5.3. исследование регулирующих механизмов мнемических способностей с помощью метода развертывания мнемической деятельности

5.3. исследование регулирующих механизмов мнемических способностей с помощью метода развертывания мнемической деятельности

Возможности исследования регулирующих механизмов появляются в тех случаях, когда сформированная мнемическая деятельность реализуется в необычных условиях нестандартными способами и может быть отрефлексирована субъектом.

В этой связи наибольший интерес представляют развитые мне-мические способности, реализуемые системой функциональных, операционных и регулирующих механизмов.

Рассмотрим мнемическую деятельность испытуемых, имеющих высокие показатели продуктивности запоминания и воспроизведения*.

Результаты исследования показали, что представители данной группы в целом справились с заданием более успешно, чем другие испытуемые (10—12 лет). Фигуры 2, 3 оказались для взрослых испытуемых простым для запоминания экспериментальным материалом, поэтому с помощью этих карточек не удалось развернуть мнемическую деятельность и охарактеризовать качественное и количественное своеобразие развитых мнемических способностей. Время запоминания фигуры 2 колебалось в пределах от 1 до 10 с, а фигуры 3 — от 5 до 14 с. Несмотря на то что время запоминания фигуры 2 и 3 несколько различается, процесс запоминания, судя по отчетам испытуемых, весьма схож (чем проще экспериментальный материал, тем выше степень схожести его запоминания среди обладателей развитых мнемических способностей).

Проиллюстрируем сказанное ответами испытуемых по поводу запоминания фигур 2 и 3. «Я сразу увидел четыре линии. Теперь мне осталось их только расположить, решил я» (О. Б., tзап — 5 с).

«Увидела треугольник, он как-то перечеркивается. Надо поглядеть, как он перечеркивается» (И.С., tзап — 5 с).

« Сразу же обратил внимание на центр фигуры, но не смог воспроизвести. Потом увидел два креста и сразу понял, из чего состоит центр фигуры» (В. Б., tзап — 2 с).

«Благодаря второй фигуре я сразу обратил внимание на крест и решил запомнить, двигаясь от центра» (О. С., tзап — 5 с).

Наши испытуемые отмечали, что использовали не все резервы и особых усилий для запоминания фигуры 2 и 3 не предпринимали. Как следует из приведенных отчетов, участники эксперимента при первых же предъявлениях стимульного материала начинали его обрабатывать. Поэтому говорить о выделении этапа запоминания с опорой на функциональные механизмы достаточно сложно.

Судя по ответам испытуемых, степень развития их операционных механизмов различна. Например, высказывание В. Б. свидетельствует о сознательной, целенаправленной обработке; так же можно охарактеризовать отчеты И. С. и О. С. Отчет О. Б. несколько отличается от предыдущих. Этот испытуемый говорит не о том, как он запоминал, как располагаются увиденные им четыре линии, а характеризует, по существу, уже достигнутый результат. Безусловно, обработка запоминаемого материала имела место, но, скорее, на перцептивно-представленческом уровне, а не на уровне мышления, как в предыдущих случаях.

Таким образом, процесс запоминания, реализуемый испытуемыми с развитыми мнемическими способностями, характеризуется быстрым включением операционных механизмов.

Сравнение результатов запоминания простых и сложных фигур и анализ отчетов испытуемых позволяют несколько детальнее охарактеризовать качественное своеобразие развитых мнемических способностей. Время запоминания фигуры 10 находится в пределах от 24 до 206 с и отличается большим разбросом, чем результаты запоминания фигур 2 и 3. Это свидетельствует прежде всего о том, что сложный материал дает больше возможностей изучить индивидуальное своеобразие мнемических способностей субъекта. При запоминании фигуры 10, как и в остальных случаях, испытуемые с развитой мнемической деятельностью сразу же начинали применять какие-то способы обработки изображения, устанавливали или фиксировали признаки фигуры. Степень осознанности, погруженности в процесс запоминания росла к концу эксперимента, т. е. к фигуре 10. На этом этапе мы уже не сталкивались с испытуемыми, которые говорили бы, что они не очень обдумывали, не очень осознавали процесс запоминания. Отчет о запоминании фигуры 10 позволяет охарактеризовать сущность наиболее совершенных мнемических способностей с нескольких точек зрения. Приведем несколько примеров.

«Увидев эту фигуру, начала искать ее геометрические свойства, как при запоминании фигур 1, 2, 3. Сначала выделила четырехугольник и хотела связать все остальные линии; это оказалось трудно. Потом стала искать треугольники и нашла два наложенных друг на друга треугольника и седьмую линию» (И. С., tзап — 45 с). «Сначала выделила точку опоры (две пересекающиеся под углом линий), потом начала смотреть, где пересекаются другие лучи» (О. С., tзап — 24 с). «Попыталась всю фигуру удержать, потом решила пересчитать палочки, а потом — как они должны располагаться. Обращала внимание на толщину линий и на перекресты наиболее длинных линий. Потом, видимо, выработался какой-то план, и начала уточнять отдельные детали. Всю фигуру не видела, старалась упрочить то, что запомнила уже» (Н.Н., tзап — 206 с).

Как следует из отчетов о запоминании фигуры 10, для данной группы характерно осознанное, целенаправленное запоминание. Факт осмысленности необходимо подчеркнуть особо. Испытуемые не стремились только «схватить» фигуру, «снять внешность» с фигуры и даже не ограничивались манипулированием полученной информацией. Для всех представителей данной группы осмысление запоминаемого сопровождалось определенными преобразованиями содержания образа фигуры. Причем в некоторых случаях осмысление запоминаемого сразу начиналось с поиска некоего общего среди данного единичного (см. отчет испытуемого И. С.), что возможно благодаря сформированной мнемической деятельности. В свою очередь, последнее становится реальностью в связи с развитием операционных механизмов как систем действий: ориентировочных, планирующих, принятия решения, оценочных, корректирующих и контролирующих. Развитым мнеми-ческим способностям присуща быстрая, точная и многогранная ориентировка в ситуации, результатом которой является оценка запоминаемого материала с точки зрения необходимых для его запоминания усилий.

« Отметил сразу же свободное пространство в центре, само собой все разделилось на три узла: два внизу, один сверху; я решил, что буду запоминать сверху...» (О.Б. о фигуре 10). «После второй фигуры я сразу же увидела крест в центре и поняла, что здесь это самое сложное» (О. С. о фигуре 3).

Очевидно, что ориентировочные действия не ограничены каким-то одним действием, например категоризацией (это характерно для 10—12-летних: «Я увидел путаницу»; «Какие-то палочки» и т.п.), а представляют собой совокупность действий: категоризацию, выделение групп и оснований их выделения, отражение условий запоминания и воспроизведения.

Многогранность ориентировки в запоминаемом, которая характерна для развитых мнемических способностей, заключается не только в подготовке принятия решения о выборе анализа информации, а также в предвосхищении дальнейших результатов, оценке предстоящих усилий и выработке программы запоминания. Выбор единицы анализа или оперативной единицы запоминания — центральный момент. На этот процесс оказывает влияние прошлый опыт субъекта, т.е. все возможные связи какой-то части фигуры с чем-то внешним по отношению к изображению способствуют выделению (невыделению) этой части как единицы анализа (ассоциации, перекодирование, аналогии и т.д.). Приняв ту или иную стратегию, субъект переходит к анализу изображения, к установлению связей между выделенными им частями, т. е. выбор оперативной единицы — это момент, организующий все последующее запоминание.

При запоминании фигуры 10 использовались в основном два варианта оперативных единиц запоминания и воспроизведения:

1) в качестве оперативной единицы запоминания принимались какие-либо две линии. Например: АВ и CD, МО и КЕ (см. рис. 14). (АВ и CD для испытуемого О. С. — лучи, а МО и КЕ — крест, который, по словам испытуемого Н.Н., чем-то напоминал фигуру 3.) Процесс запоминания строился достаточно разнообразно: к опорному пункту дорисовывались по одной или по две линии;

Рис. 14. Фигура 10

2) в качестве оперативной единицы был принят треугольник PZF. Процесс запоминания строился следующим образом: на треугольник PZF накладывался другой, и эту фигуру перечеркивала оставшаяся линия.

Результаты наших экспериментов показывают, что наиболее эффективные оперативные единицы запоминания обладают следующими свойствами:

• оперативная единица представляет собой элемент структуры запоминаемого материала. (В нашем случае это треугольник и две линии.);

• оперативная единица соразмерна запоминаемому материалу по размеру или по объему. (В данном случае это не четырехугольник и не одна линия.);

• оперативная единица запоминания является одновременно и единицей анализа материала.

После выбора оперативной единицы начинается исполнительский этап мнемической деятельности, который реализуется с помощью действий выделения межгрупповых связей, связей запоминаемого материала с известным, воображаемым, представляемым и т.д. Успешность исполнительского этапа в значительной степени определяется сформированностью контролирующих, корректирующих и программирующих действий. Эти действия представляют собой часть регулирующего механизма мнемических способностей.

Уровень развития регулирующих механизмов находится в зависимости от развитости операционных механизмов мнемических способностей. Степени включенности в процесс запоминания системы функциональных и операционных механизмов соответствует определенный уровень регуляции. Результаты экспериментов показывают такую последовательность развертывания регулирующих действий и усилий:

1) общая готовность к запоминанию, внимательность;

2) сосредоточенное внимание, наблюдается желание настроиться на работу, испытуемые стараются отвлечься от помех;

3) сконцентрировав внимание на запоминаемом, испытуемые планируют свои действия. Легко и часто меняют стратегию запоминания, стараются найти более легкий и надежный путь запоминания. Корректирующие и контролирующие действия достаточно разнообразны, но еще не вплетены в процесс запоминания.

В качестве примера приведем высказывание В. Б. о запоминании фигуры 10: «Я уже запомнил фигуру, потом решил еще раз проверить, т.е. повторить, а потом сосчитал линии — 7линий, правильно, так как я запоминал попарно и одна линия лишняя; а потом решил сосчитать концы — получилось, что 14 концов. Я убедился, что теперь уже все точно».

Высший уровень регуляции характеризуется свернутостью всех действий: планирующих, корректирующих, контролирующих и т. д. В этом случае в самоотчетах испытуемые больше говорят о приемах запоминания, о выборе стратегии, нежели о контроле, о проверке своих действий. Он настолько естествен и слит со всеми действиями, что испытуемые затрудняются характеризовать регуляцию процесса запоминания.

Испытуемая И. С. рассказывает о запоминании фигуры 10: «Увидела четырехугольник, а остальные решила достроить, затем поняла, что это сложно, и решила по-другому. Выделила два наложенных друг на друга треугольника и линию, которая их перечеркивает». На вопрос «Как проверяла себя, как корректировала?» ей было трудно ответить. По всей вероятности, уже выбор стратегии запоминания, в данном случае — два наложенных друг на друга треугольника, предполагает наиболее совершенный для этого человека контроль. Если бы И. С. приняла за точку отсчета четырехугольник и стала пристраивать к нему остальные линии, то процесс контроля был бы выражен отчетливее и напоминал уровень регуляции, который уже описан, т. е. наличие плана, поэтапная коррекция, проверка своих действий.

Получается, что наиболее развитая регуляция запоминания — отсутствие в прямом смысле контроля и коррекции и наличие разнообразных приемов запоминания и умения ими пользоваться. Если при развернутой и поэтапной регуляции в ответах испытуемых наиболее выражен акцент на контроль, проверку своих действий, то в этом случае речь в значительной мере идет о приемах и способах запоминания и можно сказать, что степень саморегулируемости системы функциональных и операционных механизмов предопределяет какую-то степень экономии усилий, которые должны быть потрачены на запоминание. Для развитой мне-мической деятельности характерны легкие переходы от одного уровня регуляции к другому в зависимости от трудности запоминаемого материала. Так, при запоминании фигуры 2, которая для обладателей развитой мнемической деятельности представлялась простой, большинство испытуемых отмечали, что особых стараний не прикладывали, усилий больших не прилагали, были просто готовы к работе.

Исследование мнемических способностей у испытуемых в возрасте 8 — 9, 10—12 и 13 — 14 лет с помощью метода развертывания мнемической деятельности отчетливо демонстрирует уровень развития их регулирующих механизмов. Регулирующие механизмы 8 —9-летних и 10— 12-летних испытуемых в основном находятся на первых двух уровнях. Особенно это заметно при ретестирова-нии. (В ряде случаев в консультационных и других целях мы были вынуждены повторить эксперимент.) Повторный эксперимент происходил после опроса испытуемых, где обсуждались и возможные способы контроля. Испытуемые в возрасте 8 — 9 и 10—12 лет в абсолютном большинстве не пользовались «подсказками» экспериментатора и совместным анализом проделанной работы. Испытуемые часто говорили: «Да, я понял», но на деле «соскальзывали» на свой уровень контроля (1-й или 2-й).

Как видно из вышесказанного, многоуровневость регулирующих механизмов проявляется даже на подобного рода сбалансированной по степени развитости функциональной системы мнемических способностей выборке, функционирование которой подчиняется системе объективных, субъектных и субъективно-личностных закономерностей.

Можно с уверенностью констатировать, что объективно предопределены основные свойства развитых мнемических способностей, представляющих собой многоуровневую, иерархически организованную, динамичную, открытую по отношению к образованию новых связей систему функциональных, операционных и регулирующих механизмов. Функционирование системы механизмов в своих конкретных выражениях регулируется взаимодействием субъектно закономерного и субъективно-личностно закономерного. Субъектные закономерности наиболее отчетливо проявляются на процессуально-результативном уровне: вне зависимости от степени осознанности процесса запоминания, вне зависимости от уровня эффективности функциональных механизмов или эффективности системы функциональных и операционных механизмов испытуемые «экономят силы» (объективные тенденции), которые выражаются всегда субъектно (в зависимости от перцептивных способностей, когнитивных стилей, видов присущих их мнемическим способностям операционных механизмов, степени задействованности в процесс запоминания внешней или внутренней мотивации).

Регулирующие механизмы составляют единый процесс «почти» запечатления при запоминании «простых» для развитой памяти фигур 2 и 3. В сущности, эта тенденция может рассматриваться как объективная (она повторялась в каждом опыте при изучении развитых мнемических способностей в исследованиях, проводимых в течение 1986—1999 гг., объем выборки — 120 человек). Но эта общая закономерность в конкретном выражении всегда субъектна. От субъектных особенностей зависит доминирование обработки или регуляции, количество и качество используемых операционных механизмов.

Многоуровневость мнемических способностей может рассматриваться как объективная тенденция, которая на конкретном примере приобретает субъектный характер. В наиболее распространенных вариантах развертывание регуляции идет от внешних детерминант к внутренней регуляции. Но бывают и другие ситуации, когда процесс запоминания практически начинается с контролирующих действий.

Мнемические способности на самом высоком уровне обобщения справедливо считаются открытой системой. Но «открытость» мнемических способностей как объективная тенденция на уровне конкретной личности приобретает субъектный и субъективно-личностный характер. Неосознаваемые мотивы, профессиональные, половые, национальные, ситуативные и другие установки, особенности концепции, личностные смыслы детерминируют образование новых связей в субъектно предопределенных направлениях. В тех случаях, когда человек сознательно подходит к поиску информации (хочет запомнить, хочет забыть, не хочет узнавать), речь идет о личностном регулировании мнемических способностей, т.е. о субъективно-личностных тенденциях функционирования мнемических способностей.

В приведенном анализе психологии развитого запоминания отчетливо проявились две тенденции, которые трудно назвать исключительно субъектными или тем более объективными: выбор единицы запоминания и отказ от стереотипного, хорошо алгоритмизированного запоминания. В обоих случаях при наличии субъектной предопределенности (профессиональные навыки умственной деятельности, особенности структуры интеллекта — тип интеллектуальной активности и др.) результат достигается благодаря процессам целеобразования — переформулирования и конкретизации ранее поставленных задач. Возможности поставить цель по-другому появляются у субъекта на основе способностей рефлексировать процесс запоминания. На этом уровне проявляется личность, индивидуальность, самосознающий субъект мнемиче-ской деятельности. Таким образом, субъектные закономерности функционирования мнемических способностей детерминируются в значительной степени операционными механизмами (системами действий обработки материала, совершающимися чаще всего без участия сознания), а субъективно-личностные закономерности — регулирующими механизмами, предполагающими осознание, рефлексию процессов запоминания и воспроизведения.

Иначе говоря, результаты экспериментальных и теоретических исследований подвигают к мысли о том, что регулирующие механизмы такого образования, как мнемические способности, являются основанием закономерностей иного уровня, которые нельзя свести к субъектным, заранее предопределенным типом мнемических (или мыслительных) способностей испытуемого.

Субъективно-личностные тенденции характеризуют личность, индивидуальность человека, проявляющиеся на уровне мнемических способностей через влияние внешней регуляции посредством цели, детерминирующей, в свою очередь, интегративные процессы управления мнемическими процессами.

Для того чтобы проверить эти рассуждения, был предпринят повторный эксперимент (испытуемые те же, задание на воспроизведение ранее запоминавшегося материала). Гипотеза базировалась на том, что процессы забывания, припоминания, воспоминания, как показывает мировая наука, в большей степени зависят от мотивации личности, эмоционального настроя, установок и т.д., чем от продуктивности функциональных или эффективности операционных механизмов. Другими словами, в повторном эксперименте на воспроизведение ранее запоминаемого материала должны проявиться в наибольшей степени субъективно-личностные закономерности функционирования памяти через особенности ее регулирующих механизмов. Спустя 13 лет (в 1998 г.) 5 из этих 20 испытуемых оказались в зоне досягаемости. Процедура второй части эксперимента состояла из нескольких вопросов и одного задания:

— Помните ли вы об эксперименте на запоминание, в котором вы участвовали в 1985 году!

— Расскажите о том, что вы помните об этом эксперименте.

— Какой материал вы запоминали!

— Нарисуйте тот материал, который вы запоминали.

Полученные результаты заслуживают посубъектного анализа. I. Испытуемый Д. Б. в первой серии эксперимента (1985 г.) продемонстрировал среднюю эффективность памяти, в основном из-за слабости функциональных механизмов. Операционные механизмы были развиты хорошо и компенсировали относительно низкую продуктивность функциональных механизмов. Регулирующие механизмы не удалось детально охарактеризовать, ибо мотивация участия в эксперименте колебалась и отчетливо просматривалось отрицательное влияние внешней мотивации на регулирующие действия, которые, судя по жизненным показателям проявления памяти, по уровню развития логического, абстрактного, понятийного мышления, развиты хорошо, но тем не менее в эксперименте не объективировались.

Фигуры 2 и 3 были воспроизведены со средними показателями, но фигура 10 вызвала через несколько проб отказ от деятельности в силу специфичности регулирующих механизмов; строго говоря, отказ от деятельности был вызван не когнитивными проблемами.

Спустя 13 лет испытуемый Д. Б. в течение 20 мин уверял экспериментатора в том, что в эксперименте не участвовал и ничего не помнит. Экспериментатор, зная особенности памяти испытуемый Д.Б., пытался оживить его воспоминания подсказками относительно обстановки, условий работы, процедуры эксперимента, характеристиками отношений испытуемого и экспериментатора в то время. Это не дало результатов.

Затем испытуемый спросил: «А, собственно, что надо-то?» — «Я хотела бы узнать, помните ли вы экспериментальный материал?» —«Конечно, помню!» — «Можете нарисовать?» — «Конечно!» (см. рис. 15).

Рис. 15. Экспериментальный материал по воспоминаниям

испытуемого Д. Б.

Экспериментатор: «Каким же образом вам удалось вспомнить?»

Испытуемый Д.Б.: «Я столько раз слушал ваши выступления, что запомни принцип усложнения, который необходим для диагностики и природной, и культурной памяти. Идея мне понравилась».

В этом эксперименте обнаружилось несколько описанных нами и известных по литературе закономерностей функционирования памяти.

1. Забывание проявилось как психологический феномен, а не как стирание следа. Можно предположить, что данная ситуация явилась следствием системного влияния объективных, субъектных и субъективно-личностных закономерностей. Забывание выразилось в ситуативном отсутствии информации. Это распространенное и хорошо описанное в литературе явление (объективные тенденции). Испытуемый Д. Б. запомнил идею и в силу высокого развития мыслительных способностей (субъектные тенденции) смог сконструировать нечто подобное экспериментальному материалу. Испытуемый Д. Б. запомнил идею, так как смог оценить ее привлекательность, именно это обстоятельство обусловило включение субъективно-личностного уровня функционирования интеллектуальных процессов.

2. Информация, которой, как выяснилось, все-таки владел испытуемый Д. Б., за прошедшие годы переструктурировалась. Во-первых, она перешла в иную систему связей: идея диагностики природной и культурной памяти. (Это подтверждает сделанный нами ранее вывод о высоком уровне развития операционных механизмов испытуемый Д. Б.) Во-вторых, фигуры трансформировались испытуемым в направлении к «хорошему» образу. Испытуемый неоднократно в процессе разговора упоминал о принципах конструирования материала и был в своих высказываниях довольно близок к пониманию оригинала, но на уровне рисунка не смог их реализовать. Это напоминает проявление законов геш-тальта, которые можно назвать объективными.

3. Ключевым моментом описываемой ситуации являются регулирующие механизмы. У испытуемого Д. Б. не было никакой мотивации запоминать и воспроизводить данный экспериментальный материал. Испытуемый смог ответить на вопрос, только переформулировав цель: не какой экспериментальный материал он запоминал, а какой экспериментальный материал использовался в методике диагностики мнемических способностей? Вопрос, соединивший в едином мыслительно-мнемическом акте внешнюю регуляцию (интерес к идее) и внутреннюю (действия, направленные на реконструирование фигур), привел к результату, в котором проявились особенности и индивидуальные тенденции интеллектуальной деятельности субъекта.

П. Испытуемая А. 3. в первой серии экспериментов демонстрировала среднюю продуктивность памяти, точнее, нестабильность проявлений функциональных механизмов (было сделано предположение о начавшейся инволюции природной памяти; А. 3. в 1985 г. было около 40 лет), выше среднего эффективность операционных механизмов и разбалансированность регулирующих механизмов. Феноменологически это выглядело следующим образом: если включались регулирующие механизмы, то субъект запоминал много, довольно точно и прочно, но с элементами пристрастности; если же регуляция не проявлялась, не было системы внешней и внутренней регуляции, то было много ошибок в воспроизведении, увеличивалось время запоминания и т.д.

Вторая серия экспериментов высветила указанные выше субъектные и субъективно-личностные тенденции функционирования мнемических способностей испытуемой. На все вопросы экспериментатора об условиях эксперимента, его итогах и т.д. испытуемая отвечала подробно и правильно. Она помнила все нюансы тогдашней обстановки и атмосферы вокруг нее, например: что, какими словами спрашивали коллеги о ее результатах, их комментарии, их интонации и т.д. Особенно отчетливо она запомнила слова экспериментатора о том, каковы ее мнемические способности. Причем во всех ее воспоминаниях доминировал эмоциональный аспект: как ее оценили и ее отношение к этой оценке. Результаты опроса о характере экспериментального материала выглядят следующим образом.

Эксп.: «Каков был экспериментальный материал?»

Исп.: «Не помню».

Эксп.: «Может быть, были цифры?»

Исп.: «Да, кажется, цифры».

Эксп.: «А слова были!»

Исп.: «Да, и слова тоже».

Первая серия эксперимента проходила при доминировании регулирующей стороны памяти, которая «питалась» состоянием концепции данной личности («А какая я теперь в глазах окружающих, в глазах психолога?»). Ситуативно эта регуляция включала систему функциональных и операционных механизмов, и результаты были выше среднего. Результаты, которые были получены в эксперименте, значительно лучше многих проявлений памяти испытуемый А.З. по жизненным показателям.

Эта ситуация полностью проявилась спустя 13 лет. На первый взгляд были получены противоречивые результаты: с одной стороны, нельзя сказать, что у А. 3. плохая память, она вспомнила даже то, в чем была одета сама и одна из ее коллег, позволившая себе наиболее выразительные замечания в ее адрес; с другой стороны, предмет разговора не был описан испытуемой. Предмет разговора она не вспомнила или не хотела вспоминать, ибо он ей был не нужен. Ее не интересовали ни экспериментальный материал, ни методика, ни психология сама по себе. А.З. интересовало собственное отражение в глазах психолога, она его получила и его запомнила.

Таким образом, в данном эксперименте проявилось то, что регулирующие механизмы детерминируют субъективно-личностные закономерности функционирования мнемических способностей, которые аккумулируют субъектные тенденции и на уровне мнемического результата доминируют.

III. Испытуемая И. К. в первой серии продемонстрировала высокие результаты продуктивности запоминания с опорой на функциональные механизмы, хорошо развитые и по вертикали, и по горизонтали операционные механизмы. Регулирующие действия теснейшим образом взаимодействовали с операционной стороной памяти, и трудно было их отдифференцировать даже в экспериментальной процедуре. И. К. несколько раз принимала участие в экспериментах основной серии и пробных, где испытывался аналогичный по основным принципам конструирования экспериментальный материал, и демонстрировала оперативный управляемый интеллект, очень конгруэнтно реагировала на все вопросы экспериментатора,но тем не менее ощущение о доминировании операционной стороны в мнемических способностях данного субъекта осталось.

Во второй серии на первый план вышли функциональные механизмы в системном взаимодействии операционной и регулирующей сторон. Испытуемая помнила идею материала, но точно воспроизвести его не могла (см. рис. 16).

Рис. 16. Результаты припоминания экспериментального материала

испытуемой И. К.

Надо отметить, что И. К. по скорости воспоминания экспериментального материала опередила прочих участников исследования. Она в течение секунды нарисовала 3 рисунка со следующими комментариями: «Сразу же всплыло в неярком освещении. Там (в оригинале. — Л. Ч.) не было правильно, там не так. Надо было понять, как он... Надо было помочь себе. Я себе помогала (в первой серии. — Л. Ч.)».

Как видим, испытуемая И. К., обладательница довольно развитой функциональной системы мнемических способностей, продемонстрировала не столько результат припоминания (как произвольного извлечения из долговременной памяти образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве), сколько возможности системного взаимодействия механизмов, позволивших испытуемой быстро «вытолкнуть» какую-то информацию и объективировать ее. Создается впечатление, что испытуемая «не доработала», не включила регулирующие механизмы в полную их силу. Цель, сформулированная экспериментатором: «Вспомни», была воспринята (услышана), но не принята. Совершенно очевидно также, что отсутствовала и самостоятельная целеполагаю-щая деятельность испытуемой. Есть основания предполагать, что при условии уточнения экспериментатором задачи: «Подумай еще» или «Постарайся поточнее припомнить» и т.д. — испытуемая смогла бы нарисовать уже иные, более близкие к оригиналу фигуры.

Таким образом, в данном случае доминирует система механизмов, базирующаяся на высокой продуктивности функциональных механизмов и высокой развитости и эффективности операционных механизмов.

Особо следует остановиться на регулирующих механизмах. В первой серии развитие мнемических способностей И. К. соответствовало третьему уровню (см. 5.5), точнее, могло рассматриваться как тенденция от третьего к четвертому уровню. Нечеткость диагноза была спровоцирована особенностями регулирующих механизмов, которые отличались развитостью внутренней регуляции и некоторой аморфностью, расплывчатостью внешней регуляции. В результате процесс их взаимодействия иногда оказывался затруднительным. Феноменологически это проявлялось в заметной разбросанности когнитивных и личностных устремлений. Отголоски данной ситуации были весьма ощутимы в узкой экспериментальной процедуре. Необходимо отметить, что и во второй серии эти принципиальные характеристики (развитости, эффективности и особенностей функциональных, операционных и регулирующих механизмов) остались.

Таким образом, субъективно-личностные закономерности функционирования мнемических способностей проявились в теснейшей взаимообусловленности с субъектными, но при явном доминировании последних.

IV. Испытуемая С. Ч. в первой серии показала очень высокие результаты продуктивности функциональных механизмов, средние показатели эффективности операционной стороны на фоне недоразвития регулирующих механизмов.

Во второй серии испытуемая быстро приступила к выполнению задания, оговорившись, что абсолютно правильно воспроизвести не сможет. Испытуемая вспомнила, что фигуры были с нарастающей сложностью, их было несколько, они состояли из пересекающихся палочек. Процесс припоминания происходил «на бумаге», она помогала себе рисунками. С. Ч. конструировала фигуры в соответствии с теми положениями, в правильности воспроизведения которых она не сомневалась («сначала мало палочек, сложные фигуры с большим количеством палочек и пересечений»). Как видим, во второй серии был продемонстрирован уже иной уровень развития мнемических способностей — системное взаимодействие механизмов. Если соотнести экспериментальные результаты с жизненными показателями и профессиональной деятельностью, то можно отметить три тенденции:

1) некоторое снижение продуктивности функциональных механизмов;

2) увеличение эффективности операционных механизмов;

3) заметное развитие регулирующих механизмов.

В первой серии субъект справлялся с заданием, даже не подозревая о том, что можно сделать какое-то усилие над собой. Во второй серии все изменилось. Внешняя регуляция (желание помочь экспериментатору) вышла на первый план. Таким образом, внешняя регуляция детерминировала включение регулирующих механизмов.

Испытуемая И. С. в первой серии по совокупным показателям продемонстрировала самые лучшие результаты: tзап фигуры 2 = 1 с; tзап фигуры 3 = 3 с; tзап фигуры 10 = 45 с — благодаря системному взаимодействию функциональных, операционных и регулирующих механизмов. Особенно впечатляла почти классическая смена доминант в процессе развертывания мнемической деятельности: при малых периодах экспозиции нагрузка ложилась на функциональные механизмы, при запоминании усложненного материала — на систему функциональных и операционных механизмов, а при запоминании фигуры 10 была продемонстрирована интегрирующая роль регулирующих механизмов.

Рис. 17. Припоминание испытуемой С.Ч. экспериментального

материала

Во второй серии испытуемая И. С. дала наиболее подробный отчет о работе в первой серии: «Помню свое участие в эксперименте, вы мне давали карточки, на них были изображены пересекающиеся линии. Я не помню количество карточек, но каждая шла с усложнением. В ходе эксперимента ставилась задача запомнить за минимальное время и максимально точно воспроизвести. Я помню пересечения, они пересекались так, что где-то образовывались треугольники, где-то сложнее, последние фигуры состояли из 6— 8 линий, но они пересекались так, что там были треугольники».

Эксп.: «Сколько фигур вы запоминали!»

Исп.: «По-моему, три».

Эксп.: «Можете их нарисовать!»

Исп.: «Не нарисовать, не вспомню. Все шло по увеличению линий, количество линий увеличивалось. Поскольку они все пересекались, так и фигур было больше, не только треугольники».

Эксп.: «Как вы запоминали, с помощью каких приемов!»

Исп.: «Кажется, последнюю фигуру запомнила не с первого раза. Если при запоминании первых фигур я не комментировала, то по последней комментировала логические связки. Именно с этих позиций (какие фигуры получаются при воспроизведении) и могу воспроизвести». Рисует (см. рис. 18).

«Фигура ближе к последней» (И. С.)

Рис. 18. Припоминание испытуемой И.С. экспериментального

материала

Результаты запоминания фигуры 2 (tзап = 4 с) заставляют в очередной раз обратиться к закономерностям проявлений регулирующих механизмов, способных объяснить полученный результат. Необходимо отметить, что ни по каким жизненным показателям нельзя заявить о снижении продуктивности функциональных механизмов или эффективности функциональной системы мнемичес-ких способностей. Кроме того, И. С. сделала подробный анализ принципов конструирования материала, поэтому нет оснований говорить о ее неготовности к обработке запоминаемого материала. По всей вероятности, в данной ситуации не проявились, «отключились» регулирующие механизмы. Во второй серии при припоминании прошлых событий, регуляция была не нужна; имели место «мысли вслух», «поток сознания», и никакой концентрации внимания, а тем более активизации регулирующих действий не требовалось. Именно в этот период экспериментатор предлагает повторное запоминание. Испытуемая И. С., положительно отреагировав на предложение, не активизировалась (не испугалась, у нее блестящие результаты в прошлом), не сконцентрировалась на материале (зачем, она его почти помнит) и не приняла поставленную перед ней цель. И. С. восприняла (услышала задачу), ничего другого ей не требовалось, так как ничего и никому она не собиралась доказывать. Другими словами, на начало эксперимента у испытуемой отсутствовали регулирующие механизмы в своем функциональном состоянии: не было внешней регуляции, отсутствовала активизация внутренней регуляции. Только после первого (неудачного) воспроизведения испытуемая начала включаться в работу. Причем в течение первых воспроизведений она воспроизводила свои впечатления из первой серии эксперимента, а не актуальный стимульный материал. Можно сказать, что стимульный материал помогал ей уточнять свои образы прошлого. В самоотчете испытуемая подробно говорила о принципах конструирования материала, но забыла о двух основных положениях: ориентации фигуры на плоскости и ее асимметричности. Это обстоятельство проявилось в третьей серии: реализовать одновременно все принципы и отвлечься от своих образов испытуемой было довольно трудно.

Рис. 19. Этапы запоминания фигуры 2 испытуемой И.С. в третьей серии эксперимента (1998 г.)

Как видим, цель деятельности является ключевым моментом функционирования регулирующих механизмов, которые, в свою очередь, определяют сущность субъективно-личностных закономерностей функционирования памяти. В случае с И. С. в третьей серии на первый план выступили субъектные тенденции, когда регулирующие механизмы не участвовали в процессе запоминания.

Итак, метод развертывания мнемической деятельности позволил подтвердить наличие помимо субъектных тенденций функционирования мнемических способностей еще и субъективно-личностные, т.е. закономерностей сознательной регуляции мнемических процессов в соответствии с личностными смыслами, мотивами, эмоциональными состояниями, волевыми качествами и установками.

В случае с испытуемой И. С. вышесказанное подтвердилось от противного, когда по ряду причин доминировали субъектные тенденции, и именно они изменили результативные характеристики функционирования мнемических способностей как системы разноуровневых механизмов. Кроме указанных выше положений наши результаты подтверждают широко известные, классические законы познавательной деятельности.

Во-первых, в наших экспериментах не было получено ни одного примера буквального восстановления прошлого опыта. В каждом случае он реконструировался.

Во-вторых, эта реконструкция шла по законам гештальта:

а) элементы воспроизводимых фигур тяготели к образованию симметричного целого;

б) фигуры (и их элементы) упрощались;

в) отчетливо проявлялась тенденция воспроизведения фигуры в наиболее «прегнантной» форме, более отчетливой, определенной и завершенной.

Необходимо особо подчеркнуть, что законы гештальта проявились не только при восприятии стимульного материала, но и в процессе припоминания отдаленного прошлого опыта.

И наконец, забывание по нашим результатам представляет собой психологический феномен, функцию деятельности, а не стирание следа. Изложенные выше эксперименты показывают, что забывание в значительной степени зависит от развитости и актуального «тонуса» регулирующих механизмов мнемических способностей личности.