§ 91. языковые отношения эпохи капитализма

§ 91. языковые отношения эпохи капитализма: Введение в языковедение, Алекса́ндр Алекса́ндрович Реформа́тский, 1996 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Предлагаемая книга - пятое уточненное издание известного учеб¬ника (Ре-форматский А.А. Введение в языковедение. М., 1967), соответ¬ствующего стан-дартной программе курса “Введение в языкознание”. Книга содержит разверну-тые сведения по всем основным разде

§ 91. языковые отношения эпохи капитализма

Развитие капиталистических отношений, усиление роли городов и других культурных центров и вовлечение в общегосударственную жизнь окраин содействуют распространению литературного языка и оттеснению диалектов; литературный язык распространяется по трактам и водным путям сообщения через чиновников, через школы, больницу, театр, газеты и книги и, наконец, через радио.

При капитализме различие между литературным языком и диалектами делается все более и более значительным. У городских низов и разных деклассированных групп населения создаются особые групповые “социальные диалекты”, не связанные с какой-нибудь географической территорией, но связанные с различными профессиями и бытом социальных прослоек, — это “арго” или “жаргоны” (арго бродячих торговцев, странствующих актеров, нищих, воровской жаргон и т. п.).

Элементы арго легко воспринимаются литературным языком, усваиваясь в виде особой идиоматики.

Внутригосударственные вопросы языка осложняются еще более в тех странах, где имеются национальные меньшинства, и в тех многонациональных государствах, где объединяется целый ряд наций.

В многонациональных государствах господствующая нация навязывает язык национальным меньшинствам через печать, школу и административные мероприятия, ограничивая сферу употребления других национальных языков лишь бытовым общением. Это явление называется великодержавным шовинизмом (например, господство немецкого языка, бывшее в “лоскутной” по национальному составу Австро-Венгрии; туркизация балканских народов; принудительная русификация малых народностей в царской России и т. п.). Национально-освободительные движения в эпоху капитализма всегда связаны с восстановлением прав и полномочий национальных языков восставших народностей (борьба за национальные языки против гегемонии немецкого языка в Италии, Чехии, Словении в XIX в.).

В колониях, как правило, колонизаторы вводили свой язык в качестве государственного, сводя туземные языки к разговорной речи (английский язык в Южной Африке, в Индии, не говоря уже о Канаде, Австралии, Новой Зеландии; французский язык в Западной и Северо-Западной Африке и Индокитае и т. п.).

Однако зачастую языковые отношения между колонизаторами и туземцами складываются иначе, что вызывается практическими потребностями общения.

Уже первые великие путешествия XV—XVI вв. познакомили европейцев со множеством новых народов и языков Азии, Африки, Америки и Австралии. Эти языки стали предметом изучения и собирания в словари (таковы знаменитые “каталоги языков” XVIII в.).

Для более продуктивной эксплуатации колоний и колониального населения надо было объясняться с туземцами, влиять на них через миссионеров и комиссионеров.

Поэтому наряду с изучением экзотических языков и составлением для них грамматик требуется найти какой-то общий для европейцев и туземцев язык.

Иногда таким языком служит наиболее развитой местный язык, особенно если к нему приспособлена какая-нибудь письменность. Таков, например, язык хауса в Экваториальной Африке или таким когда-то был кумыкский в Дагестане.

Иногда это бывает смесь туземной и европейской лексики, как “пти-нэгр” (petit negre) во французских колониях в Африке или же “ломаный английский” (broken English) в Сьерра-Леоне (Гвинейский залив в Африке). В тихоокеанских портовых жаргонах — “бич-ла-мар” (beach-la-mar) в Полинезии и “пиджин-ин-глиш” (pidgin English) в китайских портах. В “пиджин-инглиш” в основе английская лексика, но искаженная (например, pidgin — “дело” из business, nusi-papa — “письмо”, “книга” из news-paper); значения также могут меняться: mary — “вообще женщина” (в английском — собственное имя “Мери”), pigeon — “вообще птица” (в английском “голубь”), — и китайская грамматика.

Такого же типа в пограничных русско-китайских областях речь “моя по твоя”, т. е. ломаный русский в том виде, как по-русски говорят китайцы. Образцом русско-норвежского смешанного “языка” (ruska norsk) может служить следующий диалог из очерков М. М. Пришвина “Колобок”: “Одни поморы приходят к консулу проститься, другие являются с норвежцами к третейскому суду. Входят два помора: русский и норвежец... Действие начинается с того, что оба говорят друг с другом не по-русски, не по-норвежски, а на особом русско-норвежском воляпюке “моя, твоя”, состоящем из русских, немецких, английских и норвежских слов.

— Сюль (я) капитан, сюль правило (кормщик), сюль принципал! — восклицает гордо русский.

— Ист (есть) твоя фишка (рыба), на мой палуба! — гневается норвежец и далее: “Норвежец платит деньги!”

— Вот моя пеньга (деньги) имей.

— Твоя по-рейза (reisen)? — спрашивает норвежец.

— Моя рейза (еду), а твоя?

— Моя когда ven (ветер)”'.

К такому же типу “международных языков” принадлежит и “сабир”, употребляющийся в средиземноморских портах, — это смесь французского, испанского, итальянского, греческого и арабского.

Однако в более высоких сферах международного общения такого типа смешанная речь не применяется.

В международной дипломатии в разные эпохи употребляются разные языки — в средневековую эпоху: в Европе — латинский, в странах Востока — по преимуществу арабский; в новой истории большую роль сыграл французский язык. В последнее время этот вопрос уже не решается однозначно, так как официально в ООН приняты пять языков: русский, английский, французский, испанский и китайский.

Предпочтение тех или иных языков в этих случаях связано с тем престижем (престиж — от французского prestige — “обаяние”, “авторитет”) языка, который возникает не по его лингвистическим качествам, а по его историко-культурной судьбе.

Великолепным образцом использования жаргона деклассированных слоев населения может служить подлинный текст пьесы Бертольта Брехта “Трехгрошовая опера”.

Жаргоны бывают и у определенных групп населения, как, например, существовал жаргон гвардейских офицеров царской армии и России, на жаргоне изъяснялись “петиметры” и “щеголихи” XVIII в. (см. комедию Д. И. Фонвизина “Бригадир” — диалог сына и советницы). Эта смесь “французского с нижегородским”, как иронически выражался А. С. Грибоедов, представлена в сюсюкающей речи представителя старого дворянства XIX в. С. Т. Верховенского в “Бесах” Достоевского, а также в “Сенсациях и замечаниях госпожи Курдюковой за границей — дан л'эт-ранже” И. П. Мятлева.

Следует различать салонные жаргоны социальной верхушки, которые возникают из ложной моды как стилистический нарост на нормальном языке; практической ценности в них нет; особенно опасно их проникновение в литературу (Игорь Северянин и т. п.), и “практические жаргоны”, исходящие из профессиональной речи и преследующие цели языкового обособления данной группы и “тайноречия” для осуществления своего ремесла и засекречивания сведений о нем. В таких жаргонах (жаргон воров, нищих, торговцев-разносчиков и т. п.) может быть искусственно придуманная смесь элементов разных языков, например цыганские числительные и тюркские обозначения профессионально важных вещей и т. п. Конечно, и у этих жаргонов нет своей особой грамматики и своего основного словарного фонда. Такие жаргоны паразитируют на материале разных языков, но их практическая устремленность не подлежит сомнению.

Наконец, международные жаргоны вызваны еще более реальными потребностями общения разноязычных людей в пограничных областях или в местах скопления разнонациональ-ного населения, например в морских портах. Здесь, как мы видели, чаще всего взаимодействуют элементы каких-либо двух языков (французский и негрские, английский и китайский, русский и норвежский и т. п.), хотя бывает и более сложная смесь (“сабир”).

В научной практике очень долго держалась в качестве общего языка латынь (а в странах Востока — арабский), обогащенная опытом эпохи Возрождения и поддержанная авторитетом Декарта, Лейбница, Бекона и других. Еще в первой половине XIX в. нередки случаи, когда научные труды и диссертации были написаны по-латыни (таковы, например, первый труд по славистике чеха Иосифа Добровского “Institutiones linguae slavicae dialecti veteris” — “Основы славянского языка древнего диалекта”, 1822; знаменитая диссертация по неевклидовой геометрии русского математика Лобачевского тоже была написана по-латыни; латинская номенклатура в ботанике, зоологии, медицине и фармакологии до сих пор является международной и употребляется в практике всех европейских наций).

В практике дипломатии и политики с конца XVIII в. возобладал язык французский, как уже было сказано выше, который в первой половине XIX в. играл роль мирового языка, однако бурный рост английской колониальной экспансии и значение английской политики в мировом масштабе выдвинули во второй половине XIX в. на первый план английский язык. В XX в. на эту роль претендовал и немецкий язык через коммерческие и технические достижения Германии.

Однако этот путь определения международного языка является чисто империалистическим и может иметь успех только в колониях или полуколониях.

Наряду с этим давно в умах ученых и изобретателей созревал идеал международного языка.

Первыми в пользу создания рационального искусственного языка, который был бы способен выразить положения любой современной научной или философской системы, высказались еще в XVII в. Декарт и Лейбниц.

Однако осуществление этих замыслов относится уже к концу XIX в., когда были изобретены искусственные языки: воляпюк, эсперанто, идо и т. п.

В 1880 г. немецкий католический патер Шлейер опубликовал проект языка “воляпюк” (vol-a — “мир-а” и puk — “язык”, т. е. “мировой язык”).

В 1887 г. в Варшаве появился проект языка “эсперанто”, составленный врачом Л. Заменгофом. Эсперанто значит “надеющийся” (причастие от глагола esperi).

Очень быстро эсперанто получил успех во многих странах, во-первых, среди коллекционеров (особенно филателистов), спортсменов, даже коммерсантов, а также и среди некоторых филологов и философов, на эсперанто появились не только учебные пособия об эсперанто, но и разнообразная литература, в том числе и художественная, как переводная, так и оригинальная; это последнее вряд ли стоит поддерживать, так как при всем успехе эсперанто и ему подобные языки всегда остаются вторичными и “деловыми”, т. е. существующими вне стилистики. Эсперанто всегда употреблялся как подсобный, вторичный, экспериментальный “язык” в сравнительно узкой среде. Поэтому его сфера — чисто практическая; это именно “вспомогательный язык”, “язык-посредник”, да и то в условиях западных языков, что чуждо языкам восточным. Иные вспомогательные международные языки (аджуванто, идо) вовсе успеха не имели.

Все подобные “лабораторные изобретения” могут иметь успех только в определенной практической сфере, не претендуя быть языком в полном смысле этого слова. Подобные “под-соб-ные средства общения” лишены основных качеств настоящего языка: общенародной основы и живого развития, чего не может заменить ориентировка на международную терминологию и на удобство словообразования и построения предложений.

Подлинный международный язык может образоваться лишь исторически на базе реальных национальных языков.

Как было уже сказано, языки мира в настоящее время переживают различные этапы исторического развития в связи с разными общественными условиями, в которых находятся носители этих языков.

Наряду с родо-племенными языками мелких колониальных народностей (Африка, Полинезия) существуют языки народностей, находящихся в положении национальных меньшинств (уэйлз-ский и шотландский в Англии, бретонский и провансальский во Франции); национальные языки Англии, Франции, Италии и т.д. представляют собой языки буржуазных наций.

Введение в языковедение

Введение в языковедение

Обсуждение Введение в языковедение

Комментарии, рецензии и отзывы

§ 91. языковые отношения эпохи капитализма: Введение в языковедение, Алекса́ндр Алекса́ндрович Реформа́тский, 1996 читать онлайн, скачать pdf, djvu, fb2 скачать на телефон Предлагаемая книга - пятое уточненное издание известного учеб¬ника (Ре-форматский А.А. Введение в языковедение. М., 1967), соответ¬ствующего стан-дартной программе курса “Введение в языкознание”. Книга содержит разверну-тые сведения по всем основным разде