Модели отношения власти

Модели отношения власти

А. Построим логико-механистическую модель отношений власти, представляющую множество однородных элементов, обладающих разным набором "степеней свободы" ("степень свободы" в механике означает, что физическое тело может двигаться в строго определенном направлении или вращаться в определенную сторону). Основное множество состоит из однородных элементов, каждый из которых имеет только одну "степень свободы", — интерпретация контингента узкоспециализированных функционеров воспроизводства. Дополнительное множество состоит из незначительного числа неоднородных элементов (хозяйственных посредников), каждый из которых обладает тем или иным набором "степеней свободы". Наибольшим числом "степеней свободы" в этой модели обладает глава государства, его ближайшее политическое окружение, кучка богатейших семей.

Описав статус модели, теперь перейдем к описанию ее динамики. Каждый элемент как основного, так и дополнительного множеств стремится к максимальному числу степеней свободы. Отсюда функция отправления власти с позиции хозяйственного посредника заключается в ограничении спонтанных поползновений функционеров воспроизводства расширить набор степеней своей свободы, чтобы таким способом поднять свой социально-экономический статус.

Заметим, что наша модель, казалось бы, почти ничего не объясняет. Ее полезность в том, что модель позволяет сформулировать вопросы, касающиеся природы властвования, как-то:

Что позволяет малому числу властвовать над большим?

Какова здесь роль института насилия, и чем обусловлена возможность его существования?

Какова необходимость формирования отношений власти?

В чем состоит успех от разделения общественно-значимых ролей и каковы его пределы? И т.д.

На уровне реальной жизни экономическая наука располагает целым ворохом "ответов" на поставленные вопросы, однако их цена ставится под сомнение всякий раз при обращении к элементарной модели отношений власти. И хотя при построении такой модели исследователь куда менее ограничен в своих фантазиях, нежели автор самой утопической теории, это само по себе не является залогом научного успеха.

Б. Планово-игровая модель управления. Проблема мысленного образа, или плана, как единственной основы структурообразования, многообразна. Сопоставим домашнее хозяйство муравьев с общественным хозяйством человека. Муравьи уже рождаются специализированными особями. Каждый "специалист" не умеет и не "желает" действовать иначе, чем предусмотрено его функциональными возможностями. Поэтому перед муравьем не стоит проблема выбора: грызть ли листья, охранять ли колонию, переносить личинки или откладывать яйца. Внутрисемейные отношения между муравьями, а также отношения между муравьями и природой носят игровой характер, не нуждаясь в управляющем начале. Напротив, человек от рождения многообразен и многофункционален, а значит, выбор его случаен. Поэтому, казалось бы, без единого образа действий, без единого плана общественное хозяйство построить невозможно. Тем не менее, человеческое общество есть синтез обоих начал: целевого и игрового. Вопрос лишь в глубинах проникновения и пропорциях распространения каждого из начал.

Заложен ли в нервной системе паука образ паутины (или план ее плетения), не известно; что же касается других, не менее сложных конструкций, порожденных живой природой, таких как форма жемчужницы или крона отдельного дерева, ясно, что ни о каком образе будущего процесса не может быть и речи. Так, форма кроны — результат (моментальный снимок) "игры" между генетическим кодом семени и почвенно-погодно-климатическим окружением.

В этой аналогии важен вывод: связывать конкретность той или иной общественно-экономической организации с предваряющим ее (сопутствующим ей) мысленным образом — "социальной утопией", "провидением" или народнохозяйственным планом — нет основания. Скорее наоборот, мысленный образ — одно из промежуточных звеньев, один из моментов игры как таковой; мысль не отражает действительность и не влечет ее, но участвует в ней.

Целевая форма отношений организует экономическую структуру по единому мысленному образу — плану. Свойственна преимущественно социалистическому ведению хозяйства.

Игровая форма отношений является синонимом самоорганизации динамической структуры и свойственна преимущественно капиталистическому хозяйству.

В. Мгновенная и волновая модели распространения управляющего сигнала. Передача значимого сигнала (целевого или игрового) осуществляется способом:

одномоментно-радиальным, единоначальным, централизованным, по схеме "решение одного — действие многих". Радиальная форма распространения сигнала может относиться как к управлению персоналом отдельного предприятия, так и к централизованному (плановому) управлению национальным хозяйством. Примерами радиально-игрового распространения значимого сигнала могут служить "внутризаводской хозрасчет" и "бригадный подряд";

последовательно-волновым — распространяемым поочередно от одного субъекта отношений к другому, от другого к третьему (третьим) и т.д. Этот способ передачи значимого сигнала присущ как целевому воздействию (когда речь идет об иерархичной структуре управления), так и игровому (когда предприятие, производящее конечную продукцию, покупает полуфабрикаты у "промежуточных" предприятий, которые, вместе взятые, представляют "цепь игроков").

Роль государственной личности в экономической истории

Как представляется, субъектами исторического процесса (волюнтаристской первопричиной, порождающей процесс) не могут быть ни отдельные личности, ни отдельные общественные образования, ни общество в целом. Субъект действия и воздействия, по логике вещей, должен находиться одновременно вне и внутри человеческой популяции. Субъект истории — это движение, акт взаимодействия человеческого фенотипа и экологической ниши человека. Большинство философов и политических экономистов, представляющих те или иные школы и тяготеющих к тем или иным направлениям (субъективисты и объективисты, идеалисты и материалисты, позитивисты и экзистенциалисты...), рассматривают общественное развитие под углом целесообразности и тем самым выводят вопрос каузальности за пределы науки. В поисках первопричины, в одних случаях "выясняют" роль исторической личности, в других — роль народных масс. Изначально приписывая руководящей личности и народу рационализм и целесообразность, а затем выясняя, кто первичнее, эти теоретики, таким образом, постулируют основание. В то же время, государственный деятель как одно из опосредствующих звеньев играет свою роль, которая приобретает смысл, будучи сопоставленной с другими ролями. Например, подвижничество главы государства следует сравнить с: достижениями его предшественников или современников; безликостью своего народа; покорностью исторической судьбе и т.д.

Властитель (правитель, руководитель предприятия) недублируем, он один и поэтому является самым слабым звеном общественного механизма. В этом смысле (в смысле наибольшей уязвимости) его роль первостепенна. Успех предприятия зависит, в первую очередь, от личности собственника, а благосостояние народа — от личности правителя... На этом утверждении общественная мысль останавливается как на конечном пункте познания. Разумеется, дело не в том, главенствующую или подчиненную роль играет в истории личность как набор отличительных свойств. Достаточно согласиться, что роль правителя неоспорима, чтобы понять: существует еще одна "плоскость" общественного сознания, которая осталась нерассмотренной. Вопрос в том, кто из мышат повесит колокольчик на шею коту, или где взять нужную личность? Как ее привести к власти? С помощью чего заставить управлять государством вообще, и в интересах народа — в частности? Ответ заложен в самом вопросе: успешный правитель — дело случая, откуда момент благосостояния народа — явление спонтанное и особо редкое. Властители, обладавшие выдающимися способностями, обычно возглавляли движение, направленное против интересов своего и других народов, в чем состоит действительная закономерность властвования.

В отличие от известных подходов к теме, представим управленческую деятельность как объект следящей системы в теории авторегулирования. Иными словами, орган управления государством (предприятием) будем рассматривать не как регулятор (субъект действований), но как объект авторегулирования. На "вход" такого объекта подается информация о текущей экономической обстановке, а на "выходе" получаем "регулируемую величину" — правительственное решение, изменяемое под давлением обстоятельств... Лоббизм и коррупция, клановость и мафиозность, религиозное, расовое, имущественное, а также иные формы неравноправия — не что иное, как воздействие подвластных на органы власти. Эти и подобные явления носят характер паразитной обратной связи в системе авторегулирования. "Ахиллесовой пятой" в экономической системе авторегулирования является гносеологическая составляющая: в каком смысле, при каких условиях возможно эффективное вмешательство индивида, способного принять независимое, любое произвольное решение? Решение проблемы упирается в построение модели среднестатистического управленца:

сумасшедшего — субъекта невменяемого, решения которого, будучи обязательными для исполнения, никак не связаны с реальностью;

уникального — субъекта, решения которого хотя и зависят от обстоятельств, однако неповторимы никем другим, а значит, непрогнозируемы на основе знания этих обстоятельств;

интуитивного — ординарного прогнозируемого субъекта, вынужденного на основании опыта и интуиции делать в своих решениях личностную поправку на недостоверность доступной информации.

Деятельность конкретного управленца может быть охарактеризована индивидуальной статистикой.

Но возможно ли по своему желанию (в меру независимости от обстоятельств) менять ход исторического процесса? Неопределенность ответа есть следствие ошибочности заложенного в вопросе утверждения [17]. Дело в том, что движение исторического времени — вовсе не течение Леты: пока очередное событие не наступило, остается неизвестной направленность движения; а когда уже наступило, поздно что-либо изменять. Иными словами, невозможно предварять изменчивость истории целенаправленными действиями отдельной личности или общества в целом. Невозможно, например, обосновать утверждение, что именно В.И. Ленином инспирирована Великая Октябрьская социалистическую революцию 1917 года (несмотря на то, что он единственный среди сподвижников предложил насильственный захват власти и стал вождем переворота), ибо неизвестно, таким или иным образом развивалась бы история России в его отсутствие ("Свято место пусто не бывает"). Аналогично, если победы Наполеона следует приписать его таланту, то поражения — его бездарности; Александр Македонский, прожив всего 32 года, просто не дожил до краха своих начинаний, и т.д. Поиск первопричины общественного процесса в уникальных достоинствах государственного деятеля — тупиковое направление мышления. Политика (в том числе осуществляемая правительством экономическая политика), не являясь движущей силой истории, не требует от руководителя уникальных способностей, а наоборот, нивелирует их, если таковые есть. Напротив, если бы не состоялись Архимед и Аристотель, Галилей и Гегель, Пифагор и Гаусс, Ксенофонт и Смит, то человечество до сих пор оставалось в предантичном историческом периоде, ибо замены им не было. Без творческих личностей нет науки, а без науки нет развития, тогда как властвование и управление являются подсобной (и одновременно необходимой) средой для общественно-экономического процесса. Вообще говоря, никакое знание или самосознание не делает человека божеством, гарантированно творящим именно то и так, что и как ему хочется. С другой стороны, общественная история — цепь периодов застоя, интенсификации развития и откатов в прошлое. В переходные периоды "лицо эпохи" приобретает повышенную чувствительность к качеству прогнозирования и управления. Тогда-то общество "выплескивает" таланты (хотя и не самых талантливых, ибо политическая борьба есть нагромождение случайностей, а не конкурсный отбор) в сферу властвования и управления, причем в талантах нуждаются как в периоды развития, так и в моменты откатов. Всему свое время... Что же отличает политические таланты? — Они поддерживают "витающую в воздухе" цель и достигают ее в краткосрочном периоде успешнее их предшественников и преемников.

Почему нас ожидает то же, что и прежде

Процесс сужения экологической ниши человека обычно характеризуют, как цепь экологических кризисов, т.е. явлений случайных, обратимых и преходящих. То, что считают фрагментарными экологическими кризисами (от техногенного изменения климата планеты до истощения "чувствительных" природных ресурсов, от массовой гибели популяций высокоорганизованных животных до уничтожения растительного мира, от неизвестно откуда взявшейся человеческой акселерации до нарастающей волны пандемий и панзо-отий), не что иное, как столбовая дорога человеческого процесса. Ведь природа ничем не обязана человеку, а силой мысли не заменить богатства земных недр. Снижение объемов добычи сырья рано или поздно должно привести к краху современной цивилизации. Новая цивилизация может стать еще более очеловеченной (более искусственной), чем нынешняя, но, все равно, это будет очередная цивилизация, построенная на костях своей предшественницы. Экологи подсчитали, что, если ничего не случится, мировая техногенная катастрофа, которая должна разрушить экологическую нишу человека (или, как минимум, современную цивилизацию), наступит приблизительно через 100 лет. С другой стороны, известные в истории неоднократные эсхатологические прогнозы были посрамлены дальнейшим развитием событий. Но так кажется лишь на первый взгляд. В действительности ущерб, самопричиненный человечеством, оказался и масштабнее, и разнообразнее в плане генезиса, чем самые мрачные, самые фантастические эсхатологические прогнозы. Иными словами, кумулятивный эффект распада экологической ниши человека налицо.

Но можно ли избежать техногенной катастрофы? Попробуем обрисовать некоторые из необходимых шагов, которые, как полагают, немедленно следует предпринять для ее предотвращения:

немедленно уничтожить 5 млрд. человек;

начать регулярно убивать определенный процент новорожденных девочек, как это практиковалось в древности (и имеет место в современном Китае);

переориентировать национальное хозяйство с потребительного на природовосстановительное:

уничтожить большую часть производственных мощностей;

ликвидировать часть гидрои теплоэлектростанций;

приступить к планомерному сокращению добычи нефти, газа и угля. (И если бы только это)!

Безусловно, это глупость! Однако, если трусливо полагать, что современная цивилизация вечна, то придется объяснять, чем этаким она отлична от всех предшествующих цивилизаций. Обращает на себя внимание неизменный предвестник гибели цивилизации: незадолго (в исторических масштабах) до своей гибели каждая из цивилизаций совершала обширные завоевания. Чтобы такое стало возможным, цивилизация должна была ускоренно развиваться в предконечном периоде своего существования, благодаря чему ведущие государства могли "оторваться" от экономического уровня окружающих ее варварских народов. Отсюда риторический вопрос: не является ли фактор ускоренного развития могильщиком цивилизации? Дело в том, что любой способ, любая форма развития асимметричны. Можно считать законом природы утверждение (сформулированное на интуитивном уровне), что, начиная с какого-то момента, степень асимметрии растет быстрее скорости развития. Значит, в результате ускоренного развития может и должен возникнуть критический перекос... Перекос в чем? — Это вопрос не теории, но истории. Важно другое: чего бы ни касался "перекос" (истощение пахотной земли, мор от перенаселения, свинцовое отравление, потеря общественных стимулов труда, невосполнимое расходование человеческого ресурса, разрыв родительских уз, увеличение амплитуды качаний от охлократии к крайним формам деспотии...), при достижении достаточных размеров он становится пагубным для породившего его общества. Вообще говоря, потребление есть воссоздание за счет уничтожения (с отрицательным балансом). Цивилизация — путь к все большему удовлетворению животных потребностей. По мере цивилизаторства человек становится большим животным, чем иные неразумные представители животного мира. Противоречие между человеком биологическим и человеком общественным создает душевный дискомфорт, который купируется религией. (Поэтому вера в бога столь же долговечна, как и человеческое общество).

Лишь в начале 19 в. (намного позднее эпохи Возрождения) Наполеон наконец-то ввел древнеримское право в новую историю. Тем самым было обозначено начало конца современной цивилизации, ибо общество, основанное на строго формализованных началах (как и Древний Рим), теряет устойчивость. С другой стороны, возможность в наше время успешно использовать основы юрисдикции древней цивилизации свидетельствует, что формы общественной жизни не очень-то претерпели за последние 2000 лет, точнее, только сравнительно недавно вернулись на давно оставленные позиции.

Общественное сознание и экономическая стабильность

Поскольку феномен, обсуждаемый ниже, противоречит общественной морали, у читателя может создаться впечатление, что описываемые явления — объект нашей критики, и автору известны другие — морально выдержанные способы экономического регулирования. Смею заверить, что нашей работы — отвлеченный анализ, ибо невозможно критиковать природу вещей.

Люди объединяются на подсознательной основе, дорога к которой проторена сознанием. Логика и знание, правда и правдоподобие действуют лишь в той мере, в какой они позволяют через сознание проникнуть в подсознание, в эмоциональную сферу. Эмоционально не подготовленный люд не пойдет в церковь, не поедет на комсомольские стройки или добровольцем на фронт. Суть государственной идеологии есть формирование жизненной позиции масс путем манипулирования их сознанием; создание обстановки перманентного обмана, формирующей на подсознательном уровне чувство поклонения морали, предустановленной государством. Исследовательский интерес представляет набор средств, подготавливающих массы к управляемости, делающих их послушными, а именно: деморализации масс путем использования естественных или общественно-исторических различий (национальных, этничных, религиозно-атеистических, классовых, региональных, языковых, культурных, профессиональных, половозрастных, экономических, научно-мировоззренческих, этических и т.д.) — обязательно таких, которые не относятся к существу вопроса и посему не могут быть логически обоснованы.

Методы устрашения

К государственным средствам массовой деморализации следует отнести известные методы устрашения общества:

"погоня за ведьмами", или провоцирование массового психоза доносительства на псевдопреступления, что создает ощущение индивидуальной незащищенности на фоне неустойчивости самой власти;

пыточные условия содержания преступников;

нарочито тяжелые условия несения военной службы;

открытие военных действий против внешнего противника, создание образа внешнего врага...

Метод демократизации

Демократия есть одна из форм смены властителя (властителей), в которой участвуют неформально (!) организованные противоборствующие кон-тингенты граждан (подданных), ограниченные в своих правах по тем или иным признакам: возрасту, полу, доходу, социальному статусу, местожительству, национальности, религиозной принадлежности и пр. Возможен вариант отправления демократии и с формально (государством) организованным контингентом, например народные выборы при советском социализме. Следует обратить внимание не столько на то, что массы выбирают себе властителя (тирана, вождя, дуче, парламент), сколько на то, что сам выборный процесс носит общественный характер, т.е., по определению, организован по формуле "один ко многим". Отдельный избиратель — элемент организованных масс, но не самодовлеющий субъект.

Демократии противостоят, с одной стороны, наследственная и назна-ченческая формы смены власти; с другой — выборная власть, осуществляемая узко "кастовым" электоратом (аристократия, олигархия, плутократия, теократия, однопартийная система правления).

Даже основной институт демократии — избирательная кампания, как самоцель, есть форма влияния на общественное сознание... не с точки зрения выбора решения, но как способ деморализации масс. Предвыборная агитация вменяет индивиду его социальную значимость и одновременно — его ничтожность, воздействуя на эмоциональное состояние избирателя, на подсознательную сферу и побуждая его, вопреки "логике обывателя", принимать участие в голосовании. Ведь акт выбора древнегреческого тирана, депутата парламента, мэра города или президента страны — не что иное, как добровольный (!) отказ от личного участия в отправлении власти. Вообще, демократия предполагает социальную или экономическую интригу. Без интриги отсутствует предмет выбора. Отправление демократии принято связывать с проявлением особой мудрости народа, на которой зиждется общественная полезность. Если же отбросить сию нелепицу, что останется? Содержание демократии выродится в способ:

солидаризации власти и народа;

мирного перехода от одного режима власти к другому; ротации представителей власти как залог их адаптации к социальным переменам.

Либеральная демократия (как одна из форм манипулирования массовым сознанием в целях единовластия) в своем развитии обычно вырождается в охлократию, которая носила бы совершенно разрушительно-антиобщественный характер, если бы не сочеталась с автократией (избранным вождем

тираном). Охлократия и автократия, дополняя друг друга, переходят в авторитарный (тоталитарный) режим. Вот почему тоталитаризм обычно приходит на смену "демократии".

Дезинформация

Целевая дезинформация, широкомасштабный обман населения страны

еще один известный инструмент государственного регулирования экономики, обеспечивающий возможность ненасильственного управления. С другой стороны, раскрытие правды о негативных ожиданиях способно превратить субъектов экономической деятельности в толпу спасающихся конкурентов, что называется паникой... Так например, в ожидании галопирующей инфляции вкладчики все в одночасье ринутся изымать свои вклады, которых в банках никогда, разумеется, не было и не могло быть в полном объеме, что повлечет за собой финансовый коллапс. Дж.М. Кейнс, подобно Н. Макиавелли ("Князь", "Государь"), разоткровенничался на сей счет [35]: "...если мы намерены контролировать функционирование экономической системы, изменяя количество денег, важно, чтобы мнения о будущем расходились". Действительно, без широкомасштабного обмана (не касающегося сильных мира сего) получим, вместо солидарных игроков, противоборствующие стороны — народ и правительство.

Слабость знаний и сила веры

Понимание собственных долгосрочных интересов недоступно большинству; если бы было доступно, то большинство не в состоянии им следовать. Реальность зачастую более благосклонна к индивиду тогда, когда он отказывается от использования знаний. Знания не во всем, не всегда и никогда полностью не являются надежным помощником личности. Подходя к жизни сугубо практически, люди отдают предпочтение предрассудкам даже тогда, когда научное решение проблемы известно, однако недоступно массам ни в понятии, ни в результатах (например, дорогостоящая медицина), а значит, столь же бесполезно, как и полное незнание и полное неумение. Естественно-природная уязвимость психики на стыке сознательного и подсознательного создает предпосылки для использования в идеологической борьбе религиозного начала. Феномен веры — это три разных устойчивых состояния души (духа), три разных потребности человека — вера, сомнение и безверие. По разным оценкам, не менее двух третей населения цивилизованных стран — это верующие или сомневающиеся. Если бы эти состояния квалифицировались психологической (психосоциальной) наукой, то мы остановились бы на термине "душа". Психологическая наука (как и другие науки) действительно занимается темой веры, но ей не удается найти эффективных подходов к ее изучению. Поэтому правильнее будет остановиться на метапсихоло-гическом, философском термине "дух". Так или иначе, любая религия (как общественный институт) эксплуатирует религиозные чувства масс в целях усиления идеологической восприимчивости верующих, ... используя для этого психологически значимые символы — ритуалы (средства изобразительного искусства, выхолощенные заклинания и полуосмысленные проповеди, суггестивная сила которых заключена в отупляющей и подавляющей волю нелепости, заставляющей любого перципиента усомниться в своих возможностях). Благодаря этому религия всегда может быть использована, чтобы держать часть народа в состоянии, благоприятствующем подсознательному восприятию извне навязанных социальнозначимых идей как своих собственных.

Сила сомнения и государственный атеизм

Наряду с государственной религией, не менее успешно для деморализации масс используется государственный атеизм. Безверие такое же самодостаточное состояние духа, как и вера, и так же эксплуатируется власть имущими. Организованная государством атеистическая пропаганда способна служить довольно мощным средством идеологического воздействия. Атеисты сильнее всех верующих, сомневающихся, не знающих и не верующих вместе взятых озабочены проблемой существования бога (но отнюдь не изучением феномена веры). Однако для возможности манипулирования массами не имеет ни малейшего значения:

реален бог или это вымысел; существует бог или нет;

существует ли точное определение бога или нет; добр бог или злонамерен; един ли бог или их множество;

существует ли иерархия между богами (божествами) и пр.

Хорошо известна такая категория информативности, как логические парадоксы — правильно построенные утверждения, смысл которых неуловим (как ни старайся). Не имеет значения, насколько известны те или иные формулировки существования бога (обязательно парадоксальные), но важно, что их всегда можно придумать и тем самым лишить себя рефлексивной возможности ответить: "да — нет", "знаю — не знаю", "имеет смысл — не имеет смысла", "понимаю — не понимаю".

Не случайно, как представляется, из уст верующего (или атеиста) обычно звучит социально окрашенный вопрос: "Верите ли вы в бога"? Вопрос, nota bene, касается не бога, но вашей персоны, вашей принадлежности (или не принадлежности) к той или иной социально-духовной общности, и даже более того — вашего желания (нежелания) примкнуть к такой общности.

И "вера", и "неверие" в одном и том же смысле и в одинаковой степени предполагают сомнение в предмете веры и источнике информации (мировой религии или отдельной секты, науки или паранауки, государственной статистики, торговой рекламы или расхожих мнений...). Различие между "верой" и "неверием" лишь в том, что первое означает "сомневаться в чем-либо, но очень желать этого", а второе — "сомневаться и не желать". Должны существовать и промежуточные позиции — "сомневаться и оставаться безразличным", "не сомневаться" и т.п. Немало людей интуитивно чувствуют, что логических срезов может быть много, и поэтому испытывают затруднение при ответе на "прямой" вопрос. Но если исследователь отважится поставить перед собой вопрос: "Хватит ли фантазии и чувства меры, чтобы самому и для себя создать образ бога как объекта веры, который мог бы служить, по меньшей мере, рабочей гипотезой"? — то к своему удивлению обнаружит, что только этим и занимался на протяжении своей творческой жизни.

О предметах веры мы узнаем от других людей. Поэтому вопрос не столько в том, во что верить, сколько в том: кому верить, почему верить и зачем верить. Только к некоторым "божественное откровение" нисходит непосредственно, из чего, однако, вовсе не следует, что "избранник" обязан верить (не верить) самому себе: ведь самому себе человек склонен верить с большей осторожностью, чем другим.

Каковы бы ни были ответы на вопрос о боге — в любом случае сохраняет свое неизменное значение набор проблем, вытекающих из единства и различий форм и содержания массового сознания, конкурентного сосуществования секулярных и религиозных институций. Эта тема объединяет и одновременно разъединяет людские массы в борьбе за власть, социальные привилегии и, разумеется, богатство. Речь идет об изначально (с древних времен) двоякой социально-политической структурированности мирового сообщества: государственно-правовой (чаще всего секулярной) и религиозно-моральной. Иногда элементы структуры могут совпадать (государственный монотеизм, фундаментализм, государственный атеизм). Заметим, что атеистическая мораль неотличима от церковной (например, введенный Н.С. Хрущевым "Моральный кодекс строителя коммунизма").

В отличие от безверия как самодостаточного состояния духа, атеизм не существует "в себе и для себя", ибо эксплуатирует все ту же религию, как свой антипод. (Так, и любая религия своим первейшим врагом считает человека неверующего). Поскольку объективно существует два состояния духа — религиозная вера и безверие, то должно существовать и два способа пре-дидеологической подготовки. Объект влияния атеистической идеологии — неверующие и сомневающиеся. Чем же "берет" атеизм, в чем состоит его деморализующий эффект? Именно безысходность доказательных усилий создает, на наш взгляд, суггестивный эффект — психологическую основу для последующего идеологического воздействия на неверующих. Таким образом, под пятой государственной идеологии легко и незаметно оказываются как верующие, так и неверующие. Если бы казенный атеизм был формой научного знания, а не идеологическим средством, то к этому вопросу не требовалось бы возвращаться так часто, как ходить в храм.

Спонтанная, неуправляемая общественно-экономическая борьба происходит непрерывно, принимая, время от времени, организованный характер в интересах правительства или отдельных общественных групп. В отличие от вооруженных войн, "мирное средство борьбы" — идеологические конфликты не прекращаются никогда.

Экономико-демографические проблемы воспроизведения "рабочей силы"

Рождаемость регулируется семьей на основании интуитивного прогноза. На формирование прогноза выживания и воспроизводимости оказывают влияние все известные аспекты общественного бытия. Однако ретроспективно не удается связать сравнительную динамику рождаемости в той или иной стране с общепринятыми взятыми по отдельности макрохарактеристиками: общественным строем, политическим режимом, общекультурным уровнем, уровнем экономики (в том числе уровнем благосостояния), динамикой медицинского обслуживания и пр. С другой стороны, важнейшей составляющей индивидуального выбора касательно рождения ребенка служит долгосрочный прогноз общественно необходимой доли потребительного дохода семьи, которую придется израсходовать на воспитание детей. Если эта доля велика, то рождение ребенка нежелательно. Поскольку указанный предел носит структурный характер, постольку рождаемость не удается связать с экономической динамикой как целостным показателем. Так например, в процессе перехода от социализма к капитализму доля затрат на воспитание детей (от момента рождения ребенка и до его трудоустройства) в потребительном доходе семьи резко возросла, что, помимо прочих причин, резко снизило планку рождаемости. Такой подход к теме объясняет, в частности, почему показатель рождаемости беднейшего населения выше, чем среднего класса: потому, что доля затрат на воспитание детей у бедных (для которых недоступно многолетнее дорогостоящее обучение, соответствующая одежда и пр. и меньше претензий при трудоустройстве) ниже даже по отношению к малым доходам семьи. По нашему мнению, такие действия государства, как предоставление роженицам субсидий и одновременное увеличение срока школьного обучения, ведут к противоположным результатам. Также снижают рождаемость появление платных учебных заведений, высокая стоимость детского медицинского обслуживания и т.п.

Стратификация общественно-экономического процесса

Процесс развития современной экономики подобен, образно говоря, надуванию резинового шарика, на стенки которого изнутри давит только тонкий слой молекул воздуха — рабочий класс, на который, в свою очередь, оказывает давление основной объем воздуха — ученые, инженеры, управленцы, а также артисты, писатели и вся сфера услуг. С естественной природной средой непосредственно соприкасается только контингент рабочих, численность которого со временем относительно (а периодами и абсолютно) сокращается. Смысл образа "надувного шарика" состоит в прогрессирующем характере изменения соотношения численности рабочих и управлен-ческо-обслуживающего контингента в пользу последнего: поверхность шара увеличивается по квадратичной функции, а его объем — по кубической. Выражением данной тенденции следует считать такие общественные явления, как сокращение наемного труда и перманентная безработица, последствия которой выражаются в переквалификации производственных рабочих в работников сферы услуг, а инженерного состава — в управленцев...

По мере исторического развития экономики становится все более очевидным, что вовсе не эффект прямого усиления (когда группа людей, действуя согласованно, синхронно, синфазно и целесообразно, способна сдвинуть "камень производства") и не технологическое разделение труда (когда каждый совершенствуется в чем-то одном) образуют общественную составляющую экономики. Перечисленные факторы способны сформировать экономические отношения разве что на уровне общественного животного. Напротив, общественного человека создает сфера управления и сфера услуг — все те, кто "работает" не с вещами, но непосредственно с другими людьми (а также и с вещами, но при непосредственном взаимодействии с потребителями, — кустари, гостиничный бизнес, домохозяйки и пр.).

Обычно историческую тенденцию к сокращения числа производственных работников принято рассматривать как выражение роста производительности труда. Наше предложение состоит в том, чтобы рассматривать рост производительности труда и сокращение численности рабочих не как причинно-следственные отношения, но как рядоположные стороны одного и того же явления — исторического роста организационно-управленческой, услуго-образующей и прочей социальной составляющей в единой структуре воспроизводственного процесса.