Глава viii. россия в послепетровские времена и второй половине xviii в. (1725—1801)

Глава viii. россия в послепетровские времена и второй половине xviii в. (1725—1801): Русская культура: история и современность, Т. С. Георгиева, 2001 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон На богатом фактологическом материале показана история возникновения и развития русской национальной культуры.

Глава viii. россия в послепетровские времена и второй половине xviii в. (1725—1801)

Рост производительных сил и выход на арену третьего сословия. Городская школа. Создание системы общего и профессионального образования. Ломоносов (1711—1768 J:

«...может собственных Платонов

И быстрых разумов Невтонов

Российская земля рождать».

«Золотой век» дворянства. Карамзин «о любви к чтению в России:

...сердца наблюдатели по профессии». Пугачев (1773—1775). Державин — «отец русских поэтов». Масонство. Н. И. Новиков, А. Н. Радищев. Д. И. Фонвизин — это «революция в искусстве на русской почве». Первое русское научное общество (1765). Крепостной театр.

После Петра I с 1725 по 1727 г. на российском троне была его жена Екатерина I (Марта Скавронская). Как свидетельствуют современники, «царица была небольшого роста, очень смуглая, без осанки и грации». Она долго жила с Петром I, не будучи его официальной женой, и родила ему 14 детей. Из них только две дочери — Анна и Елизавета остались в живых. Они присутствовали при обряде венчания родителей, и согласно российским законам тем самым их рождение было также узаконено.

Для обряда коронования первой русской императрицы была специально изготовлена корона из позолоченного серебра, представлявшая собой истинное произведение искусства.

Рост бюрократии, начавшийся еще при Петре I, жалобы на чиновничью волокиту, злоупотребления побудили Екатерину I через два года после смерти Петра I поставить этот вопрос «сверху». По ее инициативе 22 февраля 1727 г. был издан указ, где, в частности, было сказано: «...Умножение правителей и канцелярий во всем государстве не токмо служит великому отягощению штата, но и великой тягости народной, понеже вместо того, чтобы к одному управителю отдресоватца, ныне и десяти, а может быть и больше... А все те разные управители имеют свои особливы канцелярии и канцелярских служителей и каждый по своим делам народ волочит... Того для немедленно рассмотреть в Сенате штат и учредить на лутшем основании...».

При Екатерине I был учрежден Верховный тайный совет с широкими полномочиями, ограничивающими царскую власть.

Правление Екатерины было продолжением царствования Петра. Оно не оправдало предсказаний об оставлении Петербурга и флота, о переселении двора в Москву. Большая часть предначертанных Петром планов была приведена в исполнение: в 1725 г. открыта Академия наук, заботились об аккуратном выходе «Ведомостей», учрежден орден Александра Невского и т.п.

Екатерина Великая, как и Петр I, не просто привечала иноземцев, а даровала им несравненно большие льготы, чем русским предпринимателям: они получали право для устройства фабрик и заводов покупать крепостных крестьян. Были среди иноземцев и такие, что привезли не только капиталы, но и коммерческие и технические знания, благодаря которым, сколотив приличный капитал, стали видными предпринимателями, обрусели.

После смерти Екатерины I (6 мая 1627 г.) согласно ее завещанию, императором был провозглашен внук Петра Великого двенадцатилетний царевич Петр Алексеевич. Фактическим правителем стал Меншиков. Со смертью Петра II в январе 1730 г. прекратилась династия Романовых по мужской линии. Дочь старшего брата Петра I Анна Иоанновна — вдова герцога Курляндского, жившая в Митаве, была приглашена на российский трон. (Для нее в 1730 г. была создана новая корона, для украшения которой было использовано 2 536 алмазов и более-20 других драгоценных камней.)

Тридцатипятилетняя Анна Иоанновна, будучи ростом на целую голову выше всех придворных, обладая мужской суровой красотой, имея громкий голос, внушала почтение и одновременно с тем страх. Она обожала все немецкое, окружила себя немецкими прибалтийскими дворянами, приблизила Бирона, или, правильнее, Бирена, родом курляндца, отвергнутого местным дворянством и сделавшегося потом герцогом курляндским и князем. Бирон — внук простого конюха, благодаря своей изворотливости и безграничному доверию Анны Иоанновны стал фактическим правителем России. Это царствование было тяжелым для русских. Тысячи человек высшего сословия были казнены или сосланы.

«Любимец Бирон, — рассказывает князь Долгорукий, — любил яркие цвета, поэтому при дворе была изгнана черная одежда, все одевались в яркоцветные платья, всюду замечались светло-голубой, бледно-зеленый, розовый, желтый цвета. Такие старики, как князь Черкасский или вице-канцлер Остерман, приезжали во дворец в платье нежно-розового цвета»1.

Этот период вошел в историю России как «бироновщина».

Иноземцы стали играть решающую роль в управлении страной: они руководили армией (фельдмаршал Б.X. Миних), Коллегией иностранных дел (граф А.И. Остерман), Камер-коллегией (барон К.Л. Менгден), металлургической промышленностью (А. Шемберг), Академией наук (И.Д. Шумахер).

И тем не менее законы, введенные Петром I, продолжали действовать в стране. Более того, немецкие хозяева России умели поддерживать реформы Петра Великого. К ним относятся прежде всего поощряющие отечественную предпринимательскую деятельность, когда благодаря успехам в области производства тех или иных товаров их владельцы могли получать различные награды или продвижение по службе. К таковым, например, относится история рода Исаевых.

Основными доходами Исаевы были обязаны своим суконным заводам, работавшим прежде всего на нужды армии во время Северной войны.

В 1731 г. Илья Исаев был произведен уже в вице-президенты Камер-коллегии. Уволенный со службы в 1737 г., он был пожалован 8 июня 1741 г. званием действительного статского советника и в соответствии с Табелью о рангах получил потомственное дворянство.

Возникновение публичных театров в середине XVIII в. вызвало необходимость организации постоянной театральной школы. Поэтому в 1838 г. при Анне Иоанновне в Петербурге была учреждена придворная танцевальная школа. (Если не считать различные формы обучения театральному искусству при Петре I и его отце Алексее Михайловиче, это была действительно первая в истории России танцевальная школа.)

После смерти Анны Иоанновны (1740 г.)2 в результате дворцового переворота, совершенного гренадерской ротой Преображенского полка, дочь Петра I цесаревна Елизавета 25 ноября 1741 г. была провозглашена императрицей.

Елизавета, угнетаемая в беспощадное правление Анны Иоанновны и Бирона, подняла теперь голову. Красивая собой, 28 лет, высокого роста, с живым умом, смелая и даже резкая, она обладала всеми качествами главы партии и государства.

После своего коронования в Москве Елизавета Петровна вызвала из Голштинии сына своей старшей сестры Анны Петровны и герцога Карла Фридриха. Этот внук Петра Великого принял православие, наречен был Петром Федоровичем и объявлен наследником престола. В 1745 г. императрица сочетала его браком с принцессой Софьей Анхальт-Цербстскою, из рода небогатых немецких князей, впоследствии ставшей Екатериной II.

Елизавета Петровна царствовала 20 лет (1741—1761). Потомки Петра I, как его дочь Елизавета, так и внук Петр III, в отличие от своего великого предка забирали себе казенные доходы и, когда у них просили денег на нужды государства, с гневом отвечали:

«Ищите денег, где хотите, а отложенные — наши». Почти все отрасли торговли были превращены в разорительные частные монополии, а казенные заводы самовольно переданы Сенатом в частные владения царедворцам: Шуваловым, Воронцовым, Чернышевым и пр. Ссуду новоявленные фабриканты промотали в столице, а заводским крестьянам так мало платили или вовсе не платили, что это привело к бунтам и мятежам, усмиренным воинскими командами с пушками.

Но отказать в заботе о благе России Елизавете Петровне нельзя. Ее, пожалуй, можно причислить к первым в истории нашей страны, а может быть, и в мировой цивилизации экологам. И не без основания: императрица еще в 1744 г. заметила, что для сохранения подмосковных лесов следует ограничить потребности частных лиц в древесине. Сенат немедленно повел «обследование» по линии главных потребителей лесов — огнедействующих заводов. Не без нажима графа П. И. Шувалова, известного царедворца и предпринимателя, вопрос был положительно решен, и в 1753—1754 гг. последовали знаменитые указы о закрытии заводов винокуренных, стекольных и железоделательных на расстоянии 200 верст вокруг Москвы. Существовавший здесь с давних пор район металлургии и металлообработки оказался в результате резко ослаблен. Иные предприниматели после ликвидации их заводов покинули сферу тяжелой промышленности, другие перенесли центр своей деятельности в другие районы.

Москва продолжала оставаться второй столицей и по-прежнему была под недремлющим оком Российского правительства. В начале правления Елизаветы Петровны, в частности, в 1742 г. по указу Сената, чтобы «не было провозу не явленых товаров и корчемных питий...», всю территорию Москвы за пределами Земляного города обнесли новой оградой"— насыпным валом с «рогатками» и шлагбаумами. Строительством «таможенного рубежа» заведовала Камер-коллегия3, по имени которой он и получил свое имя. Напоминанием об этих старых границах города служат уцелевшие названия улиц и площадей: Симоновский, Бутырский, Преображенский вал, Проломная, Пресненская, Крестьянская застава...

Камер-коллежский вал несколько вытянул Москву на северо-восток, туда, где лежали важные пригороды — Преображенское и Лефортово. Хотя Москва и продолжала обустраиваться и расти за пределы Камер-коллежского вала, но по бумагам до 1917 г. официальной границей города считалось Садовое кольцо.

Интересна история освещения Москвы. Лишь в конце 1730 г. Анна Иоанновна издала указ, обязывающий устанавливать на основных улицах «фонари стеклянные» на расстоянии 20 м друг от друга. Первые фонари появились, конечно же, в Кремле, спустя некоторое время — в Китай-городе, в Белом и Земляном городах, в 1750-е годы — в Немецкой слободе.

Первоначально специалистов по фонарному делу называли «хожалыми» или «ходяками» (не путать с «ходоками») — их набирали из отставных пожарных, поскольку их работа также связана с огнем.

К началу XIX в. в Москве не насчитывалось и тысячи фонарей, хотя их устройство уже успело к тому времени претерпеть некоторые изменения: фитилей стало сначала два, потом — на европейский манер — три, в верхнюю часть плафонов поместили солидные зеркальные отражатели. Однако по причине экономии средств исправно работал лишь каждый пятнадцатый фонарь. Существенно начало меняться положение в 1860-х годах, когда на смену масляным фонарям пришли скипидарные и спиртовые. Через пару десятилетий появились фонари газовые. Фонари с лампой накаливания впервые появились в Москве в середине 80-х, однако их предшественники полностью исчезли со столичных улиц лишь к началу 30-х годов XX в.

Жизнь русского общества в послепетровское время, особенно в столицах, производила впечатление странного сочетания успехов образования, внешнего лоска, роскоши, блеска и старинного варварства.

Воспитание и обучение детей в дворянских семьях не имело определенных теоретических и практических оснований. Девушки целые дни проводили без всякого дела, смотрелись в зеркало, думали о забавах и женихах, слушали сплетни и пересуды. Тип Митрофанушки, созданного Фонвизиным, был не исключительным, а господствующим.

Со времен Петра I ученье дворянских сыновей находилось под строгим надзором правительства. Дворяне были обязаны учить своих детей в государственных школах, учить дома разрешалось только очень состоятельным помещикам, так как предполагалось, что они смогут нанять хороших учителей. Но и они обязаны были являться на «смотры» к губернаторам и воеводам. Начальным обучением обычно заведовал дядька из крепостных; потом нанимали давать уроки священника или особого учителя, гувернера-иностранца.

После смерти Петра I проводятся различные преобразования учебных заведений, вызванные тем, что в 30-х годах дворянство потребовало отменить установленный Петром I порядок военной службы: разрешить дворянским юношам поступать на военную службу в офицерском чине, минуя тяжелую «солдатскую школу», которая казалась им унизительной. Такое право дворяне получили. Поэтому возникла необходимость обучения детей воинскому делу «от малых лет». С этой целью были открыты шляхетские, кадетские корпуса4: Морской и Сухопутный. В 1752 г. на базе Морской академии учрежден был Морской шляхетский корпус5 для дворян, а Школа математических и навигационных наук ликвидирована, дворяне из нее переведены в Морской корпус, дети же «разных чинов» переданы в различные службы6.

И в службе, и в школе одинаково царило насилие: насильно брали на службу — в солдаты, в матросы, в приказные, насильно посылали учиться за границу, насильно брали и в школу. Была установлена своего рода школьная рекрутчина.

Понятно, что дворянство, как и духовенство, пыталось всякими мерами и средствами скрыться от принудительной и суровой школы и утаить своих детей при переписях и смотрах, приписывая их к другим сословиям, записывая на службу, преждевременно женя, отдавая в монастырь и т.п. За такое укрывательство правительство строго наказывало. Согласно закону 1736 г. у дворян, нарушителей установленного порядка, имения и пожитки отбирались и отдавались доносчикам, если последние докажут свой донос.

Воспитание и образование девушек было совсем бедственным, правительственных женских учебных заведений для них не было, частные пансионы и школы мало прельщали родителей. Обычно ограничивались для девушек домашним воспитанием.

Считалось признаком хорошего воспитания, если девушка казалась бесстрастной, невозмутимо равнодушной ко всему. Много времени и труда уходило на обучение танцам, поклонам и реверансам, жеманству; но о том, чтобы развить ум и сердце, совсем не заботились7. Результатом такого воспитания было развитие мечтательности, сентиментальности и полной оторванности от реальной жизни.

Мысль о необходимости изменения женского воспитания и образования осознавалась еще при Петре I. Такие проекты составлялись В. Н. Татищевым, Феофаном Прокоповичем, И. И. Шуваловым, но ничего значительного так и не было сделано.

О ситуации в России с этого времени, общности с Западом и существовании различий убедительно говорит Г. В. Плеханов: «В эпоху Бэкона и Декарта ход экономического развития обществ Западной Европы сделал особенно ощутительной нужду в увеличении производительных сил. Величия мыслителей отозвались на эту общественную нужду тем, что придали философии новое направление, имевшее чрезвычайно благотворное влияние на естественные науки, а через них и на технику. Но рост производительных сил, со своей стороны, значительно повлиял на внутренние отношения передовых европейских обществ. Благодаря ему третье сословие стало играть в жизни этих обществ несравненно более важную роль, чем прежде. А так как этой новой, гораздо более важной роли его не соответствовали старые общественные отношения, то оно захотело уничтожить их. Это стремление и выразилось в выработке идеологии третьего сословия освободительной философии XVIII в. Польза, которой ожидали от этой новой философии, заключалась уже не в умножении производственных сил, а в таком переустройстве общества, которое соответствовало бы уровню, достигаемому этими силами»8.

Передовым русским людям пришлось одновременно решать и эти задачи. Поэтому закономерным было появление в России Ломоносова, выдающегося ученого, замечательного поэта, философа и идеолога.

Целую эпоху в истории русской науки и культуры XVIII в. составила многогранная деятельность этого гениального ученого. Михаил Васильевич Ломоносов родился в 1711 г. на Севере около города Холмогоры в семье простого крестьянина-рыбака. Зимой 1730 г. 19-летний Михаил Ломоносов пришел с рыбным обозом в Москву. Скрыв свое крестьянское происхождение, Ломоносов поступил в Славяно-греко-латинскую академию (1731—1735).

Славяно-греко-латинская академия, куда пришел учиться Ломоносов, вовсе не была таким уж захудалым заведением. В 20-е годы XVIII в. в ней учились 300—400 студентов, и все «острые и разумные люди», по словам одного иностранца. В ней учился великий Тредиаковский, преобразователь русского стихосложения, первый русский баснописец Антиох Кантемир, ее окончил Петр Постников, «первый русский доктор», получивший затем докторскую степень в Падуанском университете. Академия имела богатую библиотеку, да рядом еще находилась библиотека Печатного двора, где было 3,5 тыс. книг, в том числе много редких, и воспитанникам академии разрешалось посещать библиотеку три дня в неделю, а кому того времени было мало, тот мог оставаться и на ночь.

Лишь 30\% выпускников этой духовной академии шло в духовенство, а 70\% — на гражданскую службу. И с 1732 по 1748 г. академия по требованию начальства четырежды посылала лучших своих студентов в Петербургскую академию наук, иначе там и вовсе не было бы слушателей.

Учили в Славяно-греко-латинской академии основательно, особенно древним языкам. Не зная латыни, в те времена нельзя было получить серьезного образования: большая часть научных книг издавалась на латыни. Позже Ломоносов, нападая на одного немца-профессора и обвиняя его в невежестве, будет требовать от него:

«Ну, поговори со мной по-латыни!» — «Не могу», — признается бедняк. «Вот то-то же!».

Потом Ломоносов вспоминал, как трудно досталось ему учение: «Несказанная бедность: имея один алтын (три копейки) в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше как на денежку (полкопейки) хлеба и на денежку квасу, протчее на бумагу, на обувь и другие нужды». Тем не менее Ломоносов за один год одолел программу трех классов. В числе лучших учеников его отправили продолжать образование в Германию (1736—1741). Вернувшись, он стал работать в Петербургской академии наук: с 1742 г. адъюнктом физики, с 1745 г. профессором химии. Заповедь его жизни: «Через учение — к счастью».

За четверть века кипучей, творческой деятельности в академии Ломоносов обогатил науку многими выдающимися открытиями.

А. С. Пушкин справедливо писал о титане русской и мировой науки XVIII столетия: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей...». Пушкин перечисляет: «Историк, Ритор, Механик, Химик, Минералог, Художник и Стихотворец — он все испытал и все проник». К этому можно добавить: статистик, демограф, географ и педагог. Человек энциклопедических знаний, он проявил себя как гениальный ученый в области естествознания, физики, химии, геологии, астрономии, истории, литературы и языкознания. Некоторые научные открытия великого ученого на десятки лет опередили мысль западных ученых, но в условиях феодально-крепостнического строя не получили широкого признания.

Ломоносов первым открыл закон сохранения материи. Через четыре года, в 1789 г., этот закон сформулировал французский ученый Лавуазье. В практику химического исследования Ломоносов впервые вводит микроскоп, заявляет себя сторонником атомно-молекулярного строения материи, создает приборы по метеорологии, перископ, пишет учебник по металлургии.

В условиях церковной цензуры ученый-просветитель защищает учение Коперника о множественности миров и ведет собственные астрономические наблюдения сконструированным им самим телескопом — «ночезрительной трубой». Наблюдая за прохождением Венеры по диску Солнца, Ломоносов приходит к смелому выводу, что «планета Венера окружена знатной воздушной атмосферой». Он доказал, что космос бесконечен и состоит из множества звездных миров.

Открылась бездна, звезд полна.

Звездам числа нет, бездне дна...

Ломоносов дал научное объяснение атмосферному электричеству. Стремясь поставить науку на службу практике, ученый изобретает громоотвод. Он изобрел также геликоптер — машину для вертикального подъема в верхние слои атмосферы. Ломоносов организовал первую в стране фабрику художественных изделий из цветного стекла. Он был талантливым художником, увлекался искусством мозаики и создал ряд замечательных мозаичных картин.

Большой вклад внес Ломоносов и в развитие русской исторической науки. Противник теорий происхождения Руси от норманнских пришельцев, Ломоносов глубоко изучает источники, подтверждающие древность славянского мира. Он написал книгу «Древняя Российская история».

Ломоносов глубоко верил в талантливость русского народа. В одной из од он призывал соотечественников показать:

Что может собственных Платонов

И быстрых разумов Невтонов,

Российская земля рождать.

Долго и настойчиво Ломоносов добивался создания русского университета. По разработанному им проекту университет был открыт в Москве в 1755 г. Указ об основании Московского университета был подписан императрицей Елизаветой Петровной в Тать-янин день 12 (25) января 1755 г. С этого дня студенты России отмечают свой день. Университет начал свою работу в центре Москвы на Красной площади в здании бывшей Главной аптеки, построенной в XVII в. архитектором М. Т. Чоглоковым. Специально к этому дню она была отремонтирована под руководством известного московского зодчего Д. В. Ухтомского. Лишь к концу XVIII в. университет переехал в новое, специально для него построенное здание за рекой Неглинной неподалеку от Кремля. Здание было сооружено выдающимся московским архитектором М. Ф. Казаковым.

Ломоносов разработал программу университета — «регламент», сделал щедрый вклад в его основание — послал лучших своих учеников для работы в университете. В день открытия университета в 1755 г. в Москве был фейерверк. Прославляли императрицу Елизавету и графа Шувалова. О Ломоносове даже не вспомнили. Но первый русский университет — его детище — принял его имя, как сын принимает фамилию своего отца.

В нем было три факультета: философский, юридический и медицинский и две гимназии. В одну из них принимали детей крестьян и посадских людей.

Много сил и времени Ломоносов отдал на создание этих гимназий. Ему мало, что он учит, ему нужны Ломоносовы: «Мое единственное желание состоит в том, чтобы провести в вожделенное течение гимназию и университет, откуда могут произойти многочисленные Ломоносовы...». При Петербургской академии наук гимназия прозябала, и Ломоносов борется за гимназию при Московском университете. «Гимназия, — пишет он, — является первой основой всех свободных искусств и наук. Из нее, следует ожидать, выйдет просвещенное юношество...» В письме к Шувалову Ломоносов опять хлопочет о гимназии: «При Университете необходимо должна быть гимназия, без которой Университет как пашня без семян». Среди рукописей Ломоносова была найдена записка: «Я не тужу о смерти, пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют»9.

Характерным отличием первого российского университета от зарубежных было отсутствие в нем богословского факультета. С первых дней Московский университет отличался демократическим составом студентов и профессоров. Согласно давним традициям, присущим и университетам других европейских стран, преподавание там велось на труднодоступном латинском языке. Впервые в России лекцию на русском языке прочитал студентам М. В. Ломоносов в Петербурге за 7 лет до открытия Московского университета. Передовые отечественные профессора упорно добивались права читать лекции в университете на русском языке и добились этого. Университет превратился в крупный учебно-научный и культурный центр. На лекциях профессоров могла присутствовать публика, при нем возникли различные научные общества, стали издаваться книги, журналы. С 1756 г. начала выходить первая общественная (неправительственная) газета «Московские ведомости» (дважды в неделю). 3 (14) июня 1756 г. «Московские ведомости» сообщали, что в только что созданной библиотеке университета открыт доступ «для любителей наук и охотников чтения каждую среду и субботу с 2 до 5 часов»10. Особенно развернулась издательская деятельность Московского университета после того, как ее возглавил в 1779 г. приехавший из Петербурга известный прогрессивный писатель-просветитель Н. И. Новиков. Издания университетской типографии нередко вызывали гнев гражданских и церковных властей, так как Новиков подвергал критике существовавшие в России порядки, за что был брошен в тюрьму.

Развитие русской культуры требовало создания и разработки норм литературного языка. Среди предшественников Ломоносова этими вопросами занимались (чем отличались) и Кантемир, и молодой Тредиаковский. Эту линию продолжил и углубил Ломоносов. Но он сознавал, что нельзя полностью отказываться от «славянского наречия», нельзя было порывать с многовековой книжной культурной традицией. Выход виделся только в языковом синтезе. В своих «Риториках» Ломоносов положил начало разработке лексико-стилистических, а также синтаксических норм русского литературного языка.

Чтобы оказалось возможным «прилежное изучение правил грамматических», необходимо было создать их общедоступный свод: кроме славянской грамматики Мелетия Смотрицкого на церковнославянском (1619) и ее краткого перевода В. Е. Адодуровым на немецкий язык в 1731 г., ничего другого не было. И Ломоносов принялся за составление русской грамматики.

В 1755 г. он выпустил «Российскую грамматику», заложив основы современного русского языка. Велика была заслуга Ломоносова в области создания научной терминологии. И здесь он шел преимущественно путем использования общедоступных русских слов для обозначения сложных научных понятий. Вот некоторые из терминов, введенных Ломоносовым в научный оборот: законы движения, магнитная стрелка, земная ось, негашеная известь, преломление лучей, равновесие тел, воздушный насос и др.

Вообще же, все филологические работы Ломоносова были направлены на решение основной задачи — мобилизации, «концентрации» всех «живых национальных сил русского языка»11.

Ломоносов выступает сторонником героической тематики в поэзии:

Хоть нежности сердечной

В любви я не лишен,

Героев славой вечной

Я больше восхищен.

В оде 1747 г. Ломоносов пишет о пользе науки для людей всех возрастов в самых различных обстоятельствах:

Науки юношей питают,

Отраду старым подают,

В счастливой жизни укрепляют,

В несчастный случай берегут,

В домашних трудностях утеха,

И в дальних странствиях не помеха.

Науки пользуют везде:

Среди народов и в пустыне,

В градском шуму и наедине,

В покое сладки и в труде.

Служебная переписка Московского университета при всей своей односторонности и необъективности тем не менее доносит до нас атмосферу, в которой Ломоносову приходилось жить и работать. Одна страничка сообщает о присвоении профессорского звания и десятки страниц о том, как вышедший из себя Ломоносов «ставил кукиш» почетному профессору, собраны при этом показания свидетелей, донесения, заключения.

Хитрый Шумахер, управляющий всеми делами академии, выражал надежду, что Ломоносов сам сломит себе шею: «...отважный и гордый быстрее стремится к цели, однако часто, при смелых скачках, падает в пропасть, где и погибает».

Коварный расчет не всегда бывает неверным. Ломоносов навлекал на себя гнев сильных мира сего, так что перед концом жизни был даже на время отставлен от всех должностей и не мог появляться в академическом зале конференций, но он оставался «отважным и гордым», — не про многих людей так говорили их враги12.

Ломоносов умер 4 апреля 1765 г. в расцвете сил. О своем значении как истинно русского ученого он прекрасно сказал соотечественникам: «Сами свой разум употребляйте. Меня за Аристотеля, Картезия, Невтона не почитайте. Ежели все мне их имя дадите, то знайте, что вы холопы, а моя слава падет и с вашею».

Современником Ломоносова, написавшим 5-томную «Историю Российскую» был Василий Николаевич Татищев (1688—1750). Он ввел в научный оборот законодательные памятники, такие, как Судебник 1550 г., законы о крестьянах разных лет, обработал и свел воедино сведения русских летописей, положив начало критическому подходу к источнику. Татищев считал возможным достижение экономического прогресса в России в рамках существовавшего строя и не ставил вопроса о каких-либо радикальных политических изменениях или о ликвидации крепостнических отношений.

Царствование Елизаветы отличалось усилением ревности к православию. Положение церкви между тем оставалось довольно сложным. Раскол, начавшийся с поправки церковных книг, сделался все глубже и сильнее. Раскольники, или староверы, видели во всех новых обычаях и в самой реформе измену православной вере. Среди староверов образовались разные секты, иногда очень фанатичные. Некоторые из них, например, призывали людей сжигать самих себя. Государственная власть считала старообрядцев бунтовщиками и сурово преследовала их. Закрывая и запечатывая старообрядческие часовни, чиновники часто уничтожали прекрасные древние иконы. Гибло древнее русское искусство. Двести лет раскол оставался открытой раной на теле русской православной церкви.

В дополнение к уже имеющимся трудностям в 1742 г. Синод .постановил закрыть армянские церкви в обеих столицах, предполагая закрыть также иноверческие храмы, построенные на Невском проспекте. В населенной татарами стране уничтожили часть мечетей с воспрещением строить новые. Неумелости чересчур ревностных проповедников довели до бунта языческие и мусульманские племена: мордву, черемисов, чувашей и мещеряков. Евреи подвергались преследованию как «враги Христа Спасителя и причиняющие большой вред подданным». Строгие меры довели раскольников до фанатизма: 53 раскольника в Устюжине и 172 в Томске сожгли себя.

Между тем никаких мер не предпринималось в защиту крепостных крестьян и против самодурства дворян-крепостников, их бесчеловечного отношения к тем, кто создавал основу их благоденствия.

В последние годы царствования Елизаветы в центре Москвы, на Сретенке, развернулась настоящая трагедия. Здесь на протяжении 7 лет зверствовала пресловутая Салтычиха. Дорвавшись до власти, этот «урод рода человеческого» (так впоследствии отмечалось в указе Екатерины II) лично убила или приказала убить не менее 100 человек13.

После смерти Петра I заведенная им зависимость культуры от правительства получает дальнейшее развитие. Правительство и двор стали осуществлять более жесткую культурную политику. По мнению Г. А. Гуковского, в 1730—1750-е годы «сферой приложения силы искусства и мысли» был в первую очередь дворец, игравший роль и политического, и культурного центра, и вельможно-дворянского клуба, и храма монархии, и театра, на котором разыгрывалось великолепное зрелище, смысл которого заключался в показе мощи, величия, неземного характера земной власти. Позже художественная литургия вообще в это время существовала не сама по себе. «Она фигурировала как элемент синтетического действа, составленного живописцем, церемониймейстером, портным, мебельщиком, актером, придворным танцмейстером, пиротехником, архитектором, академиком и поэтом — в целом образующих спектакль императорского дворца»14. Сиятельные вельможи, подражая дворцу, создавали нечто похожее в своих усадьбах.

Здесь возобладал стиль барокко со своей способностью создавать зрелища, придавать помпезность и пышность зданиям и картинам.

В 30—40-е годы XVIII в. усилились черты барокко, выражающие силы абсолютистского государства. Но смысл барокко этого времени не может быть сведен лишь к такой политической ситуации. Оно питалось пусть и драматическими, но более широкими идеями национального величия крепнущих национальных сил, противостоящих «тугоумию» и узколичным интересам временщиков. Как стиль барокко заметно «потяжелел», что можно видеть по постройкам К. Растрелли, одам М. В. Ломоносова, скульптурным памятникам, к этому времени были изжиты реминисценции французского классицизма XVII столетия и художественных форм бюргерской Голландии, столь ощутимые в Петровское время. Барокко этого времени показывало через искусство славу государства, его богатство и мощь. Это барокко торжествующей монархии, барокко государственного возвеличивания.

Хотя в каждый отдельный период развития русского барокко нащупываются только ему принадлежащие социальные причины, важно отметить в целом, что явление это породило тот живописный хаос, когда смешаны воедино кризис феодализма и наступившего века первоначальные накопления, — крестьянские восстания и аристократическая реакция, войны и религиозные споры, правительственные реформы и рост наук и просвещения. За этим разнообразием социальным следовала пестрота культуры, где прихотливо соединились античное и средневековое, церковное и светское, народное и аристократическое.

К концу XVII в. закончилась дезинтеграция стиля средневекового искусства в России. Художественная форма теряла свое смысловое значение как выражение трансцендентных сущностей бытия. Она превращалась в декоративный атрибут, который стилизовался, академизировался, ложно истолковывался. Лишь барокко создало в России новую систему «значащих» форм, дало новый стиль искусству. Их нельзя было изобрести и потому обратились на Запад. Но важны не мотивы заимствований — важна система организации форм.

Для понимания барокко естественно вначале -выделить логику художественного мышления. Главное заключалось в том, что бытие универсально, а искусство стремится выразить эту универсальность. Основой для универсальной картины мира в барокко было понимание величественности и значительности как человека, так и окружающей его действительности. Барокко не любит пустоты (ибо она ничего не значит), для него характерен культ наполненности мироздания, оно полно звезд («открылась бездна — звезд полна, звездам числа нет, бездне дна»), мир — людей и животных разных видов, земля — металлов, материя — атомов. Все это богатство и роскошество мира определенным образом организовано согласно времени по законам метафизики и механики. Оно имеет характер универсума. Такое универсальное бытие мира имеет чувственно-прекрасный облик. Человек, освободившийся от средневековых запретов, смог любоваться улыбкой мира, пусть и символически переистолкованного. В универсум были включены и религиозные, и политические, и эстетические идеалы. Там же нашло место и аллегорически истолкованное прошлое.

Универсум «опирался» на историческую традицию, на открытие эпохи античности, но сама эта традиция под тяжестью такого чудовищного плода, как «барочный универсум», готова была обломиться. Классицизм — в чем была его историческая функция — сорвал этот плод, дав вольно расти традиции освоения античности в культуре Нового времени.

Искусство, стремясь выразить универсальность бытия, не являлось слепком универсума или его искусственной моделью. Оно только намекает на его существование. Намек приводит к метафоричности — главной логической операции в художественном мышлении барокко. Она ведет к следующему. В барокко нет формы, которая прямо или косвенно не намекала бы на существование универсума.

Абстрактность — намек на то, что универсум невоплотим. Невозможность воплощения приводит к гротеску, деформации, утопизму. Барокко мало считается с реальностью — оно возвеличивает монарха, усиливает значение той или иной победы, стремится к гигантомании в области архитектурных форм.

Богатство символических образов в искусстве барокко нередко ставилось чуть ли не в упрек этому стилю, рассматривалось как знак его несовершенства. На самом же деле — это его глубинное свойство. Как наука времени барокко стало использовать инструменты, как искусство — аллегории и эмблемы. Это была попытка вставить промежуточное звено между реальностью и универсумом.

Аллегории воспитывали, символы намекали на многосторонность значения, эмблемы хранили в себе загадку. Для знания этих символических форм нужны были прозорливость ума, стремление к глубине познания. Это порождало «барочный интеллектуализм», энциклопедичность знаний, соответствующих универсальности бытия.

Для барокко большое значение имеет синтез искусства. Но и он был намеком на неполное воплощение универсума. Причем суть его сводилась к следующему. Искусства могли материально взаимодействовать друг с другом в одном определенном объекте. Но они могли также и намекать друг на друга; так, живопись становилась молчаливой риторикой, а поэзия — застывшими картинами и статуями. Одно свойство искусства метафорично переносилось на другое — в скульптуре и архитектуре появилась живописность, в живописи — скульптурность и т.д. Такое свойство метафорического перенесения специфики одного вида искусства на другое получило название синестезии, для того чтобы отличить это явление от материального синтеза искусств. Синестезия — это не действительный, а мысленный, воображаемый синтез искусств, где они сливаются в одно «искусство», где нет уже живописи, поэзии, драмы, риторики, скульптуры, архитектуры и музыки, но есть живописность, поэтичность, риторичность, драматичность, скульптурность, архитектурность и музыкальность. В барокко мы «слышим» шум ярких красок, «видим» образы поэзии, тактильно чувствуем звуки музыки.

Так как искусство барокко должно намекать на всеобщий универсум, то оно имеет представляющее, иначе говоря репрезентативное, значение. Искусство интересуют нагроможденность форм, их сложная соподчиненность, в которых за хаосом открывается гармония, за таинственностью — рациональность.

Барокко одновременно ясно и отвлеченно, натуралистично и аллегорично. Оно подчиняется определенной логике, и не случайно современный исследователь этимологически трактует сам термин «барокко» не как испорченное португальское название жемчужины неправильной формы, а как определение одной из фигур аристотелевского силлогизма.

Мечта о «совокупном художественном продукте», где уживались бы все виды искусства, воплотилась в эпоху барокко в светском варианте лишь в строительстве дворцовых комплексов. Архитектура, живопись, скульптурная декорация, эмблемы и аллегории, искусство садовода и устроителя фонтанов слились здесь с песнями, музыкой и карнавалом. Это было яркое, незабываемое зрелище. Все являло пир глазам, пищу уму, праздник чувствам.

Так как дворец стал занимать главное место в культуре России, к нему типологически приближались и другие-виды архитектуры барокко, будь то церковь или государственное учреждение. В усадьбе дворцового типа оформляется сходная ситуация бытия нового человека с его репрезентативностью, церемониальностью, жаждой светских развлечений, динамикой непрерывных празднеств — назовем все это эфемерной реальностью особого мира, вполне противоположного подлинной реальности жизни, идущей за оградами дворцов и усадеб.

Наконец, все составные части структуры усадьбы оказались столь крепко спаяны между собой, что это дало сразу новое качество — подлинную ансамблевость усадьбы, которую не знало искусство средневековья.

Глубокая природа русского барокко была чужда урбанизму. Как бы там ни было, но барокко оставило существенный след в русской усадебной культуре: интерес к ансамблю, богатство аллегорий, пышность праздников.

В этой обстановке популярными становятся новые, появившиеся при Петре I виды искусства, ранее совсем незнакомые или мало знакомые русской жизни, которые можно было бы определить как виды «массового» искусства, — общедоступный театр, фейерверки и иллюминации, триумфальные процессии и театрализованные маскарады. Искусство фейерверков и иллюминаций, совмещавшее в себе средства живописи, скульптуры и поэзии, искусство эфемерное по своей природе, не поддающееся фиксации и поэтому трудно представимое сейчас во всем его блеске и великолепии, было той синтетической формой искусства, с которой правительство непосредственно обращалось к народу, населению столиц, во всяком случае.

Зрелищность как основное свойство искусства поддерживалось как официальная установка до самого конца века, а при Павле I эти действа сменились другим эстетическим идеалом — военными парадами.

Россия 30—60-х годов XVIII в. характеризуется дальнейшим процессом обмирщения в области политики культуры, искусства, быта. Продолжает формироваться новый тип общественного сознания, неразрывно связанный с существенными изменениями в социально-экономической, политической и идейно-философской (в первую очередь гносеологической) жизни общества. Уже в Петровское время стали складываться социально-политические условия и идейно-философские основы, способствующие зарождению классицизма.

Формирование классицизма в русской культуре происходило значительно позже, чем в европейских культурах, но в относительно сходных исторических условиях становления абсолютистского государства. Русские деятели культуры исходили из опыта своих зарубежных предшественников. Это, естественно, привело к определенной общности многих сторон эстетики русского классицизма с эстетическими принципами европейского классицизма (французского в первую очередь).

Эта общность во многом определила и содержание, и форму русского искусства этого периода. Ему тоже будут присущи нормативность и жанровая регламентация, близкая к сформулированной в «Поэтическом искусстве» Буало, рассудочность, абстрактность и условность в конструировании художественного образа, признание решающей роли просвещенного монарха в установлении справедливого, основанного на твердых законах общественного порядка.

Но вместе с тем русский классицизм отличался чертами неповторимого национального своеобразия.

Тесная связь с современностью и обличительная направленность стали характерными чертами отечественного классицизма. Классицизм в русской литературе формировался в борьбе с барокко и всем наследием средневековой литературы.

Развитие русского классицизма пришлось на XVIII в. и это расширило его философскую базу сравнительно с философскими основами буржуазного классицизма, связало его с идеями в большей степени просветительства, чем с идеологией абсолютизма.

Воздействие на русский классицизм рационализма Декарта, сенсуализма Локка и материалистических воззрений Гассенди, Гольбаха и Гельвеция увеличило гносеологические возможности русского искусства.

По установившейся традиции классицизм в русской литературе начинают рассматривать с творчества Антиоха Дмитриевича Кантемира (1708), с появления его сатир. Это утверждение исследователей в достаточной мере справедливо. Действительно, хотя предпосылки для формирования классицизма начали появляться еще в Петровское время, однако никто до Кантемира не воспользовался возможностями новой, общеевропейской жанровой системы, пришедшей на смену средневековым жанрам. Он первый ввел в русскую литературу жанр стихотворной сатиры, выработанной поэтикой классицизма на основе античных образцов.

В 1738 г. Кантемира в ранге посланника направили во Францию. Как считают, это назначение было своеобразной почетной ссылкой, причиной для нее были сатиры писателя.

Кантемиру так и не суждено было увидеть многие свои сатиры напечатанными. Он умер 11 марта 1744 г. в Париже, завещав похоронить себя в Греческом монастыре в Москве.

Кантемиром было написано девять сатир, несколько басен, переводов из античных поэтов и начата поэма «Петрица». К ним следует прибавить еще перевод книги Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», где в популярной форме отстаивалась геоцентрическая система. Свой перевод Кантемир сдал в Академию наук в 1730 г., но напечатан он был только в 1740 г., а в 1756 г. по решению Синода как «богопротивная книжища», полная «сатанинского коварства», подвергнут конфискации. Характерно, что именно в периоды временного ослабления реакции этот перевод был издан еще дважды (в 1761 г. — после смерти Елизаветы Петровны и в 1802 г. — через год после убийства Павла I). Перевод этой книги положил начало разработке научной терминологии. Кантемир ввел такие термины, как начало (принцип), понятие (идея), наблюдение, плотность, вихри и др.

Деятельность Кантемира протекала тогда, когда прогрессивные завоевания Петровского времени оказались под угрозой. Их надо было отстаивать самым решительным образом. Вот почему новая русская литература — русский классицизм начался с «плода осеннего» — с сатиры.

В надписи Державина к портрету сатирика справедливо сказано:

Старинный слог его достоинств не умалит. Порок! Не подходи: сей взор тебя ужалит.

В истории русской литературы и культуры Кантемир занимает почетное место: он, по выражению Белинского, «первым свел поэзию с жизнью».

Русскому классицизму было характерно сочувственное отношение к судьбе закрепощенного труженика, обличение паразитирующего дворянства вместе с признанием внесословной ценности человека. Например, в трагедии Ломоносова «Памира и Селим»: «Всегда есть Божий глас, глас целого народа, устами одного Всевышний говорит». Это вырабатывало антифеодальную мораль, внесло в итоге свой вклад в формирование А. Н. Радищева и целой плеяды революционных демократов.

Изображение сферы чувств в произведениях классицистов встречается чаще, чем это принято считать. Прежде всего воспроизводились любовные переживания в лирических жанрах, особенно в жанре песни. В нем удачнее других выступал Сумароков. Любовное чувство в его лучших стихотворениях раскрыто глубоко и многогранно.

Александр Петрович Сумароков (1717—1777) вошел в историю русской литературы не только как писатель, но и как один из основных теоретиков русского классицизма. Ему принадлежат наиболее полно и доступно сформулированные программные произведения утверждающего направления — эпистолы «О русском языке» и «О стихотворстве».

Именно Сумарокова следует считать родоначальником стихотворного басенного жанра, ставшего одним из популярнейших в XVIII в., что, несомненно, во многом подготовило басенное творчество И. А. Крылова.

Писатель-просветитель, поэт-сатирик, всю жизнь боровшийся с общественным злом и людской несправедливостью.

Доколе дряхлостью иль смертью не увяну, Против порока я писать не перестану!

Пользовавшийся заслуженным уважением Н. И. Новикова и А. Н. Радищева Сумароков в истории русской литературы XVIII в. занимает видное место. Позже многие русские писатели отказывали Сумарокову в литературном таланте, но все же прав был Белинский, заявивший, что «Сумароков имел у своих современников огромный успех, а без дарования, воля ваша, нельзя иметь никакого успеха ни в какое время»15.

«Огосударствление» искусства имело положительную сторону, помогая его создателям утвердить в общественном сознании высокую ценность, самостоятельное значение художественного творчества в национальной культуре. Это было осознанно в первую очередь писателями, ибо в литературе уровень профессионального и общеэстетического самосознания был в эту эпоху выше, чем в других видах искусства.

Русский классицизм складывался как художественный стиль, призванный внедрять в общественное сознание самосознание нации, формировать ее представление о себе.

«Поэтики» и «Риторики» конца XVII — начала XVIII в., трактаты по стихосложению Тредиаковского (1735—1752), «Риторики» (1748) Ломоносова и «Епистоли о стихотворстве» (1747) Сумарокова развивали проблемы всего европейского искусства, возникшего еще в эпоху Возрождения, — проблемы соотношения общего идеала искусства и индивидуального вклада художника, правила и новаторство, или иначе — подражание и талант, т.е. проблемы художественного идеала и его конкретного индивидуального воплощения.

Над этими проблемами усиленно работал упоминаемый нами В. К. Тредиаковский (1703—1769). Почти одновременно с появлением первых сатир Кантемира в 1730 г. был опубликован перевод — переделка романа французского писателя Поля Тальмана «Езда в остров Любви» (это — первое печатное произведение художественной литературы на русском языке). Его переводчик — Василий Кириллович Тредиаковский, недавно вернувшийся из-за границы, быстро войдет в общественно-литературную жизнь России и проявит себя как новатор и экспериментатор и в области художественного творчества, и в области филологической науки.

Тредиаковский — автор галантно-любовного романа, завоевавшего широкую популярность среди дворянской молодежи, распространением рукописного текста первой сатиры Кантемира быстро вызвал ненависть реакционеров, объявивших его «первым развратником русской молодежи» и угрожавших ему кровавой расправой («Прольется ваша еретическая кровь», — обещал Тредиаковскому архимандрит Малиновский).

Все же литературная известность молодого писателя имела и свою положительную сторону. Он вскоре становится придворным «пиитом» Анны Иоанновны. В 1733 г. был зачислен в штат Академии наук на должность секретаря. В академии Тредиаковский должен был «вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами, давать лекции, составлять словари, переводить с французского на русский». Несмотря на непрекращавшуюся борьбу Тредиаковского с иностранцами, захватившими в Российской академии почти все высокие посты, он стал в 1745 г. первым русским профессором «как латинская, так и российская элоквенции» (т.е. красноречия). В 1759 г. Тредиаковского уволили из академии. Тем не менее он продолжал свою напряженную писательскую и издательскую деятельность, выпустил в свет перевод 12 томов «Римской истории» Ролленя и 4 томов «Истории о римских императорах», написанной учеником Ролленя — Кревье.

Битый и униженный при Анне Иоанновне, находившийся под подозрением в царствование Елизаветы Петровны, третировавшийся как бездарный поэт Екатериной II и ее придворными, Тредиаковский заканчивал свой жизненный путь в полной нищете. «У меня нет ни полушки в доме, ни сухаря хлеба, ни дров полена», — горестно писал он.

К числу ранних произведений поэта относится его «Эллегия о смерти Петра Великого». По живым следам трагического события эта «Элегия», как надгробное слово Ф. Прокоповича и «Слава печальная» Ф. Журовского, описывает безмерное горе россиян. В. К. Тредиаковский продолжил развитие учения о «вымысле» (фикции), начатое Ф. Прокоповичем, подхваченное Кантемиром16. Он первым осознал, что для утверждения на русской почве новой жанровой системы в поэзии необходимо реформирование силлабической стихотворной системы, ставшей уже архаичной. Начало этой реформы им положено в его трактате «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определением до сего надлежащих званий» (1735).

Несмотря на незавершенность, половинчатость реформы Тре-диаковского, его вклад в развитие русской версификации трудно переоценить: он первым ввел понятие стопы («стих начавшего стопой прежде всех в России», как сказано в надписи 1766 г. к его портрету). Дальнейшая разработка стихосложения уже была следствием этого. Необходимо отметить также, что реформирование стихосложения Тредиаковский проводил на национальной основе народного языка.

Одним из его наиболее крупных произведений является «Тилемахида», стихотворное переложение романа французского писателя Фенелона «Похождение Телемана», произведения, высоко ценившегося у передовых русских писателей XVIII в. Вокруг публикаций Тредиаковского разгорелась острая полемика. Екатерина II и ее окружение старались всячески скомпрометировать и «Тилемахиду», и ее автора, обвиняя его в художественной несостоятельности. Новиков и Радищев взяли под защиту как самого писателя, так и его творение.

В своей «Тилемахиде» Тредиаковский выступает сторонником либерального государственного правления. И это не удовлетворило Екатерину II. Создание и публикация «Тилемахиды» — свидетельство гражданского мужества писателя: он хорошо представлял себе, что обличение «злых царей», которые «не любят вещающих Истину смело», чревато опасными последствиями.

Тредиаковский выступает сторонником строгого соблюдения законов в духе просветительских взглядов:

...Состоит в чем царска державность?

...Царь властен есть во всем над Народом,

Но Законы над ним во всем же властны конечно.

Примечательно совпадение взглядов Тредиаковского с А. С. Пушкиным в оде «Вольность»:

Владыка! Вам венец и трон,

Дает закон, а не природа.

Стоите выше вы народа,

Но вечный выше вас закон.

Уместно здесь напомнить слова Радищева: «Тредиаковского выроют из поросшей мхом забвения могилы, а в «Тилемахиде» найдутся добрые стихи и будут в пример поставляемы».

Зачинатель современного стихосложения, поэт, прозаик, переводчик, теоретик литературы, Тредиаковский законно занимает достойное место в истории русской культуры.

В предисловии к «Тилемахиде» Тредиаковский писал, имея в виду эпическую поэзию: «Она вещает то самое, что сущее нравоучительное любомудрое и есть нравственная истинная, философия, однако не суровым рубищем и темным одеянная, но светло, богато и стройно наряженная, к учительствуемым предъисходит»17. Этот пример свидетельствует о том, что русские теоретики руководствовались в своей оценке искусства и культуры в целом представлением о том, что наука и художество выражают одно и то же, но в разной форме.

Новаторство понималось не как смена художественных систем, а как расширение существующих за счет включения в них видов искусства или новых жанров. Так, Ломоносов, создавая русское мозаическое искусство, предлагал новую технологию, совсем не задаваясь целью внести какое-либо коренное изменение в структуру современной ему живописи. Такое же отношение было у него и к реформе в области языка.

В теоретических высказываниях создателей поэзии классицизма А. Д. Кантемира, В. К. Тредиаковского, М. В. Ломоносова разрыв с допетровским культурным прошлым формулировался как идея создания общенациональной литературы, а необходимость литературных реформ представлялась распространением «дела» Петра и на область культуры. Кантемир еще считал возможным новое содержание выражать средствами стиховой системы школы Симеона Полоцкого, так называемым силлабическим стихом. Тредиаковский, а затем Ломоносов в 30—40-е годы XVIII в. разработали взамен силлабического стиха силлабо-тонический, более соответствующий природе русского языка, его акцентной системе.

Создание русской трагедии и русской оды Ломоносовым воспринималось современниками как истинное начало новой русской литературы. Наряду с одой похвальной духовные или стихотворные переложения псалмов Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова, Г. Р. Державина (1743—1816) превратились в особый жанр преимущественно гражданско-обличительного или этико-философ-ского содержания.

В 50—60-е годы возникает особый жанр философско-дидакти-ческой поэмы: «Письмо о пользе стекла» (1752) Ломоносова, «Фе-онтия» (1755) Тредиаковского, «Плоды науки» (1761) М. М. Хераскова (1733—1807), «Сугубое блаженство» (1765) Ф. Богдановича (1743—1803).

Литература классицизма стала новым этапом в развитии отечественной культуры. Отвечая требованиям эпохи, она создала образ нового человека-гражданина и патриота, убежденного в том, что «для пользы общества коль радостно трудиться». Этот человек должен проникнуть в тайны мироздания, стать активной творческой натурой. Для всего этого он вынужден отказаться от личного благополучия, обуздать свои страсти, подчинить свои чувства общественному долгу.

Значение русской литературы второй половины XVIII в. так охарактеризовал Г. А. Гуковский: «Культ конкретного, живого человека, и не отвлеченного, подвергнутого «разумному» анализу человека классицизма, культ человека, имеющего право на жизнь, свободу, мысль, творчество и счастье независимо от того, монарх или подданный, дворянин или крепостной»18.

Вдохновляемые этими идеями, писатели-классицисты вполне осознанно стремились превратить литературу и театр в учебник жизни. И не случайно Сумароков назвал театр «училищем бродягам по жизни человеческой».

Один из таких театров был создан сыном купца Федором Григорьевичем Волковым (1729—1763) в Ярославле под покровительством воеводы Мусина-Пушкина. Директором и машинистом русской труппы, ее актером и одновременно автором исполняемых пьес являлся все тот же Волков. Слава о театре дошла до Елизаветы, и императрица вызвала его в Петербург. 30 августа 1756 г. Елизавета Петровна подписала указ об учреждении русского театра в Петербурге (труппа Ф. Волкова). Директором этой труппы был назначен Сумароков, написавший для нее 26 пьес, из которых «Хо-рев», «Синав», «Трувер» и «Дмитрий Самозванец» нечто иное, как переводы шекспировских и французских пьес.

Ф. Г. Волкова не случайно именуют «отцом русского театра» (В. Г. Белинский), сыгравшим исключительно большую роль в развитии русского театра. Актерский талант, помноженный на редкостную сценическую внешность, обеспечили славу Волкову и его театру. Публика восторженно принимала и трагедии, и комедии с участием Волкова.

Как директор труппы А. П. Сумароков оказывал большую поддержку Волкову. Кроме того, он руководил и театральным образованием в Петербургском шляхетском корпусе, где, в частности, под руководством А. П. Сумарокова получил профессиональную подготовку И. А. Дмитриевский, один из первых театральных педагогов.

Князь Б. Куракин пишет, что у знатных людей его времени дворовые их холопы на святках играли «всякие гистории смешные». В Московской академии ставились мистерии; играли их «государственные младенцы», как прозывались в афишах студенты академии, вызвавшиеся или командированные на роли в этих спектаклях. Прозвище «государственные младенцы» объясняется присутствием сыновей московской служилой знати в тогдашнем составе академического студенчества.

Покровителем литературы и изящных искусств в царствование Елизаветы был ее молодой любовник граф Иван Шувалов. Это к нему обращался Ломоносов с просьбой основать в Москве университет. Шувалов же основал в Петербурге Академию художеств, в которую пригласил французских учителей: живописца Лоррена, скульптора Жилле, архитектора Валуа и впоследствии Девели и Лагрена. Шувалову принадлежит также заслуга создания первого и единственного в России музея оружия. (Сейчас это, пожалуй, самая богатая коллекция. Русских мечей XI—XIII вв. сохранилось доныне всего 183, шлемов — еще меньше, хотя их очень берегли.19)

При дворе Елизаветы растет влияние французов, французских идей и культуры. Французские вкусы, моды, костюмы, манеры в царствование Елизаветы стали водворяться при петербургском дворе и в высшем русском обществе. При Елизавете было положено начало тому, что получит столь успешное развитие при Екатерине II (1762—1796): княгиня Дашкова, граф Воронцов и другие вельможи с одинаковой легкостью владеют французским и русским языком.

После смерти Елизаветы императором в конце 1761 г. стал Петр III — внук Петра I и одновременно по мужской линии внук Карла XII. Бездушный правитель, он был смещен с трона своей женой Софьей, коронованной как Екатерина II (1762—1796). Опираясь на гвардейские полки, Софья быстро смогла свергнуть с трона Петра III, так как он был особенно непопулярен среди родовитого дворянства. Обладая недюжинными способностями, волей и трудолюбием, она изучила русский язык, много читала, приобрела обширные познания.

В 1760—1770 гг. — в годы царствования Екатерины II — российское общество вступает в свой наиболее радикальный период развития, который принято называть эпохой русского Просвещения.

Эпоха Просвещения отразила глубокие перемены в экономической и социальной жизни Европы. Как определенное историческое явление просветительство — тот комплекс идей, который образуется в периоды антифеодальной реакции в стране. Не затрагивая экономики России, но видя быстрое распространение идей Просвещения, можно смело сказать, что страна пошла по новому экономическому пути, хотя представители третьего сословия, ставшие политической силой Просвещения во Франции, в России почти не выступали. По верному замечанию Г. В. Плеханова, Просвещение в России ограничивалось дворянскими кругами (в чем была его слабость), но ряд русских просветителей объективно выразил интересы нового сословия. Ведь действительно в недрах русского феодального строя стала интенсивно развиваться система капиталистических отношений. Это не могло не сказаться на социальном самочувствии правящего класса, хотя помещики решительно оттеснили купечество и предпринимателей от права владения землей и крепостными, от различных политических привилегий.

И французское, и русское Просвещение в разные хронологические эпохи, в разных национальных условиях выразили одну и ту же стадию общественного процесса — кризис феодализма.

Влияние французской просветительской литературы на читающие умы России было весьма сильным. Революционная ситуация Франции позволила сделать из просветительских идеалов радикальные выводы: она потребовала политической свободы человека, вырвавшегося из-под гнета средневековых пут. В России Просвещение стремилось к другому, не смея сделать такие решительные выводы. Оно говорило о необходимости освобождения родовой сущности человека. Гуманизм русского Просвещения заключался в этом.

Идеология имела большое влияние на русское общество. Яркой группой представителей русского Просвещения была его либеральная часть, куда входили Н. Н. Поповский, А. Я. Поленов, И. А. Третьяков, Я. П. Козельский, Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, И. А. Крылов. В их взглядах отразились требования популярных тогда теорий естественного права и договорного происхождения государства. Опираясь на эти теории, некоторые из них выдвигали положение об ограничении и смягчении крепостного права. Это был один ответ на кризис феодализма в стране. Другой влиятельной группой были сторонники «просвещенного абсолютизма» — консервативно-охранительное

Русская культура: история и современность

Русская культура: история и современность

Обсуждение Русская культура: история и современность

Комментарии, рецензии и отзывы

Глава viii. россия в послепетровские времена и второй половине xviii в. (1725—1801): Русская культура: история и современность, Т. С. Георгиева, 2001 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон На богатом фактологическом материале показана история возникновения и развития русской национальной культуры.