Приращение научных знаний

Приращение научных знаний

Для истории экономической мысли меркантилистская литература ценна не только, а может быть, и не столько выводами в отношении экономической политики, сколько развивающимся искусством экономического анализа. Именно тогда ковались многие идеи и ключевые понятия рождавшейся новой науки.

Торговый баланс. Знаменательную эволюцию претерпело представление о природе главного объекта меркантилистской литературы торговли. Для бульонистов торговля была выгодной, если товары из страны вывозились, а вырученные за них деньги – возвращались. Соответственно, торговые компании, которые занимались импортными закупками, подвергались осуждению за нанесение ущерба своим странам. В полемике с такими взглядами и родилось понятие торгового баланса.

Защитники интересов торговых компаний стремились доказать, что количество золота и серебра в стране всецело зависит от состояния торгового баланса, или соотношения стоимостей ввозимых и вывозимых товаров и услуг. Чтобы сделать такой баланс активным и обеспечить приток денег, нужны не запреты на вывоз денег или ввоз товаров, а содействие опережающему росту объемов вывоза. Впервые термин «торговый баланс» был введен англичанином Э. Миссеаденом в трактате «Круг торговли»(1623). Здесь же мы находим первую попытку рассчитать такой баланс для Англии за 1621 г.

Следующий шаг сделал крупнейший представитель английского меркантилизма XVII в. Томас Ман (1571-1641) в книге «Богатство Англии во внешней торговле» (написана в 1630 г., опубликована посмертно в 1664 г.). Ман был одним из руководителей Ост-Индской компании, и его задача осложнялась тем, что в торговле с Индией Англия устойчиво имела пассивный торговый баланс. Стремясь показать, что такое положение не обязательно противоречит доктрине торгового баланса, Ман ввел понятие «общий торговый баланс» страны в отличие от частных торговых балансов, регулирующих отношения с отдельными странами. Решающее значение он придал именно общему балансу, резонно полагая, что дефицита в торговле с одними странами вполне могут компенсироваться активными сальдо в обмене с другими.

Для Мана в отличие от многих его современников приток денег в страну был важен вовсе не потому, что служил источником для их накопления в казне. Его логика иная: «Деньги создают торговлю, а торговля умножает деньги». Соответственно, чем больше денег пускают в оборот, тем лучше. Зрелый меркантилизм не отказался от идеи, что богатство страны определяется притоком в нее денежного металла, но теперь этот взгляд вобрал в себя понимание активной роли денег и торговли, их способности стимулировать рост производства и тем содействовать процветанию нации. Когда промышленность и торговля процветают, отток денег из страны только оживляет взаимовыгодную внешнюю торговлю, и сдерживать его себе в убыток.

Идея торгового баланса вплотную подвела к выводу о взаимовыгодном характере торговли. Сегодня эта мысль звучит банально, однако вплоть до начала XVIII в. она воспринималась с большим трудом. Одним из первых, кто сумел четко ее сформулировать (в 1713 г.), был Д. Дефо, знаменитый автор «Робинзона Крузо» и видный меркантилист: «Выгода вот чему служит обмен товарами... [такой с мен] приносит взаимную прибыль торгующим. Именно таков язык, на котором нации говорят друг с другом: Я даю Тебе выиграть от меня л что Я могу выиграть от Тебя» .

Фактор внутреннего спроса. Одним из общих мест меркантилистской литературы XVII-XVIII вв. была установка на поощрение роста населения. Для эпохи, когда техническая база производства менялась медленно, часть земель оставалась неосвоенной и богатство страны напрямую зависело от ее народонаселения, это было закономерно. Но не меньшее значение с точки зрения торгового баланса имел конкурентоспособность отечественной продукции, которая в свой очередь зависит от уровня издержек и, особенно их важнейшей статьи заработной платы. Неудивительно, что многие меркантилисты считали желательным, чтобы население было одновременно много численным и бедным. Обе эти цели казались тогда вполне совместимыми: преобладало мнение, что бедный люд склонен к праздности и только крайняя нужда может заставить его работать.

Что же касается богатых, то от них меркантилисты ожидали скорее расточительства, чем бережливости. «Расточительство это по рок, который вредит человеку, но не торговле... писал в 1690 г. англичанин Н. Барбон. Жадность вот порок, вредный и для человека и для торговли». Логика меркантилистов была простой они опасались, что сбережения отвлекают деньги из обращения. Но это был совсем другая логика, чем та, что стояла за аргументом конкуренте способности. Важен не только внешний, но и внутренний спрос, а это не только и не столько спрос богатых бедного населения гораздо больше! Эта мысль лишала почвы «экономический» довод Я пользу бедности. И действительно, в XVIII в. альтернативный взгляд на роль доходов постепенно пробивает себе дорогу. Тот же Д. Дефо пишет в 1728 г.: «...если заработная плата низкая и жалкая, такой же будет и жизнь; если люди получают мало, они смогут мало и тратить и это сразу скажется на торговле; от того, становятся ли доходы выше или ниже, будет расти или падать богатство и мощь всего королевства. Ибо, как я сказал выше, все зависит от заработной платы» .

Тем самым меркантилистская мысль приходит к осознанию важнейшего механизма рыночной экономики кругооборота доходов как фактора внутреннего спроса и, соответственно, стимула экономического роста. В дальнейшем эта идея была предметом острых дискуссий, уточнялась, обнаруживала новые грани, пока, наконец, в XX в. не приняла вид теории эффективного спроса, заняв центральное место в теоретической системе Дж.М. Кейнса.

фактор частных интересов и роль государства. Как само государево хозяйство поначалу представлялось разновидностью домашнего хозяйства, так и управление им мыслилось по аналогии с большой патриархальной семьей, в которой все беспрекословно выполняют распоряжения ее главы. С этим была связана характерная для меркантилистской литературы вера в то, что любую хозяйственную проблему можно решить административным путем: законами, приказами, запретами и т.п. Однако по мере накопления опыта и знаний подобные иллюзии постепенно рассеивались.

В полемике памфлетистов нередко обсуждались ситуации, когда текущий эффект административного решения вступал в противоречие с его отдаленными последствиями. Именно с этих позиций Т. Ман критиковал так называемый «Статут об истрачении», требовавший от иностранных купцов, чтобы деньги, вырученные от продажи своих товаров в Англии, они тратили на покупку английских товаров. «Не является ли лекарство хуже самой болезни!» риторически спрашивал Ман, оценивая возможные ответные меры со стороны торговых партнеров Англии8. К этому добавлялись все новые наблюдения о хозяйственных процессах, которые развивались вообще без участия властей, под воздействием одних лишь частных интересов.

В творчестве крупнейшего представителя позднего меркантилизма Джеймса Стюарта (1712-1780), автора двухтомного «Исследования принципов политической экономии» (1767), дискуссии о соотношении государства и частных интересов получили определенное завершение. Стюарт отчетливо понимал действие механизма рыночной конкуренции и его значение; он даже сравнивал его с часовым механизмом. Однако для Стюарта это был механизм, который постоянно барахлит и потому нуждается в мастере, всегда готовом его подправив. Именно такую роль Стюарт отводил государству и его просвещенному правителю: «Торговые нации Европы подобны флоту из кораблей, каждый из которых стремится первым прибыть в определенный порт. На каждом государь его капитан. В их паруса дует один ветер; этот ветер принцип частного интереса (self-interest), заставляющий каждого потребителя искать самый дешевый и лучший рынок. Нет вempа более постоянного, чем этот... Естественные преимущества каждой страны это разная мера качества плывущих судов, однако капитан ведущий свой корабль с наибольшим умением и изобретательностью… при прочих равных условиях, несомненно выйдет вперед и удержит свое преимущество».