦ имеют уникальные экспериментальные установки, штат самых высококвалифицированных специалистов, а главное — научные школы, известные в стране и за рубежом. В 2005 г. насчитывалось 1282 исследовательские организации в государственном секторе, в том числе около 50 ГНЦ.

Сектор малого наукоемкого бизнеса формально не входит в статистику научной сферы России, но играет важную роль. Появление этого сектора связано с бурным ростом малого и среднего бизнеса, а также теневой экономики. Разнообразные налоговые льготы для мелкого бизнеса стимулировали формирование и быстрый рост этого сектора научной деятельности, непосредственно связанного с инновациями. Число малых частных предприятий, занимающихся инновациями, бурно росло до 1996 г., достигнув 46,7 тыс., но затем

Индикаторы науки: 2007. С. 161.

стало убывать, и в 2000 г. их насчитывалось 30,9 тыс. В настоящее время исследованиями в секторе малого наукоемкого бизнеса заняты сотни тысяч человек.

Малые инновационные предприятия особенно активны в разработке программных продуктов, лазерной техники, маркетинговых исследований, модернизации производимой продукции и т.д. Они создаются вокруг или внутри научно-исследовательских институтов, крупных предприятий, которые все чаще появляются в разных регионах, что способствует развитию их экономики. В ряде областей (Нижегородская, Ярославская, Саратовская и др.) появились специальные региональные фонды и программы по развитию малого инновационного бизнеса.

Резкое сокращение научно-технического потенциала России и падение престижа ее науки — реальная драма страны. Но этот процесс во многом объективно обусловлен. Ведь если ВВП страны в 7 раз меньше ВВП США, то и поддержание ее научно-технического потенциала на американском уровне вряд ли является реальной и нужной задачей. Тем не менее в расчете на единицу ВВП в России даже сегодня больше, чем в США, занятых в научной сфере, в том числе исследователей. Поэтому российская наука должна активнее перестраиваться с учетом реальной ситуации, целенаправленно вписываться в реалии рынка, в те трансформационные процессы, которые охватили основную часть российской экономики, активно предлагать результаты своих исследований. Но пока этого не происходит.

Директора институтов сплошь и рядом не проводят отбора квалифицированных кадров под новую тематику, не меняют тематики исследований в соответствии с требованиями развивающейся экономики страны. Сегодня особенно актуальна задача ориентации прикладных научных исследований на их коммерциализацию в промышленности, на укрепление связи фундаментальных исследований с прикладными и прикладных — с инновациями. Важную роль должна играть и международная кооперация в области серьезных открытий и изобретений на международном уровне, в которой российские исследования могут занять достойное место.

Однако негативные процессы, имевшие место в первой половине 90-х годов (до 1997 г.), привели к снижению эффективности затрат на НИОКР в России. Продолжая советскую традицию последнего периода существования СССР, в России сокращалось производство новых типов машин, оборудования и аппаратов — с 1,2 тыс. в 1990 г., до 1 тыс. в 1993 г. и до менее 1 тыс. в 1996 г. За этот период удельный вес новой продукции в общем объеме продукции машиностроения снизился с 6,5 до 3,4\%. Лишь в последние годы эти показатели стали улучшаться.

Когда-то СССР производил большое количество металлорежущих станков (свыше 200 тыс. в год), что было больше, чем в США. К 1998 г. это производство сократилось до 7,6 тыс., затем стало расти и к 2006 г. составило 5,1 тыс. штук. Станков с числовым программным управлением в России было произведено в 1990 г. 16,7 тыс., в 1998 г. — 0,1 тыс., в 2001 г. и в 2006 г. — 0,3 тыс. штук1. Стало увеличиваться число использованных передовых производственных технологий, а также инновационно-активных организаций в промышленности (табл. 18).

Таблица 18

1 См.: Российский статистический ежегодник. 2007. М., 2007. С. 434.

Сегодня возрождение российского научно-технического потенциала происходит в условиях, когда, с одной стороны, существует реальная потребность в увеличении затрат на НИОКР, повышении эффективности НТП, с другой — еще сильны традиции и привычки, сложившиеся в прошлом, которые мешают реализации этой потребности. Поэтому необходима хорошо разработанная государственная научная политика.

Мы уже отмечали, что в СССР, по существу, не было комплексной политики в области науки. Существовал так называемый план внедрения в производство достижений науки и техники по отдельным отраслям, который, как правило, носил формальный характер, т.е. не выполнялся. За невыполнение, например, годового плана по производству продукции в стоимостном и натуральном выражении директора завода могли снять с работы, но за систематическое невыполнение плана по внедрению новой техники с работы никого не снимали. К этому следует добавить систематические просчеты в определении стратегических направлений НТП.

В настоящее время, в условиях осуществления системной трансформации, можно уже говорить о первых контурах формирования такой политики.

За последние годы в стране был принят ряд важных документов, формирующих государственную научную политику: Закон «О науке и государственной научно-технической политике» (1996 г.), Концепция инновационной политики на 1998—2000 годы (1998 г.), Концепция межгосударственной инновационной политики СНГ до 2005 года (2001 г.), Закон об инновационной деятельности и государственной инновационной политике (2002 г.). В 2002 г. президент В. Путин подписал документ «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и техники на период до 2010 года и дальнейшую перспективу», в котором целью государственной политики в области развития науки и технологий провозглашается «переход к инновационному пути развития страны на основе избранных приоритетов».

Министерство науки и технологии (в СССР — Государственный комитет по развитию науки и техники — ГКНТ) преобразовано в Министерство промышленности, науки и технологии, из которого позднее (в 2004 г.) была выделена наука и создано Министерство образования и науки. «Государственная научно-техническая политика» переименована в «государственную инновационную политику». Каждое ежегодное послание президента РФ содержит текущую оценку научной деятельности. В этом находят отражение изменения, происходящие в отношениях между государством, бизнесом и наукой. Системная трансформация, начатая в экономике страны в 1992 г., незаметно охватывает (при длительной отсрочке!) и сферу научной деятельности, прежде всего в ее прикладной части.

Приоритетными направлениями развития российской науки, технологии и техники в настоящее время считаются следующие:

информационно-телекоммуникационные технологии и электроника;

космические и авиационные технологии;

новые материалы и химические технологии;

новейшие производственные технологии (лазерные технологии, гибкие производственные системы, интеллектуальные системы автоматизированного проектирования и управления и др.);

технологии живых систем;

новые транспортные технологии;

энергосберегающие технологии;

экология и рациональное природопользование.

Это далеко не полный перечень, но он постоянно пересматривается в соответствии с приоритетными направлениями, определяемыми правительством РФ. Однако адаптация этих направлений к новым требованиям НТП, а главное, к новым экономическим условиям происходит пока медленно и трудно. И хотя рынок играет огромную роль в стимулировании инноваций, он не может решить весь комплекс проблем без сильной государственной инновационной политики и государственного заказа на технику и технологию современного поколения. Требуется не просто курс на ускорение НТП, а инновационный курс на комплексное формирование и расширенное воспроизводство современного технологического уклада, адекватного постиндустриальному обществу.

1 См.: Отечественные записки. 2002. № 7. С. 106.

За последние годы важные изменения произошли и в структуре затрат на НИОКР: снижается доля бюджетного финансирования и нарастает доля внебюджетного финансирования, особенно из иностранных источников. В 1996 г. доля госбюджета в общей сумме затрат на НИОКР превышала 60\%, сейчас она составляет менее 50\%; доля средств, поступающих от предпринимательского сектора, установилась на уровне 15—17\%, собственных средств научных организаций — 10—14\%. Существенно возросла доля средств, поступающих из-за рубежа (с 6 до 17\%)1, что свидетельствует о заметно возрастающем за рубежом интересе к российской научной продукции. Что же касается внутреннего спроса на эту продукцию, то пока российская промышленность мало заинтересована в использовании достижений науки в инновационной активности и больше занята восстановлением прежних (докризисных) объемов производства на прежней научно-технической основе. В свою очередь, и в самой сфере НИОКР мало делается для того, чтобы искать, договариваться и активно стимулировать платежеспособный спрос со стороны бизнеса на свою научную продукцию.

Тем не менее после 1992 г. в стране появились внебюджетные фонды, доля которых в структуре финансирования НИОКР составляет около 7\%. Эти фонды, создаваемые при министерствах, ведомствах и отраслевых ассоциациях, образуются за счет уменьшения налогооблагаемой базы предприятий и организаций. Средства фондов распределяются среди индивидуальных исследователей и НИИ на конкурсной основе. В России уже действует около 100 таких фондов. Средний научный грант, предоставляемый подобного рода фондами, составляет: по линии Российского фонда фундаментальных исследований — 149 тыс. руб., по линии Российского гуманитарного научного фонда — 100 тыс. руб. (для сравнения: в США средний научный грант составляет 150 тыс. долл.)1.

Ведется работа по определению приоритетов научно-технического развития и распределению ресурсов в соответствии с этими приоритетами. Главная цель состоит в формировании инновационного климата в экономике, стимулировании платежеспособного спроса на инновации. Для ее достижения создана система налоговых льгот для тех предприятий и фирм, которые расходуют часть своей прибыли на исследования и инновации.

См.: Независимая газета. 2002. 11 дек.

Начались (хотя и медленно) процессы насыщения вузов кадрами известных ученых, более тесной увязки обучения с последними достижениями в области научных исследовании, формирования в системе вузов научно-исследовательских институтов и центров. Все это способствует усилению инновационной деятельности вузов. В целом по стране в вузах создано уже 1,5 тыс. инновационных подразделений, где занято примерно 20 тыс. научных сотрудников. В экономически развитых регионах местная администрация также стала в различных формах содействовать развитию инновационной сферы.

Но формирование сферы НИОКР нового, современного типа в России только начинается, медленно, постепенно складываются новые инновационные структуры. Тем не менее поставленная задача имеет масштабный стратегический характер: без перестройки сферы НИОКР, без серьезных подвижек в развитии научно-технического потенциала страны задачу перехода от экспортно-ориентированного сырьевого типа современного экономического развития страны к технологичному, инновационному типу развития на базе обрабатывающей промышленности не решить.

Тем не менее акцент в государственной научной политике делается на инновации и стимулирование промышленности в применении новейших технологий, выпуске самой современной техники. Как сказано в одной из работ по этой проблематике, «либеральная революция, открытая шоковой терапией начала 1990-х с большой отсрочкой, а потому почти незаметно (по крайней мере, пока), финиширует в организации научного производства»1.

В президентском послании 2002 г. по поводу создания новой модели развития российской науки говорилось следующее: «Понятно, что модель научно-технического прогресса прошлых лет, помпезную и архаичную модель одновременно, восстанавливать нецелесообразно... Надо помочь российским разработчикам встроиться в мировой венчурный рынок, рынок капитала, обеспечивающий эффективный оборот научных продуктов и услуг, и начать эту работу в тех сегментах мирового рынка, которые действительно могут занять отечественные производители»2. Особое значение президент придает инновационному фактору, созданию таких инноваций, которые помогут стране укрепить обрабатывающую промышленность, сократить сырьевой экспорт.

1 Отечественные записки. 2002. № 7. С. 195.

2 Там же.

Реальные экономические, рыночные реформы в России оказали сильнейшее воздействие на науку, на всю сферу НТП. Несомненно, переход к рынку со временем сделает российскую науку более компактной и эффективной. Основой такого развития станет успешный ход реформ и стабильный экономический рост. Растущее производство, вхождение страны в мировую экономику, обострение конкурентной борьбы на внутренних и международных рынках неизбежно потребуют ускорения научно-технического прогресса, развития научно-технического потенциала и инновационной деятельности.

Пока же положение в этой сфере следует назвать скорее переходным, чем уже перестроенным. Распад Советского Союза на ряд независимых государств, радикализм и ошибки, допущенные в процессе реформ, поставили российскую науку в трудную ситуацию. Она все еще пребывает в состоянии прострации. Более того, так случилось, что с самого начала глубоких перемен Академия наук пошла на поводу оппозиционных сил, которые во многом противостояли перестройке Горбачева и реформам Ельцина, а в последнее время противостояли политике В. Путина и Д. Медведева.

Консервативная политика, проводимая руководством Академии наук, привела к глубокому расколу в российском научном сообществе, к образованию множества академий на общественных началах по различным научным направлениям. В обществе усилилось влияние антинаучных и антиинтеллектуальных сил и настроений, обычно характерных для кризисного периода.

Следует обратить внимание на мышление советских ученых-экономистов, оказавшихся у руля российской экономической науки, и государственных чиновников. Государственные чиновники, как и прежде, похоже, готовы провести в жизнь любую, даже самую шоковую реформу российской науки. Они рассматривают ученых не как субъектов творчества, а как определенную массу, часть обширной проблемной среды бюджетных служащих. Соединить ученых и производственников в интересах своей инновационной политики они хотят в традиционных рамках административного формирования новых организационных структур.

Если говорить о российской экономической науке, то ее консерватизм отчетливо проявил себя прежде всего в неприятии многими руководителями академических институтов рыночных реформ, в том числе совсем нерадикального свойства. Старые академики, сопротивляясь перестройкам и нововведениям, проявляли и проявляют подчас архаичную клановую психологию, не принимая президентской политики. В 1994 г. академики С. Шаталин, Л. Абалкин, Н. Петраков со своими сотрудниками подготовили вариант альтернативной экономической программы, который был нацелен на частичное восстановление прежнего государственного регулирования цен и доходов населения, планово-распределительных структур и т.д. Иными словами, даже те, кто раньше стоял у истоков рыночной программы «500 дней», уже в скором времени стали призывать к усилению прямого государственного административного вмешательства в экономику вплоть до возрождения какого-то подобия Госплана, к государственной плановой поддержке производства, а значит, к возврату дефицитной экономики. Все это уводило страну в сторону от современного рынка, не способствовало интеграции огромного научно-технического потенциала в рыночную систему.

Не следует забывать, что в недалеком прошлом советские номенклатурные обществоведы старательно служили партийным и советским властям, а многие институты были своего рода продолжением аппарата ЦК КПСС, так как постоянно выполняли его поручения. В конце 1998 г., после прихода в правительство Е. Примакова, многие ученые-экономисты надеялись на смену курса экономических реформ, на возврат инфляционистских и авторитарно-бюрократических методов государственного регулирования. Представители этих кругов во главе с академиком-секретарем Отделения экономики РАН Д. Львовым опубликовали Открытое письмо Президенту, Федеральному Собранию и Правительству РФ, в котором выразили свои взгляды и предложения в этом направлении. Экономисты-рыночники, наоборот, выступили за продолжение начатых рыночных реформ. Надо отдать должное Е. Примакову: он не сошел с избранного ранее курса и, более того, практически дезавуировал «программу академиков».

В числе критиков трансформационных процессов в российской экономике следует назвать академика Н. Петракова, который при советской власти агитировал за рынок, но позже, в частности, будучи директором Института рынка РАН, изменил свои позиции и стал резко выступать против самого замысла, против стратегии этих реформ, объявляя их ошибочными по существу. (Хотя продуктивная критика отдельных их недостатков здесь была бы разумной и понятной.) Вот что писали в 1996 г. Н. Петраков и В. Перламутров: «Анализ политики правительства Гайдара—Черномырдина дает все основания полагать, что их усилиями Россия за последние четыре года переместилась из состояния кризиса в состояние катастрофы. Взяв на вооружение концепцию финансовой стабилизации, имеющую весьма ограниченное и производное значение, они стали множить дестабилизирующие факторы»1. Петербургский экономист В. Рязанов предложил вообще «отказаться от не оправдавшей себя политики реформирования» и делать акцент не на предпринимательство и «примитивную жажду обогащения», а на государство, его хозяйничанье и инвестиции2.

Нетрудно увидеть, что эти оценки себя не оправдали. Россия, несмотря на все трудности, вышла на траекторию продолжения трансформации и экономических реформ.

После распада СССР Россия прошла трудный путь строительства новой для нее капиталистической экономики, испытав резкий спад производства, жизненного уровня населения, финансовый дефолт и многие другие трудности, связанные с созданием рыночной инфраструктуры и предпринимательского слоя. Однако уже почти 10 лет наблюдается нормальный экономический рост, улучшаются его качественные характеристики, которые связаны не в последнюю очередь с опережающим ростом доходов населения по сравнению с ростом ВВП за последние годы, повышением доли обрабатывающих отраслей в структуре промышленности, развитием инновационных процессов (табл. 19).

Таблица 19

Ежегодные приросты основных макроэкономических показателей РФ

Источники: Российский статистический ежегодник. М., 2002. С. 38, 71, 594; Вопросы статистики. 2002. № 9. С. 55; Вопросы статистики. 2004. № 4. С. 75, 76. Российский статистический ежегодник. 2007. С. 179, 376, 565, 710; Известия. 2008. 15 февр.

Из отраслей промышленности в последние годы стали заметно расти машиностроение, химическая, цветная металлургия и производство стройматериалов. Идет объективный процесс роста и укрепления российской экономики, повышения ее конкурентоспособности.

Однако критика российских реформ и российской экономики изнутри продолжается. Так, в 2003 г. академик Д. Львов писал: «Огромные лишения и невзгоды, брошенные в топку перестроечного угара и псевдорыночных реформ, оказались напрасными... У народа вырабатывается чудовищная приспособительская реакция к тому, что, казалось бы, невозможно вынести, — синдрому вживания в катастрофу»1.

Он дает резко негативную оценку проведенной в стране приватизации, хотя именно она позволила создать в России основы рыночной экономики. В столь же политизированной манере он пишет: «В народе прямо называют эту приватизацию воровством... Во всяком случае требования пересмотра итогов приватизации уже сейчас звучат довольно громко, а новые владельцы бывших государственных имуществ отнюдь не демонстрируют образцов эффективного хозяйствования»2.

1 Экономическая наука современной России. 2003. № 1. С. 37, 38.

2 Там же. С. 44.

Пересмотр итогов приватизации, новое перераспределение собственности — это реальный повод для социального взрыва вплоть до гражданской войны. Не случайно КПРФ берет «на вооружение такие идеи и подобного рода большевистскую логику, призывая к классовой борьбе, углублению раскола в обществе. Г. Зюганов не раз говорил, что его партия пользуется наработками не только отдельных ученых, но и целых институтов РАН. В Госдуме фракция КПРФ выступает с законопроектами по деприватизации, т.е. новой национализации земли, ВПК, ТЭК и т.д.

В 2002 г. академик Н. Шмелев, тоже бывший в советские времена знаковым рыночником и реформатором по своим взглядам, автор известной полемической публикации «Авансы и долги», задался вопросом: «А нет ли у реформаторов какого-то скрытого намерения вогнать Россию в «каменный век» — век всеобщего натурального, то есть безденежного, обмена?» И продолжил: «Рынок и рыночные критерии во многих сферах жизнедеятельности не только страны в целом, но и отдельного человека имеют свои пределы, выход за которые ставит под угрозу саму эту жизнедеятельность»1.

Тогда было не ясно, считает ли он, что и экономика должна выйти за пределы рынка и встать на путь национализации. В 2003 г. академик уточнил свою позицию: «...Государства нам нужно не меньше, а, напротив, больше, чем сегодня... Пора бы и остановиться, а еще лучше — подать немного назад»2. По существу, это тоже призыв к отказу от экономических реформ, от приватизации и несогласие с намечаемой Правительством РФ административной реформой, предусматривающей ликвидацию избыточных функций у министерств и ведомств, ограничение прав чиновников.

Приведенные высказывания звучат красиво, весьма публицистично. Но стране уже удалось практически заметно продвинуться по пути реформ, начать экономический рост, стабилизировать внутриполитическую обстановку, побороть бартер, навязанный противниками экономических реформ, почти освободиться от долгов по заработной плате, снизить инфляцию.

Но пойдем дальше. По мнению другого российского экономиста, С. Глазьева, «после семи лет чудовищного разорения... необходимо осуществление мобилизационной политики... Экономическая реформа с точки зрения достижения ее конечных результатов в России провалилась... Не сомневаюсь, что в целях недопущения голода во многих регионах попытаются восстановить систему централизованного обеспечения населения продуктами первой необходимости»3.

1 Вопросы экономики. 2002. № 5. С. 28, 36.

2 Современная Европа. 2003. № 3. С. 17.

3 Глазьев С. Мы долго молча отступали... М., 1999. С. 11, 24, 238.

В 2003 г. С. Глазьев пишет, что «при всех бравурных отчетах президента, премьера, при всех разговорах, что у нас экономический рост, стабилизация и т.д., процессы деградации продолжаются... В течение нескольких оставшихся лет, пока у нас есть «советское наследство», как говорится, мы сможем употребить эти ресурсы в интересах страны и использовать, может быть, последний шанс, чтобы вывести страну на траекторию быстрого и устойчивого развития»1. При этом не говорится, что это будет чисто количественный, экстенсивный, т.е. некачественный, ресурсопожирающий, экономический рост с затухающей перспективой, как это было в СССР. И, конечно, не в интересах потребителя.

В последнее время С. Глазьев часто утверждает, что рыночная модель — это «порочная модель общественного устройства», она создается в России в интересах ее олигархов и Запада. Что касается олигархов и прочих буржуев, то от них вообще надо избавиться, как от чужеродных для России элементов2. И это «вписывается» в пиаровскую «концепцию» так называемых народно-патриотических сил.

Псевдопатриотическая позиция Глазьева и его сторонников, по существу, сводится к предложениям по пересмотру рыночных реформ в стране, и прежде всего приватизации. Именно эта позиция стала базой для ареста олигарха М. Ходорковского при использовании силовых методов, нарушении принципа гражданских свобод. Именно эта позиция способна затормозить экономическое и научно-техническое развитие страны, усилить отток капитала за рубеж, обвалить курс акций, ослабить доверие в обществе к российскому бизнесу, сократить приток иностранных инвестиций и подорвать доверие к российскому государству в современном мире.

1 ЭКО. 2003. № 5. С. 75.

2 Глазьев С. Почему мы самые богатые, а живем так бедно? М., 2003. С. 76, 79, 81.

И академик Д. Львов, и его ученик член-корреспондент РАН С. Глазьев много лет не только призывали вернуться к советскому типу экономического роста, но и выдвигали идеи присвоения государством природной ренты (что, естественно, было в СССР) в размере 50—70 млрд долл. в год и увеличения налогообложения богатых слоев населения, особенно олигархов (чего в бывшем СССР, естественно, не было). Следует согласиться, что в этих идеях есть рациональные зерна, но подаются они не с социал-демократических позиций, как это имело и имеет место на Западе, а с позиций классовой борьбы, социального геноцида (долой буржуев!), примитивного марксистского эгалитаризма, выдаваемых за патриотизм и народничество, с позиций большевизма — «отнять и разделить». Не исключено, что следующий шаг — это предложение расправиться с теми, кто не так думает или думает «неправильно».

Академик Г.А. Арбатов пошел еще дальше, заявив, что «гайда-ризм — это реакция, а точнее, сверхреакция на свой собственный недавний догматический марксизм»1. На деле же сам критик был привержен догматическому марксизму куда больше, чем Е. Гайдар и другие российские реформаторы. В книге «Человек системы» он много рассказывает о политических событиях времен Брежнева и Андропова. Но в ней нет ни слова о назревавшей в СССР объективной необходимости экономических реформ рыночного толка, системных преобразований, наконец. Автор прав: он человек Системы, т.е. Системы старой, советской, и делал все, чтобы ее сохранить путем макияжа и приема таблеток от головной боли. В выступлениях в печати Г.А. Арбатов неоднократно называл российское правительство самым некомпетентным и невежественным из тех, которые он знал в России лично (особенно он был близок Ю. Андропову). Но это значит, что правительства Гайдара и Черномырдина были хуже правительств времен Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко и других диктаторов, заведших страну в исторический тупик, из которого сегодня мы пытаемся выйти. Вряд ли можно согласиться с подобного рода «научной оценкой». Поражает своей необъективностью оценка Г.А. Арбатовым реформ Гайдара: это «позорное, с катастрофическими последствиями, подсудное дело. Нужно было судить всех, начиная от Ельцина и кончая Гайдаром и его помощниками. Однако у нас судить воров не полагается»2. Но встает вопрос: что было бы с автором подобной критики руководства страны в советское время? Уж академиком он точно бы не был. Вряд ли был бы и жив. А теперь можно ничего не бояться. А это и есть позитивный результат проведенных реформ.

1 Цит. по: Кудров В.М. Советская экономика в ретроспективе. С. 211.

2 Экономические стратегии. 2003. № 4. С. 53.

Таких людей, как Г. Арбатов, Н. Иноземцев, А. Бовин, Ф. Бурлацкий, имевших высокие ученые звания, в брежневско-андроповские времена многие считали «диссидентами внутри ЦК КПСС». Их, конечно, не любили заядлые консерваторы, но они и не были диссидентами-революционерами, принципиальными противниками уже отжившего строя, как физик академик А. Сахаров. Более того, многие из них подписали в свое время письмо об исключении Сахарова из АН СССР.

Вообще надо сказать, что назойливая критика российских рыночных реформ представляет собой параноидальное действо, если учесть, что большинство критиков ни слова не сказали в осуждение организованного Сталиным голода 1932—1933 гг., ГУЛАГа в годы военного коммунизма и особенно при Сталине, преступления, связанного с неподготовленностью страны к войне в 1941 г., и т.д. А критикуемые ими российские рыночные реформы выдержали испытание временем, изменили экономику страны и, несмотря ни на что, открыли для России путь в нормальную жизнь.

Консервативная позиция многих старых российских академиков и иных видных ученых уходит корнями в их социалистическое прошлое, в безграничную веру в те годы в социализм. В качестве примера можно назвать программу реформирования экономики Н. Рыжкова—Абалкина, позиции Шаталина, Петракова, Арбатова и других, оказавшихся невостребованными на государственном уровне при Б. Ельцине, не принявших молодую гайдаровскую команду. Б. Ельцин в книге «Записки президента» пишет: «(В апреле 1992 г. — В.К.) Хасбулатов представил альтернативную экономическую программу и заявил, что парламент возглавляет оппозицию ходу реформы. Название — «О дальнейшем развитии экономической реформы в России». По существу, в документе отражены взгляды академиков Петракова и Шаталина. Хасбулатов назвал их в числе основных разработчиков «материала». Речь в документе идет «о притормаживании начавшихся рыночных процессов...»1.

Ельцин Б. Записки президента. М., 1994. С. 227.

К этому времени в большинстве восточноевропейских стран уже сменились или радикально перестроились коммунистические руководители в научных организациях, им на смену пришли молодые, рыночно ориентированные кадры. В России, увы, этого не произошло. Российская академия наук до сих пор сохраняет свои феодальные традиции и привычки. В этих условиях российское правительство стало создавать собственные исследовательские структуры. Были сформированы институты и центры по изучению проблем системной трансформации и экономического развития страны. В качестве ближайших научных консультантов правительства пришли из небытия не только опытные экономисты, как, например, Е. Ясин, но и молодые способные экономисты, такие как В. Мау, Я. Кузьминов и др. При этом после 1992 г. Российская академия наук как организация резко сократила свою функцию эксперта для правительства страны, которую она «успешно» выполняла в советские времена.

Но приходится признать, что не только РАН, но и экономическая наука в целом не смогла и не захотела создать действительно научную основу для своевременного и радикального изменения советской экономической модели, перехода к рыночной экономике и становления на путь интенсификации производства с широким использованием имеющегося научно-технического потенциала страны. Более того, социалистические заблуждения экономической науки, корни которой уходят в социализм, не канули в прошлое и поныне. Многие ее представители и сейчас не только занимают ответственные посты в науке, госаппарате и политических движениях России, но и открыто и настойчиво призывают к возврату в прошлое, хотя бы в рыночный социализм, яростно критикуя не всегда удачную деятельность российских реформаторов. Поэтому современную экономическую науку правильнее было бы по-прежнему называть советской, а не российской.

Достаточно определенно высказался в этом духе, например, академик О. Богомолов. Он пишет: «...Перспективна не либеральная рыночная трансформация, порождающая законы джунглей, а социальная. Исследования показали, что в переходный период наибольший эффект способна обеспечить экономика, которую можно было бы назвать рыночным социализмом или экономикой смешанного типа»1.

Власть. 1997. № 11. С. 6.

Возникает вопрос: что это за исследования? Где конкретный сравнительный анализ модели рыночного социализма и капитализма у наших экономистов? Ясно, что практически все постсоциалистические страны Центральной и Восточной Европы, где и зарождался рыночный социализм, от него отказались. Ясно и то, что все попытки рыночных реформ в бывшем СССР (реформы Хрущева, Косыгина, Горбачева) были направлены на формирование экономики «рыночного социализма» и ничего не дали стране.

Однако О. Богомолов не одинок. Ему вторит А. Бутенко: «Рыночный социализм — это реальный путь выхода бывших стран «реального социализма» из тупика, обусловленного преждевременным упразднением рынка, и возвращением их, на путь естественно-исторического продвижения к социализму»1. Как и Р. Хасбулатов, академик О. Богомолов уже в январе 1992 г. назвал политику реформирования Б. Ельцина «бесперспективной». И сегодня он считает, что российские реформы — это «движение вспять», что нужна «экономика, которую следовало бы назвать рыночным социализмом, или экономикой смешанного типа», что необходима смена курса реформ. Таким образом, О. Богомолов, бывший 30 лет директором Института мировой социалистической системы АН СССР и укреплявший социализм в течение всего этого времени, предлагает вернуться к социализму, теперь уже рыночному. При этом он обвинил нынешних реформаторов в рыночном фундаментализме как разновидности большевизма2.

1 Социально-политический журнал. 1997. № 5. С. 192.

2 См.: Богомолов О. Размышление о насущном. М., 2003. С. 47, 52.

3 Вопросы экономики. 2003. № 7. С. 145.

4 Там же. С. 144, 145.

Многие советские ученые до сих пор не могут обойтись социализма. Так, бывший ярый пропагандист политэкономии социализма и защитник «преимуществ» старого строя С. Дзарасов полагает, что итоги российских реформ говорят в пользу отказа от «рыночной экономики не только с различными формами собственности, но и с различными способами ведения хозяйства, как рыночными, так и плановыми. Именно плановые методы молчаливо подразумеваются, когда говорят о необходимости дополнения рынка государственным регулированием»3. Дзарасов выступает против приватизации, считая ее «губительной для экономики и всего будущего страны», и пишет, что созданная путем приватизации государственных предприятий частная собственность непроизводительна, а «доходы приватизированных предприятий стали пиратской добычей частных компаний. Собственность лишилась той общественно полезной функции, которую она выполняла, будучи государственной»4.

Это совсем не так: во всем мире известно, что частная собственность намного производительнее государственной, а рыночный механизм намного эффективнее централизованного планирования. Проведенные в России сравнительные исследования рентабельности частных и государственных предприятий выявили явное преимущество первых. Но как сильны традиции советских времен, вдолбленные в головы советских экономистов!

Как уже отмечалось, идея частичного возврата к социализму, который у нас был и от которого мы отказались, равно как и идея частичного возврата туда же в форме рыночного социализма, который в более развитом виде был в Венгрии, Югославии и Польше, — непродуктивная идея, попытка искусственно совместить несовместимое. Справедливо замечание Н. Плискевич: «...Возвращение иллюзий «рыночного социализма» сегодня представляется особо опасным, тем более что эти иллюзии живы у достаточно массовых слоев населения. Но у страны просто нет ни времени, ни ресурса прочности для новой попытки соединения несоединимого»1.

1 Плискевич Н. Утопизм и прагматизм российского реформаторства // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 25.

2 Шансы российской экономики. М., 1998. С. 626.

3 Там же. С. 637.

Тем не менее есть и такие «ученые», которые просто призывают к возврату реального социализма в полном объеме. Так, экономист-политэконом А. Сергеев убежден, что «России неизбежно предстоит еще раз пройти через переходный период от капитализма к социализму. Этот период будет иметь ту особенность, что в стране имеются многочисленные кадры экономистов и управленцев, прошедших школу социалистического хозяйствования... Это создаст возможность его меньшей продолжительности по сравнению с первым переходным периодом...»2. Другой экономист, Б. Хорев, пишет, что «экономика должна быть рассчитана не на человека с деньгами, а на все более полное удовлетворение материальных и духовных потребностей всех членов общества, как это было при социализме»3. При этом автор не объясняет, как можно удовлетворять свои потребности без денег. Или нам опять вернуться к бартеру, нормированному питанию, к пайкам, что было при социализме?

В 1998 г. Б. Хорев резко критиковал коалиционное правительство Е. Примакова и Федеральное собрание РФ. Он писал: «Серьезных крупных шагов в антирыночном направлении ни правительство, ни Федеральное собрание не предпринимают, а по сути продолжают строить капитализм... Неужели не ясно, что прогресс состоит в преодолении регресса, то есть в возвращении к ценностям социалистической цивилизации?» Далее он предложил отменить указ Ельцина о запрете парторганизаций на производстве, имея в виду КПРФ, провести деприватизацию и национализацию, ввести монополию внешней торговли, воссоздать Госплан, Госкомцен и Госснаб. И заключил: «Сейчас только восстановление советской власти спасет

народы СССР» 1.

Новосибирский экономист Г. Ханин в последнее время выступил с рядом статей, где доказывает идею прогрессивности советского общественного строя, породившего феномен «советского экономического чуда» при Сталине, когда «были талантливые руководители экономикой страны» и «заложены основы успешного развития советской экономики на протяжении нескольких десятилетий»2. Однако подобное можно сказать и об экономике фашистской Германии в довоенные годы при Гитлере, хотя в современной Германии такое невозможно прежде всего с морально-этической точки зрения. Преступления и фанатичные идеи диктаторов принесли намного больше вреда и горя, чем пользы от тех или иных подвижек в области производства или техники.

1 Экономическая газета. 1998. № 45.

2 Свободная мысль. 2003. № 7 и 8. С. 68, 69.

Но Ханину вторит С. Губанов — постоянный автор журнала «Экономист», который пишет: «По технологиям электрификации и производства, основанного на электромагнитных средствах производства, СССР в 1950—1960 гг. был практически вне конкуренции, а советская машиностроительная продукция теснила на внешнем рынке изделия лучших американских и западноевропейских концернов. Без особых задержек происходило освоение ключевых технических открытий и инноваций того времени: телевидения и телемеханики, полупроводников и электроники, электронно-вычислительных машин и средств радиоуправления, реактивной авиации, ядерной энергетики, космической связи, гидравлических приводов и т.д. На всех направлениях СССР шел в то время или впереди, или вровень с лидерами. И не существовало ни одной такой научно-промышленной технологии, которую плановое хозяйство страны не могло бы разработать и изготовить самостоятельно, без чьей-либо помощи. Страна достигла тогда пика индустриального могущества, и ничего, казалось, уже не было в состоянии потеснить с завоеванных передовых позиций»1.

С этими квазипатриотическими оценками нельзя согласиться хотя бы потому, что, во-первых, вся советская промышленная продукция, за исключением военной, как уже говорилось, была неконкурентоспособна и приобреталась только социалистическими и развивающимися странами. Во-вторых, приведенные выше продукты и производства были связаны в основном с использованием изобретений, заимствованных у стран Запада. И в-третьих, восхваляются достижения периода расцвета индустриальной эпохи, в рамках которой Россия находится до сих пор. Что касается стран Запада, то они в считанные годы после указанного периода стали осуществлять широкомасштабный переход в постиндустриальную эпоху, в эру научно-технической революции. Здесь и возникли проблемы для советской командной модели экономики, которая оказалась в принципе не способной к такому переходу. Не следует забывать и жесткие административные методы управления, которые несли с собой страх и слепое послушание, чтобы добиться тех или иных задаваемых сверху целей, без учета интересов производителя.

Но еще более одиозной оказалась научная конференция ученых РАН и МГУ, проведенная в 2003 г. в Москве, где прямо говорилось о том, что «плановая экономика намного эффективнее, чем рыночная», что последняя «исчерпала свои возможности для обеспечения прогресса цивилизации» и что «только социалистическое возрождение может обеспечить дальнейший общественный прогресс и ввести нашу страну в русло общих тенденций мирового развития»2.

1 Экономист. 2004. № 2. С. 12.

2 Экономист. 2003. № 7. С. 45, 46, 49.

Не менее консервативна и позиция представителей технических наук, ученых-неэкономистов из Сибирского отделения РАН: «Вместо того чтобы повести за собой все общество в проведении демократических реформ, наполнить реальным практическим смыслом и заставить работать демократическую формулу «Вся власть Советам!», государство и политическое руководство стали заложниками силовой конфронтационной идеологии и отживших свое неолиберальных концепций. Разрушив старую властную вертикаль, которая пользовалась доверием широких масс, но нуждалась в демократической модернизации, реформаторы второй волны оказались неспособными заменить ее новой, более эффективной»1.

Экономисты-математики порой также близки этой ретроградской позиции. Так, академик Ю. Яременко считает, что в процессе нынешнего реформирования российской экономики «надо было, конечно, отправляться от той системы, какая была, устраняя ее деформирующие элементы... А уж потом или одновременно с этим, когда мы создали бы некую рациональную плановую систему, можно было бы в этой системе развивать какие-то механизмы самодействия. Это был бы некий эволюционный путь... Необходимо рационально понять, что, не восстановив некоторых старых институтов, адекватных существенным характеристикам нашей экономики, наше хозяйство как единый экономический организм просто не выживет... В такой экономике полноценного денежного хозяйства быть не может»2.

1 Коптюг В., Матросов В., Левашов В., Деменко Ю. Устойчивое развитие цивилизации и место в ней России: проблемы формирования национальной стратегии. Владивосток, 1997. С. 40.

2 Российский экономический журнал. 1998. № 1. С. 104, 105.

3 Яременко Ю.В. Приоритеты структурной политики и опыт реформ. М.,

Наука, 1999. С. 235.

4 Яременко Ю.В. Экономические беседы. М., 1999. С. 23.

В других своих работах тот же Ю. Яременко пишет: «...Сколько бы ни вталкивали сейчас нашу экономику в рынок, она будет только трещать и ломаться, но в рынок в том виде, в каком она есть, не войдет»3. Вместо рынка он предлагает создать «рациональную плановую систему», а «уж потом или одновременно с этим... в этой системе развивать какие-то механизмы самодействия»4. Увы, нормальные рыночные механизмы, свободное ценообразование, конкуренция и т.д. для нашего автора всего лишь туманные «какие-то механизмы самодействия». Ученые этого поколения так привыкли к системе централизованного планирования, что органически не могут принять рынок и его требования.

Сегодня мы воочию убеждаемся каждый день, что все эти оценки и суждения не подтвердились реальной жизненной практикой. Во-первых, Россия не сошла с эволюционного пути развития и свершившаяся в ней социальная революция носила договорный, эволюционный характер. Во-вторых, эта революция уже сформировала рыночную инфраструктуру и вывела экономику страны на новую траекторию и новый характер экономического прогресса. Успех налицо, и все зловещие предсказания, которых было множество, не подтвердились.

Главную причину краха советской экономики Ю. Яременко видит не в ущербности ее модели, которая изначально отвергла рынок и заменила его планом, а в огромной внеэкономической нагрузке на экономику и на всю систему. Он пишет: «Мы пытались бросить вызов всему миру и прежде всего развитым странам. Нас подвели амбиции, сформировавшиеся после Второй мировой войны и в последующие два десятилетия. Атомная бомба и ракеты очень подогрели эти наши амбиции. Мы попытались бросить технологический, милитаристский вызов всему миру, и мы его проиграли. Мы проиграли «холодную войну» в самом буквальном смысле этого слова. Развязав гонку вооружений, мы уже не смогли из нее выйти»1.

Военные амбиции СССР после Второй мировой войны были тесно связаны с марксистско-ленинской идеологией, «теорией» мировой революции, «романтическими» надеждами на преобразование национально-освободительного движения в развивающихся странах в социалистические революции, в строительство в них общественной системы по советскому образцу. Именно поэтому СССР был поставщиком оружия во многие страны мира, поощрял национальный и международный терроризм, если называть вещи своими именами.

1 Российский экономический журнал. 1998. № 1. С. 100.

Оценивая состояние российской экономики, ход экономических реформ, академик Ю. Яременко также дает свои достаточно консервативные суждения. Он отрицал полезность проходящих реформ и полагал, что «прежде всего нужны были некие политические изменения, перегруппировка целевых установок, изменение в распределении ресурсов, структурная перестройка, оздоровление самого планового механизма, развитие наряду с плановым и внутри его некоторых отношений самоорганизации, самодействия, эквивалентности обмена, инициативы и т.д.»1.

Все это было написано уже после того, когда стало ясно, что разрозненные и фрагментарные попытки рыночных реформ А. Косыгина и М. Горбачева не могли быть доведены до конца в условиях нашего «реального социализма». Великодержавная КПСС не позволяла развиваться отношениям самоорганизации, инициативы снизу и самодействия. Для этого нужна была революция. И она свершилась, но лишь на путях отказа от КПСС как правящей партии. Как было показано в предыдущих главах, иного пути к экономической демократии, рынку и правовому государству у нашей страны просто не было. СССР, в отличие от Китая, слишком далеко углубился в социализм, внутри которого все попытки реформ обрекались на провал. К сожалению, многие «советские экономисты» не понимают этого до сих пор.

В статье под характерным названием «Юрий Яременко считал, что советскую экономику спасли бы не рыночные реформы» его ближайший коллега, С. Белановский, утверждал, что академик считал рыночные реформы, начавшиеся в нашей стране после 1992 г., «экономическим бедствием» и призывал к «закрытию экономических границ, т.е. автаркии», к «установлению полного государственного контроля над ТЭКом». По свидетельству Белановского, Ю. Яременко был сторонником «плановых преобразований» советской экономики и не принимал рыночного пути для нее, полагая, что последний «навязан стране мировым сообществом (бывшими противниками по «холодной войне») и коррумпированной правящей верхушкой, в первую очередь — нефтегазовым лобби». К работающим в его институте «рыночникам» академик не всегда относился терпимо2.

1 Российский экономический журнал. 1998. № 1. С. 104.

2 См.: Сегодня. 1996. 20 сент.