§ 2. радикалы

§ 2. радикалы: История политических и правовых учений, Нерсесянц Владик Сумбатович, 1997 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Учебник посвящен всемирной истории политической и правовой мысли. В нем освещаются основные политико-правовые теории древнего мира, средних веков, нового и новейшего времени. Дается общая характеристика современных политико-правовых концепций.

§ 2. радикалы

Шестидесятые годы отмечены появлением новых моментов в идейном содержании общественных движений. Этот период изобилует радикальными программами и не менее радикальными общественными акциями. Историки (А. И. Володин и Б. М. Шахматов) называют его периодом образования революционного утопического социализма на российской почве, возникающего из соединения двух потоков — русского утопического («крестьянского») социализма и массового революционного движения в среде разночинной интеллигенции. Действительно, именно в условиях пореформенной России идеи социализма — вначале сен-симонистского и фурьеристского, а затем и марксистского — впервые обрели относительно широкую и заинтересованную поддержку среди части интеллигенции, составленной из так называемых разночинцев — студентов, литераторов, молодых офицеров и других государственных служащих, как правило недворянского происхождения, но были и примечательные исключения. Особенно заметен слой выходцев из семей священнослужителей (например, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов), которых отличала жертвенная устремленность к защите униженных и обездоленных в сочетании с радикальной оппозицией помещичьему и бюрократическому произволу.

Видными представителями русского утопического социализма стали А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Характерно, что оба они признавали близость свою и уважение к позициям славянофилов. Герцен отмечал, что им «принадлежит честь и слава почина», именно с них начинается «перелом русской мысли». Их сближала с западниками, к которым Герцен причислял и себя любовь к свободе и чувство любви — «безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу». Чернышевский о славянофилах высказался так: «Они принадлежат к числу образованнейших благороднейших и даровитейших людей в русском обществе».

Интерес русской интеллигенции к социалистической идее пробудился еще в 40-х гг. в связи с обсуждением на Западе новых изданий Фурье, сочинений Консидерана, Л. Блана, П. Прудона, а также близких утопическому социализму писателей (Жорж Санд и др.). Привлекала внимание и книга историка Л. Штейна «Социализм и коммунизм современной Франции» (1842), весьма критичная по отношению к социалистам. А. И. Тургенев, бывший декабрист и один из образованнейших людей своего времени, рекомендовал книгу Л. Штейна с таким комментарием: «...Вообще я весьма мало важности или существенного влияния на настоящее общество приписываю сим социальным и коммунистическим проявлениям, не отказывая, впрочем, социализму в будущем влиянии на общественный быт; но кто это угадать или хоть отчасти определить может? Социализм будет изменять общества или изменяться сам, смотря не по состоянию тех сословий, из коих он возникать будет, а по государствам, в коих эти сословия находятся: иначе в Германии, иначе в Англии, иначе здесь. Меры и приемы борьбы правительств с проявлениями социализма тоже много могут изменить самые направления оного» (заметка «Хроника русского в Париже». 1845).

К идеям и конструкциям общинного (народнического, «крестьянского») социализма одновременно пришли многие социальные философы, однако приоритет здесь принадлежит Александру Ивановичу Герцену (1812—1870). Именно он воспринял сельскую общину как главный опорный элемент в здании будущего русского социализма. Эта тема обсуждалась им одновременно с темой отсталости России, ее самобытности и особой миссии в деле общественных преобразований у себя и других народов. Исторические события как бы пронеслись над русским народом, писал Герцен, во многом повторяя Чаадаева, но, задавленный и забитый, он сохранил свой самобытный характер, свою молодость, не отягощенную, как у народов Запада, вековыми традициями исторической жизни. Именно сохранность самобытного характера делает его чувствительным к социализму, и более всего это связано с особой ролью сельской общины. «Община спасла русский народ от монгольского варварства, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хотя и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе». В общинных хозяйственных и административных началах он усматривал зародыши и черты социалистического коллективизма. «...В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме». Однако Герцену были видны и негативные стороны общинных порядков — поглощение личности миром (общиной), как и во всех других случаях «неразвитого коммунизма». Выход он видел в использовании западной науки, призванной оказать на крестьянский быт оплодотворяющее воздействие. Без этого аграрный коммунизм будет пребывать грубым и примитивным, наподобие уравнительного коммунизма Гракха Бабефа на Западе, который практически исключает свободу личности и потому никак не может считаться достойным воплощением социализма. К приобщению русского крестьянина к положительным результатам цивилизации и науки Запада должны быть призваны передовые русские люди, «прошедшие через западную цивилизацию» и впитавшие ее исторический опыт и социалистические представления.

1 ноября 1861 г. Герцен выдвигает лозунг «В народ!», ставший на десятилетия призывом для патриотической молодежи к деятельному участию в освободительном движении.

Социализм Герцена народнический и вместе с тем индивидуалистический — так оценивает взгляды Герцена Бердяев. Его вера в крестьянскую общину во многом объясняется тем, что русский мужик, даже в крепостном состоянии, более личность, чем западный буржуа, поскольку соединяет в себе личное начало с общинным. Правда, он не делает при этом различения между личностью и индивидом, между человеком и гражданином. Однако хорошо чувствует и передает опасность мещанства, торжествующего и угрожающего образованному меньшинству. Первый русский западник пережил глубокое разочарование в западном мещанстве, и это склонило его к сочувствию анархизму,, а не демократии.

«Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле слова) — вот геркулесовы столбы великой борьбы, великой революционной эпопеи»,— писал Герцен в период идейных поисков перспективных форм организации человеческого общежития. Он пришел к выводу, что таких форм можно выделить только две — монархию и республику При этом речь идет не о формах правления, а именно о формах организации общежития, в которых действительно обеспечивается дело народа (республика), общее благо. Поэтому он проводил различение политической и социальной республики, считая подлинной республикой только социальную. Монархия в отличие от республики требует священного и неприкосновенного авторитета, который несовместим со свободой людей и независимостью разума.

На общий ход дискуссий о социальных возможностях общины большое влияние оказали публицистические выступления Николая Гавриловича Чернышевского (1828—1889), особенно две его статьи — «Критика философских предубеждений против общинного владения» (1858) и «Экономическая деятельность и законодательство»(1859).

В первой из них сделан вывод о том, что существование первобытной общины в условиях высокой ступени цивилизации, какая достигнута в текущем столетии, не помеха для ее вхождения в эту цивилизацию, потому что в общинном владении присутствует «высшая форма отношений человека к земле». Более того, общинное владение обеспечивает, писал Чернышевский в другой статье годом раньше, каждому земледельцу обладание землею и «гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное благосостояние». Такое владение в состоянии наилучшим образом обеспечить успехи в сельском хозяйстве, поскольку общинная собственность «соединяет собственника, хозяина и работника в одном лице». Все это позволяет сделать вывод о возможности ускоренного социального развития при помощи общины.

В статье «Экономическая деятельность и законодательство» автор дает контрастирующее сопоставление внутриобщинной правовой ситуации и правительственного регламентирования с помощью законов. В общинном поземельном владении отсутствует «вмешательство всякой центральной и посторонней администрации». Здесь внутреннее регулирование, которое можно назвать разумным законодательством, дает бесспорность и независимость правам частного лица. Оно же благоприятствует развитию прямоты характера и качеств, нужных для гражданина. Оно поддерживается и охраняется силами самого общества.

Таким образом, внутриобщинное регулирование самодостаточно в нем гораздо больше разумности, нежели в правительственной регламентации, поскольку оно вырабатывалось поколениями на основе правового обычая или соглашения.

Право собственности на Западе почти исключительно предоставлено отдельному лицу и ограждено прочными и неукоснительно соблюдаемыми гарантиями. «Юридическая независимость и неприкосновенность отдельного лица повсюду освящена и законами, и обычаями». И тем не менее опора на законы и законность, как и всякое одностороннее стремление, имеет свои невыгоды. Это в равной мере относится к законному и обычно-правовому обеспечению «исключительных прав личности», права собственности в первую очередь. Эти невыгоды стали обнаруживать себя как только идеал «приблизился к осуществлению с забвением или сокрушением других, не менее важных условий человеческого счастия, которые казались несовместимыми с его безграничным применением к делу». Имеется в виду итоговый результат «безграничного соперничества» собственников в земледелии и промышленности; оно в конечном счете «отдало слабых на жертву сильным, труд на жертву капиталу».

Выход из такого положения один — в обеспечении союза и братства между людьми. Люди должны соединиться в общества, имеющие общий интерес, сообща пользоваться силами природы. и средствами наук. В земледелии братство это должно выразиться в переходе земли в общинное пользование, а в промышленности — в переходе фабричных и заводских предприятий в общинное достояние компании всех работающих на этой фабрике или на этом заводе.

После первых шагов по осуществлению крестьянской реформы Чернышевский приходит к выводу о неспособности самодержавно-бюрократической организации к реформированию и начинает ориентироваться на крестьянскую революцию. В прокламациях к крестьянам, в обращении к русским конституционалистам у него представлен широкий комплекс предложений и рекомендаций относительно необходимых перемен в устройстве общества и государства: свободная от бюрократического гнета и опеки крестьянская община, местное представительное управление и самоуправление, самостоятельный и праведный суд, ограничение царского самовластия, управление на основе законов.

В отличие от Герцена Чернышевский — убежденный демократ. Он вступает по этому вопросу в спор с Чичериным, который утверждал, что «демократия похожа на абсолютизм в том отношении, что очень любит бюрократию и централизацию» Чернышевский возражал против этого и полагал, что демократия по своему характеру противоположна бюрократии. Например, администрация в условиях демократии должна находиться в подчинении у жителей того округа, делами которого она занимается, и это связано с тем, что каждое село и город, каждая область независимы в своих делах; подобно тому и каждый гражданин должен быть независимым в делах, касающихся его одного.

Авторитет Чернышевского в освободительном движении начала 60-х гг. был очень высоким, и правительство установило за ним секретный надзор. В 1862 г. вслед за приостановлением журнала «Современник» Чернышевского заточают в одиночную камеру Петропавловской крепости. Здесь он пишет роман «Что делать?», который своим идейным содержанием оказал большое влияние на несколько поколений революционно настроенной молодежи, пытавшейся на практике воплотить принципы разумного человеческого общежития. Особенно притягательным в романе был элемент аскетизма во имя общего дела, который оказался характерным для последующей революционной интеллигенции.

При отсутствии прямых улик Чернышевский был признан виновным «в принятии мер к ниспровержению существующего порядка управления», осужден на семь лет каторги и вечное поселение в Сибири. Его сочинения были запрещены в России до первой русской революции.

Герцена и Чернышевского чаще всего относят к разряду революционных демократов и одновременно таких социалистов-утопистов, которые являются ближайшими предшественниками социалистических (пролетарских по марксистской терминологии) демократов. Однако, если воспользоваться словарем самих аттестуемых, их можно было бы назвать создателями «теории об улучшении народного быта» (выражение Чернышевского, использованное в характеристике учения Сен-Симона), в которой речь шла об улучшении в интересах народа существующей системы отношений и учреждений. Оба мыслителя проявили при этом незаурядную универсальность и представили в обоснование своих радикальных политических и социальных программ развернутую аргументацию не только философского и социологического, но также культурологического, политико-экономического и правоведческого характера.

Определение «революционный» более всего подходит к народническому движению 70-х гг., в котором основными разновидностями людей, и теоретизирующих, и действующих в духе радикального «улучшения», стали бунтари-бакунинцы, впередовцы, террористы и конституционалисты.

С именем Михаила Александровича Бакунина (1814—1876) связано зарождение и распространение идей так называемого коллективистского анархизма — одного из распространенных в прошлом и нынешнем столетии движений ультрареволюционного социализма. Формирование политических взглядов русского революционера происходило в общественной атмосфере напряженных размышлений и исканий в период после неудачного восстания декабристов. Уже в первых его самостоятельных работах сквозь контуры гегелевского диалектического метода и философии истории проступало оригинальное и политически ориентированное концептуальное мышление.

Бакунинская политическая программа вырабатывалась в период начальных этапов организованного рабочего движения и работы Интернационала, первых опытов легальной деятельности рабочих партий.

В наиболее упорядоченном виде его взгляды представлены в работах «Федерализм, социализм и антитеологизм» (1868), «Кнуто-германская империя» (1871) и «Государственность и анархия» (1873). Последняя оказала заметное влияние в России, где ряд высказанных в ней идей был использован при формулировании программных целей бунтарского направления в русском народничестве. Воззрения Бакунина нашли приверженцев во многих западноевропейских странах, особенно в Италии, Испании, Швейцарии и Франции. Литература о нем значительна по объему и разнообразна в жанровом отношении. В воссоздании облика революционного активиста и мыслителя наряду с историками и социальными философами приняли участие литераторы: И. С. Тургенев (роман «Накануне»), Ф. М. Достоевский («Бесы»), А. А. Блок и др.

Бакунин одним из первых выставил ряд аргументов против некритического восприятия сложившихся порядков и нравов в Русской общине. Солидаризуясь с некоторыми оценками Герцена, он сильно разошелся с ним в характеристике позитивных возможностей крестьянско-общинного быта и традиций: не преобразование общины с помощью прививки результатов западной науки или положительного опыта западной цивилизации, а использование бунтовского и раскольничьего опыта русского крестьянства. Перечень несовершенств общинного быта после десяти веков его существования, который был составлен Бакуниным в одном из писем Герцену и Огареву (1866 г) достаточно красноречив: «...безобразное принижение женщины, абсолютное отрицание и непонимание женского права и женской чести... совершенное бесправие патриархального деспотизма и патриархальных обычаев, бесправие лица перед миром и всеподавляющая тягость этого мира, убивающая всякую возможность индивидуальной инициативы, отсутствие права не только юридического, но простой справедливости в решениях того же мира...»

В истолковании социальных и политических проблем своего времени Бакунин чаще всего использовал естественно-правовую традицию в трактовке прав личности или обязанностей должностных лиц государства, а не формальный догматический анализ существующих государственных законов или иных установлений. Отрицательное отношение к законам и законодательному регулированию у него сложилось под воздействием характерного для анархизма негативистского восприятия любых форм государственной и политической власти и присущих им путей и средств социального регулирования.

Все юридические законы, в отличие от законов природы и заурядного правила общежития, являются, по Бакунину, внешне навязанными, а потому и деспотическими. Политическое законодательство (т. е. законодательство, которое создается «политическим государством») неизменно враждебно свободе и противоречит естественным для природы человека законам. Игнорирование этих естественных законов ведет к подчинению неестественному, «юридическому», искусственно создаваемому праву и тем самым способствует возникновению и распространению олигархии. Всякое законодательство, таким образом, порабощает человека и одновременно развращает самих законодателей.

Свобода человека должна соизмеряться не с той свободой, которая пожалована и отмерена законами государства, а с той свободой, которая есть отражение «человечности» и «человеческого права» в сознании всех свободных людей, относящихся друг к другу как братья и как равные. В противопоставлении человеческого права и государственных законов Бакунин опирался на авторитет и традиции естественно-правовых идей.

Важнейшей гарантией обеспечения дела свободы Бакунин не без основания считал контроль над государственной властью. Такие гарантии возникают, по его мнению, в каждой стране по мере «эмансипации общества» от государства. Во всех странах, где установилось представительное правление, свобода может быть действительной лишь в том случае, когда имеется действенный контроль и надзор за носителями власти, поскольку власть в состоянии испортить самых лучших людей.

Завоевание свободы и утверждение общечеловеческого права для всех и каждого он связывал с классовой борьбой, однако в будущем социалистическом обществе свобода и право предстают у него уже не атрибутами классового господства в интересах трудящихся, а лишь требованиями высокой нравственности, обращенными к индивидам, коллективам и социальным группам. С того момента, когда рабочий окажется победителем в продолжительной освободительной борьбе, он должен будет проявить по отношению к бывшему хозяину «чувство справедливости и братства свободного человека». Соотношение социализма и свободы он выразил в следующей формуле: «свобода без социализма — это привилегия, несправедливость; социализм без свободы — это рабство и скотство».

Совершить социальную революцию — значит разрушить все учреждения неравенства и насилия, и в первую очередь государство. Социальная революция в отличие от политической совершается не с помощью одной только революционной власти (в том числе нового революционного государства), а более всего с помощью народной силы, причем эта сила сама должна быть организована на выступления путем возбуждения революционных страстей. Движущие силы революции предстают у Бакунина не в технико-организационном, а скорее в абстрактно-доктринальном их восприятии и отображении. Народная сила, революционные страсти, философские принципы с вытекающими из них практическими действиями — все это из словаря утопического социализма, безусловно критического по отношению к существующему строю, но в то же время весьма примитивного и нереалистичного в указании путей и средств его действительного радикального преобразования,

Петр Алексеевич Кропоткин (1842—1921) — последний из плеяды всемирно известных русских пропагандистов анархизма (наряду с Бакуниным и Л. Н. Толстым) — принадлежал к старинному княжескому роду. Вначале он приобрел известность как многообещающий географ и геолог (изучал Сибирь, Финляндию и Швецию), как глубокий исследователь одного из направлений эволюционной теории в биологии, автор монографических

работ в области истории и теории этики, а затем и как создатель серии трудов по теории и истории анархизма. Он написал интересную книгу о Великой французской революции. Библиография его трудов насчитывает свыше двух тысяч названий им было подготовлено около 200 статей для Британской энциклопедии.

Кропоткин стремился соединить учение анархии с результатами современной ему науки о природе и обществе и в особенности социально-философским учением о взаимной помощи в животном мире и в человеческих сообществах.

Историческое развитие государства он связывал с возникновением поземельной собственности и стремлением сохранить ее в руках одного класса, который вследствие этого стал бы господствующим. Социально заинтересованными в такой организации стали, помимо землевладельцев, также жрецы, судьи, профессиональные и прославившиеся воины. Все они были настроены на захват власти. «Государство, в совокупности, есть общество взаимного страхования, заключенного между землевладельцем, воином, судьей и священником, чтобы обеспечить каждому из них власть над народом и эксплуатацию бедноты. Таково было происхождение государства, такова была его история, и таково его существо еще в наше время» («Современная наука и анархия»).

Государственная организация властвования находится в тесной взаимосвязи с правосудием и правом. Судебную власть Кропоткин относил к разряду важного основания для самых различных вариантов организации властвования в обществе, однако в отношении суда, назначаемого государством, он полагал, что суд и государство в таком случае становятся «необходимым последствием» друг друга (узаконенная месть, именуемая правосудием).

Главная особенность государственно-властной организации — это «правительственная централизация», или «пирамидальная организация». Это не просто организация в целях налаживания гармонии и солидарности в обществе, как разъясняется в университетских учебниках. Историческая миссия государства свелась на практике к «поддержке эксплуатации и порабощения человека человеком». Государственная организация власти вырабатывалась и усовершенствовалась на протяжении столетий, однако все это делалось ради того, чтобы «поддерживать права, приобретенные известными классами, и пользоваться трудом рабочих масс, чтобы расширить эти права ,создать новые, которые ведут к новому закрепощению обездоленных граждан».

Анархическая критика государственной организации властвования своим острием была направлена против государства как формы приобщения к власти определенных социальных групп, как сверхбюрократизированного средоточия управления местной жизнью из одного центра, как формы «присвоения многих отправлений общественной жизни в руках немногих».

Петр Лаврович Лавров (1823—1900), руководитель журнала «Вперед», основной и важнейшей задачей социалистов в России считал сближение с народом для «подготовления переворота, долженствующего осуществить лучшее будущее». В противоположность бакунистам, делавшим ставку на стихийность и «решение угадыванием» тех сложных и трудных задач, которые возникают при «установке нового общественного строя», Лавров особое значение придавал строгой и усиленной личной подготовке социалиста к полезной деятельности, его умению завоевать доверие народа, его способности оказать помощь народу (в объяснении народных потребностей и в подготовлении народа к самостоятельной и сознательной деятельности).

О моменте готовности народа к перевороту должно «указать само течение исторических событий». И только после такого указания — указания самой минуты переворота — социалисты могут «считать себя вправе призвать народ к осуществлению этого переворота». Так в начале 70-х гг. среди русских социалистов произошло размежевание на «бакунистов» и «впередовцев» (лавристов). Лавров начинал сподвижником Чернышевского, имел отношение к первой «Земле и Воле», входил в I Интернационал и в число учредителей II Интернационала, участвовал в делах Парижской коммуны и «Народной Воли».

В обширном литературном наследии философа и руководителя политической эмиграции определенный интерес представляет работа «Государственный элемент в будущем обществе» (1875—1876 гг.). Лаврова при этом более всего интересуют различия между государством и обществом, а также вопросы относительно того, «насколько государственный элемент может существовать с развитием рабочего социализма в его окончательной цели и в подготовлении этой цели; насколько этот элемент может быть неизбежен в будущем обществе или в период подготовления и совершения революции, а также насколько привычки личностей, вырабатывающиеся в старом обществе, могут обусловить его напрасное и вредное внесение в организацию революционной партии, в окончательную революционную борьбу, наконец, в самый строй общества, которое придется воздвигнуть рабочему социализму на развалинах общественных форм, долженствующих быть разрушенными»

Современное государство, по толкованию Лаврова, один из самых сильных и опасных врагов делу социализма. И против него направлена значительная доля борьбы «организующегося рабочего социализма». Однако, замечает он, среди социалистов нет единого мнения относительно того, в какой мере будущему обществу придется отречься от «современного государственного предания». Лассальянцы свели борьбу с современным государством лишь к тому, чтобы захватить его, как есть, в свои руки и воспользоваться его наличными средствами для своих целей в том числе и для подавления «врагов пролетариата». Другая проблема связана с тем, что Интернационал и в своих программных целях, и в практической деятельности выглядит чем-то вроде государства, в частности «государством особого рода, именно государством без территории, с центральной властью Генерального Совета, с разветвлениями, ему подчиненными в федеральных советах, в местных советах, в центральных органах союзов однородных ремесел, распространенных на разные страны, наконец, в элементарных социальных клеточках нового строя, в секциях. Этой грандиозной идее всемирного политического союза пролетариата с крепкою организациею явилась оппозиция с разных сторон».

Самой мощной оппозицией стали организации внутри Интернационала, в особенности тайный альянс, организованный Михаилом Бакуниным и входивший в открытый «Международный альянс социалистической демократии» вплоть до его разоблачения на Гаагском конгрессе Интернационала в 1872 г. Тайный альянс Лавров называет союзом, который предполагал «более централистическую, более государственную власть, чем представлял ее Генеральный Совет (Интернационала), заимствуя у прежнего все средства тайных заговоров, все приемы тайных государственных канцелярий для борьбы против врагов». Таким образом, именно анархисты, так старательно рассуждающие о необходимости «окончательного искоренения принципа авторитета (власти)», уже приступили к созданию самой «энергической власти в среде современного социализма».

Отвечая на главный вопрос своего исследования — насколько государство (государственный элемент) может сосуществовать с рабочим социализмом? — Лавров утверждал, что нынешнее государство не может сделаться орудием торжества рабочего социализма. Поэтому для осуществления общественного строя по своим потребностям рабочий социализм должен разрушить современное государство и создать нечто другое.

Лаврова можно считать также автором одной из ранних версий антиутопии XX в., которая была написана в форме диалога о будущем государстве и описывает модель «государства знающего», где всепроникающий контроль государственной власти обеспечивается всезнающей полицией, использующей новейшие изобретения науки и техники.

Для русских народников 70—80-х гг. не было важнее и одновременно проблематичнее вопроса о путях обретения народом свободы и коренной перестройки старого мира от фундамента до возвышающихся над ним построек. Всеопределяющим, по выражению историка В. Богучарского, стал лозунг «В народ!». Зачем и для чего? Чтобы учить его, чтобы учиться у него, чтобы узнать на месте его нужды и потребности, чтобы на самом себе испытать его страдания, приобрести его доверие, чтобы «довести его до сознания лучшего, справедливейшего социального строя и необходимости бороться за этот строй», чтобы «разжечь существующие в нем революционные страсти и тем возбудить его немедленно же ко всеобщему восстанию». Однако последовали полицейские и судебные репрессии. Уцелевшие разрозненные кружки собрались в 1876 г. в Петербурге и создали общество «Земля и Воля». Через два года это общество разделилось, и возникшая на базе этого разделения партия «Народная Воля» провозгласила в качестве программной цели изменение политического строя отчасти путем завоевания политических свобод, но более всего — при помощи проведения практического политического террора.

Народовольцы считали себя социалистами и указывали в программных документах, что только на социалистическом начале человечество может воплотить в своей жизни свободу, Равенство, братство, обеспечить общее материальное благосостояние и полное всестороннее развитие личности, а стало быть, и прогресс. При всем очевидном смешении революционных лозунгов XVIII в. с идеями утопических социалистов послереволюционной поры в программах народовольцев сказывалось новое, по сравнению с народниками 60-х гг., понимание социальных проблем (соединение крестьянского вопроса с рабочим вопросом), осознание ущербности предыдущих программ (бакунинского бунтарского анархизма, нечаевского казарменного деспотизма) и провозглашение задачи более тщательного обсуждения «будущей формы общественного строя».

По-новому стали пониматься и решаться проблемы конституционного устройства России в центре и на местах, а также вопросы борьбы за политическое и экономическое освобождение отдельных сословий и классов в их связи с народной свободой и социализмом как важнейшими целями социальной революции Видную роль в дискуссии по этим вопросам сыграли «Политические письма социалиста», опубликованные в газете народовольцев известным публицистом Н. К. Михайловским под псевдонимом политического эмигранта, «русского, переболевшего всеми русскими болезнями» и наблюдающего за ходом событий из Швейцарии. Михайловский писал: «У нас политическая свобода должна быть провозглашена прежде, чем буржуазия настолько сплотится и окрепнет, чтобы не нуждаться в самодержавном царе... Конституционный режим есть вопрос завтрашнего дня в России. Этот завтрашний день не принесет разрешения социального вопроса. Но разве вы хотите завтра же сложить руки?.. Век живи, век борись!»

Наиболее типичной выглядит позиция, которую в этом вопросе защищал Андрей Желябов (1851—1881). Он говорил: «Земля и орудия труда должны принадлежать всему народу, и всякий работник вправе ими пользоваться... Государственное устройство должно быть основано на союзном договоре всех общин... Личная свобода человека, т. е. свобода мнений, исследований и всей деятельности, снимет с человеческого ума оковы и даст ему полный простор. Свобода общины, т. е. право ее вместе со всеми общинами и союзами вмешиваться в государственные дела и направлять их по общему желанию всех общин, не даст возникнуть государственному гнету, не допустит того, чтобы безнравственные люди забрали в свои руки страну, разоряли ее в качестве разных правителей и чиновников и подавляли свободу народа, как это делается теперь».

История политических и правовых учений

История политических и правовых учений

Обсуждение История политических и правовых учений

Комментарии, рецензии и отзывы

§ 2. радикалы: История политических и правовых учений, Нерсесянц Владик Сумбатович, 1997 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Учебник посвящен всемирной истории политической и правовой мысли. В нем освещаются основные политико-правовые теории древнего мира, средних веков, нового и новейшего времени. Дается общая характеристика современных политико-правовых концепций.