Беседа семнадцатая

Беседа семнадцатая

СКОЛЬКО ПУТЕЙ В «НЕЗНАЕМОЕ»?

— Разговор о методах творческой деятельности журналиста мы начнем с уяснения тех факторов, которые определили их состав. Кое-какие из них для Вас, наверное, очевидны.

— Под факторами Вы имеете в виду обстоятельства, из-за которых возникают те или иные особенности методов?

— Да, только не отдельных методов, а всей системы. Они связаны с тем, что нам уже известно из предыдущих бесед.

— Думаю, что догадываюсь. Тот факт, что творческий акт в журналистике включает в себя познавательную стадию, то есть осознаваемые познавательные задачи, должен был вызвать к жизни и познавательные методы. А чтобы решать задачи следующей стадии, должны были возникнуть методы... Как они могут называться-то?.. Письма— не скажешь, ведь есть же радио, телевидение... Ну, словом... Методы воплощения, может быть?..

— Назовем их методами предъявления информации! Вы начали с самого основного из факторов, на мой взгляд. В целом их ряд выглядит так:

• стадиальность творческого процесса (как раз об этом Вы и сказали);

• комплексность задач, решаемых журналистом на пути к результату творчества (помните, мы касались задач эмпирических, теоретических, организационно-практических);

• характер источников информации (говоря более точно и широко, — структура информационной среды);

• законы познания (законы восприятия и переработки информации);

• законы общения.

Именно вследствие этих обстоятельств возникает, с одной стороны, многообразие методов журналистского творчества, а с другой — соотнесенность их с определенной стадией творческого . акта.

— Выходит, я про соотнесенность и говорил, да?

— Да-да-да! И Вы естественным образом сгруппировали методы. Вот на этих группах мы и сосредоточим внимание.

Поскольку творческий акт начинается стадией освоения действительности, первой целесообразно рассмотреть группу методов познавательной деятельности. В соответствии с задачами, которые решает журналист в процессе познания, эта группа складывается из двух подгрупп. В одну входят методы получения сведений, в другую — методы постижения сути.

— Их, наверное, можно назвать и по задачам— эмпирические и теоретические ?

— Можно... О методах получения сведений, или эмпирически, представление есть у всякого. Но одно дело — иметь представление, а другое — владеть ими, уметь их применять профессионально.

— Американская журналистика известна своими традициями добывания сведений. Помните уотергейтский скандал, раскрученный журналистами? Или нашумевшую историю с установкой телекамер в одном из универмагов и внедрением двух журналисток в обслуживающий персонал?

— Да, эти эпизоды стали хрестоматийными. В отечественной журналистике тоже достаточно примеров мастерской работы такого рода. Но, прежде чем рассматривать примеры, обратим внимание вот на какое обстоятельство. В подгруппе используемых сегодня методов получения сведений с определенностью различаются традиционные журналистские методы и методы, заимствованные из конкретных социальных исследований. Они восходят к общей основе — одним и тем же феноменальным свойствам человека: его способности воспринимать информацию через визуальные контакты, через речевое общение, через освоение знаковых информационных продуктов (прежде всего письменных и печатных текстов). В то же время в них есть существенные отличия, да и степень освоенности их не сравнима. Поэтому резонно представить их как самостоятельные звенья этой подгруппы.

Традиционные журналистские методы получения сведений ориентированы на выявление тех или иных состояний действительности и представление их главным образом в качественных характеристиках. Журналисту нужна конкретность данных, подтверждаемость их деталями, часто наглядными.

— Ну, это то, о чем Вы говорили выше, — особый характер сведений... Как я понимаю, до сих пор мне приходилось использовать именно традиционные методы — беседу и наблюдение.

— Вообще-то к традиционным относятся три метода получения сведений: проработка документов, наблюдение и беседа. Судя по материалам, Вам случалось прибегать ко всем из них!

— Проработка документов?.. А, да-а... Но я воспринимал это как вспомогательный момент.

— Почему же вспомогательный?!

Проработка документов — метод, с помощью которого журналист получает уже имеющиеся в обществе сведения, хранящиеся в многообразных «информационных кладовых». Они могут быть самого разного свойства: от законов и решений властных структур, от фундаментальных положений науки до характеристик и описаний мест, людей, событий.

— Сейчас все данные такого рода можно отыскать в Интернете!

— Многие. Но далеко не все! Скажем, сведения из официальных и личных документов, которые отражают сферу быта людей, в компьютерных сетях представлены минимально. Кстати, а Вы отдаете себе отчет, что информация в Интернете — тоже совокупность документов, документированная информация?..

— Да, конечно.

— Все эти сведения могут потребоваться журналисту для использования в тексте, а могут и не потребоваться, выступив только как материал, подлежащий переработке в ходе творческого процесса. Но в любом случае они необходимы, и это делает проработку документов отнюдь не второстепенным моментом в журналистской работе.

Обращение журналиста к документальным источникам информации начинается с их поиска. В условиях, когда приходится говорить об «информационном взрыве», дело это не такое простое: от журналиста требуется высокий уровень документовед ческой, библиографической грамотности, широкое представление о типах и видах документов, бытующих в обществе. Вот почему уместно познакомиться с принятыми в науке классификациями документов, в частности с довольно универсальной и близкой по целям журналисту классификацией, разработанной социологами.

Однако она не предусматривает группировку документов по таким основаниям, как тип деятельности, породившей документ, и сфера его обращения. А с поисковой точки зрения для журналиста подобная группировка очень важна. Вот мы с Вами сейчас и построим ряды документов, объединив их по этим двум признакам. Итак, первый ряд — по типу деятельности, породившей документ. С чего бы Вы этот ряд начали?

— Наверное, с правительственных документов...

— А какой деятельностью они производятся?

— Да, надо же по типу деятельности... Тогда, наверное, управленческие?..

— По сути — правильно, но так ведь обычно не говорят... Знаете, как управление по-латыни? Administratio!

— А-а... Ну, конечно! Административные...

— В целом этот ряд документов выглядит так:

1) государственно-административные;

2) производственно-административные;

3) общественно-политические;

4) научные;

5) нормативно-технические;

6) справочно-информационные;

7) художественные.

Каждый из них может быть представлен более дробно, но для нас это особого значения не имеет.

— А что значит художественные? Документы— художественные?.. Это парадокс!

— Отчасти — да. Но Вы вспомните широкий смысл понятия «документ», принятый сегодня в науке за основной: материальный носитель информации. Если так, то выделять художественный документ как особую разновидность документальных источников приходится с неизбежностью. При этом он должен, видимо, рассматриваться как несущий специфический род информации — информацию эстетическую.

— А как же с дихотомией «документальное — художественное» ?

— Она свое значение сохраняет: ведь узкий-то смысл понятия «документ», к которому восходит термин «документальный», никто не отменял.

— В соответствии с этой классификацией можно завести рубрики в электронной записной книжке...

— Да, так удобно формировать базы данных по нужной проблематике — хоть в электронной картотеке, хоть в обычной.

Второй ряд документов, сгруппированный по сферам их обращения, намного скромнее, хотя охватывает практически все стороны жизни людей. Сюда входят документы:

1) производственные;

2) общественных организаций;

3) бытовые.

В какой-то степени они тоже могут быть отражены в личной картотеке. Однако лишь в какой-то. Большая часть их открывается журналисту в процессе поисковой работы, причем не без препятствий: далеко не все хотят тот или иной документ обнародовать.

— А к какому из этих разрядов относятся, например, материалы судопроизводства ?

— Вы же сами себе подсказываете! Судо-производство, производство суда... Под производственными документами имеется в виду совокупность текстов (в том числе личных: заявления, докладные и объяснительные записки, просьбы), которые обеспечивают информационное обслуживание производственной жизни трудовых коллективов, нужды управления в государственной и производственной сферах.

Такие документы всегда регистрируются, учитываются. Однако не существует ни нормативного акта, ни ведомственных инструкций, которые бы четко определяли порядок допуска журналиста к ним. Поэтому представители прессы нередко сталкиваются с отказами официальных лиц. Приходится искать обходные пути, убеждать людей, имеющих отношение к этим документам, в необходимости помочь журналисту.

То же самое можно сказать и по поводу документов общественных организаций — текстов, обеспечивающих информационное обслуживание деятельности партий, движений, объединений разного рода. Попытайтесь получить протоколы заседания пленума ЦК КПРФ, посвященного обсуждению позиции фракции КПРФ на предстоящем заседании Госдумы. Почти наверняка представители пресс-службы попросят вас обойтись данными, предоставляемыми ими. Это приводит к коллизиям, разрешая которые журналист, стремясь выполнить свой профессиональный долг, оказывается на грани риска: пытается добыть документы не вполне законным путем.

— И как далеко тут можно безнаказанно заходить?

— В том-то и дело, что вообще нельзя: нормативная база подобных ситуаций не предусматривает. Хорошо, если б это воспринималось обществом хотя бы так, как в разведывательной деятельности: необходимость, неизбежность во имя блага страны. Так нет же: случаи использования в журналистике документов, добытых незаконно, порицаются и даже могут повлечь за собой судебное разбирательство.

— А помните историю с «бумагами Пентагона»? Там общественное мнение было на стороне журналистики!

— В случае с материалом Вадима Поэгли «Паша-мерседес» — тоже, хотя суд доставил автору много тяжелых минут. Думаю, что подобные обстоятельства, когда речь идет о принципиально важных для жизни общества вещах, всегда будут для журналистов достойным оправданием...

В работе с бытовыми документами — той совокупностью официальных и личных материалов, которая обеспечивает информационное обслуживание людей в быту, розыск — самое трудное. Подавляющее большинство их не подлежит учету; к тому же они, как правило, представляют собой личную собственность человека (даже заверенная нотариусом расписка в получении займа, имеющая силу юридического документа, может быть предъявлена или не предъявлена ее владельцем — определяет это только его личная воля). Обращение к документам такого рода, будь это письма, дневники, обязательства или расписки, требует от журналиста ясного понимания того, что право на получение и использование сведений из них ему дает только добровольное разрешение их обладателя. Исключение из этого правила составляют лишь ситуации, связанные с противозаконными, противоправными действиями владельца документа, несущими в себе угрозу жизни людей или общественному спокойствию.

— Того же свойства оправдание, что и в случае с документами Пентагона... А вот все истории с опубликованием аудиокассет, видеокассет, ставшие едва ли не нормой в нашей прессе, — как их рассматривать? Ведь это тоже чьи-то документы, переданные в средства массовой информации?..

— Чаще всего, на мой взгляд, тут имеет место утечка служебной информации. Причем сознательно допускаемая — либо по соображениям гражданского свойства, либо по соображениям политической борьбы. Журналисту нужно быть в высшей степени осторожным с использованием таких материалов: можно оказаться орудием чьих-то не вполне бескорыстных затей. Работа с документами обязательно предполагает как проверку их на подлинность, так и определение достоверности и надежности заключенных в них сведений.

Если возникает сомнение в подлинности документа, то есть в его действительном происхождении от того автора и при тех обстоятельствах, которые указаны или подразумеваются в тексте, необходимо прибегнуть к методам специального анализа. Они включают в себя «внутреннюю» и «внешнюю» критику документа. Иначе говоря, предполагают внимание к его содержательным характеристикам и к его внешней стороне в целях подтверждения признаков подлинности или выявления несоответствия им. В ситуациях, когда и эти процедуры не снимают сомнений, приходится просить помощи у специалистов — историков-источниковедов, текстологов, криминалистов.

Иногда оказывается под вопросом и достоверность содержащихся в документе сведений, то есть их соответствие действительным событиям. Чтобы не допустить ошибки, журналисты могут ориентироваться на правила, принятые при проверке документальных данных на достоверность в социологии. Согласно этим правилам при анализе документов необходимо:

1) различать описание событий и их интерпретацию (факты и мнения);

2) определять, какими источниками информации пользовался составитель документа, является она первичной или вторичной;

3) выявлять намерения, которыми руководствовался составитель документа, давая ему жизнь;

4) учитывать, как могла повлиять на качество документа обстановка, в которой он создавался.

Всегда полезно для проверки достоверности сведений из документа сопоставить их с данными, полученными из других источников информации другими методами.

— Мне кажется, эти правила годятся только для работы с «бумажными» документами. А если говорить о магнитной записи ?..

— Да, аудиозапись и видеозапись проверить на достоверность может только специалист-криминалист, это надо иметь в виду.

А вот для проверки данных документа на надежность, то есть на то, в какой мере они основательны, представительны, чтобы служить базой для серьезных выводов и обобщений, журналистам не мешает почаще консультироваться со специалистами, способными выступить в качестве экспертов по той или иной проблеме.

Однако ошибки при работе с документами не исключены даже тогда, когда подлинность, достоверность и надежность их сомнения не вызывают. Такая опасность таится в самом процессе освоения документа. Складывается этот процесс из трех процедур: извлечения данных, их интерпретации и фиксации. Важнейшее условие качественного выполнения первой процедуры — навыки быстрого и глубокого чтения, быстрой и глубокой переработки знаковых информационных продуктов, дающей их понимание. Качество интерпретации, основанной на анализе, оценке и объяснении полученных данных, зависит от того, насколько журналист умеет включать в соображения здравого смысла критерии оценок, задаваемые системой знаний общеметодологического или специального характера.

Многое зависит и от умения качественно фиксировать результаты проработки документальных материалов. Ведь фактически в этот момент происходит не что иное, как составление нового, специфического документа — профессиональных записей журналиста, имеющих при определенных условиях юридическую силу. Потому необходимо не только выработать у себя устойчивую привычку к аккуратному ведению записей, но и уметь твердо придерживаться некоторых правил: всегда четко указывать исходные данные документа, авторство, использованные страницы; не забывать закавычивать цитаты; сведения, полученные в результате аналитико-критического чтения и представляющие собой информацию, которая намеренно в документ не закладывалась, сопровождать специальными пометками: «мое наблюдение», «мой вывод», «мое предположение», «моя оценка»; при завершении работы с документом специально проверять все цитаты, названия, фамилии, цифры и прочие данные такого типа. Как показывает анализ судебных дел, возбуждавшихся против журналистов, часто нашего брата подводит именно неумение держать в порядке свои профессиональные записи.

— И все-таки, мне кажется, проработка документов — не основной метод получения сведений. Главное для журналиста — беседа!

— Основной, не основной... Понимаете, нужно владеть всем комплексом методов. В каких-то случаях главным оказывается один, в каких-то — другой, но в той или иной степени они всегда задействованы все.

Конечно, чаще всего львиную долю сведений журналист получает в беседе — непосредственном общении с людьми, имеющими то или иное отношение к изучаемой ситуации. Однако от обычного диалогического общения беседа как метод познавательной деятельности существенно отличается. Это такой вид организованного речевого взаимодействия, который направляется со стороны журналиста отчетливо осознаваемыми познавательными задачами и предполагает выработку стратегии и тактики, соответствующих условиям взаимодействия.

— Я считал, что чем непринужденнее разговор, тем лучше...

— Это, действительно, хорошо, только процесс общения не должен быть стихийным. Вот скажите: Вы отчетливо понимаете, на какие сведения можно рассчитывать, приступая к беседе?

— На те, за которыми пришел к человеку! Это могут быть какие-то факты, а может быть и мнение его...

— Да. Принципиально их может быть по меньшей мере пять видов: фактические данные, мнения, объяснения, предложения и прогнозы, речевые приметы собеседника (характерные особенности его языка). При этом каждый вид может быть представлен весьма разнообразно. Так, факты могут быть позитивные и негативные, наблюдавшиеся собеседником — и не наблюдавшиеся, в которых он участвовал — и в которых не участвовал; наконец, они могут быть из настоящего, прошлого, из собственной жизни, жизни других людей, жизни коллектива... Естественно, что готовность говорить о таких разных вещах у человека не может быть одинаковой. Это требует от журналиста определенных нюансов в поведении, определенных тактических приемов.

— А Вы знаете, даже простое перечисление всех этих вариантов как-то по-новому организует настрой на беседу... Начинаешь шире представлять ее возможности.

— Конечно! То же самое происходит, когда отдаешь себе отчет, как много дополнительной информации можно получить, если поинтересоваться всем разнообразием мнений собеседника. Одно дело, если Вы его спросите, что он думает насчет событий, в которых участвовал или которые наблюдал, и совсем другое, если зададите вопрос насчет его отношения к каким-то явлениям искусства, науки, общественной жизни, к каким-то гипотетическим ситуациям. Через ответы на такие вопросы идет раскрытие личности... Комбинация разного рода вопросов, их чередование, последовательность — все это и есть проявления продуманной тактики.

— То есть тактика беседы— это расположение вопросов?

— Не только. Под тактикой имеется в виду осознанный выбор тех средств общения, которые оказываются в данных условиях наиболее целесообразными, поскольку способны наилучшим образом решить стоящие перед журналистом задачи. Вопросы — одно из таких средств. Сюда же относятся реплики и замечания журналиста, его жестовое поведение, интонация, ритм разговора, специальные полемические приемы, разного рода информационные стимулы, призванные помочь собеседнику раскрепоститься, преодолеть скованность или нежелание говорить. Да и сама обстановка общения...

— Получается, что тактика направлена на то, чтобы перехитрить собеседника, когда он не хочет говорить с журналистом. Это выглядит не ахти как с точки зрения этической.

— Все зависит от того, кто разрабатывает тактику. Если журналист человек порядочный, нравственный, то мотивация при разработке тактики будет у него совсем иной: не перехитрить собеседника, а помочь ему установить с журналистом взаимопонимание, сделать общение не мучительным для него, а приятным. Дело в том, что возникающие по разным причинам помехи в разговоре (исследователи называют их барьерами общения) всегда осложняют жизнь не только журналисту, но и его собеседнику.

— А что именно их вызывает ?

— О, все обстоятельства, порождающие барьеры, учесть едва ли возможно. Однако некоторые из них просто необходимо иметь в виду. Скажем, несовпадения в социальных характеристиках собеседников (статус, ценностные ориентации, степень социальной активности). Или несовпадения психических состояний, психобиологических свойств. Бессмысленно, например, рассчитывать на плодотворный контакт, когда журналист в цейтноте, обеспокоен тем, чтобы побыстрее добыть нужную информацию, а его собеседник только что получил неприятное известие и основательно выбит из колеи... Иногда барьеры возникают из-за неосведомленности журналиста о психологическом состоянии и умонастроении той социальной группы, к которой принадлежит его партнер по общению. Бывают барьеры этической природы.

— Это когда журналист и его партнер по-разному понимают, что такое добро и зло?..

— В том числе — да, когда у них разные нравственные ориентиры.

Но какой бы причиной ни вызывались барьеры, будучи спровоцированы обстоятельствами, проявляются они чаще всего одинаково: как прерывность общения, неконтактность собеседника, отсутствие свободного «перетекания» информации. Чтобы этого избежать, и нужно заботиться о тактике беседы. Удачной она оказывается, как правило, если журналист:

1) основательно подготовился к беседе (освоил предмет обсуждения, имеет представление о собеседнике как индивидуальности);

2) научился контролировать ход беседы, своевременно замечая возникновение барьеров и оперативно нейтрализуя их;

3) владеет достаточным количеством приемов, способных стимулировать общение.

— У Анатолия Аграновского есть хорошие советы на этот счет: не молчать при разговоре, не стыдиться незнания, втягивать собеседника в процесс обдумывания, «заострять» предмет возможного спора...

— Да-да, я их как раз и имею в виду. Мне они симпатичны тем, что позволяют журналисту оставаться искренним, вести себя естественно в отличие от многих рекомендаций Карнеги, в прагматическом смысле, может быть, и полезных, но освобождающих человека от нравственной щепетильности.

— Но все эти советы как-то не очень «стыкуются» с диктофоном. Без него как без рук, а с ним не с руки коллективно что-то обдумывать.

— А кто Вас заставляет гонять диктофон весь период общения? В большинстве случаев включать его надо время от времени, по мере необходимости. Фиксировать информацию, получаемую в ходе беседы, — дело тонкое. Иногда вообще стоит обходиться без диктофона. Бывает, лучше совсем ничего не записывать во время беседы, а постараться восстановить ее ход во всех подробностях сразу по окончании, оставшись «наедине с блокнотом». Еще один вариант — писать вслепую, скорописью, не привлекая внимания к блокноту, чтобы не смущать собеседника, и тоже расшифровать сразу по окончании. Это не трудней, чем делать расшифровку кассеты.

Особый случай беседы — интервью официальных лиц в связи с важными событиями внутренней или международной жизни (как правило, именно для материалов в жанре интервью). В таких обстоятельствах целесообразно вопросы предъявить собеседнику заранее, чтобы дать ему возможность подготовиться.

— Мне кажется, каждая новая беседа — случай особый. Люди такие разные...

— В этом смысле — да, именно так и надо настраиваться... В последние годы очень большое значение приобрела беседа по телефону. Впрочем, о ней у нас разговор впереди...

Перейдем теперь к третьему традиционному для журналистики методу получения сведений — наблюдению.

— Да. По беседе у меня, кажется, вопросов больше нет.

— В основе наблюдения — способность человека воспринимать мир с помощью органов зрения и слуха, через аудиовизуальные контакты. Если проработка документов позволяет получить данные из «информационных кладовых», если беседа открывает доступ к сведениям, которыми обладает тот или иной человек, то наблюдение «снабжает» журналиста материалами непосредственно из текущей реальности. Только надо иметь в виду: непреднамеренное, стихийное аудиовизуальное восприятие действительности этого журналисту не гарантирует. Наблюдение как метод познания есть такой вид восприятия, который предполагает отчетливое осознание актуальных познавательных задач, носит преднамеренный характер, регулируется определенными рекомендациями. Именно преднамеренность восприятия и осознанность задач помогают журналисту смотреть — и видеть. В противном случае наши ощущения сливаются в чувственные образы, не фиксируемые сознанием с достаточной степенью устойчивости, а значит, не способные выступить как сведения, потребные для целей познания,

— Видимо,постепенно такая установка (смотреть— и видеть) вольно или невольно у журналиста вырабатывается, я по себе сужу...

— Да, очень уж велика в этом необходимость: ведь наблюдение для работников прессы — метод непрерывного пользования. Готовность к постоянному осознанному и преднамеренному восприятию окружающего выступает как условие автоматического «включения» профессионального долга, предписывающего журналисту оперативно реагировать на существенные изменения социальной жизни. Здесь — непосредственный источник инициативы, которая и обусловливает высокую степень социальной активности журналистского корпуса.

Однако и в каждом конкретном творческом акте роль наблюдения чрезвычайно высока. Оно используется при решении задач, образующих два одинаково важных ряда:

1) получить через аудиовизуальные контакты с объектом данные, которые представляют собой то или иное проявление сущности происходящего здесь и способны быть основанием для выводов о его значении, об отношениях людей, их ценностных ориентациях, традициях и привычках, об уровне общей и профессиональной культуры — словом, обо всем, что поддается «считыванию» по внешним, доступным восприятию признакам;

2) накопить данные, способные передать внешнюю характерность того или иного объекта и выступить в тексте в качестве примет реальной конкретной ситуации, благодаря которым она предстанет перед читателем как чувственно воспринимаемая картина жизни, создавая у него «эффект присутствия». Разброс таких данных достаточно широк: от деталей внешности человека до характерных черт обстановки (если они оказываются значимыми с точки зрения цели творческого акта).

В процессе наблюдения объект познания предстает перед журналистом как совокупность источников информации, образующих три относительно самостоятельные зоны: поведение отдельных людей; поведение групп людей, их взаимодействие; предметно-вещественная среда, на фоне которой разворачиваются события. Внимание журналиста распределяется между этими тремя зонами, превращая тот или иной источник информации g предмет наблюдения по мере появления очередной познавательной задачи.

— Короче говоря, надо все видеть, слышать и запоминать!

— Да, и запоминать! Удерживать данные наблюдения не так-то просто, тут есть свои проблемы. При всем желании объем наблюдаемого невозможно отразить в блокноте с достаточной полнотой. Тележурналисту помогает видеокамера. А газетчику и радиожурналисту остается серьезнейшим образом тренировать память. Можно еще отработать систему фиксирования «опорных деталей», по которым удается в нужный момент восстановить то, что наблюдалось. Но все это создает дополнительные нагрузки при проверке данных наблюдения.

А проверка должна быть очень тщательной — и на достоверность сведений, и на надежность. Дело в том, что в силу разных причин физического или психологического характера возможна иллюзия восприятия — неадекватное отражение наблюдаемого предмета. Ну, например, в сумерках белые стены дома могут показаться серыми; дорога куда-то, по которой вы идете впервые, представляется более длинной... Не исключены и ошибки интерпретации, связанные с избирательностью нашего восприятия (селективностью, как говорят психологи) или с особенностями культурного, этического, социально-политического, профессионального склада воспринимающего.

— А можно говорить о каких-то условиях, при которых наблюдение становится надежным ?

— Можно. Первое из них — достаточный уровень развития у журналиста необходимых психических свойств, прежде всего произвольного внимания и наблюдательности. Второе — достаточный уровень профессионализма, предполагающий отчетливое осознание познавательных задач, умение быстро и точно вычленять очередной необходимый предмет наблюдения, «схватывать» памятью самое характерное.

Между прочим, нередко источником информации об объекте для журналиста оказывается и его собственное поведение в изучаемой ситуации. Это особая разновидность метода, по терминологии социологов, — включенное наблюдение, при котором наблюдатель действует как участник событий, выступает в социальной роли, аналогичной социальным ролям действительных участников происходящего, получая одновременно данные и о внешних обстоятельствах, и — через себя, через самонаблюдение — о внутренних движениях человека.

— Так мы уже переходим к рассмотрению заимствованных методов получения сведений ?

— Заимствован в данном случае только термин. В профессиональной журналистской среде такой вид наблюдения давно известен как «метод перемены профессии», или «метод маски». Но на этом мы, действительно, завершим разговор о традиционных для журналистики методах получения сведений и перейдем к тем, которые заимствованы нами у социологов.

Конкретные социологические исследования (КСИ) — раздел социологии, который сконцентрирован на получении и интерпретации данных о проявлениях социальных законов и закономерностей на конкретных объектах в конкретных временных рамках и конкретных условиях. Отсюда — конкретно-ситуативный подход к изучению действительности, сближающий КСИ с познавательной деятельностью журналиста. Однако в методах КСИ есть существенные отличия: они ориентированы прежде всего на измерение тех или иных состояний действительности и предъявление результатов этих измерений в количественных показателях, характеризующих определенные типы объектов.

На современной стадии развития общества, отмеченной активным ростом влияния средств массовой информации на социальные процессы, не могла не возникнуть тенденция к повышению надежности сведений и выводов журналистов за счет обогащения их познавательной деятельности методами науки. Эта тенденция и проявилась в том, что на вооружении журналистики оказались методы КСИ, органично дополнившие ее собственные традиционные методы получения сведений.

В целом методы КСИ представляют собой широко развернутую систему, которая в процессе дальнейшего университетского обучения осваивается в специальном курсе. Там рассматриваются все разновидности изучения документов, опроса, наблюдения, эксперимента. Нам же сейчас необходимо остановиться на тех методах КСИ, которые уже активно используются в журналистике и могут оказаться востребованы даже в ходе первых студенческих практик.

— Полагаю, что речь идет об опросе? В редакциях очень часто нашего брата, студентов, привлекают к интервьюированию на улицах.

— Да, сегодня в журналистике наиболее активно используются: оба вида опроса — интервьюирование (прежде всего массовое, в частности, блиц-опрос) и анкетирование; систематическое наблюдение; эксперимент.

Массовое интервьюирование — метод получения данных о состоянии общественного сознания, общественного мнения, общественной практики по тому или иному поводу с помощью устного опроса многих лиц. Раз Вы с ним сталкивались, то знаете: главная трудность здесь — такая формулировка вопросов, которая позволяет получить от интервьюируемых не отговорку, а ответ по существу.

— Некоторые вообще отмахиваются от тебя, как от назойливой мухи.

— Бывает! Тут так же, как в телефонной беседе, многое зависит от манеры говорить и держаться, от тональности речи, даже от выражения лица. «Приставучий» журналист отталкивает людей от себя так же, как и скованный робостью.

Анкетирование — это метод получения тех же самых данных с помощью заочного (письменного) опроса посредством закрытых или открытых вопросников. Закрытых — значит таких, ответы на которые можно выбрать из предлагаемых в анкете. Открытых — значит дающих возможность свободно сформулировать ответ на вопрос. Грамотность составления вопросника — условие надежности сведений. Поэтому не грех здесь лишний раз проконсультироваться с социологами, особенно если предмет изучения сложный и требует от составителя анкеты высокой квалификации.

Капитально вошло в практику средств массовой информации систематическое наблюдение — вид социологического наблюдения, ориентированный на получение данных о развитии того или иного объекта, той или иной сферы действительности, о поведении того или иного лица с помощью многократных непосредственных и опосредованных контактов в течение сколько-нибудь длительного времени. Существенная особенность этого метода состоит в том, что аудиовизуальные контакты в данном случае дополняются непрерывным накоплением документальных материалов, отражающих те или иные моменты в жизни объекта и позволяющих увидеть новые или упорно повторяющиеся его проявления.

— Наверное, это метод экономической журналистики. В экономике, видимо, только так и возможно составить себе представление о реально идущих процессах.

— А разве для журналистов-политологов он менее важен? Или для обозревателей — театральных, музыкальных, спортивных?..

— Но тогда получается, что журналисты пользовались им с незапамятных времен. Еще Белинский...

— ...писал свои литературные обозрения, получая материал таким образом?.. Вы правы. Только вот какой тут нюанс. Метод, если Вы не забыли, — это система научно обоснованных действий для решения задач определенного типа. Он. возникает на базе стихийно сложившихся приемов, когда они становятся объектом изучения и начинают систематизироваться, оцениваться, превращаться в систему правил. Так вот, в журналистской практике, действительно, давно сложился тот путь решения задач, связанных с познанием развития объектов, который мы с Вами увидели и у Белинского. Однако осознан, осмыслен, описан как метод журналистского познания он еще не был. Первые научные характеристики его появились в отечественной литературе в наше время, и уже с использованием социологических рекомендаций. Поэтому мы и говорим о нем как о заимствованном.

Похожая ситуация и с экспериментом — методом получения сведений об объекте через выявление реакции на экспериментальный фактор, в качестве которого выступает одна или несколько его изменяемых характеристик. Интуитивно журналисты давно нащупали возможность открывать для себя таким образом новое о людях и ситуациях, однако это были отдельные эпизоды в профессиональной практике. А вот во второй половине нашего века эксперимент стал использоваться интенсивно и — с ориентацией на социологические разработки. Первые научные описания эксперимента как метода журналистского познания появились не так давно, причем опять же с учетом социологических рекомендаций.

— Я читал книгу Анатолия Рубинова «Операции без секретов», где он как раз рассказывает о серии своих экспериментов. Но самое большое впечатление на меня произвела даже не картина их, а та причина, которая побудила Рубинова ими заняться. Его рассуждения о том, что журналисты чаще всего делают свои заключения на основе «здравого смысла», — а этого для получения надежных оценок и выводов крайне мало, — заставили просто вздрогнуть.

— И я Вас понимаю. Вот потому и стали журналисты осваивать социологические методы получения данных. Оказался необходим синтез двух подходов. Но это только одна сторона дела. Есть и вторая...

Что такое «здравый смысл»? В истории развития научной мысли есть, между прочим, даже философия «здравого смысла» — так называемая «шотландская школа». Суть этого учения — трактовка «здравого смысла» как интуитивной способности ума, неких врожденных принципов познания. Следы такого понимания сохраняются и в современном словоупотреблении: здравый смысл определяется в словарях как рассудок, а рассудок — как способность к размышлению. На уровне очевидного человеку, действительно, достаточно этой способности, чтобы прийти к каким-либо выводам. Но журналист имеет дело не только с очевидным. А чтобы проникнуть за его границы, чтобы понять суть происходящего, сущность человека, существо предметов и явлений реального мира, требуется работа мысли иного характера, иной степени напряжения. Ее нельзя свести ни к интуитивным прозрениям (хотя роль интуиции в журналистском познании очень велика), ни к набору мыслительных операций — таких, как соотнесение, узнавание, различение, анализ, синтез, оценка. Они, конечно же, образуют собой механизм умственной деятельности, но процесс решения теоретических задач, стоящих в данном случае перед журналистом, не исчерпывается ими. Дело в том, что он есть не что иное, как включение поступающих сведений в систему знаний, ранее накопленных журналистом, с соответствующей переработкой их по правилам, задаваемым этими знаниями, посредством перечисленных операций. Тем самым оказывается, что в функции методов решения теоретических задач выступают для журналиста знания, которыми он обладает. Их-то мы с Вами и определили как методы постижения сути.

— Если я правильно понял. Вы хотите сказать, что осмысление, обдумывание в журналистике может идти либо на обыденном уровне— это и есть «здравый смысл», либо на хорошей теоретической «подкладке». Так?..

— В общем-то, да. Отсюда значение личностного начала журналиста. Мысль его оказывается тем точнее и масштабнее, тем глубже, чем богаче система знаний, играющих для него роль методов постижения сути.

По степени универсальности в этой системе различаются три уровня знаний. Базисным оказывается философское знание, отражающее общие закономерности природы и социума. Кибернетический подход к мирозданию как к глобальной саморегулирующейся системе позволяет преодолеть ограниченность отдельных философских концепций и сконцентрировать в теории общих систем те положения, с высоты которых, словно с орбиты космического корабля, становятся видны скрытые от обыденного взгляда пружины движения природы и общества. Хорошая философская подготовка для журналиста — ключ к ранней мудрости. Ведь она обычно приходит к человеку с возрастом, а нужду-то в ней журналист чувствует с самых первых профессиональных шагов.

Второй по степени универсальности уровень — знания о человеке и обществе, накопленные историей, психологией, социологией, социальной психологией, политэкономией, правом, этикой. Молодые люди обычно рассматривают эти научные дисциплины как возможность расширить кругозор, обогатить эрудицию. В чем заключается профессиональный смысл сообщаемых в них знаний, многим открывается далеко не сразу.

— А иногда и вообще не открывается! Мне уже приходилось встречать старших коллег, которые никакого внимания не обращали на исторические аналогии и психологические рекомендации.

— Не спешите их обвинять. Скорей всего дело в том, что их профессиональное становление пришлось на времена, когда у нас в стране господствовал взгляд на журналистику исключительно как на средство политической деятельности. Идея университетского образования журналиста казалась излишней роскошью. Первых работников печати выпустили КИЖи, ГИЖи (коммунистические или государственные институты журналистики). Принцип коммунистической партийности диктовал сведение всего многообразия методов постижения сути к историческому материализму, считавшемуся единственно научной методологией познания общественных явлений.

— А сейчас, осмелюсь я возразить, все это многообразие методов подменяется здравым смыслом. Иногда и на него не обращают внимания, потому что журналисту оказывается важно не суть происходящего понять, а выразить точку зрения хозяина, которому принадлежит газета или канал телевидения.

— Не спорю. То положение, в которое попала наша страна, выруливая на общую дорогу цивилизации, серьезно сказалось на состоянии журналистики. И падению профессионализма, и резкому «пожелтению» многих изданий, и недостойным информационным «драчкам» под знаменем той или иной партии, той или иной финансовой группировки есть объяснения. Но это вовсе не значит, что мы тут должны навечно увязнуть. Давайте смотреть в завтрашний день! Ведь рядом с издержками дня сегодняшнего есть и отрадные перемены: принципиально журналистика обрела возможность выполнять весь комплекс своих обязанностей в обществе. Иной вопрос, что для качественного их выполнения условия еще не созрели. Так давайте участвовать в изменении условий и готовить себя к новым историческим ситуациям!

— Я и не против, тем более что университет этому очень способствует. Скажем, с большим удовольствием я посещал занятия в школе права, созданной на факультете. У многих из ребят к ней интерес.

— Ну, вот видите... Значит, есть надежда, что новое поколение журналистов будет более мудрым, чем теперешнее.

— Вы же сказали, что ключ к мудрости— философия...

— Именно ключ! А основа мудрости — умение использовать и здравый смысл, и весь багаж знаний.

Третий по степени универсальности уровень — знания, накопленные конкретными научными дисциплинами: они играют для журналистов роль методов специализации.

— Но изучение права тоже может стать основой специализации! Если я собираюсь заниматься правоохранительной тематикой, то мне, естественно, требуются соответствующие знания.

— Бесспорно. Однако эти знания не исчерпываются теорией права. Вам придется осваивать и более конкретные вещи. Допустим, криминологию — науку о преступности... Знать право нужно не только тем, кто ведет правоохранительную тематику, а любому работнику СМИ. Криминология же потребна главным образом вашему брату, журналисты другого профиля вполне могут без нее обойтись. Ну, может быть, эти знания могут сослужить хорошую службу еще тем, кто занимается экономикой.

— А разве на факультетах журналистики преподаются подобные дисциплины ?

— Нет, но у нас есть спецкурсы и спецсеминары, которые представляют собой стартовую площадку для самостоятельной углубленной работы по избранному профилю. Кроме того, университет потому и университет, что дает возможность «внутренней миграции»: многие из студентов слушают спецкурсы на других факультетах.

— Получается, что углубленная специализация — дело желания ? Хочу — буду «углубляться», хочу — не буду?..

— Тут уже действует логика профессии: «живинка» начинает вести вперед. Или не начинает — и тогда человек уходит из журналистики, потому что без «живинки», без интереса к делу эти трудные «пути в незнаемое» не одолеть.