§ 2. социология сексуальности: современное состояние и тенденции

§ 2. социология сексуальности: современное состояние и тенденции

К концу 80-х годов, нет сомнения, произошло осознание общественным мнением важности эротико-сексуальных переживаний в повседневной жизни человека. Но и только. Продвижение в научном познании и реальном освоении опыта настолько мизерно, что фактически трудно уловимо. В самом деле, кроме монографии И. С. Кона «Введение в сексологию» (1988)— исследования науковедческого по замыслу и посему непростого для восприятия, значительных проблемных работ практически нет. Лакуна, естественно, заполнилась разного рода переводной литературой.1 Тем не менее одну оговорку все же надо сделать: на этом фоне выделяются достижения сексопатологии.

Медикам, без преувеличения, удалось не только активизировать непосредственную лечебную деятельность, но и сделать определенные теоретические обобщения. Здесь достаточно вспомнить исследования А. И. Белкина, Г. С. Васильченко, С. С. Либиха и А. ССвядоща.2 Зададимся вопросом: почему сексопатология оказалось в привилегированном положении? Ответ лежит на поверхности. Врачи, во-первых, имели дело с больными, в положении которых мог оказаться любой индивид, так как не только грипп, но и, скажем, импотенция не предопределяются социальным или брачным статусом человека. Во-вторых,—и это главное—медики, по меньшей мере в открытую, не посягали на культурные и нравственные основы иудео-христианских традиций. В то же время, признав в конечном счете, что проблема изучения сексуальности человека, по сути, комплексная, нельзя было не сделать следующего шага— приступить к междисциплинарному исследованию. Игнорируя этот путь, и сексопатология стала терять темп.

Социокультурные аспекты сексуальности. По-видимому, ни для кого не секрет, что пренебрежение в течение длительного промежутка времени (с конца 20-х до середины 80-х годов) социокультурными аспектами сексуальности связано не со злым умыслом или несостоятельностью социологов, не желавших вмешиваться в частную жизнь обывателя, а с жесткими запретами, налагаемыми институтами власти на эту сферу. К спорадически проводившимся локальным, как правило, методически малограмотным опросам небольших групп молодежи по поводу ориентации на возможность добрачных связей, нельзя относиться серьезно.3 Собственно говоря, дело даже не столько в недостатке эмпирического материала, сколько в важности осмысления происходящих процессов в системе иных, соответствующих эпохе нравственных понятий. Недооценка теоретических изысканий при открывшихся в недавнем прошлом плотно задраенных шлюзах логично привела к пробуждению любопытства к неординарным формам сексуального волеизъявления и пуританству навыворот. Современную российскую ситуацию лаконично характеризуют слова известного мексиканского поэта, философа и культуролога О. Паса, высказанные им относительно США 60-х годов: «Эротический бунт ... начавшийся как освобождение, превратился в объект коммерции».4 Обратим внимание также на небывалый всплеск интереса к проституции и гомосексуализму.

«Обвал» публикаций о проституции начался с 1986 г. За три года вышло около 40 газетных и журнальных статей. Чаще других данная тема, как ни странно, обсуждалась сатирическим изданием «Крокодил». И другое примечательное обстоятельство—все публицистические, да и большинство так называемых научных сообщений описывали с большей или меньшей обстоятельностью пикантные подробности из быта проституток.5 Весь пафос данных публикаций сводился к поиску путей прямого или косвенного воздействия на носительниц «неправедного» поведения. Вновь зазвучали, казалось бы, давно забытые призывы к регламентации или, напротив, аболиционизму. Понимание же генезиса и функционального предназначения института проституции фактически остается вне поля зрения аналитиков, хотя более чем очевидно, что многовековое бытование этого института неслучайно; проституция в числе прочих типов сексуального поведения социально санкционирована.

В связи с осознанием обществом плюрализма чувств и законности любой деятельности устраняется важнейшая опора отрицания непопулярных ценностей и альтернативных форм жизни. Оказывается невозможным утверждать единственный стиль поведения как естественный и нормальный, а иные намерения и действия людей, как неестественные и аморальные—порицать. Признается, коль скоро эти отличия в социальных, экономических, религиозных и сексуальных ценностях не наносят вреда другим, то они имеют право на существование. Само собой разумеется, эта истина, по крайней мере относительно сексуальности, аккумулируется массовым сознанием с большим трудом, что вполне объяснимо. Правовое и нравственное табуированиедискуссий на эту тему тормозило и исследовательскую деятельность. Публикации о мужском гомосексуализме (и то, главным образом, медицинского профиля) появились только в последние 5-6 лет, а о лесбиянках имеется лишь одна научная работа, выполненная еще в 60-е годы.6 Одновременно не только приверженцы сексуальных меньшинств, но и специалисты нередко доводят идею «плюрализма» до абсурда, отстаивая, к примеру, возможность и желательность гомогенных браков.

Традиционные сексуальные стереотипы. Сосредоточимся однако, на центральной проблеме—обрисуем картину ге-теросексуальной практики. Прежде всего необходимо еще раз подчеркнуть, что сведения о реальных процессах, происходящих в сексуальном поведении населения России во второй половине текущего столетия, фрагментарны. (Кстати говоря, в нашей стране не появился свой А. Кинзи,7 несмотря на общеизвестные достижения в этой области в 10 20 х годах. Из тех данных, которыми мы располагаем, репрезентативны—и то лишь для Ленинграда—собранные нами в период между второй половиной 60-х—началом 90-х годов.

Перед первым из обозначенных исследований ставилось достаточно скромная задача: выявить меру укорененности традиционных сексуальных стереотипов. Остановимся вкратце на основных сюжетах.

В 1964/65 учебном г. были опрошены 500 студентов (мужчин и женщин поровну), обучавшихся в 10 вузах. Юноши и девушки в числе прочего высказали свое отношение к добрачным сексуальным связям: 45\% оправдывали такие контакты, 33\% заняли нейтральную позицию (отнеслись «неопределенно») и, 22\% осудили их безоговорочно. Студенты, стало быть, придерживались разнохарактерных ориентации, но тем не менее превалировала оправдывающая, традиционную разделяла пятая часть респондентов. Зафиксированная структура суждений, разумеется, требовала подтверждения своей воспроизводимости. С этой целью через семь лет был осуществлен повторный опрос 500 человек, обучавшихся в тех же институтах. Ответы распределялись так: оправдывали добрачные сексуальные контакты 47\%, нейтральной позиции придерживались 39\% и осуждали— 14\%. Итак, имеются веские основания для констатации устойчивости соотношения оценок. Обращает на себя внимание и интенсивность переосмысления взгляда на возможность добрачной сексуальной практики среди женщин: среди студенток доля оправдывающих в 1965 г. составляла 38\%, а в 1972 г. — 48\%; осуждающих соответственно 29 и 17\%. Направленность изменений сохранилась и в последующие годы. В 90-91-х годах, апробируя новую методику, мы опросили 100 молодых женщин. Среди них оказалось 75\% оправдывающих добрачные отношения и только 8\% их осуждающих.

Для более объемного представления о моральной подоплеке сексуальной деятельности проясним побуждения, сдерживающие психосоматически зрелых людей от ее реализации до правового заключения брака. Безусловно, отказ от действия есть также поступок и одновременно нравственная позиция. Имеются все основания полагать, что если бы были опрошены адепты патерналистской культуры, то они назвали бы в качестве главного принципа, сдерживающего реализацию сексуальной потребности—«моральные соображения»; ибо единомыслие— стержень любой авторитарной системы. Каковы же реалии уходящего века?

Эмпирические данные вскрыли многообразие ограничителей. И тем не менее ведущей для всех категорий населения во все годы наблюдений, как и в традиционном обществе, остается мораль. У женщин, к примеру, доля обозначенного фактора на протяжении трех последних десятилетий не опускалась ниже 70\%. Правда, нельзя забывать при этом о меняющемся смысле рассматриваемого понятия. Моральное поведение в патриархальном обществе означало безусловный запрет (в первую очередь налагаемый на женщин) любых сексуальных связей вне рамок брака; сегодня же нравственность сопрягается, как правило, с избирательностью. Ведь и впрямь вовлечение в любовные отношения по меньшей мере не осуждается как для мужчин, так и для женщин независимо от их брачного статуса.

Все остальные мотивы сдерживания не только не имеют ничего общего с табу, но подчас входят с ним в прямое противоречие. И, пожалуй, самое показательное—«отсутствие случая». Молодые люди (52\% юношей и 15\% девушек) попросту уже готовы переступить «запретную черту», и они не задумываясь это сделают, как только предоставится подходящий случай, скажем, комфортная бытовая или «застольная» ситуация. Среди других мотивов сдерживания назовем «страх забеременеть» (за три десятилетия этот показатель вырос с 11 до 24\%; Россия по освоению контрацепции остается по-прежнему на европейских задворках), «боязнь заразиться венболезнью» (от 3 до 17\%) и «отсутствие сексуальной потребности» (на него, как правило указывают девственницы—от 33 до 46\%). И еще одно свидетельство «особого российского менталитета»—впервые в выборке 90годов, да и то в самом минимальном объеме, появилось указание на угрозу заражения СПИДом.

Установлена сопряженность между мотивами сдерживания и ориентациями молодых людей на возможность сексуальных связей до заключения брака. Коротко говоря, во всех трех студенческих подвыборках ведущие факторы тождественны, однако их место в иерархии определяется нравственной позицией.

Обратимся теперь к основным показателям реальной практики. Данные о вербальном и актуальном поведении открывают возможность установить меру их согласованности. Так, среди студентов (опросы 1965 и 1972 гг.), склонных к оправдыванию добрачных сексуальных контактов, их имело почти 80\%, среди молодых рабочих (1974 г.)—86\%. Парадоксальным выглядит нравственный облик «осуждающих»: около половины из них хотя бы однажды вступали в добрачные сексуальные контакты. Ясно одно, нет оснований сомневаться в том, что сексуальная активность возрастает по мере отхода от жестких стереотипов.

В актуальном поведении более динамичные перемены также наблюдаются у женщин: в 1965 г. вовлеченность в добрачные связи отметили 80\% мужчин против 38\% женщин; в 1972 г. соответственно 78 и 45\%; в конце 70-х—начале 80-х годов—84 к 61\% (ситуация воссоздана на основе ретроспективного опроса 250 человек, состоявших в браке и имевших высшее образование, т. е. студентов конца 70-х), а к началу 90-х годов доля женщин, указавших на наличие таких связей, возросла до 80\%. Иными словами, в течение анализируемого периода вовлеченность женщин в сексуальные отношения выросла более чем вдвое. За тот же период снизился и модальный возраст начала активности. Так, в двух студенческих выборках (1965, 1972 гг.) зафиксирована наибольшая частота вовлеченности девушек в сексуальные связи в промежутке между 19 и 21 годом (около 53\%), к началу 80-х годов обозначенная группа, несмотря на сокращение ее удельного веса на семь пунктов, по-прежнему оставалась репрезентативной.

В последующие десять лет зафиксирована неизменность тенденций—удельный вес понижается до 33\%, что в конечном счете и способствовало сдвигу модальности к группе 16 18-летних (36\%). Кстати, склонность к раннему вступлению в сексуальные отношения с начала 90-годов прослеживается и медиками. Московский венеролог О.К.Лосева с коллегами опросили 120 девушек 14-18 лет, из числа которых 60 лечились по поводу сифилиса (основная группа), другие 60 учились в медицинском училище (контрольная группа). Оказалось, что в промежутке 14-16 лет начали сексуальную жизнь 60\% респонденток из основной подвыборки и около 30\% из контрольной. Вовлеченность в эти связи сопровождалась значительным числом случайных контактов (соответственно у 50 и 25\%) и частой сменой партнеров (так, не менее пяти мужчин имели в первой группе 74\%, во второй—30\%).8

Супружеская сексуальность. Широкое распространение не только в повседневном, но и научном языке понятий «добрачные» и «внебрачные» отношения, по всей видимости, следствие понимания брака как единственного легитимного пространства, в котором возможна реализация сексуальной потенции. Предназначение брака, право же, в ином. Сколько-нибудь убедительная аргументация высказанного положения увела бы в сторону. Наша задача более конкретна: предъявить состояние и динамику супружеской сексуальности. Воспользуемся для этого результатами двух опросов семейных пар (1981 и 1990 гг., каждый раз по 500 человек), проведенных в Ленинграде. Но сперва несколько предваряющих слов.

Полученные данные показали достаточно высокую удовлетворенность браком. Скорее всего, это связано с тем, что опрашивались супружеские пары. Так, мужчины, «максимально удовлетворенные браком», составляли в 1981 г. 47,5\%, а в 1990 г.—49,4\% (различия статистически незначимы). В то же время доля неудовлетворенных браком оказалась символической: 6,4\% в 1981 г. и 4,8\% в 1990 г. Надо сказать, что мужчины, согласно многим опросам, в большей мере удовлетворены браком, чем женщины.

Первое впечатление от рассматриваемых данных таково: выявлена прямая и тесная связь между брачной и сексуальной удовлетворенностью. Точнее, среди максимально удовлетворенных браком превалируют супруги, достигающие психосоматического удовольствия (оргазма), тогда как брачной неудовлетворенности в своем большинстве сопутствует эмоциональное безразличие, а порой даже физическая неприязнь.*

Вместе с тем нельзя не отметить нарождение диссонирующих процессов. Согласно опросу 1981 г., из числа мужчин, максимально удовлетворенных браком, 61\% получали удовольствие от физической близости с супругой, остальные—удовлетворение" среди неудовлетворенных браком почти каждый пятый оставался эмоционально индифферентным. Десять лет спустя в подвыборке мужчин максимально удовлетворенных браком появляются эротически безразличные индивиды (около 2\%) и, напротив, среди не удовлетворенных браком отмечаются случаи достижения оргазма. Рельефнее эта закономерность прослеживается у женщин. Так, в 1981 г. из общего числа максимально удовлетворенных браком 53\% жен достигали удовольствия от физической близости с мужем, остальные—удовлетворения; среди неудовлетворенных браком ни одна не отметила достижения оргазма, а каждая третья—подчеркнула эмоционально безразличное отношение к физическому контакту с супругом. Десятилетием позднее в числе женщин, максимально удовлетворенных браком, оказалось 4\% сексуально неотзывчивых, тогда как среди неудовлетворенных состоянием брака появились супруги, указывающие на эротическое созвучие с мужем (2,5\%). Парадокс? Бесспорно, нет. И согласованность, и рассогласованность суть следствие одного и того же феномена—возрастания роли личностных ценностей. Проще говоря: важной составляющей успешности протекания сексуального общения становится не столько его институциональность, сколько любовно-эротическая потребность партнеров друг в друге. Этот тезис подтверждается значимой корреляцией сексуальной удовлетворенности с эротической привязанностью* и более высокой с устремленностью супругов к взаимоудовлетворительному сексуальному контакту.** По данным 1981 г., по меньшей мере половина жен достигали оргазма благодаря активным действиям мужей, отсутствие эротико-телесной сопричастности исключало самою возможность получения супругой наслаждения, более того, подавляющая их доля вовсе не проявляла экспрессивной реакции на контакт. Близкая картина выявлена и в 1990 г.: при первых обстоятельствах достигают планки удовольствия около 60\% жен, в ином случае таковых не обнаружено, число же безразличных достигло 80\%.

У мужчин зависимость менее выражена. Несмотря на полное отсутствие устремленности жен к взаимной эротико-сексуаль-ной удовлетворенности, почти 7\% мужей в выборке 1981 г. и около 20\% в выборке 1990 г. достигали оргазма. И в этом нет ничего удивительного. Высокая удовлетворенность мужчин физической близостью с женщиной заложена в его природе. Понятно—инстинкт. Но каждая близость немедленно вознаграждается—порцией удовольствия за счет чувствительной дозы эндогенного наркотика. Очевидно, в силу иного природного предназначения женщин действие механизма сатисфакции у них не столь прямолинейно и требует для своей реализации «подключения» культурных навыков.

Не менее выразительно подтверждает автономизацию сексуальности рост внебрачных «телесно-материальных» (М.Бахтин) связей у всех наших респондентов независимо от их оценки состояния брака. Согласно данным 1969 г., из общего числа супругов, максимально удовлетворенных браком, 20\% имели параллельные сексуальные контакты, в 1989 г. таких уже насчитывалось более 40\%; по итогам опроса соответствующие показатели оценивающих свой брак как удовлетворительный и неудовлетворительный таковы: 35 к 65\% и 64 к 88\%. Цифры разные—тенденция единая. И самый последний штрих. Характер внебрачных связей, как и в институциональных границах, многообразен.

Описанный эмпирический материал, без сомнения, дает общее представление о динамике процессов, произошедших в сексуальном поведении молодых россиян в последней трети века; однако в силу ограниченности объема выборок он не может служить веским основанием для окончательных выводов. Скорее, это гарантированная база для построения гипотез следующего уровня, к примеру, о вероятном умножении разнообразия моральных установок и поведенческих стилей. Вместе с тем бросается в глаза черепашье (к сожалению, иначе не скажешь) продвижение по пути к междисциплинарному изучению человеческой сексуальности. Надо ли особо подчеркивать, что без междисциплинарных и кросскультурных исследований практически невозможно отделить преходящее от закономерного в эволюции эротико-сексуальных взаимоотношений мужчин и женщин?

Учитывая характер издания, мы здесь не оспаривали недостаточно обоснованные гипотезы и не ссылались на нерифицируемые эмпирические данные.

Примечания

1Cм.: Нойберт Р. Новая книга о супружестве. М., 1967; И ме л и н с-кий К. Психогигиена половой жизни. М., 1973; Берн Э. Секс в человеческой любви. М., 1990; Уайт Д. Эрос оскверненный. М., 1993.

2 Свядощ А.М. Женская сексопатология. М., 1974; Белкин А.И. Биологические и социальные факторы, формирующие половую идентификацию // Соотношение биологического и социального в человеке / Отв. ред. В. М. Банщиков, Б.Ф.Ломов. М., 1975; О б щая сексопатолсгия: Руководство для врачей / Ред. Г.С.Васильченко. М., 1977; Либих С. С. К проблеме гармонизации сексуальных отношений в супружеской жизни: Лекции для врачей-курсантов. Л., 1972.

ЗCм., напр.: НемировскийД.Э. Об отношении молодежи к добрачной жизни //Социологические исследования. 1982. Х'1; Навайтис Г.А. Отношение молодежи к добрачным половым связям // Социологические исследования. 1988. №2.

4 Пас Октавио. Стол и постель // Человек. 1994. №1. C.ISO.

5 См., напр.: Проституция и преступность: Проблемы. Дискуссии. Предложения / Отв. ред. И.В.Шмаров. М., 1991.

6 Деревинская Е.М. Материалы к клинике, патогенезу, терапии женского гомосексуализма: Автореф. канд. дис. Караганда, 1965.

7A.Kинзи—известный американский сексолог. В течение девяти лет (1939-1948) опросил 12 тыс. мужчин и женщин относительно их сексуального поведения. Результаты этих опросов легли в основу двух фундаментальных трудов, которые до сих пор сохраняют научное значение.

8 Лосева O.K., Ч и стя ков а Т. В., Либин В. В., Либина Е.В. Сексуальное поведение подростков, больных сифилисом // Вести, дерматологии и венерологии. 1991. №2. С. 45-49.