§ 6. женское образование

§ 6. женское образование

Среди многих животрепещущих проблем русской жизни, которые стали горячо обсуждаться в конце 50-х годов и в дружеском кругу, и на страницах печати, особое место занимал так называемый «женский вопрос». Общественные деятели, писатели, юристы стали говорить и писать о семейном, экономическом, юридическом и социальном положении женщин. Журнальная полемика по этому вопросу приняла бурный характер. Одни авторы признавали за женщинами право на труд только в домашних условиях или в «низших» профессиях. Так, автор статьи, появившейся в 1859 году на страницах «Сына Отечества», считал, что женщины «могут быть булочницами, ибо всякая стряпня противна природе мужчин, могут работать в мастерских у портных, шляпочников, перчаточников, могут тереть и составлять краски при убранстве жилищ, окрашивать двери, косяки, вставлять окна... а также быть прислугой в трактирах, банях и т. п.». Высказываясь против женского образования, консервативно настроенные авторы утверждали, что развитие умственных способностей у женщин... порождает «странности характера» и что ученая женщина не может быть хорошей женой».96

Прогрессивные общественные деятели, публицисты и педагоги обращали внимание современников на значительность социальной роли женщины и особенно — женского образования. Ушинский писал: «Воспитание женщины, кроме индивидуального и семейного значения, имеет еще огромное значение в народной жизни, потому что через женщину только успехи науки и цивилизации могут войти в народную жизнь».97 Эту же мысль развивал и Н. И. Пирогов в своей знаменитой статье «Вопросы жизни», указывая на роль женщины — воспитательницы детей: «кто же заронит в душу ребенка первую искру „быть человеком”? Разумеется, та, которая ухаживает за колыбелью ребенка...».

На страницах одного из самых передовых журналов того времени, «Современника» много места отводилось освещению женского вопроса. Разнообразные по жанрам произведения — романы, статьи, рецензии, стихотворения, в которых рассматривались те или иные проблемы социального и семейного положения женщины, были представлены широким кругом авторов. Среди них — Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Т. Г. Шевченко, Н. А. Некрасов, М. Л. Михайлов, А. Н. Пыпин, Н. П. Суслова, А. Г. Жуковский, Н. Е. Карпович, А. Я. Панаева, К. Д. Ушинский, М. В. Авдеев, Н. И. Костомаров и многие другие».98 Журнал «Рассвет» стал помещать списки книг и журналов для чтения девушкам, биографии знаменитых женщин; журнал «Русская беседа» опубликовал ряд статей женщин о своем обучении и воспитании — «Чему мы, женщины, учились?».

Так, в ходе дебатов и журнальной полемики становилось все более ясным, что важнейшим залогом изменения социального, экономического, семейного положения женщин является просвещение. Между тем состояние женского образования оставалось вопиющим. Крестьянки, составляющие абсолютное большинство женского населения России, были почти поголовно неграмотными, да и «просвещение» женщин других сословий не могло удовлетворять скромные потребности. Известный педагог Д. Д. Семенов писал: «Женские учебные заведения, существовавшие до 1858 года, не могли удовлетворить необходимой потребности. Институтка прежнего времени... по выходе из той искусственной обстановки, которая создана была для нее в институте, чувствовала себя обыкновенно чужой среди ближайших родных, беспомощной и слабой среди обыденных житейских обстоятельств... Что же касается домашнего воспитания, то оно либо требовало значительных затрат на наем гувернанток и учителей сомнительного образования, либо лишено было всяких разумных начал, либо брошено на произвол прислуги».99

В семьях «среднего достатка» положение девочек было не лучшим. Современница вспоминала: «Что видит девочка-ребенок дома?.. Ничего, кроме детской, спальни, сказок, кукол, да еще кухни, к которой привязаны интересы ее матери. Впечатления внешнего мира далеки от нее...» Вынужденная целые дни проводить в окружении семьи, она невольно начинала жить ее интересами. «А каковы интересы небогатой мещанской, в широком смысле этого слова, семьи? Мысль и забота о завтрашнем дне, сплетни, узкий и бедный круг знакомств, раздражение и злоба, присущие недостаточным людям, зависть, грязь и пошлость».100

Необходимость создания открытых женских учебных заведений стала настолько очевидной, что министерство просвещения вынуждено было приступить к подготовке реформы женской школы. В 1856 году министр просвещения А. С. Норов подал соответствующий доклад императору Александру II, который повелел «приступить к устройству на первый раз в губернских городах женских школ, приближенных по курсу к гимназиям». Однако министром внутренних дел Ланским было высказано опасение в своевременности подобного начинания, ибо «идея всесословного училища для детей женского пола и притом на общественные, а не казенные средства, не будет понята обществом».

В конце 1856 года помощник инспектора Николаевского сиротского института А. А. Чумиков подал императрице Марии Александровне записку, в которой наряду с критикой институтской системы воспитания указывал на преимущества открытых женских учебных заведений. По распоряжению императрицы попечитель Петербургского учебного округа поручил Чумикову составить проект таких училищ по образцу немецких женских школ. В то время, пока составлялся и ходил по инстанциям проект Чумикова, профессор Н. А. Вышнеградский — инспектор классов Павловского института и редактор «Русского Педагогического вестника», заручившись поддержкой императрицы Марии Александровны и принца П. Ольденбургского, обратился в Главный совет женских учебных заведений с проектом отдельного открытого женского училища в Петербурге и получил на это разрешение. «Надо было быть Вышнеградским, — писал впоследствии известный педагог Д. Д. Семенов, — и обладать его житейским опытом и изворотливостью, его ораторским красноречием, его педагогическим тактом и несомненным организаторским талантом, чтобы завоевать в высших сферах расположение к совершенно новому в России типу учебных заведении, чтобы убедить родителей, предубежденных и колеблющихся, отдавать своих детей в новые дотоле заведения, чтобы заручиться на грошовые средства лучшими в столице педагогическими силами, чтобы сразу вызвать симпатии и доверие к новому начинанию в самом обществе, наконец, организовать все быстро, без проволочек, без колебаний и сомнений».101

Примечательно, что этот широко образованный и талантливый человек, как многие истинные энтузиасты, был бессребреником. Отдаваясь полностью делу женского образования, он меньше всего заботился о собственном благополучии. Жил вдвоем с братом близ Технологического института «в одной комнате с перегородкой. Мебель состояла из дивана, стола, нескольких стульев и двух кроватей; даже не было ни шкала, ни комода, а стоял какой-то сундук, и платье висело на гвоздике»,— вспоминала Н. В. Стасова.102

Усилия Вышнеградского увенчались успехом. В августе 1857 года произошло открытие училища, получившего название Мариинского, как находившегося под покровительством императрицы Марии Александровны.

Вот как описывал открытие училища один из его первых педагогов: «Множество девочек в праздничных платьях, несмотря на будний субботний день, шло и ехало по Невскому проспекту в сопровождении своих матерей и отцов. Все спешили к небольшому частному зданию на углу Невского и Троицкого переулка со скромной вывеской „Мариинское женское училище для приходящих девиц”. И как разнообразны были лица и костюмы подъезжавших и подходивших! Вот подходит простая женщина, ведя за руку свою десятилетнюю дочь в простеньком, новеньком, розовом ситцевом платьице с платочком на голове... Вот входит по лестнице разодетая купчиха с нарядной пухленькой дочкой... А вот и карета подъезжает к подъезду. Из нее выходит почтенный сенатор с тремя девочками в белых платьях...».103

В речи на торжественном открытии Вышнеградский выразил надежду на то, что училище станет залогом новой системы образования, сочетающей семейные начала воспитания и школьное обучение, ибо «школа учит лучше, чем семья; а семья воспитывает несравненно лучше, чем школа».

Мариинское училище стало открытым и формально всесословным — к обучению в нем допускались «девицы всех свободных состояний, без различия сословий» от 9 до 13 лет.

Тем не менее, большинство учениц было из привилегированных сословий. Из 140 принятых в училище девушек 97 были дочерьми дворян и чиновников, 12 — духовного звания, 20 — купеческого, 10 — мещанок и 1 воспитанница из крестьян.

Учебная программа была рассчитана на 7 лет. Предметы делились на обязательные и необязательные. К первым относились: закон Божий, русский язык и словесность (литература), история — всеобщая вкратце, отечественная подробно, география, естествознание, арифметика и «понятие о женских рукоделиях», а также пение, черчение и рисование. Необязательными были: французский и немецкий языки, музыка и танцы. Плата за обучение составляла 25 руб. в год, за обучение необязательным предметам — дополнительно 5 руб. за каждый предмет.

В 1862 году Мариинские женские училища были переименованы в гимназии; так же, как в мужских гимназиях, полный курс обучения в них составлял семь лет, сокращенный — три года. Кроме того, при Мариинских гимназиях разрешалось создавать педагогические курсы, которые давали гимназисткам специальное образование.

В 1858 году было утверждено «Положение о женских училищах ведомства министерства народного просвещения». Согласно ему основная часть на содержание училищ возлагалась на общественные и благотворительные организации, а также частных лиц. Ходатайствовать перед министерством просвещения о субсидиях можно было только в крайних случаях.

Женские училища открывались I и II разряда — шестии трехгодичные. Учебные программы учениц I разряда включали закон Божий, русский язык, арифметику, основы геометрии, географии, общие сведения по естественной истории и физике, а также всемирную и русскую историю. Кроме того, по желанию учащихся за особую плату им могли давать уроки иностранного языка (французского или немецкого), рисования, чистописания и рукоделия.

Учебная программа училищ II разряда была сокращенной. Кроме закона Божьего и русской грамматики там преподавали сокращенную русскую историю, географию, начала арифметики, чистописание и рукоделие.

Несмотря на трудности финансового и организационного характера силами местной общественности сразу же после опубликования «Положения» были открыты женские училища в целом ряде губернских городов: Туле, Смоленске, Самаре, Н. Новгороде, Чернигове, Вологде, Твери, Рязани, Саратове. Так, например, в Полтаве был сделан почин устроить женские училища исключительно силами местных педагогов. Учителя полтавской мужской гимназии, кадетского корпуса и уездного училища предложили преподавать в женском училище в течение первых 6 лет даром, так же безвозмездно обязанности классных дам обязались исполнять несколько местных жительниц. Примечательно, что наиболее активное участие в организации женских училищ принимала местная интеллигенция, то есть наименее состоятельная часть провинциального общества, в то время как обращения к купечеству и дворянству нередко оставались безответными, как это было в той же Полтаве.

Общественные пожертвования на женские училища собирались с трудом и поступали незначительными суммами, так как жертвователи часто были людьми малоимущими. Например, в «Одесском вестнике», который стал в это время печатать отчеты о поступающих средствах, находим перечень лиц, приславших деньги на женское училище: «мещанин Игнатенко — 30 коп., Я. Зеенко — 1 руб., временно обязанная крестьянка Евдокия Волкова — 50 коп., мещанин Иван Лизогуб — 20 коп., мещанин И. Крылов — 5 руб., чиновники канцелярии Одесской Думы — 43 руб. 65 коп.».104

Для поощрения общественной инициативы городскими властями было разрешено купеческим и мещанским обществам обуславливать свои пожертвования даровым обучением известного числа учениц из их сословия. Так, Шуйское городское общество предоставило жертвователям на женское училище право назначать по 1 пансионерке на каждые вносимые 25 руб., а тем, кто сделает взнос не менее 300 руб., было обещано «отличие со стороны правительства».

В то время как малоимущие мещане, чиновники, учителя и другие интеллигенты бескорыстно помогали своими скудными средствами организации женских училищ, купечество, делая пожертвования, стремилось извлечь выгоду из дела женского образования, дворянство, за исключением отдельных лиц, проявило в этом отношении полное равнодушие.

В итоге, несмотря на усилия городских властей и местной интеллигенции, недостаток средств продолжал тормозить открытие и существование женских училищ. В 1866 году — 8 лет спустя после указа о создании училищ — министр просвещения в докладе царю так обрисовал их положение: «Там, где есть училища, они едва влачат свое существование... дефициты большинства училищ покрываются сборами с маскарадов, лотерей и т. п. Такие доходы непостоянны, училища поставлены в зависимость от доброй воли частных жертвователей, а частые сборы вызывают недовольство населения... Вследствие недостаточности средств и учебная часть училищ в упадке, они не могут иметь собственных учителей, преподают учителя мужских гимназий, но большей частью — низших училищ; за службу в женских заведениях учителя не имеют ни прав, ни преимуществ, вознаграждение получают ничтожное, а иногда и не получают ничего».106

Кроме финансовых затруднений, от которых страдали городские учебные заведения и в еще большей степени начальная сельская школа, значительным препятствием обучению девочек становилась несостоятельность их семей. По этой причине в конце XIX века городские женские училища могли посещать только 34,4\% девочек школьного возраста. Еще более трудным было положение деревенских детей. Крестьянские девочки посещали преимущественно одноклассные училища, в которых составляли только 24\% от общего количества учащихся. Как отмечалось во многих педагогических изданиях конца XIX века, главным тормозом даже начального женского образования была бедность, вследствие которой 77,6\% девочек не могли посещать даже начальную школу.106

Кроме того, в различных районах России уровень женского начального образования существенно различался. В конце XIX века в Прибалтийских губерниях показатель начального женского образования составлял 45\%, тогда как на Кавказе — 19\%, в юго-западных губерниях — Киевской, Волынской, Подольской — 16,3\%, а в северо-западных — Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской — 14,8\%.107

Наряду с Карпинскими гимназиями и министерскими женскими училищами во второй половине XIX века на смену женским пансионам появились частные женские гимназии. Возникавшие в более-менее значительных городах, обладавшие достаточной материальной базой, такие гимназии имели возможность лучше организовать учебный процесс.

Так, например, первая частная гимназия в Петербурге была основана двумя интеллигентными богатыми женщинами — М. П. Черепановой-Спешневой и М. Д. Дурново. Учебными делами ведал педагогический совет, куда входили известные педагоги — Водовозов, Страннолюбский, Бекетов. Ими был разработан и учебный план. «Естествознание, — вспоминала бывшая воспитанница, — было поставлено прекрасно; помимо того, что преподавателями зоологии, ботаники, физики являлись профессора университета, у нас имелись богато обставленные кабинеты и коллекции. В старших классах была введена химия, подробный курс которой читал профессор Лесного института Лачинов... Математика проходилась по программе мужских гимназий... С учителем истории читали по его указанию исторические книги и давали ему затем отчет о прочитанном, для чего задавались исторические сочинения... В старших классах читалась иностранная литература лекторами университета и лицея. Каждый лектор читал на соответствующем языке, без учебников».108 Конечно, таким образом поставленная гимназия была очень дорогой. Лишь очень состоятельные и интеллигентные родители могли отдавать туда своих, притом хорошо подготовленных дочерей.

В 1873 году в Москве была открыта женская гимназия С. А. Арсеньевой. Среди ее учителей были известные педагоги, разработавшие учебный план, в основу которого было положено серьезное изучение литературы.

Одним из выдающихся частных женских учебных заведений стала гимназия, открытая в 1881 году в Петербурге известным русским педагогом В. Я. Стоюниным. Принимавшие активное участие в ее создании П. Ф. Лесгафт, В. А. Вознесенский, А. Н. Страннолюбский стремились претворить там на практике передовые педагогические идеи. В гимназии была отменена 5-балльная система отметок, наказания и награды, классные дамы были заменены классными наставниками, которые назначались из учителей. Главной целью преподавания считалось развитие у детей интереса к знаниям, а не механическое заучивание учебника. Большое внимание уделялось физическому воспитанию учащихся, программу которого разработал П. Ф. Лесгафт.

Также на передовых педагогических принципах основывалось обучение в созданном в 1881 году в Одессе группой профессоров Новороссийского университета женской гимназии, получившей название «Новой школы». Там также были отменены отметки, наказания и награды. По истечении учебной трети родителям выдавалась характеристика ученицы. Помимо предметов, включавшихся в учебный план мужской гимназии, здесь преподавались естественные науки, новые языки, музыка, пение, гимнастика и ручной труд. Наряду с уроками практиковались познавательные экскурсии за город, в каменоломни, на заводы.

Таким образом, в частных школах, менее подверженных административному контролю, талантливым педагогам удавалось осуществлять новую методику, осуществлять прогрессивные идеи.

Если открытые женские училища и гимназии, обязанные своим возникновением общественному движению и буржуазным реформам 60-х годов XIX века, носили относительно демократичный характер и формально предназначались для девочек всех сословий, то наряду с ними продолжала существовать категория привилегированных и закрытых учебных заведений, возникших в России еще в XVIII веке, — это частные пансионы и институты благородных девиц. Первоначально призванные воспитывать лишь потомственных дворянок, они во второй половине XIX века значительно расширили контингент учениц за счет девушек из семей чиновников (личных дворян), технической, научной и творческой интеллигенции и состоятельных буржуазных семей. Тем не менее, они сохранили привилегированный характер, принципы определенного отбора воспитания, отчасти — традиции и педагогическую практику первой половины XIX века.

Фешенебельные частные пансионы «для девиц из хороших семей» находились преимущественно в крупных губернских или столичных городах. Порядки и атмосферу подобного петербургского пансиона описала в своих воспоминаниях его бывшая воспитанница. Пансион, в начале XIX века принадлежавший француженке мадам Онет и находившийся на Невском проспекте, после ее смерти перешел к бывшей ее помощнике Заливкиной, в свое время закончившей Смольный институт. Традиции Смольного поддерживались в пансионе и в 80-90-е годы. Классов было 4, хотя общий курс обучения длился 7 лет (в 2 старших классах было по 2 отделения). Система оценок была 6-балльная, хотя в гимназиях практиковалась 5или 12-балльная. Два раза в месяц родителям выдавались листы, «отпечатанные по-французски», с оценками их дочерей. Преподавание было поставлено серьезно, особенно иностранных языков, которые изучались «в теории и практике». Так, французскую литературу проходили ученицы не по учебникам, а по гектографическим очеркам, составленным преподавателям месье Флинтом, «заключавшим в себе чрезвычайно интересные биографии, характеристики известных писателей, лучшие отрывки из поэтических произведений». Немецкую литературу преподавал господин Бёккер, «имевший чин действ. статск. советника, солидную внешность государственного мужа». Кроме общеобразовательных предметов большое внимание в пансионе уделялось танцам, музыке и пению. Танцы, пластику и грацию преподавал известный в Петербурге балетмейстер И. Т. Стуколкин. «Танцевали мы, постоянно чередуясь, польку, мазурку, венгерку и другие танцы, но больше всего было обращено внимания на походку, поклоны и в особенности реверансы, которые должны были быть глубокими, плавными, грациозными. На уроках пенья разучивались мелодичные романсы — „Вьется ласточка сизокрылая”, „Колокольчики мои... ”, — а также „Боже, царя храни” и „Здравствуй, русская красотка”».109

Курс обучения завершался торжественным актом, на который съезжалась в экипажах нарядная публика. Гостей и родителей встречала «почтенная Е. П. Заливкина... в тяжелом шелковом платье, элегантной, отделанной кружевами мантилье...». После молебна и глубоко прочувствованного слова к выпускницам начальница пансиона вручала лучшим ученицам подарки «в виде книг в красивых, тисненных золотом переплетах». Затем «после шампанского, тостов за начальницу и успех пансиона» приглашенные переходили из залы в другие комнаты, где были устроены выставки рукоделий и рисунков выпускниц — «изящные букеты, красивые пейзажи, художественно исполненные головки, изображающие одалисок, задрапированных прозрачной чадрой, итальянок с пышными, черными как смоль волосами». На отдельном столе лежали «заслужившие одобрения высшего начальства лучшие сочинения учениц на русском, немецком и французском языках».110

Наряду с пансионами, подобными вышеописанному, ориентированными на очень состоятельные и достаточно привилегированные семьи, существовали и частные учебные заведения более скромного характера. Среди них были и такие, которые могли быть приравнены к начальным школам, так как занимались подготовкою девочек к поступлению в гимназию.

Наиболее привилегированными закрытыми женскими учебными заведениями в России во второй половине XIX века по-прежнему были институты благородных девиц, стойко хранившие традиции элитарного дворянского воспитания. Однако новые педагогические веяния проникали и за стены этих закрытых заведений. В первую очередь нововведения произошли в наиболее «аристократическом» Смольном институте — своего рода цитадели консервативной сословной педагогической системы.

Реформа Смольного была начата и проводилась по инициативе императрицы Марии Александровны, чья прогрессивная роль в деле женского образования незаслуженно мало освещалась. Видный современный исследователь В. Г. Чернуха так характеризует императрицу:

«Женщина умная, образованная, обладавшая чувством такта, она сумела подняться до уровня стоящих перед страной задач, проделав вместе с Александром II путь постижения горьких уроков и назиданий общественного мнения».111

Проблемы образования особенно интересовали Марию Александровну. Причем ее личные воззрения в этой области отличались широтою и прогрессивностью. Выше отмечалась ее роль в создании Мариинских гимназий. Не менее значительным начинанием явилась реформа институтов благородных девиц. Историк Смольного института писал: «Знакомство с современными новыми идеями и стремлениями педагогики, новые потребности русского общества, а также личные наблюдения над жизнью женских институтов привели императрицу к мысли о необходимости коренных реформ».112

Началом нововведений в Смольном стало назначение в 1859 году инспектором института бывшего инспектора Гатчинского Сиротского института К. Д. Ушинского, проявившего себя талантливым педагогом. В мае того же года он представил в совет Смольного «Проект некоторых преобразований в распределении классов». Предложения Ушинского сводились к следующим: 1) уравнять курсы обучения в Смольном институте и Александровском (мещанском) училище, 2) вместо трехгодичных классов (в Смольном было 3 трехгодичных, в Александровском училище — 2 трехгодичных класса) ввести в обоих заведениях 7 одногодичных классов; переводы из класса в класс производить экзаменом. Воспитанниц принимать в институт не раньше 10 лет, 3) в обоих учебных заведениях образовать специальный педагогический класс, в котором окончившие институт воспитанницы (теперь в качестве пепиньерок) год или два будут иметь «практические занятия по обучению и воспитанию», то есть будут проходить педагогическую практику, 4) при первом классе учредить подготовительное отделение для малолетних или слабо подготовленных, в котором занятия будут вести девицы из педагогического класса (пепиньерки).

Форму предполагалось сохранить прежнюю: для I и II классов — кофейную, III и IV — голубую, V, VI, VII -белую. Длительность уроков должна быть сокращена до 1 часа.

В феврале 1860 года проект Ушинского был утвержден императрицей. Дальнейшие изменения Ушинский вносил и в учебную программу. Основным предметом обучения он считал русский язык, количество часов на изучение которого увеличивалось, так же как на географию и историю. Преподавание французского языка начиналось с 1 класса, немецкого — с 3 класса.

Придавая особое значение преподаванию русского языка, Ушинский считал это залогом умственного и нравственного развития учащихся. Уже в младшем классе чтение и пересказ прочитанного помогут «приучить дитя правильно думать о доступных ему предметах». В дальнейшем это умение приохотит подростка к самостоятельному чтению. А любовь к чтению будет способствовать общему развитию. В «Записке», поясняющей основные тенденции учебной программы, Ушинский писал: «...одна из важнейших задач женского воспитания состоит в том, чтобы еще в заведении приучить девиц к полезному плодотворному чтению... образовать в них вкус к изящному в литературе и, таким образом, положить прочное основание их дальнейшему самообразованию».113 Таким образом, учебная программа, разработанная Ушинским, основывалась на совершенно новых педагогических принципах: вместо преимущественного внимания к иностранным языкам — углубленное изучение родного языка, отечественных истории и географии, вместо механического вызубривания учебника — сознательное усвоение предметов, вместо рукоделий, которыми заполняли все свободное время, — содержательное чтение, развивающее интеллектуальные интересы.

Претворение в жизнь этой программы предполагало и новый состав преподавателей. Ушинский писал: «Готовящееся преобразование... тогда только может достигнуть ожидаемых результатов, когда состав преподавателей в обоих заведениях будет вполне соответствовать высокому назначению сих заведений в деле женского образования». Большинство приглашенных Ушинским учителей были молодыми людьми, но уже достаточно способными, вполне разделявшими его взгляды. Многие из них стали впоследствии известными педагогами, это — О. Ф. Миллер, В. И. Водовозов, Д. Д. Семенов, И. К. Буссе и др. По четвергам сослуживцы собирались на квартире у Ушинского. «В карты мы не играли, — вспоминал Д. Д. Семенов. — Поздних ужинов не было — Ушинский был враг всяких излишеств, — а за чашкою чая толковали и спорили о новостях тогдашней литературы, о современных государственных реформах... но больше всего говорили о „смолянских” делах, о программах, методах, о разных педагогических вопросах и системах... На этих же четвергах читались и обсуждались статьи для „Журнала Министерства просвещения”, который при Ушинском получил исключительно педагогическую окраску».114 Молодые преподаватели следовали новой методике. Например, учитель естествознания И. П. Пугачевский, который, по словам одной из воспитанниц, «завоевал наши сердца добрым к нам отношением и манерой преподавания, чрезвычайно вразумительной», на первый урок привез корзину цветов и трав. Отдав ее со своими пояснениями институткам, которые «стали их разглядывать, отличать мхи от трав», он рассказывал о разных растениях, и в конце урока воспитанницы «узнали о разумной связи всего живого на земле». Не успевая всего показать на уроках. Пугачевский приезжал в институт по вечерам, демонстрировал опыты в физическом кабинете с помощью самих воспитанниц. Географ Лядов рассказывал о геологических и климатических условиях разных стран и жизни их населения, передавал народные сказания и поверия. Сам Ушинский читал педагогику и дидактику в специальных классах Смольного института и Александровского училища, по отзыву коллег, настолько увлекательно, что «приводил в восторг своих взрослых слушательниц, которые его боготворили».

Результаты новой системы преподавания не замедлили сказаться.

Бывший тогда учителем в Смольном Д. Д. Семенов отмечал: «Девицы и большие, и маленькие стали учиться отлично... Так обстоятельно подействовало на восприимчивые души воспитанниц живое слово после мертвящего, схоластического преподавания. И та же институтка, которая лишь год тому назад заботилась только о своей наружности, думала о танцах, мечтала о выездах и победах... теперь полюбила и чтение, и науку, и труд».116 Не только сама система преподавания, но и отношение новых учителей к своим ученицам производило неотразимое впечатление. Одна из смолянок вспоминала: «Появление инспектора и новых учителей, их преподавание, а также их обращение с ученицами, не начальническое, а дружеское, произвело на воспитанниц, не избалованных вниманием взрослых, такое впечатление, как будто в темном и душном помещении вдруг отворили наглухо запертые окна и впустили туда струю света и воздуха».116 Действительно, как писал известный деятель просвещения Острогорский, «благодаря энергии и таланту одного человека в какие-нибудь три года совершенно обновилось и зажило новой жизнью огромное учебное заведение, дотоле замкнутое, рутинное».117

Вскоре слухи о необычных уроках в Смольном и удивительных преподавателях распространились. Всюду в Петербурге заговорили о Смольном. Некоторые чиновники и просто любопытствующие горожане стали специально приезжать в Смольный, чтобы познакомиться с постановкой учебного дела.

Однако, в то время как деятельность Ушинского начала давать плоды, она была прервана внезапно и жестоко. Новая система обучения и особенно воспитания вызвала яростное сопротивление классных дам, старых служащих и начальницы института М. П. Леонтьевой. Смолянка «старого времени», впитавшая его традиции и более 20 лет управлявшая институтом на тех же началах, Леонтьева не могла и не хотела понять смысла нововведений, отказаться от прежней системы. Приспешниками директрисы был составлен донос, в котором Ушинского обвиняли в неверии и политической неблагонадежности. Факт доноса так потряс Ушинского, что он подал прошение об освобождении его от должности инспектора, так как не мог работать в обществе людей, среди которых находились доносчики. Вместе с Ушинским ушли из Смольного и многие его единомышленники — Семенов, Водовозов, Модзалевский, Миллер, Семевский. Трудно сказать, какая участь ожидала бы опального педагога, если бы не заступничество императрицы Марии Александровны. «Ее дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки».118

После отставки Ушинского инспектором классов Смольного института был назначен К. А. Тимофеев, частично сохранивший учебную программу, созданную его предшественником. Однако в области воспитания возобладали прежние принципы. Снова на первом месте стояли заботы о подготовке институток к роли жены и матери, развитии у них религиозно-нравственного чувства, преданности престолу и Отечеству, восторженного отношения к царской семье. Не последнее место занимали заботы о внешности воспитанниц.

И все же труды Д. К. Ушинского не прошли бесследно. Он создал проект коренной реформы женского образования, основными идеями которого были демократизация и уравнение женского образования по содержанию с мужским. То, что было сделано в Смольном, представляло первый и не доведенный до конца опыт реализации обширного плана. Но наряду со Смольным стал изменяться облик и других институтов.119 По предложению Ушинского срок обучения в них был сокращен с 9 до 7 лет, полуторачасовые уроки заменены часовыми. Постепенно изживался отрыв воспитанниц от семьи. С 1864 года были разрешены отпуска институток на летние каникулы к родным. Так уничтожалась замкнутость институтского воспитания, изоляция девушек от окружающей среды, общественной жизни.

Создание женских Мариинских гимназий в еще большей степени отвечало идеям Ушинского. Один из последователей его В. П. Острогорский писал, что «образование женщин, которое дотоле было у нас только формальным и поверхностным» Ушинский сделал серьезным государственным и общественным делом».