4.7. какая методология нужна экономистам?

4.7. какая методология нужна экономистам?: Философия экономической науки, Канке В.А., 2009 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Книга представляет собой оригинальный и последовательный курс философии экономической науки. Рассматриваются принципы экономики, революции в развитии экономического знания, новейшие достижения философии науки, вехи методологии экономической теории...

4.7. какая методология нужна экономистам?

Переходя к заключительному параграфу главы, отметим, что, как уже неоднократно подчеркивалось, попытка осознания логики развития теорий предполагает, во-первых, построение их исторического ряда, во-вторых, постижение концептуального строя последнего. Следуя этим двум методологическим принципам, необходимо прежде всего представить в отчетливом виде историко-про-блемный ряд методологических концепций. Сделать это достаточно просто, особенно в контексте многочисленных монографий и статей английских и американских авторов [см. библиографию в: 231, с. 24—44]. Разумеется, исторический ряд методологических концепций может быть построен по-разному. В связи с этим приведем три варианта, называя концепции именами их главных творцов.

Вариант историко-проблемных концепций философии экономических теорий по Блаугу выглядит следующим образом [24, с. 107—189]:

Милль — Кернс — Д.Н. Кейнс — Роббинс — Мизес — Хатчи-сон — Махлуп — Найт — Самуэльсон — Фридмен. Этот ряд, очевидно, следовало бы заключить именем самого Марка Блауга.

По Д. Хаусману, история методологии экономики выглядит так [193, с. 230, 231]:

Милль — Вебер — Роббинс — Найт — Веблен — Хатчисон — Махлуп — Фридмен — Хаусман — Блауг — Макклоски.

Согласно логике нашей книги методология экономической теории выглядит в кратчайшем изложении следующим образом: Милль — Маркс — Маршалл — Мизес — Хатчисон — Фридмен — Блауг.

Приведенные проблемно-методологические ряды желательно упростить, пытаясь упорядочить их в соответствии с некоторой идеей. В качестве таковой разумно принять идею мэйнстрима. Судя по логике Блауга, в его понимании методологический мэйн-стрим выглядит так:

Милль — Кейнс — Фридмен — Блауг.

Хаусман называет четыре главных имени в следующей последовательности:

Милль — Фридмен — Блауг — Макклоски.

На наш взгляд, мэйнстрим философии экономики имеет смысл представить следующим образом:

Милль — Маршалл — Фридмен — Блауг.

Как видим, в трех приведенных вариантах совпадают три имени (Милль, Фридмен, Блауг). Мы осмелились включить в методологический mainstream воззрения Маршалла постольку, поскольку, как нам представляется, именно этот автор задал направление развития философии экономической теории начала XX в. Абсолютное большинство экономистов неоклассического направления усвоило именно его манеру философствования. Каждый из них соглашается с ним в большей степени, чем с другими авторами. Лишь во второй половине XX в. философская пальма неравенства перешла к Фридмену, который, по словам Хаусмана, предложил «наиболее популярный способ» примирения экономической теории и философии науки [193, № 3, с. 105]. Блауг, в свою очередь, утверждает, что «современные экономисты на самом деле разделяют методологию фальсификационизма» [24, с. 19].

Связь между двумя мэйнстримами, экономическим и методологическим, не является логически очевидной, но тем не менее она заметна в достаточной степени. Методологический мэйнстрим относится по своему содержанию к позитивизму, который обычно представляют как триаду: ранний позитивизм (Конт, Милль) — неопозитивизм (Карнап, Рейхенбах) — постпозитивизм (Поппер, Лакатос). Рассмотрим подробнее, каким образом позитивистское направление представлено в методологическом мэйнстриме.

Ранний позитивизм представлен в экономической методологии Миллем. Это, пожалуй, бесспорно. Мы полагаем, что к позитивизму должен быть отнесен и Маршалл. Он явно придал позитивизму Милля новые черты, истоки которых скрыты в европейско-конти-нентальном рационализме, прежде всего в рационализме Канта. Но философское новаторство Маршалла оставляло его от неопозитивизма на почтительном расстоянии. Именно по этой причине Маршалл остается в пределах позитивизма, назовем его поздним позитивизмом. Следует отметить, что и Милль и Маршалл не были стопроцентными позитивистами, каковые по определению должны быть строгими индуктивистами и эмпирицистами. В воззрениях обоих присутствует изрядная доза и дедуктивизма, и априоризма. Но главенствующая тенденция их мировоззрения — позитивистская. Маршалл довел позитивизм до той его черты, переступив которую он неминуемо должен был превратиться в неопозитивизм, углубляющийся в существо науки в значительно большей степени, чем его философские предшественники.

Находясь под впечатлением успехов неопозитивизма в области логики, математики и физики, экономические методологи стремились приобщиться к нему. Но при этом они встретились с непреодолимыми трудностями. И ясно почему. Неопозитивизм делает упор на логическом анализе языка и экспериментальной утонченности. В 1900—1930-е гг. его достижения были впечатляющими, но не настолько, чтобы они позволили преобразовать методологию экономической теории столь же решительно, как, например, философию физики. В рассматриваемый исторический период достигнутый в экономике уровень знаний, в частности относительно логики экономического языка и обработки экспериментальных данных, что предполагает использование развитых экономической статистикой и эконометрикой методов, был явно недостаточным для обеспечения триумфа неопозитивизма. В силу неравномерного развития отдельных наук экономисты в отличие от, например, физиков, не были готовы к последовательному развитию неопозитивистских идей. Что касается профессиональных философов, то они не могли оказать им сколько-нибудь существенную помощь, ибо, по сути, не владели в должной степени экономическим материалом.

Жертвой указанных обстоятельств пал прежде всего Теренс Хат-чисон, который искренне хотел, но не смог развить неопозитивистскую программу в своей книге «Значение и основные постулаты экономической теории» (1938) [233]. Это была не вина известного методолога, а его беда. Продолжая продуктивно работать в области методологии экономики вплоть до конца 1990-х гг., Хатчисону пришлось перейти на позиции фальсификационизма. Но здесь он всегда имел в лице М. Блауга более удачливого оппонента. Сказанное в адрес Хатчисона поясняет, почему он является весьма значимой для экономико-методологического мэйнстрима фигурой.

Потерпев неудачу в культивировании неопозитивизма, экономисты-методологи не теряли надежды приобщить свою любимицу, экономическую теорию, к бурно развивавшейся под постпозитивистскими знаменами философии науки. Как читатель знает, эту миссию достаточно успешно выполнил М. Фридмен, усилия которого были поддержаны М. Блаугом. Отмечая успех, разумеется не абсолютный, а относительно этих двух авторов, резонно поставить вопрос о том, почему их посетила удача. Разве они не встретились с теми же трудностями, что и Хатчисон, — недостаточным уяснением сути логики экономического языка и статистико-эко-нометрической обработки наблюдаемых фактов? Встретились, но даже перед лицом этих трудностей они не стушевались, а сумели представить жизнеспособные версии экономического фальсифи-кационизма. На удивление многих оказалось, что в некоторых своих чертах фальсификационизм менее притязателен, чем неопозитивистский верификационизм. В рамках последнего пытаются заполучить теорию из экспериментальных данных. Сделать это невозможно. Фальсификационист не объясняет, откуда появилась теория, которой он оперирует. Он ставит перед собой относительно скромную задачу — либо подтвердить, либо опровергнуть теорию. Поставив перед собой посильные им задачи, фальсификаци-онисты добились успеха там, где потерпели неудачу верификаци-онисты. Надо отдать должное фальсификационистам: они умело «заметают мусор под ковер», делая вид, что его вообще нет. Это обстоятельство, будучи замеченным, вызывает ярость у их оппонентов. Но они сами не знают, как именно следует соблюсти рафинированность экономической теории. Определенные надежды можно возлагать на английскую и американскую аналитическую философию, потенциал которой весьма значителен. Но будет ли использован этот потенциал содержания экономической теории и действительно ли он будет успешно использован в ней, может показать только будущее. Как бы то ни было, на сегодняшний день методология Фридмена—Блауга сохраняет лидирующее положение даже под критическим огнем ее оппонентов.

Итак, на наш взгляд, есть веские основания связывать методологический мэйнстрим экономической теории прежде всего с именами Милля, Маршалла, Фридмена и Блауга. Определившись с экономическим философским мэйнстримом, естественно, полезно рассмотреть, в каком отношении к нему относятся методологи, не включенные в него. При характеристике их воззрений, очевидно, следует отмечать, почему последние не включены в mainstream и совместимы ли они с ним в принципе.

К. Маркса, указанного в списке Хаусмана, нежелательно зачислять в мэйнстрим из-за его приверженности к эссенциализму (сущность всех экономических отношений — абстрактный труд), гегелевской диалектике и арифметике, в то время как в экономической науке требуются различные формы современной математики.

Кейнс-старший (из списка Блауга) — весьма значительная фигура в позитивистском мэйнстриме, но не настолько, чтобы ставить его на один и тот же уровень с Маршаллом, который основательнее его.

М.Вебер (из списка Хаусмана) и Л. фон Мизес (из списка Блауга) являются представителями доктрины понимания, насыщенной герменевтическими моментами, к которым представители позитивистского мэйнстрима всегда относились с большим подозрением. Впрочем, как нам представляется, это обстоятельство в будущем не предотвратит слияния австрийский школы (ее лидером является Мизес) с экономическим мэйнстримом. Главное в представлениях Мизеса — учение о ценностях, которое, впрочем, в концептуальном отношении оставляет желать лучшего. Во времена Витгенштейна неопозитивисты не признавали институт ценностей, но в наши дни, в частности в рамках постпозитивизма, к ним относятся без былых предубеждений. Как только представители методологического мэйнстрима преодолеют дуалистичность позитивной и нормативной науки, так сразу же воззрения австрийской школы будут восприниматься ими вполне спокойно.

Л. Роббинс (из списка как Блауга, так и Хаусмана) приобрел широкую известность благодаря его нашумевшей книге «Эссе о природе и предмете экономической науки» (1932) [247], в которой он в попытке объединить англо-американскую традицию с австрийской не придал должного значения проблеме эмпирической проверки теории. Противоречивость воззрений Роббинса не позволяет считать его одной из ключевых фигур методологического мэйн-стрима.

Не затягивая анализ сверх всякой меры, отметим, что даже среди лучших экономических методологов вряд ли возможно найти фигуры, столь же масштабные, как Милль, Маршалл, Фридмен и Блауг. Что касается Ф. Найта, Т. Веблена и Ф. Махлупа, то они, признавая институт ценностей, не смогли показать, каким образом он постигается концептуально. Эти авторы испытывали также трудность и в пояснении того, каким образом теория проверяется и, наконец, опровергается фактами. В методологический мэйн-стрим может быть зачислен лишь тот, кто не только уделяет этому вопросу первостепенное внимание, но и способен придать ему особую, ранее ему неприсущую значимость. Возможно, попытка П. Самуэльсона поставить экономическую теорию на рельсы опе-рационализма могла бы привести к интересным результатам, но он слишком поспешно отказался от операционализма в пользу дескриптивизма. Такую позицию не назовешь оригинальной. Итак, нам остается повторить ранее сделанный вывод: методологический мэйнстрим представлен в первую очередь масштабными фигурами Милля, Маршалла, Фридмена и Блауга. Все попытки как-то «расшатать» указанный мэйнстрим до сих пор не имели особого успеха. Тем не менее многим методологам мэйнстрим представляется застывшей структурой, достойной разрушения. В этой связи чаще других упоминаются имена Б. Колдуэлла и Д. Макклоски.

Д. Макклоски — автор книги «Риторика экономических теорий» [238]. Он полагает, что авторы экономических книг виртуозно владеют искусством убеждения читателей в своей правоте. Они используют риторические приемы: ссылки на авторитеты, яркие примеры и простые модели. Но следует заметить, что риторика — это не наука, а искусство. Ей не присущи непротиворечиво обоснованные методологические принципы. Создать теорию — значит представить новый литературный рассказ. В философском отношении позиция Макклоски близка к воззрениям известного американского философа Р. Рорти. По поводу используемых экономистами риторических приемов следует заметить следующее. Американские авторы в отличие, например, от их российских коллег стараются привлечь к своим книгам внимание как можно большего числа читателей. В связи с этим многие из них, особенно авторы учебников, широко используют стиль изложения, который принято называть научно-популярным. При этом авторы никогда не объясняют читателям их книг, чем именно отличается научно-популярный стиль изложения от строго научного. За различением двух стилей изложения, бесспорно, скрывается сложный клубок не столько методологических, сколько дидактических и методических проблем. Опытный автор непременно дополняет один стиль изложения другим. Научно-популярный стиль изложения нужен ему для того, чтобы заинтересовать читателя и представить ту или иную теорию в дидактически оправданной форме. На наш взгляд, Макклоски не обратил должного внимания на то, каким образом совершаются переходы между двумя рассматриваемыми стилями изложения. Вопреки мнению Макклоски, не риторика, а именно строго научный стиль изложения позволяет выразить суть экономического дела в адекватной его содержанию форме. Риторика, на наш взгляд, вполне уместна во всех видах устного и письменного творчества ученых, но лишь в том случае, если она выступает в качестве представителя концептуального языка.

И Колдуэлл и Макклоски являются сторонниками философского плюрализма, в качестве каковых они не терпят монологики.

Но между их позициями существует принципиальное различие. Не случайно Колдуэлл относится к истолкованию экономики как риторики довольно критически. В понимании Колдуэлла [219], методологический плюрализм имеет содержательный характер. Что же касается риторического методологического плюрализма, то он не доходит до концептуального содержания экономических явлений, и в этом состоит его основной недостаток. По мнению А. Ро-зенберга, экономика настолько важна, что ее нельзя отдавать на откуп риторикам [248]. Нет никаких сомнений, что риторический методологический плюрализм ведет в конечном счете к постмодернизму [216], а ему не избежать левитеральности.

Обратимся, наконец, к воззрениям Д. Хаусмана — одного из ведущих современных методологов-экономистов. Сам он объявляет себя сторонником модернизированного варианта методологии Милля [230, с. 5]. Вопреки последнему он считает, что основание теории образуют не истинные предложения, а правдоподобные принципы. Теория должна давать объяснение причин происходящих явлений. Число причин достаточно велико, они несводимы к нескольким из них. Следует уделять должное внимание результатам экспериментов и полевой работы, обобщаемых в обзорах. Вопреки Фридмену и Блаугу главное внимание надо уделять не оценке и опровержимости теорий, а значению спорных концепций, например таких, как концепция общего равновесия, гипотеза рациональных ожиданий, трактовка рациональности при принятии решений в условиях неопределенности [193, № 3, с. 110]. Хаусман полагает, что он следует по пути эклектики. «В центр внимания здесь ставится та методология, которой экономисты в действительности следуют, а из инструментов анализа, созданных философией науки, используют те, которые могут пригодиться для этой цели» [Там же, с. 109].

Хаусман настроен предельно критически к попыткам привнести в методологию экономики философский инструментарий извне экономической теории, от имени, например, Поппера, Лакатоса, Куна, Фейерабенда. Концепции этих авторов, считает он, едва ли возможно применить в экономической теории. Методологам следовало бы «лучше разбираться в том, как экономисты занимаются своим делом и почему они делают именно то, что делают» [Там же, с. 109]. По Хаусману, неясно, то ли методология экономики является особой и относительно самостоятельной дисциплиной, то ли она должна примыкать либо к экономической, либо к философской теории [230, с. 6]. Речь идет о споре вокруг значимости философии науки, который в той или иной форме ведется применительно к любой дисциплине.

На наш взгляд, философия экономики стала самостоятельной наукой тогда, когда круг философских вопросов расширился настолько, что для его объяснения понадобились особые монографии и соответствующие специалисты. Случилось это в последней четверти XIX в. благодаря таким авторам, как Кернс, Кейнс-старший и Маршалл. До 1875 г. философские вопросы экономической теории либо обсуждались в самой этой теории, либо им посвящались, как, например, Марксом, относительно короткие очерки-эссе. Любой процесс развития некоторой системы сопровождается отпочкованием ее части только тогда, когда он достигает соответствующего (предельного) объема. Многие ученые осведомлены лишь относительно весьма узкого круга философских проблем излюбленной ими науки. Как раз такого рода ученым кажется, что философия их дисциплины не является относительно самостоятельной наукой. Конституирование философии определенной науки неизбежно приводит к известному отчуждению ее представителей от членов базового научного сообщества. Так, между экономистами, с одной стороны, и экономистами-методологами, с другой стороны, всегда присутствует некоторое недопонимание. В условиях, когда необходимостью оказывается специализация, это недопонимание вряд ли преодолимо в каком-то окончательном варианте.

Отделившись от экономистов, методологи оказываются в сложном положении. Необходимые им токи знания следует извлекать как из экономической теории, так и из философии науки. Каждый из этих двух истоков экономической методологии может либо абсолютизироваться, либо недооцениваться. Что касается Хаусмана, то он в качестве методолога, на наш взгляд, потенциал философии науки недооценивает, а потенциал экономической теории преувеличивает. В борьбе со схоластикой — а она, как известно, не обходит стороной ни одну из наук, в том числе, разумеется, и философию экономической теории, — американские и английские авторы часто рассуждают по следующей схеме: надо установить, как экономисты объясняют экономические явления. Выражение «how economists explain» стало визитной карточкой очень многих методологов. Они часто включают его в название статей и даже монографий. Но подлинная задача методолога состоит отнюдь не в том, чтобы всего лишь понять экономистов. Им следует сделать то, на что экономисты не способны уже в силу своей специализации, которая не позволяет им быть полностью компетентными в области философии экономики. Дефицит времени негативно сказывается на компетентности как экономистов, так и экономических методологов. Задача методологов — всемерно развить философию экономической теории и в этой связи давать оценку не всей деятельности экономистов, а лишь ее философских аспектов. В.С. Автономов назвал свою вводную статью к книге Блауга так: «За что экономисты не любят методологов» [4, с. 11]. Не любят методологов не все экономисты, а лишь те из них, которые малокомпетентны в области философии экономической науки. Им кажется, что методологи одержимы стремлением превзойти экономистов. Речь идет о явном заблуждении. В пределах их компетентности непобедимы как экономисты, так и экономические методологи. Необходим тройственный союз: экономическая теория — ее философия — философия науки. Что же касается характерных для него междисциплинарных связей, то, разумеется, эффективно реализовать их очень непросто.

Вышеупомянутый союз Хаусман редуцирует к экономической теории, при этом явно недооценивается потенциал философии экономической науки и философии науки. Он объявляет себя сторонником эклектики постольку, поскольку признает различные подходы к осмыслению экономической теории. Но, строго говоря, эклектиком является лишь тот, кто совмещает эти подходы в противоречивой форме. У нас нет оснований утверждать, что Хаусман соответствует именно этому определению. Он объявляет себя сторонником слегка трансформированной философии Милля. Это утверждение Хаусмана также вызывает сомнения уже постольку, поскольку он не показал, каким образом достижения философии науки и методологии экономики XX в. можно свести к философии полуторавековой давности. Хаусман критически относится к прямолинейным попыткам попперианцев опровергнуть ту или иную теорию, не учитывая должным образом ее концептуальное строение. Такая позиция вполне правомерна. Но отсюда, вопреки его мнению, не следует, что именно сверка теории с наблюдениями не является решающим критерием в оценке истинности теории. На наш взгляд, Хаусману не удалось охарактеризовать свою методологическую позицию в адекватных терминах. Специфическими ее чертами являются концептуализм, дескриптивизм, акцент на причинных связях, признание дуализма позитивной и нормативной экономической теории, недостаточно аргументированные представления об эмпирической проверке гипотез. Рассматриваемую методологическую позицию затруднительно характеризовать одним или двумя словами. На наш взгляд, речь идет о нечетком, непоследовательном позитивизме.

Согласно нашим наблюдениям, двумя наиболее характерными направлениями современной методологии экономики являются постпозитивизм попперовско-лакатосовского толка и вышеупомянутый нечеткий позитивизм. К терминологии последнего тяготеют те методологи, которые в своих воззрениях хотят быть как можно ближе к экономистам. Обычно они не особенно утруждают себя поиском достаточно точной философской терминологии. Те же исследователи, например М. Блауг, Т. Хатчисон, Л. Боулэнд, которые стремятся определить свою философскую позицию максимально четко, как правило, доходят до фальсификационизма Поппера. Часто он ослабляется за счет перехода на лакатосовские позиции (Р. Бэкхаус, Н. де Марки, У. Хэндз). Дальнейшие ослабления требования фальсификации происходят в русле конвенци-оналистских идей, тезиса Дюгема—Куайна (Р. Кросс), методологического плюрализма (Б. Колдуэлл), искусства риторики (Д. Мак-клоски).

Итак, проведенный выше анализ не поколебал ранее высказанную точку зрения, что наиболее парадигмальными фигурами методологии экономической теории являются Милль, Маршалл, Фридмен и Блауг. При всех изъянах методологии Блауга (недостаток концептуализма, дуализм, случаи прямолинейного истолкования принципа фальсификации) ей присущи многие сильные черты. Нет необходимости перечислять их в очередной раз. Отметим лишь, что Блауг предусмотрительно держится на достаточно почтительном расстоянии от всех новаций, которые способны ослабить рационализм постпозитивизма, освященный именами Поп-пера и Лакатоса. Надо полагать, его не устраивает как социологизм и психологизм Куна, так и методологический анархизм Фейер-абенда. На сегодняшний день в философии экономической теории нет ничего лучшего, чем постпозитивизм, ориентирующийся на исследования Поппера и Лакатоса. И именно с учетом этого обстоятельства мы вынуждены поставить на пьедестал методологического мэйнстрима М. Блауга. В отличие от своих многочисленных критиков он сумел достаточно органично учесть линию прогресса современного научного знания. Поставив карту на Поппера и Лакатоса, он уже за счет одного этого действия приобрел преимущество перед многими методологами, в том числе перед Хаус-маном с его миллевским идеалом.

Переходя к заключительным замечаниям, рассмотрим более чем полуторавековой путь развития философии экономической науки с позиции представления о научно-теоретическом строе.

Сразу же выясняется, что этим важнейшим методологическим принципом никто из известных методологов, по сути, не владеет в сколько-нибудь ясной форме. Повсюду в методологии экономики наблюдаются фрагментарность и сепарабельность, которые не преодолеваются за счет интегральных идей. Но последние заслуживают самого пристального внимания. Отметим в связи с этим ряд положений, представляющихся нам крайне актуальными.

Во-первых, существует, как уже отмечалось, известный параллелизм между линиями прогресса, с одной стороны, философского позитивизма, с другой стороны, экономического позитивизма. Во-вторых, развитие экономической методологии за последние 20—25 лет отмечено ее параллелизмом не только с позитивизмом, но и с философией в целом. Экономическая методология все более решительно обогащается герменевтическими [217, 237], постструк-туралистическими [238] и постмодернистскими [216] идеями. Все, что есть в философии, в той или иной форме переходит в экономическую методологию. И вот тут-то методологи от экономики оказываются в исключительно затруднительном положении. Волны весьма спорных в научном отношении идей могут захлестнуть бастионы постпозитивизма. Иначе говоря, экономические методологи стоят перед необходимостью выработки не узкопозитивистского, а намного более широкого и основательного воззрения на существо философии науки, и прежде всего философии экономической теории. В этой ситуации актуальной задачей становится выявление научного строя экономико-методологических теорий. Только он может обеспечить соответствующую фильтрацию философских идей.

Некоторые стороны настоящего и будущего научного строя методологических теорий могут быть охарактеризованы уже сегодня. Во-первых, достаточно очевидно, что научный строй современной методологии экономической теории должен быть представлен в следующем виде: постпозитивизм Поппера—Лакатоса — неопозитивизм — позитивизм (ранний, миллевский, и поздний, маршал-лианский). Во-вторых, этому строю присущ весьма характерный недостаток: пока он не справляется с осмыслением института ценностей. Различного рода философские направления будут его атаковать именно от имени аксиологии. В-третьих, отсутствуют какие-либо решающие препятствия для такой трансформации пози-

тивного научно-теоретического строя, который позволил бы ему перейти на язык ценностей. Потенциал этого строя вполне позволяют учесть особенности последних. В-четвертых, можно надеяться на лидирующие позиции постпозитивизма, особенно в его аналитическом варианте, в статусе различных философских направлений. Ориентация постпозитивизма и аналитической философии на науку позволит им после соответствующего критического анализа герменевтических, постструктуралистских и постмодернистских идей впитать их достоинства. Герменевтическая идея диалога, постструктуралистская теория языковой игры, концепция плюрализма постмодернизма — все это отнюдь не чуждо развитой философии науки. В-пятых, постпозитивизму и современной аналитической философии предстоит существенно развить свою концептуальную составляющую, которая оставляет желать лучшего. Таким образом, как нам представляется, именно трансформация постпозитивистской методологии экономики позволит придать ей полновесный в научном отношении характер.

Итак, в какой методологии испытывают потребность люди, причастные к миру экономики? Не в лоскутной, концептуально слабой, расчлененной на фрагменты, никак не взаимодействующие друг с другом. Методология должна учитывать уроки развития как философии, так и экономики. Воля и разум методологов призваны соединить в системное целое концепции, представляющиеся, на первый взгляд, чуждыми друг другу. Методология экономики должна успешно отразить все атаки на нее, проводимые от имени якобы новейших идей, которые на деле оказываются зараженными вирусом левитеральности (концептуальной поверхностности). По нашему твердому убеждению, будущая философия экономической теории, преодолев симптом дуализма, должна высоко поднять знамя концептуального аксиологизма и прагматизма. По сути, пути развития концептуального аксиологизма обсуждаются на протяжении всей нашей книги. Таким образом, главная задача современной философии экономической науки состоит в выявлении своего собственного научного строя. На сегодняшний день наиболее сильные позиции в философии экономики занимают поппе-рианские идеи, но, как нам представляется, под натиском потенциала американской аналитической философии они постепенно будут сдавать свои позиции.

Философия экономической науки

Философия экономической науки

Обсуждение Философия экономической науки

Комментарии, рецензии и отзывы

4.7. какая методология нужна экономистам?: Философия экономической науки, Канке В.А., 2009 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Книга представляет собой оригинальный и последовательный курс философии экономической науки. Рассматриваются принципы экономики, революции в развитии экономического знания, новейшие достижения философии науки, вехи методологии экономической теории...