§ 52. способ порядка слов

§ 52. способ порядка слов

Как уже выше было сказано, линейность речи позволяет ее рассматривать как цепь с последовательно расположенными во временной (а на письме — и пространственной) последовательности, причем порядок расположения звеньев этой цепи (ее сегментов) может иметь значимость. Это относится и к фонемной цепи (ср. тук, тку, кут и т. д., см. гл. I, § 5), и к морфемной цепи в составе лексемы (ср. в немецком языке Kindchen — “ребятенок”, а Kinderchen — “ребятишки” от Kind — “дитя” или в тюркских глаголах, например, в казахском: барды — “он ушел”, а бармады — “он не ушел” и т. п.); то же может относиться и к цепочке слов, образующих высказывание, где во многих случаях перемена места лексем в речевой цепи (перестановка слов) может служить выразительным средством для грамматических значений. Это очень различно для тех языков, где слова могут своим изменением показывать свою роль в предложении и где слова морфологически не меняются и только по порядку слов в предложении можно понять, что есть подлежащее, что есть дополнение и иные смысловые моменты, связанные не только с оформлением отдельных слов, но и с их порядком в целом.

Есть языки, в которых такие грамматические отношения, как отношения подлежащего и дополнения (субъекта и объекта) не зависят от порядка слов; например, в латинском языке высказывание о том, что “отец любит сына”, можно изложить шестью разными “порядками”: 1) pater amatfilium; 2) pater filium amat; 3) amat pater filium; 4) amat filium pater; 5) filium pater amat; 6) filium amat pater, где pater — “отец” всегда остается подлежащим, a filium ~ “сына” — дополнением.

Конечно, какой-то один из этих порядков является более привычным, обычным и нормальным; это норма нейтрального высказывания; остальные могут быть использованы со стилистическими целями.

В других языках это бывает иначе: если перевести приведенное латинское предложение или аналогичное на разные языки, то в разных языках вопрос о роли порядка слов получает различное решение:

латинский: pater amatfilium; mater amatfiliam;

русский: отец любит сына; мать любит дочь;

немецкий: der Vater liebt den Sohn; die Mutter liebt die Tochter;

английский: the father loves the son; the mother loves the daughter;

французский: le pere aime leflls; la mere aime lafille.

В латинском языке порядок слов (как было указано выше) не выражает грамматических значений, и тем самым возможны любые перестановки слов в предложении без изменения значения целого, тогда как в других языках это не так.

В русском для существительных женского рода на -а, -я и для существительных мужского рода одушевленных дело обстоит так же, как и в латинском: сестра любит собаку, отец любит сына (возможны любые перестановки без изменения грамматических значений), но для существительных неодушевленных мужского рода, для существительных среднего рода и женского рода на мягкую или шипящую согласную и для всех несклоняемых существительных дело обстоит иначе; ср. стол царапает стул, бытие определяет сознание, цепь дробит кость, кенгуру делает антраша, где понимание того, что есть подлежащее, а что — дополнение, определяется только местом: до сказуемого или после него. В немецком все зависит от формы артикля: для женского и среднего рода он не различает именительного и винительного падежа, для мужского артикль может различать подлежащее (der) и прямое дополнение (den), в английском же и французском, где нет склонения существительных и артиклей, понимание того, что есть подлежащее и что — прямое дополнение, всецело зависит от порядка слов.

Порядок слов может также различать определение и определяемое. В русском языке этого, как правило, не требуется, потому что формы прилагательного-определения и существительного-оп-ределяемого различны; ср. круглый дом и домашний круг; однако в" таких случаях, как глухие ученые и ученые глухие, только порядок слов показывает, что — определение и что — определяемое.

Есть и такие языки, где для данного грамматического отношения порядок слов является решающим; так, например, в казахском языке (где существительные и прилагательные, как правило, не различаются) только по порядку слов можно установить, что является определяемым (“существительным”) и что определяющим (“прилагательным”): сагат ķалта — “часовой карман” (карман для часов), а ķалта сагат — “карманные часы”, ыдыс темир — “посудное железо” (железо для изготовления посуды), а темир ыдыс — “железная посуда”. Аналогичные явления встречаются и в английском языке, где есть особые прилагательные, многие существительные по конверсии могут выступать в роли прилагательных;

бывает и так, что два слова могут стоять в прямом и обратном порядке (как в казахском языке).

Порядок слов для выражения этого грамматического отношения может быть различным в разных языках; так, глухие ученые по-французски les savants (“ученые”) sourds (“глухие”), а ученые глухие — les sourds (“глухие”) savants (“ученые”), т. е. противоположность тому порядку, который принят в русском.

В тех языках, где порядок слов фиксирован для выражения грамматических отношений, он с трудом может быть использован для стилистических целей, и, наоборот, в языках, где порядок слов свободен, перестановка слов, в широком смысле инверсия (инверсия — от лат. inversio — “перестановка”), — очень сильное стилистическое средство; ср. в русском: Я видел отца — Видел я отца — Отца я видел — Отца видел я и т. п.

Так называемый “твердый порядок слов” в латинском и в значительной мере в немецком языке — традиция стилистическая, а отнюдь не грамматическая.