Роль религиозного консультанта

Роль религиозного консультанта

Считая крайне важной общую ориентацию человека, мы должны выяснить роль религиозного консультанта, поскольку подобные вопросы его специальность.

Цель терапии установок — дать индивиду возможность понять самого себя: свои ценности, свое выбранное направление, свою целостную жизненную ориентацию и свои страдания.

Ни у кого другого нет того же самого смыслового контекста, что у данного индивида, ни у кого другого нет тех же самых проблем. С позиций такой уникальности личности священник подходит к решению этой непростой задачи. Поскольку я не религиозный консультант, у меня нет возможности опираться в моих размышлениях на такого рода опыт. И, тем не менее, мне кажется весьма важным рассмотреть некоторые аспекты деятельности священника.

Во-первых, я убежден в том, что психическое здоровье заключает в себе парадоксальную связь серьезности жизненной ориентации и юмора. Многие запутанные обстоятельства жизни совершенно безнадежны, и у нас нет против них никакого оружия, кроме смеха. Рискну заявить, что человека нельзя считать психически здоровым, если он не способен посмеяться над самим собой, отмечая, где он просчитался, где его претензии были слишком раздуты или неправомерны. Он должен замечать, где он обманывался, где был слишком самоуверен, недальновиден, и, прежде всего, где был тщеславен. Лучшее лекарство от тщеславия, как говорил Бергсон, это смех, и вообще, тщеславие — смехотворная слабость.

Сейчас нам нередко приходится слышать о трагедии отсутствия смыслов. Франкл в своей теории описал соответствующий этому состоянию невроз, который получил название ноогенного. Я убежден, что такое состояние пустоты («экзистенциального вакуума») — беда, главным образом, интеллектуального и образованного человека. С моей точки зрения, сам экзистенциализм — во многом философия, написанная «яйцеголовыми» и для «яйцеголовых». И, тем не менее, многим пациентам действительно свойственно ощущение «экзистенциального вакуума», и священникам приходится иметь дело с подобного рода проблемами. Страдалец гордо заявляет, что все в этом мире иллюзорно. Он не пилигрим и даже не турист на жизненной дороге, он всего лишь заблудившийся путник.

Молодым людям свойственно проходить через период пустоты, мятежа, отвращения к жизни. Я помню одну студентку, которая заявляла, радостно улыбаясь: «Не могу выразить, какое удовольствие мне доставляет мое экзистенциальное отчаяние». Но то, что вполне допустимо в течение недолгого периода позднего подросткового возраста, не может являться руководящими принципами зрелого человека.

Когда речь идет об экзистенциальном вакууме или о целостной ориентации, об общей установке или центральном мотивационном состоянии, специалистом является священник, а ученый — до сих пор всего лишь неумелый дилетант. (Говоря о дилетантизме, я имею в виду психологические исследования и теории, а не ежедневную практику психиатров или клинических психологов. Многим из них по собственному опыту знакома потребность пациента в конструктивном видении мира; многие из них признают значимость религиозной ориентации как целительной силы в жизни конкретного пациента. Я говорю лишь о том, что научная база терапевтических профессий еще не вошла в соответствие с опытом и требованиями терапевтической практики.)

Возможно, у человека, который пришел к священнику, есть какие-тс исходные религиозные идеи. И в этом случае задача священника — помочь человеку углубить и расширить их, чтобы они более адекватно охватывали сферу его актуальных проблем и исканий. Другими словами, задача заключается в том, чтобы помочь перейти от внешней религиозной ориентации к зрелой, всеобъемлющей, внутренней религиозности. В этом, на мой взгляд, состоит первоочередная задача каждого религиозного консультанта.

Вместе с тем, конечно, консультант может переадресовать пациента какому-то психиатрическому учреждению, но он должен рассматривать такого рода практику как источник помощи, а не как осуждение на гибель Помещение пациента в клинику, в больницу, в школу для детей с задержкой в развитии не означает автоматического решения проблемы; в некоторых случаях оно только усиливает напряжение. Ни один пациент не может чувствовать себя спокойно, отдавая свою целостность на волю работников больницы, в которой используется множество безличных методов лечения — электрошоковых, гипнотических, фармакологических или психотерапевтических. Переложить всю ответственность на врачей, медсестер, психологов, какими бы профессионалами они ни были, — значит отказаться от жизненной свободы. То, что нужно любому больному, это поддержка его исключительности, ощущение того, что вселенский дух понимает его проблемы и принимает его самого. «Есть ли в мире место для меня, беспомощного неудачника?» — вот то, что он хочет знать.

Бойзен говорит о том, что для пациентов психиатрических лечебниц религия редко служит средством ухода от реальности. Религия в горазд большей степени связана с качеством жизни, она приносит смысл страданиям, а посему является для больного благом. Но для того, чтобы разрешить целостную проблему пациента, его религиозность должна быть всеобъемлющей и интегративной. Так, например, Бойзен утверждав что религиозность относительно бесполезна, если она не охватывает некоторым содержательным образом внутренние конфликты пациента в сексуальной сфере — не с точки зрения притворной стыдливости, а в смысловом и интегративном плане.

Один из психиатров заметил, что ощущение собственной греховности основной вред, приносимый психическими расстройствами. Если это действительно так, задача священника очевидна, поскольку психиатров и психологов упоминание о грехах обычно ставит в тупик. Как правили они воспринимают грех как ненужный червеобразный отросток — нечто, что должно быть удалено с помощью психоаналитического скальпеля. В подобной ситуации священник поступает более мудро. Хотя в некоторый случаях это действительно невротический комплекс вины, большинству людей присуще глубокое чувство их собственных постоянных греховных отклонений от правильного жизненного направления. Уильям Джейм обвинял современный протестантизм в том, что он не придает должного значения исповеди. Думаю, он был прав. За исключением католицизма представители большинства конфессий не готовы к приватной епитимье, совершаемой с сохранением секретов, а признают только публичную исповедь, за которую так ратует Гобарт Моурер.

Обычный священник имеет дополнительное преимущество перед психиатром в том, что он едва ли проигнорирует религиозные искания страдающей личности. Он не будет демонстрировать скепсис или раздражение, он может внимательно выслушать самые причудливые религиозные идеи. Многие пациенты жалуются на то, что терапевты никогда не проявляют интереса к религиозным аспектам их проблемы, хотя сами они придают принципиальное значение такого рода причинам своей болезни. Если подобная ситуация действительно имеет место, пренебрежение терапевта этими аспектами может являться следствием недостаточности его собственной религиозности; но чаще всего причина кроется в его привычке следовать научным канонам. Он привык применять шаблоны частных теорий и шаблоны частных методов лечения. Но, поступая таким образом, он рискует не распознать ту целительную силу, что кроется в вере.

Религиозный консультант имеет ряд преимуществ при облегчении страданий, вызванных психическими расстройствами, и при работе с семьями, где есть ребенок, отстающий в развитии. Он склонен рассматривать каждую личность как уникальную и значимую, а не как «организм», к которому можно применить шаблоны терапевтических теорий. Он знает, что в душе большинства людей (по крайней мере, большинства страждущих) кроется глубокое религиозное беспокойство, а он по своему образованию является специалистом в этой сфере. Он может внимательно и мудро выслушать запутанные религиозные идеи людей, страдающих от психических расстройств, и направить их рассуждения в более конструктивное русло. У него есть (или могут быть) могущественные методы работы с ощущением греховности. В глубине души он верит, что целостная внутренняя религиозность способствует сохранению психического здоровья, и, опираясь на эту веру, может серьезно преуспеть в терапии установок.

Конечно, на этом пути немало ловушек. Одна из них — опасность того, что священник может обострить нарушение, делая чрезмерный упор на религиозных аспектах, патогенных для данной личности. Тем самым он может вызвать патологическое чувство вины, ненормально высокую степень тревожности или породить склонность к некоторым навязчивым поверхностным ритуалам.

Другая очевидная ловушка кроется в опасности того, что некоторые познания священника в психиатрии и психоанализе могут привести его к отказу от своих непосредственных функций и превращению во второсортного психиатра.

Более изощренная ловушка заключается в том, что священникам (так же как и учителям) не всегда удается точно выразить их вариант решения проблемы. Любой профессионально подготовленный учитель знает о трудности восприятия учащимся тонких, хорошо сформулированных выводов (и неважно, сколько лет опыта и труда им предшествовало). Учащийся слышит, что ему сказали, но не может усвоить это.

Я вспоминаю случай, когда консультант слишком рано заявил своему клиенту: «Ну, вы знаете, такова жизнь. Вам придется принять вещи такими, какие они есть». Эта крупица обобщающей мудрости в тот момент была не ко времени. Терапевтическое взаимодействие, которое в конечном счете привело к улучшению здоровья пациента, продолжалось несколько месяцев. Незадолго до его окончания пациент подвел итог своей с трудом обретенной мудрости словами: «Ну, вы знаете, такова жизнь. Вещи такие, каковы они есть. И мы должны смириться с этим». Те же самые слова, смысловая разница между ними — величиной в целый мир.

Изменение установок приходит только с собственным опытом, а не посредством заранее сформулированных, предложенных священнике решений.

На современном этапе эти и другие проблемы значительно снижают эффективность работы священника и даже могут повредить страждущему, обратившемуся к нему за помощью. (Справедливости ради должны заметить, что и психотерапевты могут принести вред, а не пользу.)

Необходимо обучение и еще раз обучение. Да, во многих учебных заведениях студентам обеспечивается хорошая подготовка, но это еще не привело к улучшению ситуации. Особенно в наше время обычный священник в обычном социуме нуждается в том, чтобы распознавать стоящую перед ним проблему во всей ее целостности. Должны быть объяснены те ресурсы, которые обеспечивают здоровье общества; более того, необходимо прояснить отношения между двумя знаниями — научным и религиозным. Образование в сфере человеческих отношений (включая искусство слушать собеседника), теорий личности (в том числе распространенных форм психических расстройств), определение места религии в терапии установок — все это необходимая часть учебного плана.

Еще раз подчеркну, что основная цель религии — не в том, чтобы делать людей здоровыми, а в том, чтобы помочь им найти свое место в мире, созданном Творцом. Адекватной религиозности сопутствует способность сохранять, поддерживать и восстанавливать психическое здоровье. Она изгоняет демонов. Священник знает, что глубокая и целостная человеческая личность нуждается в направляющей жизненной философии. Я назвал такую жизненную философию «общей ориентацией По самой природе своего призвания священник является специалистом в области этих общих ориентации, которые обеспечивают и поддерживают здоровье психики.

Если я и делаю такой акцент на роли религиозного консультанта, то вовсе не для того, чтобы принизить значимость работников прочих помогающих профессий. Многие психиатры в своей практике действительно исцеляют душу. Я бы хотел, тем не менее, обратить ваше внимание на два момента. Обращение к священнику может играть важную роль в терапии, хотя лишь некоторые психиатры полностью отдают себе в этом отчет. Как ученый я осознаю, что теоретические основы психиатрии на современном этапе не являются в достаточной степени разработанными. Слишком много внимания уделяется психохирургическим факторам, также факторам, основанным на частных теориях, и слишком мало динамике общей ориентации и мировоззрения человека.