5.5. экономическая теория и психология

5.5. экономическая теория и психология

Присуждение Нобелевской премии по экономике в 1978 г. Г. Саймону (за новаторские исследования принятия решения внутри экономических предприятий), а в 2002 г. Д. Канеману (за интеграцию результатов психологических исследований в экономическую науку, прежде всего в области суждений и принятия решений в условиях неопределенности) явилось весьма ярким подтверждением редко кем оспариваемого положения о важности психологии для экономической науки. Целым рядом авторов [151] было показано, что механизмы принятия решений варьируются от одной ситуации к другой. Полагают, что учесть все вариации в рамках одного пути решений едва ли возможно. Саймон выдвинул в противовес неоклассическому принципу максимизации полезности принцип удовлетворенности [160, 161]. «Фирмы будут стремиться достигнуть скорее удовлетворения, чем максимизации» [161, с. 55]. Люди стараются удовлетворить свои устремления. Этот феномен, дескать, не учитывается классической экономической теорией. Канеман и Тверски обратили внимание на нормативный характер принципа максимизации полезности; надо же изучать тот процесс принятия решений, который не просто декларируется, а действительно имеет место [64, с. 31]. В рамках развитой ими теории перспектив (prospect theory) также выявлены определенные неожиданности: большинство людей, особенно в условиях неопределенности и риска, обеспокоены возможностями отклонения от исходного состояния, они менее склонны нести потери, чем получать с той же степенью вероятности выигрыш, руководствуются психологическими эвристическими приемами, реагируют на способы формулировки проблем (фрейминг-эффект). Таким образом, многие авторы считают, что психология должна быть включена в экономику. Это мнение не представляется бесспорным.

К сожалению, оно, как правило, не сопровождается сколько-нибудь тщательным анализом статуса психологии и характера ее междисциплинарных связей с экономической наукой. Итак, для начала имеет смысл обратиться к самой психологии.

Термин «психология» (от греч. psyche — душа и logos — учение ) стал использоваться в конце XVI в. В наши дни этот термин крайне редко интерпретируется буквально. Наличие многих психологических направлений вынуждает быть осмотрительным при определении предмета психологии: весьма рискованно указывать его адрес однозначно, связывая его либо с психикой, либо с поведенческими актами, либо с языком. Несмотря на это, возьмем на себя смелость утверждать, что предмет психологии связан в первую очередь с ментальностью человека и ее символическими формами. В данном случае поведение и язык рассматриваются не сами по себе, а как символы ментальности человека. Язык как относительно самостоятельный феномен изучается не психологией, а лингвистикой. Можно предположить, что, подобно языку, и поведение людей попадает в сферу действия психологии лишь тогда, когда оно обусловливается ментальностью людей.

Читатель, очевидно, заметил, что нами введен в текст латинский термин «ментальность». Ментальность — это то же самое, что психика. Смысл введения термина «ментальность» состоит в том, чтобы избежать диктата терминологической пары: психика — психология. По определению, любая теория обладает не только языковой, но и ментальной размерностью. Идея такова: то, что называют экономической психологией, вполне возможно, является не психологией, а самой настоящей экономической теорией — точнее, ее ментальным уровнем. Прописывание ментального уровня экономической теории исключительно по адресу психологии создает впечатление, что концептуальный строй так называемой экономической психологии другой, чем у экономической теории. Но это, разумеется, не так. Все, что относится к комплексу экономической теории, т.е. ее различные уровни, в том числе ментальность и язык, имеет один и тот же концептуальный строй. При классификации наук вопрос об их концептуальном строе является центральным.

О статусе психологии высказываются самые различные точки зрения. В свете изложенного выше мы склонны классифицировать психологию как разновидность метанауки. Ее задачей выступает не изучение особого класса психических явлений, а сравнительный анализ достоинств и недостатков ментальных уровней различных теорий, например экономических, социологических, политологических, правовых, педагогических, и реализация широкого спектра междисциплинарных связей. Обзор соответствующей литературы убеждает, что развитие современной психологической науки сопровождается тремя тенденциями. Во-первых, психология отпочковывается от философии, освобождаясь от симбиотических связей в ней. Во-вторых, с ростом внимания к ментальным уровням науки психология приобретает все более ярко выраженный метанаучный характер. В-третьих, от имени психологии осваиваются новые области знания, которые впоследствии могут конституироваться в особые психологические науки, например, такие, как психология повседневности.

Обилие психологических направлений не означает их произвольности. С философской точки зрения они выступают проявлениями четырех главных философских подходов. Речь идет о теории соответственно: 1) ментальных процессов; 2) поведения и деятельности субъектов; 3) языковой деятельности людей; 4) культуры.

Наиболее яркими представителями ментального ряда психологических теорий являются ассоциативная (Г. Эббингауз, Г. Мюллер), гештальт-психология (М. Вертгеймер, В. Келер, К. Коффка), понимающая психология (В. Дильтей), когнитивная психология (У. Найссер, Дж. Андерсен, Р. Солсо) [12, 42, 56, 127, 167]. Для судеб экономической теории наибольшее значение имеют понимающая и когнитивная психология, особенно последняя. Понимающую психологию пытался внедрить в экономическую теорию М. Вебер. Но дело закончилось философскими рассуждениями. А вот спор когнитивной психологии и экономической теории оказался весьма продуктивным. Видимо, целесообразно отнести к ментальной философии и так называемую гуманистическую психологию (К. Роджерс, А. Маслоу). Когда говорят о ментальных экономических предпочтениях людей, то, как правило, вспоминают об упорядоченных рядах ценностей А. Маслоу.

Обратимся теперь к психологии поведения и деятельности. При таком подходе обнаруживаются две грандиозные системы: американский бихевиоризм и советская марксистская теория деятельности. Бихевиоризм (от англ. behavior — поведение) — это психологическое воплощение содержащейся в американском прагматизме тенденции операционализма. Согласно операционализму значение используемых в науке понятий выясняется в процессе осуществления тех или иных операций. Отталкиваясь от этой идеи, бихевиористы сводят психологию к изучению поведения людей и... животных. Ортодоксальные бихевиористы (Э. Торндайк,

Д. Уотсон) концентрируют свое внимание на стимульно-реактив-ных связях (S — R). Необихевиоризм (Б. Скиннер, К. Халл) переходит от схемы S — R к схеме S — r — s — R, где r и s — внутренние реакции и стимулы, которые выступают посредниками (медиаторами) внешних стимулов и реакций. Последовательный бихевио-рист стремится исключить из своего анализа всю сферу ментального.

Считается, что в философском отношении бихевиоризм нашел свое обоснование в трудах Л. Витгенштейна, Г. Райла, Дж. Смарта и Д. Армстронга. Витгенштейн и Райл сделали акцент на анализе пары язык — поведение. Смарт и Армстронг провозгласили тезис о тождестве ментального и физического. Имея в виду как операциональную, так и лингвистическую ориентацию философии Витгенштейна, Дж. Фодор и Ч. Чихара назвали ее логическим бихевиоризмом [181, с. 234]. Сами они, критикуя логический бихевиоризм, полагают, что, «изучая язык, мы развиваем целый ряд сложно взаимосвязанных "ментальных понятий", которые употребляем, имея дело с, согласуясь с, понимая, объясняя, интерпретируя и т.д. поведение человеческих существ (так же как и свое собственное)» [Там же, с. 257]. Над бихевиористами посмеивались, указывая, что при ортодоксальной трактовке их подхода изучение поведения людей не отличается от исследования поведения серых крыс. В критике бихевиоризма действительно содержалась известная доля истины. Попытки содержательно интерпретировать поведение людей привели к необходимости учета природы их языка и ментальности. Следует отметить, что эффективно интегрировать бихевиоризм в экономическую теорию так и не удалось, — прежде всего в силу его недостаточного концептуального потенциала.

Деятельностный подход применительно к интерпретации предмета и задач психологии был развит также в СССР, особенно в трудах С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева. Они стремились развить психологию на марксистско-ленинской основе. Подчеркивалось, что практика людей имеет предметный характер и в этом своем качестве формирует сознание людей. В рамках данной работы нет необходимости в пространном анализе деятельностной психологии. Дело в том, что она никак не повлияла на развитие в СССР экономической теории. Экономисты, с одной стороны, и психологи, с другой, решали трудные задачи развития соответственно политэкономии и психологии на марксистско-ленинской основе. До продуктивного диалога этих двух наук дело так и не дошло.

В 1980—90-е гг. наметилась тенденция переосмысления психологической деятельности. В этой связи все чаще обращаются к так называемой культурно-исторической психологии, среди основателей которой почетное место занимают отечественные психологи В.С. Выгодский и А.Р. Лурия [80, с. 128—138]. Речь идет о придании психологии глобального культурно-исторического статуса. Остаются существенные неясности относительно философских оснований этого проекта. Надо полагать, в конечном счете все равно придется обратиться к анализу ментальности людей

Заканчивая обзор психологических направлений, очевидно, необходимо упомянуть и психоанализ З. Фрейда. Как известно, для этой теории характерен акцент на связку бессознательное — язык. Не вникая в непрекращающиеся споры по поводу научного статуса психоанализа [159], отметим лишь один из уроков развития этой теории. Речь идет о том, что излечение от неврозов достигается в процессе анализа языковых ассоциаций больного. Решающее значение имеет диалог больного и психотерапевта, понимаемый как своеобразный процесс обучения больного. Вывод: «здравствующая» теория — это результат обучения, она никому не дана в готовом виде.

Переходим к заключительным замечаниям. Актуальность взаимодействия психологии и экономической теории нам видится в развитии ментального уровня экономической теории. Очевидно, что без него экономическая теория существует в значительно урезанном виде. Разумеется, развитие экономической психологии принципиально по-новому ставит вопрос о соотношении разных уровней экономической теории.