Екатерина и петр в царствование елизаветы

Екатерина и петр в царствование елизаветы

Готовясь к своему новому положению, Екатерина стала учить русский язык и православное вероучение, вставала для этого по ночам, чтобы твердить уроки, заданные учителями. Расхаживая босиком по полу во время зубрежки уроков, Екатерина однажды простудилась и чуть не умерла; это сильно тронуло Елизавету и весь двор. Даже во время болезни Екатерина сделала чрезвычайно удачный ход: больная, она пригласила к себе не лютеранского пастора, а православного священника Симона Тодорского, то есть успела заявить, что она прониклась истинами православной веры. Судьба благоприятствовала Екатерине. В лице Симона Тодорского она получала облегчение для перехода из лютеранства и православную веру. Симон Тодорский после окончания духовной академии побывал за границей, слушал лекции в заграничном университете и вернулся на родину высокообразованным богословом, который внутренний смысл веры ставил выше обрядностей. В беседах с Екатериной Тодорский останавливал внимание своей ученицы не на богословских антитезах православия и лютеранства, а на сходствах православного и лютеранского вероучений. Неудивительно, что в начале мая принцесса писала своему отцу: «Так как я не нахожу почти никакого различия между религией) греческою и лютеранскою, то я решались переменить исповедание».

26 июня 1754 года принцесса София приняла православие и была наречена Екатериной Алексеевной; на другой день (29 июня) она обручилась с Петром. Твердо и неуклонно молодая девушка шла к намеченной цели. Когда ее жених захворал оспой, Екатерина нежно ухаживала за ним; эта нежность и участие в семейном горе сильно тронуло Елизавету, и она осыпала ее милостями и любезностями.

По мере того как приближалось время свадьбы, Екатерина становилась все меланхоличнее. «Сердце не предвещало мне счастья, — писала она, — но в глубине души было что-то, что ни на минуту не оставляло меня, что рано или поздно я добьюсь того, что сделаюсь самодержавной русской императрицей». Это «что-то» было впечатлением от жениха, сознанием, что он недолго будет государем, и что она сама станет на его место. 25 августа 1745 года мечты Екатерины наполовину осуществились: она стала женой наследника русского престола.

Целых 17 лет, однако, пришлось Екатерине ждать осуществления своей мечты — стать самодержавной императрицей. За это время ей пришлось вынести много опасностей, но зато в это время она прекрасно изучила среду, в которой ей впоследствии пришлось действовать, образовала свой ум, овладела искусством приноравливаться к людям и приготовилась частью теоретически, а частью практически к роли правительницы.

Семейная жизнь Екатерины не удалась. Уже 2 недели спустя после свадьбы Петр открыто признавался ей, что он любит одну фрейлину, которая, по его словам, во всех отношениях лучше Екатерины. У Петра были и другие симптомы; он был постоянен только в одном — в полной холодности к своей жене. При таких условиях семейная жизнь была тяжка, и если поддерживалась, то только в силу их положения; каждый жил своими интересами и, надо сказать, своими сердечными привязанностями.

До 1755 года великий князь продолжал заниматься прежними ребяческими увеселениями и забавами, и Штелин, его воспитатель, писал, что тот забыл все, что учил, и проводил время в забавах с невоспитанными людьми. Из лакеев он устраивал полки, наряжал их солдатами, устраивал службу, при этом грубил, фамильярничал и позволял себе непристойные шутки. Когда надоедали люди, Петр принимался за игрушки. На его столе были выстроены в порядке оловянные солдатики; к ним был прикреплен шнур, дернув за который можно было произвести звук, напоминающий Петру ружейный залп. С чрезвычайной точностью Петр чествовал все праздники особым салютом. Сверх того, он каждый день делал им разводы, смотры, причем сам присутствовал в полном мундире и при шпаге. Когда надоедали оловянные солдатики, Петр принимался дрессировать собак и беспощадно бил их хлыстом, так что неистовый собачий визг наполнял все комнаты. Иногда Петр принимался терзать уши окружающих игрой на скрипке, а то ходил из угла в угол, хлопал бичом и болтал всякий вздор. Екатерина не чаяла, когда он уйдет от нее, до того тягостно было его присутствие; отношения между ними были невозможные. В церкви Петр вел себя непристойно, бранился, показывал язык; за столом он сыпал непристойными шутками и издевался над лакеями. Елизавета не знала, что делать, и приказала канцлеру Бестужеву сочинить инструкцию для лиц, окружающих великого князя, чтобы они удерживали его от непристойных поступков, «чинимых по молодости лет». Но легко было написать инструкцию, а выполнить ее не было никакой возможности.

В 1755 году к Петру явились голштинские офицеры и солдаты; Петр был в неистовом восторге и с ними стал проводить большую часть времени. Он изо всех сил старался подладиться к этой компании. Будучи слаб здоровьем, он курил, выпивал непомерное количество пива, напивался пьяным, и Екатерина потихоньку должна была убирать из под кровати множество пивных и винных бутылок. Этим Петр в конце расшатал свое здоровье. В пьяном виде он буйствовал, бранился, был прямо невозможен. Больше всех, конечно, доставалось от него великой княгине.

С первых же дней замужества Екатерина запаслась терпением и этому терпению не изменила до самой смерти Петра. Для стороннего наблюдателя ее жизнь могла даже показаться приятной: она бывала на спектаклях, на придворных балах, выездах и т. п. Но эти придворные выезды и торжества не заполняли всей жизни великой княгини; возвращаясь домой, молодая женщина не встречала ни ласки мужа, ни занятий, ни дела, и очень скучала.

От скуки Екатерина принялась за чтение и в течение целого года читала романы. Случайно ей попались под руку письма m-me de Savinie*. Живой слог изложения, смелость и ясность мысли, искренность этих писем, которые и сейчас читаются с большим интересом, вызывали расположение Екатерины, и она прямо «пожирала» их, встречая в них много ноток, созвучных ей душевному настроению. В 1746 г. Екатерина стала читать сочинения Вольтера. Познакомившись с Вольтером, она стала разборчивее в чтении и потом писала Вольтеру и другим знаменитостям, что Вольтер был ее учителем. В следующем году Екатерина обратилась к историческому чтению; читала историю Генриха IV, историю Германии Барра, мемуары Брантома, сочинения Платона, «Дух законов» Монтескье. Философский словарь Бейля и исторические сочинения Тацита; когда вышел энциклопедический словарь Д'Аламбера и Дидро, Екатерина усидчиво стала изучать этот капитальный труд,

Чтение оказало могучее влияние на духовное развитие Екатерины. Генрих IV сделался ее любимым героем, и она всем рассказывала про него, когда хотела указать пример великого полководца. Сочинение Монтескье «Дух законов» стало ее политическим евангелием. Философский словарь Бейля подвергал критике все вопросы и вместе с Вольтером убил в Екатерине все наивное и напитал ее тем скептицизмом, которым была проникнута вся атмосфера первой половины XVIII века и к которому сама Екатерина была склонна по своей природе. Энциклопедисты Дидро и Д'Аламбер заложили в Екатерине начала рационализма, которым отличался весь просветительный XVIII век.

Но на Екатерину влияли и такие книги, как мемуары Брантома. Здесь в целом ряде картин, более или менее свободно, рисовалась безнаказанность преступных деяний, оправдывался успех, несмотря на цену, которой он был достигнут, восхвалялись низкие инстинкты, словом, уничтожалось различие понятий добра и зла. Между прочим, в этой книге Екатерина читала, что разврат не мешает быть великим полководцем, что супружеская верность для высокопоставленных дам не только излишня, но даже преступна. Судя по последующему, надо думать, что кое-что из этой «поучительной» книги запало в душу Екатерины.

Летнее времяпровождение Екатерины было разнообразнее. Вот что она сама пишет в своих мемуарах про свое житье летом 1748 года в Ораниенбауме: .«По утру я вставала в 3 часа и без прислуги с ног до головы одевалась в мужской костюм. Мой старый егерь ждал уже меня; на берегу стояла рыбачья ладья; пешком, с ружьями на плечах, мы проходили садом, взяв с собой легавую собаку; я, егерь и рыбак садились в лодку. Я стреляла уток в тростнике по берегам Ораниенбаумского канала; часто мы огибали весь канал и иногда ветер уносил нашу лодку в море». В то же время Екатерина пристрастилась к верховой езде. «Я не любили ездить на охоту, — писала она, — но любила верховую езду из-за ее опасностей. Мне случалось до 13 раз на дню садиться в седло». Впоследствии Екатерина изучала верховую езду систематически. В этих развлечениях сказывалась ее самостоятельность, смелость, некоторый избыток физических сил и веселость, доходившая иногда до дурачества; видно, что тяжелые жизненные условия не сломили сильную и здоровую натуру Екатерины.

В 1754 году Екатерина исполнила настойчивое желание Елизаветы — родила сына. Рождение ребенка сплошь и рядом дает другую полосу в жизни женщины. Но Елизавета, боясь потерять внука, не доверила уход за ним матери и отобрала его от нее; больную Екатерину бросили, и она чуть не умерла. То же повторилось через 4 года при рождении дочери. Екатерине, таким образом, совершенно не удалось материнство; она была родительницей, но не имела счастья быть матерью; материнские чувства были грубо подавлены в ней при самом их зарождении. Это обстоятельство, конечно, не могло не отразиться на дальнейшей жизни Екатерины: ее нравственные силы, не получившие приложения в семейной жизни, должны были направиться в другую сторону — в сторону политики.

В этой области Екатерине уже в 1754 году приходилось действовать практически. Муж ее, достигнув совершеннолетия, должен был заниматься делами своего наследственного княжества — герцогства Голштинского, между тем всякие занятия были ему в тягость; поэтому он передал их своей супруге, поручив ей принимать послов и доклады. Екатерина сделалась фактической правительницей герцогства Голштинского. Это была хорошая школа для будущей императрицы. Тут стали перед ней все вопросы, которые могут занимать правительство: вопросы финансов, торговли, промышленности, — весь сложный механизм управления, вместе с интригами, борьбой и честолюбием.

В занятиях делами герцогства Голштинского Екатерина приобретала не только правительственный навык, но вместе с тем прояснялись и ее политические взгляды, должна была зреть ее политическая мысль, возбужденная чтением философской литературы. Но эта политическая мысль обращена была не на Голштинию, а на русское государство.

Ко времени 1759-1762 годов относятся собственноручные записи Екатерины, имеющие характер политической исповеди, из которых видно, что Екатерина думала о своем будущем царствовании в России, и что мысль эта стояла у нее прежде всего. Эти записки до некоторой степени обрисовывают ее как будущую императрицу. «Желаю и хочу блага стране, в которую привел меня Господь Бог; слава ее — моя слава... Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты. Вот начала, от которых я отправляюсь. Свобода — это душа всего, без нее все мертво. Хочу законного повиновения, но не хочу рабов... Хочу достигнуть общего счастья, но не своенравием и жестокостью, которые несовместимы с христианским учением, а истиной и разумом... Следует объявить всем, что разум говорит за необходимость... Власть без доверия народа ничего не значит... Легко достигнуть любви и славы тому, кто желает быть справедливым. Примите в основу ваших действий благо народа — и остальное все приложится». Здесь нельзя не видеть глубокой веры в разум и того оптимизма, которым была проникнута Екатерина всю свою жизнь. В других местах своих записок великая княгиня касается более частных вопросов; она говорит о началах теории населения, о финансах, о женском образовании, о судопроизводстве, о значении дворян, о причинах чрезвычайной смертности в России, о бессмысленности пыток, о соединении Каспийского моря с Черным и т. д.

В этих записках сказалась вся Екатерина II с ее стремлением к популярности, с ее широкими замыслами, с самоуверенностью и некоторой похвальностью. Но по мере того, как Екатерина свыкалась с мыслью о своем высоком положении в России, надвигалась опасность, грозившая ей потерей положения. Екатерина должна была напрячь все силы на борьбу с опасностями и в конце концов вышла победительницей их этой борьбы. Она сумела создать себе опору в высшем обществе, сумела собрать и объединить нужных ей людей. А положение дел было крайне серьезное для Екатерины. Екатерина все более и более привлекала к себе расположение императрицы Елизаветы, тогда как с Петром Елизавета не могла пробыть вместе и четверти часа. Она часто плакала и жаловалась, что Господь наказал ее, послав ей такого племянника. Петр действительно становился все невозможнее. К его ребяческим выходкам с течением времени стали присоединяться и серьезные действия. Великий князь стал слушать предложения о перемене престола; подобная попытка была открыта в 1749 году; это, конечно, не могло увеличить расположение -к нему тетки. Когда началась Семилетняя война (1756-1763), Петр вошел в тайные сношения с Фридрихом II, завел с ним секретную переписку, не скрывал своих к нему симпатий и открыто радовался неудачам русских войск (поражение при Цорн-дорфе — 1758). Наряду с этим и в личной жизни Петр все более опускался, стал проигрывать крупные деньги в карты, делать долги и т. п.

При таких обстоятельствах каждую минуту можно было ожидать устранения Петра от престолонаследия; но это устранение должно было погубить и все мечты Екатерины. Это одна сторона беды. А с другой стороны, и достижение Петром престола не обещало ей ничего хорошего. Отношения Петра к Екатерине из холодных все более и более становились враждебными. Сердцем Петра завладела окончательно Елизавета Романовна Воронцова; Петр наяву и во сне стал бредить о браке с. ней и о разводе с Екатериной. Впрочем, и Екатерина переживала в это время уже свой третий роман. «Я видела, — писала Екатерина впоследствии, — что мне остается на выбор три равно опасных пути: 1) разделить свою судьбу с судьбой великого князя, какова она ни будет, 2) находиться от него в зависимости и ждать, что ему будет угодно сделать со мной, 3) действовать так, чтобы не быть в зависимости от него; при этом было три исхода: или погибнуть с великим князем, или погибнуть от него, или, наконец, спастись». Екатерина избрала, конечно, третий путь и всячески стала расчищать себе дорогу к власти.

В этом стремлении навстречу ее желаниям пошли все окружавшие ее люди при Елизавете, которым не улыбалось будущее царствование злого и сумасбродного Петра Федоровича; все эти люди, раньше враждовавшие друг с другом, ввиду общей опасности сблизились и объединились вокруг Екатерины, Английский посланник Уильяме доносил своему правительству, что великая княгиня чрезвычайно деятельна, что ее все очень любят, а некоторые боятся, и что лица, близкие к императрице Елизавете, желают сблизиться с Екатериной. Сам посланник в интересах своего отечества тоже старался сблизиться с «восходящей звездой» и снабжал Екатерину деньгами, без которых она не могла добиться никаких сведений. Таким образом, Екатерина вошла в сношения с Шуваловым, Бестужевым, Апраксиным, Орловыми, Паниным и другими вельможами. Братья Орловы, из которых Григорий, красивый, рослый гвардеец, был с Екатериной в интимных отношениях, подготовили в ее пользу офицерскую гвардейскую молодежь.

Формируя вокруг себя партию, Екатерина подверглась страшной опасности, которая чуть было не положила конец ее стремлениям. В 1757 году генерал-фельдмаршал Апраксин, после битвы при Гросс-Егерсдорфе, вместо того чтобы воспользоваться плодами своей победы, зачем-то отступил; это было связано с болезнью Елизаветы и с возможностью перемены престола и приписано было инструкции канцлера Бестужева. По настоянию английского и французского ^посланников, канцлер был арестован; у него была захвачена секретная переписка, которую вела Екатерина с Бестужевым и с Апраксиным, вопреки прямому запрещению Елизаветы. К счастью Екатерины, наиболее опасные, компрометирующие бумаги, касавшиеся престолонаследия, были уничтожены, а попались одни пустяки, по которым на нее нельзя было возвести обвинения, так что она осталась только на подозрении. Но и это обстоятельство сопряжено было с большой опасностью. Приближенные давно нашептывали великому князю, что пора «раздавить змею», а приближенные Елизаветы советовали ей выселить Екатерину в Германию. Екатерина поспешила опять сблизиться с Елизаветой, что ей до некоторой степени удалось; императрица не выслала Екатерину в Германию, потому что не могла примириться с мыслью о передаче престола Петру. По-видимому, она хотела, отстранив Петра, назначить императором Павла, а его мать объявить регентшей до его совершеннолетия. Но это намерение не было осуществлено. 25 декабря 1761 года Елизавета скончалась, и на престол взошел Петр III.