Глава 2 основные проблемы экономической психологии созидательной деятельности

Глава 2 основные проблемы экономической психологии созидательной деятельности

2.1. Экономическое сознание и отношение людей к собственности как базовые понятия экономической психологии

Идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно не-подверженньми интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлго. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Яуверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей.

Дж. Кейнс

Российское государство находится на сложном этапе формирования современных конкурентно-рыночных отношений, осуществляемого при одновременном учете требований постиндустриального вектора общественного развития. Ядром всех преобразований по праву считается трансформация и реформирование собственности прежде всего в производственном секторе отечественного хозяйства. Однако из всех существующих вариантов преобразования собственности был принят и реализован наиболее радикальный в форме массовой и «ускоренной» приватизации. При этом его недостаточная научная обоснованность, а также противодействие проводимой приватизации общим тенденциям социально-экономического прогресса предопределили низкую эффективность разгосударствления собственности и объективную невозможность формирования высокоэффективного собственника. Более того, практически не достигнута ни одна из официально объявленных целей реформирования собственности в целом и приватизации в частности. Общим итогом приватизации и в целом либерализационно-монетаристского курса реформ стали спад производства прежде всего в наукоемком, информационном секторе промышленности, углубляющийся инвестиционный кризис, деградация инновационного и трудового потенциала российской нации, растущее противоречие между социально-экономическими и организационно-правовыми формами и видами собственности.

В отечественной экономической психологии еще в начале 80-х годов XX века была поставлена проблема отношений собственности А.И. Китовым в работе «Психология управления» [177]. Однако до сих пор она остается малоизученной. На первый план здесь выступают, на наш взгляд, такие фундаментальные психологические механизмы, как идентичность [228].

Мировая и отечественная наука в настоящее время дают развернутые доказательства тезиса: и экономика, и политика, и государственная идеология, и культура, а следовательно, стратегияреформ должны быть идентичны социально-психологическим факторам, менталитету, глубинной психологииэконо-мическогомышления населения.

Точно так же, как и внедрение рыночных принципов в экономическую практику привело к развалу народного хозяйства, так и проникновение «основного течения» в экономическую науку привело к ее деградации. Это особенно заметно в современных трактовках категории «собственность».

Можно заметить, что прежде ученые пытались выяснить смысл понимания собственности как экономических и правовых отношений, однако с приходом сторонников «экономики» к власти в учреждениях экономической науки «собственность» была решительно исключена из числа базовых научных категорий. На достаточно небольшой исторической дистанции всем преподавателям экономической теории предписывается исходить из догмы, что «собственность — одна из базовых правовых категорий» [175].

Говорят, что история повторяется дважды, сначала как трагедия, затем как фарс. Ошибочное представление о собственности как отношении, которое подчиняется человеческой воле, вполне подтверждает это. Политика принудительного обобществления средств производства, вплоть до кур, была во многом трагичной для советского народа, но она так или иначе ре-ализовывалась. Политика же их принудительной приватизации вплоть до естественных монополий несет народу не меньше ненужных страданий, но она не может реализоваться ни при каких обстоятельствах и потому с позиций исторической и экономической психологии является фарсом.

Существование самого понятия «собственность» не надо доказывать. Оно просто есть. Везде, где человек использует ту или иную вещь исключительно в своих интересах, а окружающие его люди не хотят или не могут по какой-либо причине потребовать от него, чтобы эта вещь использовалась совместно или исключительно в интересах других лиц, присутствует экономическое отношение собственности. Экономический собственник — это фактический собственник, лицо — фактически использующее благо в своих интересах, в отличие от юридического собственника, который обладает правом его использования в своих интересах, но не хочет, не умеет или не может это право реализовать. Так, например, фактическим собственником денег, вложенных в «МММ», является Мавроди, тогда как по закону их собственниками являются вкладчики.

Если у вас угнали автомобиль, то вы остаетесь по праву его собственником. Но его экономическим собственником является тот, кто использует его в своих интересах, это обыденная логика экономического мышления.

Сведение проблем собственности только к хозяйственной деятельности еще больше обедняет содержание категории «собственность», так как общественное отношение, обозначаемое этим термином, складывается не только в процессе хозяйствования в современном понимании этого слова.

В реальной жизни экономические отношения между людьми, называемые собственностью, складываются в любом процессе общественного присвоения благ. Легко заметить, что основные отношения собственности — отношения по поводу природныхресурсов складываются, как правило, совсем не в процессе хозяйствования. Они складываются в процессе мирного освоения свободных пространств или силового захвата занятых территорий [175].

Вполне очевидно, что если феномен собственности изучать только на примерах процессов хозяйствования, то самые главные вопросы остаются за пределами анализа. Можно выделить два основных вопроса: как возникают собственники факторов производства и как складываются формы собственности на них [307].

Человеческая жизнедеятельность и экономическая наука дают совершенно ясные ответы на поставленные вопросы. Научный анализ исторической экономической действительности показывает, что отношения владения и пользования — это далеко не только атрибуты права собственности, это прежде всего экономические отношения, имеющие с собственностью общее основание — способ присвоения. Данный экономико-психологический факт требует выделения отношений собственности, владения и пользования в отдельную группу экономических отношений с общим названием, например, «отношения принадлежности» или «отношения присвоения» [175].

Право использования категории «собственность» в научных работах должно принадлежать и философам, и психологам, и экономистам. Весьма актуально и на сегодня высказывание В. Соловьева, в конце XIX века понявшего эту закономерность: «Все острые вопросы экономической жизни тесно связаны с понятием собственности, которое, однако, само по себе принадлежит к области права, нравственности и психологии, нежели к области отношений хозяйственных. Уже это обстоятельство ясно показывает, как ошибочно стремление обособить экономические явления в совершенно самостоятельную и себедовлеющую сферу» [306]. Последнее предупреждение более-менее успешно было проигнорировано советской экономической наукой, что прежде всего негативно сказалось на ней самой. Учитывая экономико-психологический аспект проблемы, мы попытаемся показать лишь часть задач собственности и собственников, решение которых сегодня невозможно без привлечения экономического мышления.

Общеизвестно определение собственности как идеального продолжения личности в вещах или ее перенесение на вещи. Особенно рельефно этот момент выступает в так называемой интеллектуальной собственности, которая есть прежде всего произведение человеческого разума, проявление уникальных способностей индивидуума, продукт его самовыражения и самоактуализации [27].

С экономико-психологической точки зрения можно утверждать, что собственность и личность зачастую неразделимы друг от друга, поэтому есть смысл вникнуть в этимологию данных терминов. Так, слово собственность происходит от старославянского «собьство» в значении «особенность, лицо».

По смыслу это слово близко термину «особа», который в старину характеризовал прежде всего авторитетного, почтенного человека: «важная особа», «известная особа». В данном слове «звучат» индивидуалистические, личностные оттенки данного понятия, поскольку оно образовано на базе общеславянской предложно-падежной формы «о себе» — «для себя», а в древнерусском языке эта же форма означала «отдельно, сам собой». Таким образом, можно вполне определенно сказать, что слово «собственность» своими корнями нисходит к понятию личность как отдельного человека, существующего «в себе и для себя» [182].

С точки зрения homo economicus можно заметить, что собственность является как бы продолжением личности во внешнем мире, чему есть немало различных подтверждений. Отдельные из них можно свести к очевидному преимуществу: наличие собственности на нейтральной или даже чужой территории, т.е. расширение «зон собственности» позволяет личности чувствовать себя в таких зонах комфортно, независимо от других, уверенно. В то же время, любые посягательства на собственность так или иначе затрагивают саму личность, и если данные действия лишают «частички меня», это всегда воспринимается как ущемление прав и свобод личности [175].

В возрастной и экономической психологии доказывается, что собственность связана с индивидуалистическими устремлениями человека. В этом можно убедиться на простейшем примере: любой ребенок начинает усваивать понятие «мое» с первыми проблесками формирования самосознания. В тот период, когда «новоявленная» личность начинает уходить от диктата взрослых и внешних обстоятельств, все чаще реагируя на их воздействия по принципу «я сам», она начинает не только защищать собственное имущество, но стремится «захватить» вещи и предметы, принадлежащие другим [206].

Зарождающееся в трехлетнем возрасте самосознание ребенка, вне всякого сомнения, включает в себя и возникновение чувства собственности. С.Л. Рубинштейн писал: «В известном смысле и мы можем, конечно, сказать, что трудно провести грань между тем, что человек называет самим собой, и кое-чем из того, что он считает своим. То, что человек считает своим, в значительной мере определяет и то, чем он сам является» [277].

В дополнение к вышеприведенному определению собственность нередко интерпретируется как отношение человека к вещи и человека к человеку в процессе отношения к вещи. Такое объяснение особо значимо с точки зрения экономической психологии как науки, поскольку за большинством взаимодействий людей, реализующих различные экономические роли, «скрывается собственность». Экономическое поведение — это поведение, в основе которого лежат различного рода действия и поступки, целесообразность и значимость большинства из которых предопределяется эффективностью использования (приобретения, продажи, производства, обмена и т.п.) объектов собственности.

В современной отечественной мысли выделяются лишь два аспекта (две стороны) в содержании (сути) отношений собственности: экономический и правовой. Экономическое содержание отношений собственности — это отношение кого-то (субъекта) к объектам собственности как к своим. Главными признаками таких отношений являются: приобретение, присвоение, а в итоге — владение. Другими словами, на первом плане здесь выступает объект собственности, его движение (капитал), а только на втором — субъект, владелец [290].

Правовой подход к анализу содержания отношений собственности дополняет, расширяет экономико-психологический, который включает в себя: 1) право на владение (юридическое закрепление приобретенного, т.е. экономического содержания собственности); 2) право на распоряжение, управление; 3) право на пользование (например, аренда). В психологическом плане особенно важным является и право на потребление (т.е. получение доли прибыли от используемой собственности). С экономико-психологических позиций, как мы видим, на первом плане уже субъект собственности, а на втором — объект.

С позиций классической экономической теории в отношениях собственности при их анализе на первом месте правомерно выступает вещественный (объектный) носитель этих отношений, а субъект (владелец) — на втором плане (вспомним показатели в тоннах, литрах, кубометрах при оценке эффективности «социалистической экономики»). Отсюда и примат «экономического подхода» в таком анализе. Недостает психолого-экономического или экономико-психологического. (См.: Малахов СВ. Основы экономической психологии. М., 1992; Со-колинский В.М. Психологические основы экономики. М., 1999) [220, 307].

В контексте неклассической, релятивистской, субъектной методологии, наряду с объектом, равноправно с ним выступает субъект и связи между ними, а также способы их развития. При этом экономический аспект анализа закрепляется юридически. Но этим не ограничивается анализ неклассической парадигмы таких отношений. В условиях открытой системы они резко усложняются, становятся трудно прогнозируемыми, с релятивистскими параметрами, которые обусловлены возросшей субъектностью (что не тождественно субъективности) этих отношений. Субъект — это человек, а его сущность многогранна и мало изучена. Отсюда следует, что отношения собственности должны быть идентичны сущности человека. С позиций экономической психологии критерии ихразвития — создание эффективных собственников — хозяев, в обществе будет слабо, недостаточно срабатывать. Именно поэтому без психологии собственности уже ни экономического, ни правового (вместе взятых) подходов явно недостает [316].

На данный момент со всей очевидностью (по результатам приватизации) в одном ряду с экономическим и правовым содержанием отношений собственности должна выявляться и учитываться экономико-психологическая их компонента, а отсюда — соответствующие методы анализа, т.е. в контексте и с позиций экономической психологии [317, 318].

В подтверждение значимости такого подхода можно в первом приближении сослаться на одну психосемантическую особенность нашего времени, а именно: слова «шок», «стресс», «паника», «кризис доверия», «тревога», «неврозы», «психическая усталость» не сходят со страниц как макроэкономической, так и микроэкономической прессы. Эти явления выступают детерминантами в мотивации экономического поведения банкиров, кредиторов, вкладчиков [306].

На наш взгляд, в национальной экономической психологии с учетом мен-тальности того или иного социума прогресс любого общества обеспечивается уровнем сформированности экономического мышления тех, кто вступает в отношения обмена, другими словами, именно модель отношений собственности определяет качество жизни населения и социально-экономический прогресс государства. Рассмотрим сказанное выше в историческом ретроспективном анализе отношений трансформации собственности [290].

Высокоразвитые страны мира еще в 60-е годы пришли к выводу, что система «хозяин — наемные работники» переживает кризис и заходит в тупик. Реакцией на это стал поиск новых моделей отношений собственности.

Прежде чем приступить к трансформации отношений собственности, в 60-е годы в странах с высокоразвитой экономикой (но входящей в кризис) был осуществлен переход к новому субстрату рыночной системы хозяйствования. Если ранее таким субстратом был товар (вспомним «Капитал» К.Маркса), где таковым выступала и рабочая сила, то теперь в качестве главного и исходного системообразующего элемента становится человек, человеческий ресурс. Отсюда появление концепции «человеческих отношений». Отсюда смена приоритетов в инвестициях. Так, если в 20-е годы в США совокупный овеществленный капитал более чем в 2 раза превышал накопленный «человеческий капитал», то через 50 лет они сравнялись по стоимости. Сейчас инвестиции в «человеческий капитал» в США сравнялись с инвестициями в здания, сооружения, машины, оборудование, товарно-материальные запасы.

Но, пожалуй, превзошла всех в этом деле Япония. Известное японское «экономическое чудо» 60-х годов было во многом достигнуто благодаря опоре на трех «китов»: 1) человеческие способности и их развитие, 2) знания и их обновление и 3) энтузиазм как духовный мотив экономического поведения.

Смена субстрата системы рыночного хозяйствования вызвала развитие отношений собственности по спирали (или смене циклов) в направлении «деперсонализации крупной частной собственности», формирования «интегральных экономических собственников» (См. подробно: Корняков В. Новая модель отношений собственности (анализ современного опыта // Экономист. 1994. № 3) или частнокорпоративных, коллективных собственников. В этих целях «передовыми странами» была создана программа «ESOP». Суть ее можно выразить двумя решаемыми экономико-правовыми задачами: 1) расширение числа собственников (экономическая демократизация) с элементами деприватизации; 2) формирование структур: «сверхкорпорация — микробизнес» или дробление под одной крышей сверхкорпорации на относительно самостоятельные в экономико-правовом статусе фирмы (на принципах среднего и малого бизнеса). Добавим от себя, точнее не от себя, а основываясь на выводах ученых, анализирующих результаты работы по программе ESOP (П.Дракера, Дж.Куна, Д.Шривера, Н.Штера и др.), что при этом решалась третья задача сменить с минуса на плюс значение главного мотива экономического поведения, т.е. преодолеть отчуж

дение наемного работника от соб-ственностихозяина, сделать егохозя-ином, соучастникомуправления ею.

С точки зрения марксистской социопсихологической экономической теории, факторы производства делятся на две группы: «личный» и «вещественный». Личный фактор — живой труд — К. Маркс считал единственно производительным и поэтому основным. Роль вещественных факторов сводится к тому, что они вооружают живой труд, повышая его производительность [224].

С точки зрения Экономикса, все факторы производства одинаково производительны и каждый способен приносить собственнику соответствующий доход (рис 1.) [244].

Известно, что доходность факторов с точки зрения «теории трех факторов» означает: собственники факторов независимы и равноправны в том смысле, что доходы каждого участника производства соответствуют вкладу принадлежащего ему фактора в создании совокупного дохода, что является основой как простого, так и расширенного воспроизводства.

Производство с точки зрения экономической психологии это деятельность людей, посредством которой они удовлетворяют свои потребности, при этом экономическое мышление любого участника производственных отношений направлено на создание материальных условий своей жизни: пищу, одежду, жилище, а также удовлетворение духовных потребностей по принципу их актуализации. Возрастающие человеческие потребности по мере их удовлетворения стимулируют развитие производительных сил и производственных отношений. С экономико-психологической точки зрения, к сожалению, идеологам марксизма-ленинизма так и не был притворен в практику и осмыслен лозунг: «от каждого по способностям — каждому по труду», а удовлетворение все «возрастающих потребностей советского народа» в условиях общенародной собственности на средства производства и вовсе оказалось утопией.

К сожалению, в экономической теории и социологии на постсоветском пространстве на работы К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И. Ленина отечественные «ученые» предпочитают ссылок не делать, в то время как за рубежом марксистско-ленинское учение остается классикой [437].

Предметом исследования в основополагающей работе К. Маркса «Капитал» с точки зрения экономической теории, экономической социологии и экономической психологии является процесс накопления капитала, капиталистического производства [224].

К. Маркс показал механизм стратификации общества, выявил типы экономического поведения и некоторые психологические особенности этих типов, объяснил сложнейший феномен прибавочной стоимости, которая может выступать в таких формах, как предпринимательский доход, торговая прибыль, процент и рента.

В определенной степени идеи и замыслы «Капитала» К. Маркса были дополнены и развиты Ф. Энгельсом и В.И. Лениным. В последующем данная теория получила обобщающее название научного социализма (коммунизма) или МАРКСИЗМА ЛЕНИНИЗМА [309].

Однако концепция научного социализма оказалась в марксистской теории представленной гораздо слабее с практических позиций, чем политическая экономия капитализма. Что же касается научного социализма и коммунистической теории, то их в завершенном виде так и не удалось построить ни Марксу, ни теоретикам научного коммунизма.

По существу, научный социализм ограничился формированием социалистических принципов. Основными из них являются: общественная собственность на средства производства, отказ от присвоения владельцами капитала прибавочной стоимости, равная оплата труда за равный труд, всеобщая и полная занятость, от каждого по способностям — каждому по труду (при коммунизме — каждому по потребностям), ведение хозяйства по единому плану.

В.И. Ленин как крупнейший политик и психолог внес существенный вклад в социологию и экономическую теорию, который еще предстоит оценить (а не предавать забвению, как это иногда пытаются сделать «бывшие марксисты-ленинцы»).

В.И. Ленин как идеолог коммунистической доктрины и научного социализма написал целый ряд научных трудов, которые вошли в сокровищницу марксизма-ленинизма» [202—204].

Рассмотрим кратко вклад В.И. Ленина в экономическую теорию, социологию и экономическую психологию [394].

1.         Работа «Развитие капитализма в России» посвящена критике народничества.

Проанализирован процесс формирования российского рынка, вовлечения в

систему рыночных отношений крестьянских хозяйств. Раскрывая ошибочность позиций своих оппонентов, Ленин обосновывает вывод, что капитализм в России не только возможен, но и фактически уже существует.

В ряде работ обосновывается положение о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве. Аграрный вопрос рассматривается в качестве основного в развитии и оценке перспектив социально-экономической эволюции российского общества.

2.         Написанная в годы войны работа «Империализм, как высшая стадия капитализма» — одна из главных в творчестве Ленина. Полемизируя

в Р. Гильфердингом и К. Каутским, автор характеризует основные черты капитализма на его империалистической стадии. Главное внимание

уделено анализу противоречий. Вырастая из конкуренции, монополия не

ликвидирует ее, а, существуя наряду с ней, порождает острые конфликты и катаклизмы. «Империализм «спутывает» со свободной конкуренцией монополии, но устранить обмена, рынка, конкуренции, кризисов и

т.д. империализм не может» [100].

Господство монополий ведет к искусственному торможению технического прогресса, к обострению неравномерности развития в разных странах и отраслях.

3. Проблемам переходного периода и становления социализма посвящено несколько работ, статей, записок. Становление социализма предполагает особый переходный период — трансформации буржуазного общества в социалистическое. Рассмотрены вопросы многоукладности, специфики рыночных отношений, взаимосвязи между различными классами и укладами.

В последних работах Ленин выдвинул идеи и положения, представляющие основы экономической модели нового общества — основы теории государственного социализма.

Во всех своих исследованиях и опубликованных трудах В.И. Ленин поддерживал идею универсальности социологического закона, открытого К. Марксом: соответствие между уровнем развития производительных сил и формой общественной организации. Знание этого закона позволяет прогнозировать исход конкурентной борьбы между любыми системами и формациями, дать ответ на вопрос, почему происходят перевороты в производственных отношениях, во всей надстройке над экономическим базисом. Именно поэтому изучение «Капитала» К. Маркса с позиции экономической социологии и экономической психологии имеет непреходящее, исключительно важное значение.

Конечно, нельзя ограничиваться только изучением комментариев к «Капиталу» К. Маркса, которые будут даны ниже, «ибо только обращение к классическим первоисточникам позволит внедриться в мир блестящих идей и выдающихся заблуждений» [77].

Основной экономический труд К. Маркса «Капитал» состоит из четырех томов: первый том — «Процесс производства капитала», второй — «Процесс обращения капитала», третий — «Процесс капиталистического производства, взятый в целом», четвертый — «Теории прибавочной стоимости». Последний том содержит критический обзор экономических теории, с точки зрения трактовки сущности и форм распределения прибавочной стоимости [224, 225].

Основную цель исследования Маркс видел в выяснении тех законов, которым подчиняются возникновение, существование, развитие и разложение рассматриваемого им социально-экономического организма.

Анализ системы экономических отношений начинается не с богатства (слишком общей категории), а с товара. Именно в товаре, по мысли Маркса, в зародышевой форме заложены все противоречия исследуемой системы.

В первом томе Маркс рассматривает стоимость, лежащую в основе цены; прибавочную стоимость — основу прибыли; стоимость рабочей силы, лежащую в основе ее «цены» — заработной платы. Характеризуются процесс накопления капитала и его влияние на положение рабочего класса.

Второй том посвящен анализу процесса движения капитала, его оборота и кругооборота. Согласно предложенной Марксом схеме воспроизводства рассматриваются условия и пропорции обмена между двумя подразделениями: — производством средств производства и производством предметов потребления.

По словам А. Пигу, Маркс создал основополагающую схему, описывающую взаимосвязь между отраслями, выпускающими средства производства и предметы потребления. В своей таблице «Затраты — выпуск» А. Пигу расширил и конкретизировал схемы воспроизводства, предложенные Марксом.

В схемах простого и расширенного воспроизводства (рис.2) по горизонтали представлены предложение средств производства (I подразделение, равное 6000) и предложение предметов потребления (II подразделение, равное 3000). Вертикальные столбцы отражают спрос на средства производства и спрос на предметы потребления.

Как и отдельный товар, общественный продукт, по Марксу, состоит из постоянного капитала (с), переменного капитала (v— эквивалента стоимости рабочей силы), прибавочной стоимости (т).

Показатели, заключенные в прямоугольники, должны быть реализованы посредством обмена между I и II подразделениями. Пропорции обмена: — при простом воспроизводстве;

\i.c < Леї In м : /;п — при расширенном воспроизводстве. Обмен продукцией, на схемах не включенной в прямоугольники, происходит внутри каждого из двух подразделений.

Усложнение состава общественного продукта в условиях расширенного воспроизводства обусловливается тем, что часть прибавочной стоимости в соответствии со сложившейся структурой (отношением постоянного капитала с к переменному v) затрачивается на приобретение дополнительных средств производства и наем дополнительной рабочей силы. Таково обязательное условие накопления, иначе говоря, воспроизводство капитала в постоянно возрастающих размерах.

Согласно марксистской концепции национальный доход есть чистый продукт общества, равный разнице между полной стоимостью произведенного продукта и суммой амортизации, или, при ином счете, сумме стоимости необходимого и прибавочного продукта:

НД = (с + v + т) — с, или НД = v + т.

Анализ капиталистически организованного общественного воспроизводства показывает, что ему присущирост органического строения капитала, его усиливающаяся концентрация и централизация и неутолимое стремление куве-личению прибыли, действующее как основной закон капитализма. Совокупность этих факторов обусловливает образование относительного перенаселения иростбезработицы, относительное понижение оплаты труда иусиление социальной и политической зависимости наемныхработников от своихрабо-тодателей. На основании изучения действия этих факторов Маркс сформулировал всеобщий закон капиталистического накопления, сущность которого состоит в том, что рост богатства класса капиталистов сопровождается относительным ухудшением положения рабочего класса и тенденцией к его абсолютному ухудшению. «Чем больше общественное богатство, функционирующий капитал, размеры и энергия его возрастания, а следовательно, чем больше абсолютная величина пролетариата и производительная сила его труда, — писал К. Маркс, — тем больше промышленная резервная армия. Свободная рабочая сила развивается вследствие тех же причин, как и сила расширения капитала. Следовательно, относительная величина промышленной резервной армии возрастает вместе с возрастанием сил богатства. Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной рабочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии. Наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это — абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления[224].

По поводу этого закона вообще и его конкретной формулировки, данной К. Марксом, в частности, было высказано немало критики с многочисленными указаниями на факты, доказывающие, что в развитых капиталистических странах непрерывно улучшается экономическое положение наемных работников, сохраняется незначительным уровень безработицы и укрепляются демократические свободы. Однако подобную критику следует признать либо некорректной, либо сознательно апологетичной, направленной на приписывание капиталистической системе тех качеств, которых в ней нет.

Отрицать всеобщий закон капиталистического накопления фактами улучшающейся жизни населения некоторых капиталистических стран, все равно что отрицать закон земного тяготения. Капитализм как абстрактная экономическая система и как общество, в котором эта система занимает то или иное место — совершенно разные вещи.

Маркс исследовал капиталистическую систему, по возможности максимально абстрагируясь от капиталистических отношений изучаемого общества. И он не ставил своей задачей тут же излагать факторы, противодействующие открытому им всеобщему закону капиталистического накопления, о чем он заявил сразу вслед за процитированной выше формулировкой: «Подобно всем другим законам, в своем осуществлении он модифицируется многочисленными обстоятельствами, анализ которых сюда не относится» [224].

Действительно, жизнь большей части населения в развитых промышленных странах, которые в настоящее время принято называть капиталистическими, сравнительно хорошо налажена и как минимум с конца прошлого века в материальном отношении понемногу улучшается. Но происходит это улучшение не благодаря капиталистической, рыночно организованной системе, а вопреки ей.

В третьем томе «Капитала» рассматривается процесс распределения прибавочной стоимости, ее превращенных форм между получателями прибыли, процента торговой прибыли, земельной ренты. Показан механизм трансформации стоимости товара в цену производства: в капиталистическом обществе равновеликие капиталы приносят равновеликие прибыли; цены формируются в соответствии с капитальными издержками и средней прибылью. Если товары продаются по ценам производства (а не по их стоимости), то тем самым сохраняется действие закона стоимости в несколько измененном виде.

С трудами и именем К. Маркса связано новое направление в исследовании экономических и социальных процессов. Его экономическая теория социологична, что можно рассматривать как силу марксистской концепции.

Согласно теории К. Маркса источником дохода является труд. В создании новой стоимости участвует только один фактор — рабочий, владелец рабочей силы. Остальные виды доходов: предпринимательская прибыль, торговая прибыль, ссудный процент, рента — превращенные формы прибавочной стоимости результат неоплаченного труда рабочих.

Справедливость распределения доходов, по Марксу, в том, что доходы участников трудовой деятельности формируются в соответствии с общественно необходимыми затратами труда на производство товаров. Измерение доли каждого работника производится одной и той же мерой — трудом, что обеспечивает равенство в распределении трудовых доходов. Действует не принцип уравнения, а принцип равнозначности трудовых усилий. Учитывается как количество труда (отработанные часы), так и качество его (сложный труд сводится к простому труду).

С переходом от частной к общественной собственности достигается в значительной степени равномерное участие всех трудоспособных в создании общественного продукта. При распределении общественного продукта участники производства не вправе претендовать на получение «полного не урезанного продукта труда».

В «Критике Готской программы» Маркс писал, что часть продукта идет на удовлетворение общих потребностей и на обеспечение нужд общества в будущем. Это — прибавочный продукт. На оплату труда и удовлетворение текущих потребностей расходуется необходимый продукт.

Производство прибавочной стоимости — узловая проблема первого тома «Капитала», фундаментальное положение теоретического анализа взаимоотношений двух основных классов: наемных рабочих и капиталистов — собственников средств производства.

1. По Марксу, товар, во-первых, способен удовлетворять потребности людей, т.е. обладает потребительной стоимостью; во-вторых, производится для обмена, способен обмениваться на другие товары, т.е. обладает стоимостью. В основе этого двуединого свойства лежит выдвинутое Марксом положение о двойственном характере труда. В условиях товарного производства труд производителей является, с одной стороны, конкретным трудом, создающим потребительную стоимость, а с другой стороны, абстрактным трудом, создающим стоимость. Труд — создатель стоимости — есть труд не для себя, а для других, для обмена, для продажи на рынке.

В основе стоимости товара лежит только один источник, один производственный фактор — труд наемных работников. Все товары являются продуктами человеческого труда. Измерителем ценности товаров служат затраты рабочего времени, причем не индивидуальные, а общественно необходимые, усредненные затраты.

Наемный рабочий получает за свой труд заработную плату. Заработная плата покрывает издержки, необходимые для поддержания и восстановления физических и моральных сил, для нормального функционирования работника.

Заработная плата оплачивает не труд, а специфический товар— «рабочую силу». Особенность рабочей силы заключается в том, что она имеет свойство создавать продукт (товар), стоимость которого выше стоимости самой рабочей силы, т.е. того, что необходимо для поддержания жизни рабочего и его семьи.

Итак, капиталист, нанимая рабочего, оплачивает его способность к труду и приобретает право заставить его трудиться сверх того времени, которое потребно рабочему для обеспечения некоторого минимума жизненных средств. В результате образуется разница между стоимостью произведенного трудом рабочего товара и стоимостью рабочей силы — заработной платой, оплачиваемой капиталистом в качестве «цены» товара «рабочая сила». Эта разница и представляет собой прибавочную стоимость — часть материализованного в товаре труда рабочего, безвозмездно присваиваемого владельцем предприятия.

Причина эксплуатации, по Марксу, кроется в том, что рабочая сила, как любой товар, имеет два свойства: стоимость и потребительную стоимость. Прибавочная стоимость есть не «вычет из труда рабочего» (как считал Ри-кардо), а результат эквивалентного обмена. Рабочая сила продается и покупается по стоимости, но ее стоимость, или «цена», ниже, чем стоимость создаваемою ею продукта.

Все обоснование существа рассматриваемого процесса — логическое продолжение и «развертывание» исходных постулатов о двойственном характере труда и двух Факторах товара (рис. 3).

Прибавочная стоимость лежит в основе доходов владельцев капитала — предпринимательской прибыли, торговой прибыли, процента.

Критики Маркса считают, что его теория прибавочной стоимости представляет своего рода теоретическую конструкцию, которая не учитывает, что предпринимательский труд, труд по управлению, организации производства также является источником ценности товара, создаст доход. Лежащая в ее основе трудовая (однофакторная) теория стоимости не согласуется с практикой, ибо труд разнороден и отличается не только по затраченному времени, но и по результатам.

К. Маркс считал, что противоречие между экономическими интересами буржуазии и пролетариата не подлежит регулированию и ведет к насильственной смене форм экономических и политических отношений. В реальности, как показал опыт развития ведущих капиталистических стран, возможен поиск компенсаторных социальных механизмов, действие которых направлено на согласование (в той или иной мере) экономических интересов и совершенствование экономических отношений существующих классов в русле развертывания научно-технического прогресса.

Объективная необходимость формирования универсальной рабочей силы (профессиональной и мобильной) заставило государство развивать на качественно новом уровне систему высшего и среднего специального образования, профессионального обучения. Необходимость получения более высокой прибыли с наименьшими затратами вынудила работодателей улучшать условия и повышать оплату труда, совершенствовать условия быта, обогащать функциональное содержание труда, стимулировать трудовую (профессиональную, квалификационную, карьерную) мобильность работников, осуществляя рациональную кадровую политику. Очевидно, что К. Маркс не увидел неисчерпаемых возможностей социальных механизмов регулирования экономических процессов, а потому сделал радикально негативный вывод из своего анализа процесса производства капитала в пользу разрушения, в пользу революции [224].

Объективному стремлению капитала максимизировать прибыль, в том числе и за счет экономии на оплате труда наемных работников, что служит основным фактором ухудшения их материального и социального вложения, противодействует прежде всего организованная борьба наемныхработников как экономическая, так иреволюционно-политическая за свое благосостояние. В прошлом веке в Западной Европе произошло несколько революционных выступлений рабочего класса, между которыми шла непрекращающаяся парламентская и профсоюзная борьба за лучшие условия труда и быта рабочих. Резко повысились права и свободы рабочего класса в Западной Европе и во всем капиталистическом мире под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции в России. Социалистическая революция на практике неопровержимо доказала, что современное производство в точном соответствии с выводами марксизма вполне может обойтись без капиталистов, которые поэтому должны справедливо делиться прибылью со своими наемнымиработниками, если они нехотят потерять немедленно все.

Апологеты рыночной экономики поспешили воспользоваться фактом кризиса социалистической системы, чтобы убедить обывателей в незыблемости капитализма и неоспоримой эффективности рыночной системы общественного воспроизводства. Но это ложный вывод. Происходящий кризис социализма означает не вступлениемира в эпоху всеобщего капитализма, алишьрожде-ние новых форм социализма, адекватных качественно изменившемуся уровню производительных сил: более децентрализованных, менее деспотичных.

Кризис социализма, напротив, принес новые яркие подтверждения справедливости всеобщего закона капиталистического накопления. Действительно, не прошло и двух-трех лет господства нерегулируемых рыночных отношений в России и других странах СНГ, вступивших на путь рыночной экономики, как расцвел пышный букет всех язв капитализма: безработица, понижение оплаты труда за границы уровня прожиточного минимума, продолжительные задержки в выплате заработной платы, финансовые аферы, обнищание населения, рост болезней, смертности, лишение фактических социальных прав, несмотря на провозглашенные демократические свободы, — все то, с чем Западная Европа рассталась в прошлом столетии.

Всеобщий закон капиталистического накопления Маркса является важным идеологическим оружием современного преемника пролетариата — класса наемных работников. Он вооружает наемных работников научным знанием того, что ни отдельно взятый предприниматель, ни весь класс предпринимателей — современный преемник класса капиталистов — не смогут и не захотят принимать реальные меры к улучшению положения эксплуатируемых ими работников. Путь к этому один — последовательная грамотно организованная борьба наемных работников за справедливое распределение прибавочной стоимости между трудом и капиталом.

Понимание двойственного характера труда при капитализме постепенно привело к трансформации отношений собственности в странах Западной Европы, США и Японии.

Для современной экономической психологии первостепенное значение имеют ответы на два вопроса. Первый: при каких условиях объективно складываются экономические отношения собственности, а при каких — отношения владения и пользования. Второй: под влиянием каких факторов изменяются формы собственности (а также формы владения и пользования). Являются ли они результатом воли центральной власти, других субъективных факторов? Или за ними стоят факторы, не зависящие от сознания и воли отдельных людей и общественных групп?

От ответа на последний вопрос главным образом зависит стратегическая результативность экономической политики. Если собственность—только право, то формы собственности можно устанавливать любые по воле государственной власти: частную или общественную, акционерную или коллективную, социалистическую или капиталистическую. Если же собственность — экономическое отношение, то формы собственности есть прежде всего результат действия каких-то факторов, с которыми власть должна считаться, чтобы не пытаться достичь невозможного. Задачей экономической психологии в таком случае является выяснение того, каковы эти факторы и какие именно формы собственности (а также владения и пользования) им соответствуют.

Марксистская политическая экономия в значительной мере, хотя еще далеко не настолько, чтобы удовлетворить практику, раскрыла содержание основного фактора, формирующего отношения собственности. Называется он способом производства и обмена, или способом присвоения. При этом под присвоением понимаются любые процессы приобретения материальных благ: производство, хозяйствование, освоение природных ресурсов, а также их насильственный захват одними людьми у других. Для классиков марксизма это было настолько ясно, что Энгельс одного из своих современников, который не знал, «что отношения собственности каждой эпохи являются необходимым результатом присущего этой эпохе способа производства и обмена» назвал «одним из невежественнейших людей этого столетия» [407]. Спустя полтора века эта характеристика еще более применима к тем теоретикам и политикам, которые не понимают зависимости форм собственности от способов производства.

Приватизация в современной отечественной экономике объективно не могла привести к ожидаемому «освобождению» субъектов хозяйствования от государственного влияния, а надежды на полную «самостоятельность» изначально носили иллюзорный характер. Проблема состоит не в искусственном размножении форм и видов негосударственной собственности, а в организации научно обоснованного взаимодействия полного (государства) и неполных собственников при совершенствовании механизмов контроля со стороны конституирующего собственника, то есть гражданского общества.

Метаморфозы форм и видов собственности должны вызревать объективно, соответствуя непосредственно общественным институтам присвоения, и только в этом случае переход количественных изменений в качественные должен фиксироваться государством путем создания адекватных гражданско-правовых норм. В информационном обществе уровень технической оснащенности и информационного обеспечения каждой личности не позволят государству быть вне общественного и личностного контроля, а сами функции государства претерпят качественные изменения.

Собственность как категория не случайно действительно должна быть базовой как в экономической психологии, так и в экономической теории, хотя в зарубежных исследованиях, прежде всего австрийских, в борьбе с теорией трудовой стоимости К. Маркса маржиналисты (экономические психологи) (marginal — предельный) пытались базовой категорией сделать поведение потребителя [62].

Так же Дж. Нейман и О. Моргенштерн выдвинули в общем верное предположение о том, что люди способны оценивать предпочтение одних благ другим и постоянно делают это. Однако этот путь не обещал маржиналис-там положительного решения их проблемы. Тот факт, что одно благо для человека предпочтительнее другого, еще не даст ему оснований говорить, насколько оно предпочтительнее [248].

Настоящие ученые, проверяющие свои теории их соответствием практике, в этой ситуации признали бы ошибку. Но маржиналисты относятся к тому роду ученых, которые считают, что если теория не соответствует фактам, тем хуже для фактов. Для того чтобы спасти свою гипотезу, они встали на путь фальсификации экономической действительности. Инструментом фальсификации стала изобретенная маржиналистами некая абстрактная категория, названная «кривой безразличия». Совокупности кривых безразличия маржиналисты назвали «картами безразличия», которые по своей экономической и политической роли очень напоминают крапленые карты известного рода игроков [48].

Рассмотрим ряд определений в известных трудах, где отражена маржи-налистская концепция, показывающая, что такое так называемая кривая безразличия.

«Кривая безразличия представляет собой совокупность потребительских наборов, которые обеспечивают одинаковый уровень удовлетворения потребностей. Следовательно, потребитель безразличен к выбору наборов, предоставленных точками на кривой», — так определяет это понятие С.П. Богачев [48]. «Кривые безразличия показывают множество потребительских пар, выбор среди которых безразличен для потребителя. Другими словами, все потребительские пары на кривой безразличия обеспечивают потребителю одинаковый уровень полезности».

«Кривые безразличия демонстрируют все возможные комбинации продуктов, А и В, дающие потребителю равный объем удовлетворения потребности, или полезности» [49].

С.П. Богачев определяет кривую безразличия как графическое отображение набора безразличия, т.е. «набора вариантов потребительского выбора, каждый из которых приносит один и тот же уровень удовлетворения. В силу этого ни один вариант не имеет предпочтения перед другим» [49].

В работе Ф. Котлера [191] кривая безразличия формулируется как «кривая, представляющая собой геометрическое место точек сочетаний двух благ, которые безразличны для индивида».

При критическом экономико-психологическом анализе возникает недоумение, почему ни в одном научном труде нет удовлетворительного описания этого, судя по мнению авторов, широко распространенного феномена. Вот что предлагается ими в качестве его практических проявлений.

СП. Богачев приводит следующий пример равенства полезностей различных наборов предметов питания и одежды: набор А=20+30, В=10 +55, С=40+20. Трудно представить себе, что это за полезности, которые оставляют человека безразличным к тому, сколько их у него имеется: 50, 65 или 60 единиц. Это тем более непонятно, что автор знает и специально оговаривает, что нормальные люди при прочих равных условиях предпочитают большее количество благ меньшему [48].

Пример К. Макконнела и С. Брю [219] еще парадоксальнее, по их мнению, могут быть равно полезными и поэтому безразличными наборы 12+2, 6 + 4, 41-6иЗ + 8 (неважно чего). Им следовало конкретизировать, какие именно блага могут быть равно полезны в таких комбинациях.

Дж. Эванс и Б. Берман в отличие от других авторов дают название сочетаемым благам. Но от этого пример из странного превращается в нелепый. Невозможно себе представить нормального человека, которому был бы равноценен выбор из корзин с такими наборами мяса и сыра: 8 +3, 6+4, 5+5, 4+7, 3+10. Даже в арифметическом отношении свойства функции полезности, которые оговариваются в предлагаемой российскому читателю маржи-налистской литературе, не позволяет этим наборам находиться на одной кривой безразличия.

И совсем уж юмористически воспринимается допущение, «что потребителю все равно, съесть ли 3 гамбургера, запив их одной бутылкой пепси-колы, или съесть один гамбургер, запив его тремя бутылками пепси-колы». Очевидно, что такая комбинация может быть результатом выбора лишь двух людей, а если одного, то в разное время: первый раз голодного, второй — с похмелья.

Юмор — один из кратчайших путей к истине. Именно этот пример заставляет усомниться в том, что теория кривых безразличия, которая подается всеми рыночными теоретиками как очевидная, соответствует реальности.

Нобелевскому лауреату Г. Беккеру (G. Becker) эта мысль, видимо, тоже приходила в голову, но он посчитал, что давать ответ на него — слишком мелкое и грязное дело для «чистого» теоретика. По его мнению, «специалист в области чистой экономической теории теряет способность утверждать, что, например, такие-то и такие-то обнаруженные им возможности или опасности для экономики существуют или не существуют в реальном мире в такое-то время. Он вынужден отложить этот вопрос до специального исследования» [426].

Иначе говоря, рассматриваемые им кривые безразличия являются вымышленными, фиктивными, которые могут что-либо означать, а может быть, и ничего не означают. Как говорил один знаменитый «лектор по распространению», «науке это неизвестно, наука пока не в курсе дела».

Между тем «специально исследовать» в данном случае слишком много и долго не требуется. Достаточно попытаться найти несколько реальных примеров, соответствующих определению кривой безразличия, чтобы обнаружить, но таких примеров нет. А знание природы человеческих потребностей дает основание утверждать, что их и быть не может.

Дело в том, что сам факт наличия потребности предполагает отсутствие безразличия. В свою очередь, безразличие означает отсутствие потребности, а значит и выбора. Люди могут испытывать безразличие не к тем или иным комбинациям благ, а к тем или иным благам как таковым. Причиной этому служит субъективное представление каждого человека об отсутствии для него пользы от обладания некоторыми благами.

Если человек равнодушен к чему-либо: ананасам или морковным котлетам, шляпам или смокингам, машинам или драгоценностям, другим вещам, — то он равнодушен и к любым их сочетаниям. Если же он нуждается в них, то в конкретных соотношениях, определяемых его разумными потребностями. Количества мяса и сыра, брюк и пиджаков, закусок и напитков определяются физиологическими и общественными условиями потребления, точно так же, как количества сырья и оборудования, капитала и рабочей силы определяются технологическими и иными общественными условиями производства.

Человек может быть равнодушен, а следовательно относиться безразлично к некоторым благам-заменителям. Так, ему может быть все равно, пить чай или кофе, кушать бифштекс или котлету, ездить на «Москвиче» или «Мерседесе». Но соотношения этих заменителей являются однозначными, позволяющими на графике получить лишь одну точку, а если множество точек, то только в виде биссектрисы прямого угла. Потому что если вместо одного бифштекса человек может удовлетвориться одной котлетой, то два бифштекса ему заменят две котлеты, три бифштекса — три котлеты и т.д.

Итак, чувство безразличия не дает оснований для того, чтобы его изображать на графике кривой линией. Практически нельзя найти хотя бы двух благ, безразличных для потребителя в нескольких пропорциях, позволяющих составить кривую безразличия. Зато в изобилии можно найти примеры безразличия к двум или более благам в любых пропорциях. В сущности, все предметы, которые люди не могут или не умеют приспособить к своим потребностям, безразличны для них в любых соотношениях.

Поэтому никакие математические ухищрения, в том числе трехмерный график Хикса, не могут объяснить существование того, чего нет в человеческой природе, — безразличия людей к распределению благ, удовлетворяющих их потребности. Что касается благ, действительно безразличных для человека, то есть имеющих нулевую полезность, то они безразличны в любых пропорциях и сочетаниях, следовательно, их «геометрическое место точек» представляет собой не линию, а плоскость. Например, для человека непьющего и с отличным зрением безразлично любое сочетание количества бутылок водки и очков — от нуля до бесконечности.

Но если не существует в действительности ничего, что служило бы основанием для категорий кривых и карт безразличия, то любые теории, выведенные из этих понятий, становятся пустыми абстракциями, свободной игрой ума (или безумия?), отвлекающей общественное сознание от реальных фактов и проблем экономики.

В сущности, теория поведения потребителей сродни «учениям», основанным на представлениях о существовании чертей, кикимор и прочей нечисти. Ведь на основании таких предъявлений тоже можно создавать теории и — тоже с применением математики. Например, произвести расчет, сколько чертей может поместиться на церковном куполе. Как известно, в средние века подобные теории не были редкостью.

Таким образом, теория поведения потребителей, основанная на понятии кривых безразличия, является фикцией. Почему она тем не менее существует не только в течение длительного времени, но и в качестве «основного течения», тоже известно. Со времен Ж.-Н. Сэя умаление вплоть до полного отрицания роли труда в экономике стало центральной задачей теоретиков, выражающих интересы представителей капитала.

Капитал все еще силен. Его избыточное богатство позволяет привлекать на защиту своих интересов и часть российских теоретиков, прежде всего элитарных московских вузов. В результате создалось впечатление победы рыночных теорий и в российской науке. Но это впечатление ложное. Даже на западе, где для господства этих теорий существовали благоприятные экономические условия в виде распространения вширь и вглубь рыночных отношений, они подвергаются все усиливающейся критике. В России же, где рыночные отношения не являются и теперь уже никогда не станут господствующими, рыночные теории могут занять лишь скромное место в фундаментальной экономической науке в качестве одного из ее разделов, который в соответствии с ее содержанием правильнее было бы назвать теорией предпринимательства, или еще уже — теорией предпринимательского выбора.

Как известно, справедливость любой теории проверяется практикой. Пока теория поведения потребителя излагается на абстрактном уровне и читатель, оглушенный формальной математической логикой, неспособен вникнуть в существо вопроса, ей удается выглядеть достаточно солидно. Но как только на ее основе кто-нибудь берется решать практические задачи, вся ограниченность, если не нелепость ее инструментария, выступает наружу.

Надо заметить, что авторы учебников обычно избегают постановки практических экономических задач, ограничиваясь абстрактными математическими манипуляциями с функцией полезности U=f(qi ) и производственной функцией Qf(L, К).

Что касается производственной функции, то конкретные величины ее переменных практически могут быть найдены посредством анализа статистических рядов за прошедший период. Такой способ годится для решения некоторых задач при условии неизменной технологии, организации и социальных отношений. При изменении последних производственная функция, очевидно, меняется и расчеты, основанные на статистически полученных коэффициентах, могут привести к серьезным ошибкам при принятии решений.

Но если производственная функция все-таки имеет ограниченно полезный характер, то этого нельзя сказать о функции полезности

MU=d(TU)/d Q.

Очевидно, что поскольку общая полезность TU не имеет иной единицы измерения, кроме фантастических ютилей, определить количественно предельную полезность MUв принципе невозможно. Единственно приемлемым выходом является допущение, что цена товара и есть практическое выражение его полезности. К такому решению, в частности, склонялись Маршалл и Хикс. Но если согласиться с этим, то зачем и огород городить со всей теорией потребительского выбора? Не практичнее и честнее ли будет определить полезность как функцию цены?

Правда, при этом вновь возникает вопрос, что такое цена, чем она определяется, и вся теория полезности становится совершенно ненужной. Понимая это, но, по-видимому, не желая терять источник своего благосостояния, жрецы экономики нагромождают все новые сложности, пряча за словесной квазинаучной мишурой практическую пустоту теории полезности.

Обращает на себя внимание тот факт, что во всей доступной российскому читателю рыночной литературе нет ни одного примера практического использования функции полезности и кривых безразличия. Лишь СП. Бо-гачев осмелился подкрепить теоретическое изложение кривых безразличия живым примером. Подробно разъяснив, как при планировании новых моделей машин надо изучать потребительский спрос в зависимости от их технических характеристик и дизайна. Он пишет [48]: «Именно так действовал Ли Якока в компании «Форд» в 1969 г. Якока верил, что рынку нужна машина, которая заинтересовала бы состоятельных и независимых молодых американцев. Якока позаимствовал дизайн такой машины у своего товарища по работе Дональда Фрея. Якока и Фрей сконструировали машину своеобразного дизайна, которую можно было бы производить с меньшими затратами, чем другие модные машины... »

Как видно, в этом примере интервьюирование множества потенциальных покупателей с целью «изучения потребительских предпочтений» совершенно не при чем. Решающую роль здесь играют вера, основанная, как на опыте, так и на интуиции руководителя компании, и способность произвести продукт, аналогичный имеющимся на рынке, с меньшими затратами.

Можно назвать еще два случая применения кривых безразличия безо всякого на то основания. Один из них связан с распределением дохода на потребление и сбережение, другой — с попыткой определить критерии оценки благосостояния. Оба примера показывают, что рыночным теоретикам вообще безразлично экономическое содержание кривых. Легковесность, с которой они применяют категорию безразличия в разных ситуациях, просто поразительна. Похоже, что этой легковесностью и объясняется тайна живучести, в сущности, надуманной теории предпочтения потребителя. Так напористый и самоуверенный оратор способен на какое-то время убедить слушателей в правдивости провозглашаемых постулатов, хотя бы они были ложными.

Рассмотрим в качестве примера, как раскрывается суть теории предпочтения потребителя одним из самых популярных в США авторов учебных курсов «Экономикс» К. Макконелла и С. Брю [219].

На рисунке 4 приведены предпочтения потребителя между потреблением в первом и втором периодах времени (неважно, каких, например, годах). По утверждению авторов, «кривая безразличия показывает такое сочетание потребления в двух периодах, которое обеспечивает одинаковый уровень

благосостояния потребителя. Более высокие кривые безразличия предпочтительны по сравнению с более низкими. На данном рисунке представлены две из множества кривых безразличия. Потребитель достигает одинакового благосостояния в точках W, X и Y, но предпочитает им точку Z».

Совершенно неясно, что понимают авторы «Экономикс» под «одинаковым уровнем благосостояния», и понимает ли вообще, что уровень благосостояния никакими кривыми отобразить нельзя? Единственное, что можно показать на данном графике, это объем потребления в случае, если весь доход будет потрачен потребителем в первом периоде, и объем потребления, если весь доход будет потрачен во втором периоде. Соединив эти две точки, мы получим бюджетное ограничение потребителя (рис. 5).

В пределах своего дохода потребитель принимает решение о том, какую его часть направить на потребление, а какую на сбережение. Делает он это на основании как минимум шести объективных и восьми субъективных факторов, считая по Дж. Кейнсу [176]. Среди них стремления образовать резерв, обеспечить сбережения и доход в виде процента, наслаждаться чувством независимости, оставить наследникам состояние, «просто удовлетворить чувство скупости».

При этом решение принимается не однократно на весь период от получения дохода до новой порции дохода, а практически каждый день и даже по несколько раз в день в зависимости от наличия информации о возможностях приобретения благ. Поэтому найти точку А для индивидуального потребителя с помощью кривых безразличия нет никакой возможности, тем более что они существуют только в воображениирыночных теоретиков, так как люди вусловиях безразличия не совершают никакого в