2.1. антипозитивистский подход к истории

2.1. антипозитивистский подход к истории

В качестве реакции на позитивизм в истории возникли концепции, защищавшие специфический характер исторического познания. Более того, неокантианцы стали противопоставлять естественные науки гуманитарным на том основании, что первые раскрывают общие законы природы, а вторые лишь описывают события и процессы, происходящие преимущественно в обществе. Исходя из этого, В. Виндельбанд. (1848-1915) относил естественные науки к номотетическим, т.е. устанавливающим законы природы, а науки о культуре, в том числе историю, к идеографическим, описывающим события и явления культурно-исторической жизни общества.

Известный немецкий философ и историк культуры Вильгельм Дильтей (1833-1911) попытался раскрыть

специфическую особенность наук о культуре, в том числе и истории, с помощью герменевтического метода. Если его предшественники рассматривали герменевтику как искусство интерпретации и понимания текстов, то В. Дильтей превратил ее в методологию наук о духовной деятельности. По его мнению, если естествознание занимается объяснением явлений и процессов природы с помощью общих законов, то науки, исследующие духовную деятельность человека, стремятся раскрыть его цели, мотивы поведения и ценностные установки, понять его действия и поступки. Эта позиция четко сформулирована в известном афоризме В. Дильтея: «природу мы объясняем, человека же должны понять», что во многом способствовало противопоставлению социально-гуманитарного познания естественнонаучному и получило широкое распространение в западной философии.

Однако попытка В. Дильтея превратить реформированную им герменевтику в методологию гуманитарных наук не могла увенчаться успехом. Во-первых, доминирующим способом интерпретации и понимания исторических и социальных явлений у него оставалась унаследованная от предшественников психологическая их трактовка. Во-вторых, связанное с этим чрезмерное преувеличение значения уникальности и неповторимости социально-исторических явлений, привело его к отрицанию роли объективных закономерностей в их возникновении и развитии. В-третьих, последнее обстоятельство не могло не способствовать отказу от применения методов объяснения в социально-гуманитарном познании. Наконец, в-четвертых, чисто психологическая интерпретация даже литературных, исторических и других текстов оказалась ограниченной по своему характеру. Эмпатию, или вчувствование и вживание в духовный мир исторической личности, писателя и других авторов текстов, рекомендуемую В. Дильтеем современному исследователю, осуществить крайне трудно, если не невозможно. Ведь для этого ему надо полностью отказаться от собственных идей, настроений и чувств, воспитанных в нем своим временем, окружением и культурой, и полностью вжиться в мысли и чувства деятелей и авторов прошлого, а также в духовный климат прошлой эпохи вообще.

Значительно больший интерес заслуживает попытка немецкого философа Г. Риккерта (1863-1936) выявить особенности исторического познания путем анализа специфического подхода историка к событиям и движениям прошлого. По его мнению, историк применяет индивидуализирующий подход к их описанию и анализу, который существенно отличается от генерализирующего подхода естествоиспытателя. В то время как при изучении природы естествоиспытатель раскрывает общие свойства предметов и явлений природы, абстрагируясь от их конкретных особенностей, при исследовании событий прошлого историки интересуются именно их индивидуальным характером, поскольку именно, это представляет интерес для них с точки зрения тех ценностей общества, которые они разделяют.

«Всегда и всюду, пишет Г. Риккерт, историк стремится понять исторический предмет, будь это какая-нибудь личность, народ, эпоха, экономическое или политическое, религиозное или художественное движение, понять его как единое целое, в его единственности и никогда не повторяющейся индивидуальности и изобразить его таким, каким никакая другая действительность не сможет заменить его».

Естествоиспытатель, напротив, используя генерализирующий подход, оперирует общими понятиями, отвлекаясь от индивидуальных и конкретных особенностей предметов и явлений, считая их несущественными для своих целей. Вот почему Г. Риккерт Проводит четкое различие между понятием общего целого в истории и родовым понятием общего в естествознании. «В сравнении с понятиями своих частей понятие общего целого, с которым имеет дело история, богаче содержанием, между тем как общее понятие естествознания необходимо должно быть беднее содержанием, чем подчиненные ему экземпляры». Поэтому Г. Риккерт считает, что содержание понятия исторического целого увеличивается с увеличением его частей, ибо каждое из частичных исторических понятий присоединяется со всем своим содержанием к историческому понятию об «общем».

Второе важное отличие индивидуализирующего подхода истории от генерализирующего подхода естествознания заключается в том, что интерес к конкретным объектам истории зависит от их индивидуальной ценности, в то время как в естествознании все объекты, охватываемые общим понятием, одинаковы, и потому лишены подобной ценности. Следовательно при генерализирующем подходе к действительности отвлекаются от ценностного понимания действительности.

Поскольку исторически существенными, указывает Г. Риккерт, могут стать лишь объекты, обладающие значением по отношению к социальным интересам и обществу в целом, постольку «главным объектом исторического исследования является не абстрагированный от него человек вообще, но человек как социальное существо, опять таки лишь постольку, поскольку он участвует в реализации социальных ценностей». Однако ценности, определяющие в истории выбор существенного, он ограничивает ценностями культуры, хотя и признает, что исторические исследования не должны ограничиваться только явлениями культуры. При этом он допускает, что определенные ценности культуры должны изучаться в причинной связи с теми материальными условиями, от которых зависит их развитие.

Известный русский философ Н.А. Бердяев (18741948), соглашаясь с мнением Г. Риккерта о том, что история имеет дело исключительно с неповторимым и конкретным, считает, что самая большая трудность философии истории скрыта в природе индивидуального, на первый взгляд, не поддающегося разумному объяснению, не вмещающегося ни в какие схемы. Однако в отличие от Г. Риккерта, выход из этого тупика он находит в религиозном понимании .истории. «Такое понимание, пишет Н.А. Бердяев, возможно уже потому, что религиозное восприятие всегда индивидуально и универсально разом и что религиозный смысл истории исходит из индивидуального, неповторимого факта Христа. Религиозное сознание в противоположность научному мировоззрению воспринимает и осмысливает абсолютно индивидуальное, и никакого иного бытия, кроме индивидуального, для него не существует».

Вряд ли, однако, такая позиция может быть поддержана нерелигиозными философами, которые ориентируются на реалистическую интерпретацию историйки рассматривают ее как весьма специфическую, но, тем не менее, подлинную отрасль научного знания. В отличие от религиозных пророчеств история опирается на рациональные приемы и методы познания, допускающие проверку, подтверждение и опровержение.

Как отнеслись к новым идеям о методах исторического исследования сами историки?

Прежде всего, они согласились с философами нового направления в том, что методы исторического исследования существенно отличаются от методов естествознания, подчеркивая, что если естествознание стремится открыть общие законы природы, история, напротив, интересуется изучением событий прошлого во всей их конкретности и индивидуальности. Поэтому они отвергли натуралистические попытки позитивистов и других философов, пытавшихся распространить обобщающие методы естествознания и других наук на историю. Однако, правильно указывая на индивидуальный характер исторических событий, многие историки считали, что они описывают события прошлого с чисто объективной точки зрения, т.е. так, как они происходили в прошлой действительности. Во всяком случае, никакое субъективное вмешательство в истолкование исторических событий со стороны историка не одобрялось, ибо это, якобы, вело к искажению подлинной картины прошлого. Подобный метод историка сходен с методом натуралиста, например, ботаника, описывающего и классифицирующего мир растений. Но такое уподобление совершенно неправомерно потому, что на самом деле никакое беспристрастное, отстраненное, чисто объективное исследование исторических фактов, как фактов прошлого, в принципе невозможно. В самом деле, выбирая факты,. историк сознательно или неосознанно руководствуется определенной точкой зрения на них. Он их интерпретирует, или истолковывает, в соответствии с имеющимися в исторической литературе взглядами, иногда даже не сознавая этого, либо критически оценивает последние и отстаивает свою собственную точку зрения на факты. Подход историка к фактам в некоторой степени напоминает подход естествоиспытателя, который также отбирает факты согласно имеющейся у него гипотезе или предположению. Но такое сходство заканчивается, как только мы переходим к сравнению целей, стоящих перед ними. Естествоиспытатель анализирует факты, чтобы выявить в них нечто общее, существенное и потому абстрагируется от всего несущественного и второстепенного. В результате он создает гипотезы и теории общего, или универсального, характера. Чтобы проверить их, он выводит из них логические следствия, которые выступают в виде предсказаний. Если предсказания подтверждаются, то проверяемая гипотеза или теория считается правдоподобной. При этом ученый стремится опровергнуть менее правдоподобные гипотезы и выбирает ту из них, которая наилучшим образом объясняет все имеющиеся факты и даже предсказывает новые, еще неизвестные факты.

Ничего подобного не существует в историческом исследовании, где количество фактов прошлого строго ограничено, а сама цель исследования заключается, не в обобщении фактов, а, напротив, в их конкретном истолковании и индивидуальном объяснении. Такое объяснение не может быть дано с помощью общих гипотез и (или) универсальных законов, абстрагирующихся от индивидуальных и конкретных особенностей событий. Историк всегда руководствуется при отборе и объяснении фактов не столько общими гипотезами и законами, сколько определенной точкой зрения, выражающей его отношение к существующим в обществе ценностям. Его задача, таким образом, сводится к тому, чтобы понять конкретное историческое событие в его индивидуальности, а для этого он должен интерпретировать его в соответствии с принятой им точкой зрения. Однако такая точка зрения отнюдь не произвольное решение историка, она обусловлена ценностями, которые разделяет в данный период общество. В противном случае его точка зрения на события прошлого и их интерпретация не привлекут внимания современников, и не будут иметь какого-либо значения для историков.

Исторические интерпретации в определенном отношении аналогичны универсальным гипотезам и теориям обобщающих наук, поскольку они помогают отбирать события прошлого, анализировать и выявлять причину их возникновения. Но принципы отбора исторических событий детерминируются не какими-либо универсальными законами истории, а именно интересом исследователя к конкретным событиям индивидуального характера. Поэтому попытка некоторых историков представить историческое исследование как подлинное объяснение событий так, как они происходили в прошлом, как уже отмечалось выше, явно несостоятельна. Никто, во-первых, не может гарантировать, что события прошлого происходили именно так, как представляет их себе историк. Во-вторых, события прошлого интересны для нас потому, что они помогают лучше понять наши собственные проблемы и задачи, что предполагает их интерпретацию с точки зрения тех ценностных установок, которые разделяет современное общество. Это, конечно, вовсе не означает, что историю надо изучать с точки зрения «политики, опрокинутой в прошлое», как выражался известный историк-марксист М.Н. Покровский (18681932). Речь может идти лишь о сопоставлении некоторых тенденций развития, в свете которых можно лучше понять роль и место нашей цивилизации в общем историческом процессе.