4.5. теоретическая и экспериментальная социолингвистика

4.5. теоретическая и экспериментальная социолингвистика

Для начального этапа изучения языка под социальным углом зрения во многом был характерен умозрительный подход к анализу социально-языковых связей – еще не был накоплен значительный фактический материал, относящийся к этой области исследования. Кроме того, многие вопросы, касавшиеся корреляции "язык–общество", только ставились, и обсуждение их велось в самом общем виде, с опорой на немногие иллюстративные примеры. Таким было, например, обсуждение Е. Д. Поливановым тезиса о необходимости социологической лингвистики, его идеи, касающиеся опосредованного воздействия социальных изменений на языковую эволюцию, о лексике и фразеологии как сферах языка, которые наиболее чутко реагируют на внешнее влияние, и т. п.

Столь же общим было рассмотрение Антуаном Мейе и другими представителями французской социологической школы начала века проблем социальной обусловленности развития языка, его дифференциации под влиянием расслоения общества (см. об этом [Слюсарева 1981: 63 и след.], внимание чешских и словацких лингвистов к функциональной стороне языка, к проблемам нормы и кодификации литературного языка (см. [Краус 1976]).

Следует подчеркнуть, что умозрительный характер многих ранних социолингвистических штудий – отнюдь не порок развития этой науки, а естественный и необходимый этап. Как известно, успех любого дела, а научного исследования в особенности, во многом зависит от правильной постановки вопросов, и ключевой задачей социолингвистики на первых порах было выяснение круга проблем, относящихся к ее компетенции, их правильное формулирование.

Первые социолингвистические работы образовали необходимый фундамент, на котором начало строиться здание теоретической социолингвистики. Это направление социолингвистических исследований занимается изучением наиболее общих, основополагающих проблем, характеризующих отношение "язык и общество". Какого рода эти проблемы?

Многих из них мы уже касались в разных частях нашей книги, поэтому здесь их можно просто перечислить, не претендуя на то, что этот перечень будет полным:

формулирование системы аксиом, группирующихся вокруг общего тезиса о том, что язык есть явление социальное;

выявление наиболее существенных закономерностей языкового развития и доказательство их социальной природы (наряду с такими закономерностями, которые обусловлены саморазвитием языка);

исследование социальной обусловленности функционирования языка, зависимости его использования в разных сферах общения от социальных и ситуативных переменных;

анализ процессов речевого общения, в которых определяющее значение имеют такие факторы, как система социальных ролей, исполняемых участниками коммуникации, социально-психологические условия реализации тех или иных речевых актов, их иллокутивная сила, умение говорящего переключаться с одного кода на другие и т. п.;

изучение взаимодействия и взаимовлияния языков в условиях их существования в одном социуме; проблемы интерференции и заимствования элементов контактного языка; теоретическое обоснование процессов формирования промежуточных языковых образований – интердиалектов, койне, пиджинов, – а также другие проблемы.

Теоретики социолингвистики достаточно рано осознали необходимость подкрепить общие положения о зависимости ; языка от социальных факторов массовым эмпирическим материалом (то, что этот материал должен был быть массовым, вполне естественно, поскольку требовалось доказать с о ц и -i альные, групповые, а не индивидуальные связи носи-i телей языка с характером использования ими языковых i средств). М. В. Панов в России и У. Лабов в США были, по-видимому, первыми социолингвистами, которые в начале 60-х годов XX в. независимо друг от друга обратились к эксперименту как необходимому этапу в социолингвистических исследованиях и способу доказательства определенных теоретических построений. Так был дан толчок развитию экспериментальной социолингвистики.

Современный социолингвистический эксперимент дело весьма трудоемкое, требующее больших организационных усилий и немалых финансовых затрат. Ведь обычно экспериментатор ставит перед собой задачу получить достаточно представительные и по возможности объективные данные о речевом поведении людей или об иных сторонах жизни языкового сообщества, и такими данными должны характеризоваться разные социальные группы, образующие

языковое сообщество. Следовательно, нужны надежные инструменты экспериментального исследования, опробованная методика его проведения, обученные интервьюеры, способные неукоснительно следовать намеченной програм

ме эксперимента, и, наконец, правильно выбранная совокупность обследуемых информантов, от которых и надо получить искомые сведения.

Правда, история науки знает случаи и не столь громоздкой организации социолингвистических экспериментов. Как полушутя-полусерьезно рассказывает в своей книге Р. Белл [Белл 1980: 299], одним из первых социолингвистов-экспериментаторов можно считать древнего военачальника Иефтая, принадлежавшего к племени галаадитян. Для того чтобы предотвратить проникновение в его вооруженные силы вражеской "пятой колонны" – представителей племени ефремлян, Иефтай приказывал каждому воину, приходившему к переправе через реку Иордан:

– Скажи "шибболет". Шибболет на иврите означает 'поток'. Такой приказ на берегу реки был вполне уместным и даже естественным: галаадитяне легко произносили звук [ʃ] в начале слова шибболет, а ефремляне не умели этого делать. Результат эксперимента был кровавым: «каждого, кто не умел произнести "шибболет" на галаадитский манер, "они взяли и заклали < > и пало в то время ефремлян сорок две тысячи" (Книга Судей, 12.6.» [Белл 1980: 300].

В конце 50-х годов XX в. ленинградский исследователь Н. Д. Андреев провел несложный, но весьма эффективный эксперимент. Он спрашивал людей на улицах Москвы и Ленинграда, как называется тот или иной городской объект – вокзал, мост, проспект, – с целью выяснить, как люди произносят финали прилагательных типа Казанский, Ленинградский, Ярославский (вокзалы), Ботанический (сад), Невский (проспект), Кировский (мост) и т. п. (возможны два варианта: [-кыj] и [-к'иj]). Правда, на эксперимент ушло два года (его проводил один человек), зато исследователь получил массовые данные: он опросил 2280 информантов, в том числе 1378 москвичей и 902 ленинградца, которые были разделены на группы в зависимости от возраста, пола и – весьма ориентировочно – от социального положения, и их ответы нашли отражение в суммирующих таблицах (подробнее об этом эксперименте см. [Андреев 1963]).

С началом широкомасштабных социолингвистических исследований потребовались более сложно организованные эксперименты, результаты которых характеризовали бы не тот или иной случайно выбранный языковой факт, а определенные структурные особенности языка – например, его произносительной системы, системы словоизменения тех или иных классов существительных и глаголов и т. п.

Для проведения подобных экспериментов разрабатываются методики массовых обследований. Некоторые из таких методик успешно применяли У. Лабов и его последователи при изучении современного американского варианта английского языка, а также коллектив московских лингвистов под руководством М. В. Панова.

В зависимости от задач, которые ставит перед собой социолингвист-экспериментатор, применяются и такие методики, которые не связаны с обследованием больших групп говорящих. Таковы, например, некоторые эксперименты по изучению кодового переключения. Американский ученый Дж. Гамперц записал на магнитофон разговор между американцами мексиканского происхождения. Английский язык в этом разговоре чередовался с испанским. Затем запись была расчленена на тематически однородные эпизоды, а эпизоды разделены на реплики. «После этого исследователь совместно с автором каждой реплики, содержащей переключение кода, пытался выяснить место данной реплики в структуре текста и определить "социальное значение" переключения кода. В частности, использовался метод субституции: фраза с переключением кода заменялась фразой на другом языке с тем, чтобы выявить функциональную и смысловую роль переключения» (цит. по [Швейцер 1976: 165]).

В пилотажных исследованиях, когда основной целью является опробование тех или иных инструментов сбора материала (анкет, вопросников, тестов и т. п.), а также различных методик получения социолингвистических данных, экспериментатор вправе дать полную свободу своей изобретательности в проведении экспериментов, чтобы найти наиболее эффективные и надежные способы их осуществления, отбросить методы, не дающие искомого результата, или существенно скорректировать их.

Например, на ранних этапах социофонетических исследований, когда ставилась задача изучить зависимость произношения людей от их социальных характеристик, наиболее простым путем получения материала было предложение информантам прочитать перед микрофоном заготовленный исследователем список слов (включающий слова с нужными фонетическими явлениями). Однако вскоре выяснилось, что чтение разрозненных, синтаксически не связанных друг с другом слов не отражает тех произносительных особенностей, которые проявляются в связной речи. Кроме того, на произношение информанта влиял орфографический облик слова (что могло сказываться, например, в том, что информант читал було[чн]ая, ти[хи]й, бою́[с ́], тогда как в спонтанной речи того же человека эти словоформы звучали иначе: було[чн]ая, ти[хы]й, бою[с]). Поэтому чтение списков слов было дополнено чтением более или менее значительных отрывков из специально сконструированного "фонетического" текста (см. о нем в главе 5), пересказом определенных текстов, а также записями свободной беседы с интервьюируемым на избранную интервьюером тему (оганичение темы бесед необходимо, так как это увеличивает вероятность появления в речевой цепи слов и словоформ, содержащих изучаемые звуки и звукосочетания).