1. российский меркантилизм

1. российский меркантилизм

Время образования русского централизованного государства почти совпадает со временем формирования крупнейших централизованных монархий Западной Европы Англии, Франции и Испании. Но природа и история наложили неизгладимый отпечаток на развитие самодержавной России, раздвинувшей к середине XVII в. свои границы до берегов Тихого океана и превратившейся начале XVIII в. в империю благодаря крутым преобразованиям Петра Великого.

Перед новой державой стояли задачи, во многом сходные с целями западноевропейского меркантилизма, но отягощенные гораздо более худшими условиями для внешней и внутренней торговли, общей экономической и культурной отсталостью и жесткой почвой все усиливающихся крепостнических отношений.

В начале царствования Алексея «Тишайшего» как раз тогда, когда территория страны приобрела грандиозные евразийские очертания, Соборное уложение 1649 г. подвело итог закрепощению крестьян и посадских людей, а с дуновением западных влияний в Россию стали проникать и идеи меркантилизма. Французский кондотьер де Грон познакомил в 1651 г. царя и его приближенных с доктриной торгового баланса, рекомендовав расширить производство товаров, пользующихся спросом на европейском рынке. Правительство и по его примеру бояре, дворяне и купцы, вняв совету, стали выжигать в своих вотчинах леса, чтобы изготовлять из древесной золы поташ для экспортной продажи.

На обилие производимого в стране поташа обратил внимание ученый хорват Юрий Крижанич (1618-1683), приехавший в 1659 г. в Россию с далеко идущими целями склонить московского царя принять католическую веру для объединения «растерянных» славян» страдающих от «окаянства» немцев и турок. Высокообразованном) миссионеру не только не удалось, как он рассчитывал, войти в круг ближайших советников Алексея Михайловича, но и пришлось проследовать в почетную ссылку в Тобольск, центр русского управления Сибирью. На берегах Тобола, не желая смириться с тщетностыо своих надежд, Крижанич писал обширные «Политичны думы», или «Беседы о правлении», первое сочинение в ряду литературы проектов российского меркантилизма, рассчитанной на исключительное внимание монарха, обладающего самодержавной властью («крутым владанием», как выражался Крижанич на своем «всеславянском языке»).

В то же самое время пережил свой звездный час реальный советник царя Алексея, «ближних дел боярин» Афанасий Ордин-Нащокин (1605-1680), главный составитель Новоторгового устава 1667 г., нацеленного на накопление звонкой наличности в русской казне и поощрение отечественного купечества (в нерасторопности которого Ордин-Нащокин отдавал себе отчет). Устав предусматривал такие меры, как взимание с западных купцов пошлин в большем размере, чем с русских, и исключительно золотой или серебряной монетой; запрет оплачивать золотом и серебром товары, покупаемые у персидских купцов («кызылбашей»). Свою деятельность как государственного сановника, дипломата, предпринимателя Ордин-Нащокин подчинил проведению еще ряда мер практической политики в духе меркантилизма, рассчитанных на создание опорных пунктов российской торговли на Балтийском и Каспийском морях и извлечение страной выгод из посредничества между Европой и Азией. «Петр Великий целиком унаследовал эти помыслы отцова министра».

Среди многих заслуженных Петром у потомства восторженных и укоризненных оценок «отец отечества» может быть с полным правом назван самодержцем-меркантилистом. Его реформы были во многом вдохновлены «эталонным ареалом» меркантилизма «магазином Европы» Амстердамом и отразили всю палитру меркантилизма «от Атлантики до Урала», точнее «от Атлантики до Тобола», включая германо-скандинавскую камералистику (см. табл. 1).

Современники и сподвижники первого российского императора саксонский инженер барон Людвиг Люберас; выучившиеся по велению царя за границей и приславшие ему из Англии свои рекомендальные записки родовитые аристократы корабельных дел мастер Федор Салтыков (?-1715) и дипломат Иван Щербатов (1686-1761); активный участник крупномасштабной денежной реформы, даровитый самоучка, изобретатель и приобретатель, писатель и мыслитель Иван Посошков (1652-1726) составили круг «литературы проектов» Петровской эпохи. Сочинения этих прожектеров-меркантилистов были обнародованы только в последующих веках «Книга о скудости и богатстве» (1724) Посошкова в 1842 г.; «Пропозиции» (1713) и «Изъявления прибыточные государству» (1714) Салтыкова в 1892-1897 гг.; «Мнение о заведении банков и бумажных денег для развития коммерции в России» (1720) Щербатова в 1970 г.

Таблица 1

Меркантилизм и реформы Петра Великого

Размашистым шагам Петра Великого к достижению активного торгового баланса России (в год смерти царя вывоз из страны вдвое превысил ввоз) целиком соответствует лексический строй «литературы проектов», выражающий полную убежденность российских меркантилистов в действенной силе именных царских указов и прямого влияния государства на торгово-промышленную жизнь подданных:

«Заводы велеть заводить во всех губерниях купеческими людьми, собрав из них несколькое число в компании и от них к тому чинить складку, смотря по пропорции пожитков их» (Салтыков); «У нас не вес денег имеет силу, но царская воля»; «Если б царь повелел на медной монете положить рублевое начертание, то она бы за рубль и ходить в торгах стала во веки веков неизменно» (Посошков) и т.п. Примечательно, что и боярский сын Салтыков, и выходец из оброчных торгующих крестьян Посошков выступали за сословную монополию купечества на торговлю, причем Посошков был сторонником жесткого контроля за ценами, чтобы «какова в первой лавке, такова была и в последней», а «за всякую излишнюю копейку взять по гривне или по две и высечь батогами и плетьми, чтоб впредь так не делал».

Важной линией в предложениях и практических действиях российских меркантилистов, четко очерченной и протянувшейся сквозь последующую русскую экономическую мысль, было внимание к территориальным императивам экономического развития страны: ее огромной пространственной протяженности и геополитическим затруднениям, обеспечению промышленности необходимыми ресурсами, перспективам торгового посредничества между Европой и Азией.

Юрий Крижанич находил Московское царство бедным, прежде всего потому, что оно хотя и «безмерно велико», но со всех сторон закрыто для морской торговли. Неблагоприятны условия и для внутренней торговли: «мучительные пути» из-за болот, лесов и разбойных нападений. Со свойственной меркантилистам решительностью Крижанич призывал московского царя не только к завоеванию «Перекопской державы» (Крыма), но и к переносу русской столицы на Таврический полуостров, советовал «наполнить кораблями» и взять под контроль Каспийское море, искать северо-восточного морского торгового пути от заполярной Мангазеи до Индии.

Сетуя на скудость русских промышленных умений и скрупулезно перечисляя природные ресурсы, которых в России нет, Крижанич рекомендовал «накрепко установить, чтобы за рубеж не вывозилось никакого сырого материала», и, напротив, дозволять чужеземным торговцам свободно приходить и торговать в России лишь при условии, если «на каждом возу и на каждой ладье сверх иных товаров привезут и немного какой-нибудь руды (серебра, меди, олова, свинца, хорошего железа)».

А. Ордин-Нащокин на практике стремился дать разворот транзитного маршрута самого прибыльного товара того времени шелка-с территории Турции на российскую (договор 1667 г. с Джульфабской компанией купцов-армян об их торговле по Волге, строительство в имении Нащокина первого русского военного корабля для охраны торгового плавания на Каспии). Ф. Салтыков в своем проекте 1714 г. посвятил отдельную главу «взысканию свободного пути морского от Двины реки, даже до Омурского устья и до Китая». Петра I настойчиво испробовал возможности установления «водяного и сухого, а особливо водяного» пути в вожделенную «Ындею» через Среднюю Азию, Иран и даже Мадагаскар; вернулся и к замысла Ордина-Нащокина об евразийском шелковом транзите через Россию, завоевав во время Персидского похода шелководческие провинции прикаспийского Ирана. Наконец, многогранный Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) в «Письме о Северном ходу в Ост-Инд Сибирским океаном» (1755) и «Кратком описании разных путешествий по северным морям и показании возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию» (1763) настаивал, что «российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном», считал освоение Северного пути решающим условием превращения России в морскую и влиятельную в мировой торговле державу, подчеркивал значение разведки и разработки недр на севере и на востоке, развития в отдаленных районах азиатской России сельского хозяйства, рыболовства и промышленности.

Реализация планов евразийского транзита ставила проблему колонизации окраинных земель Российской Империи, и любопытная страница истории меркантилизма связана с интересом Петра I к фигуре Джона Ло. Молодой князь И. Щербатов, следя из Лондона за финансовым экспериментом в Париже, перевел на русский язык сочинение Ло «Деньги и купечество» и послал царю свое «Мнение о заведении банков и бумажных денег для развития коммерции в России». В духе идей «господина Ляуса» (Ло) Щербатов предлагал оживление внутренней торговли в России через «учинение банков» и вы» пуск «банковых писем», гораздо более удобных в обращении, чем серебряные деньги: «домашний торг состоит на деньгах», и от большего их количества «купечество прибавиться может, и множество убогих людей употребится в работу».

Но Петра в деятельности «бумажного змея Франции» привлекал» не эмиссионная «система», а готовность к расширению торговых связей с Россией, и через нее, через Ледовитое море с азиатским Востоком вплоть до Японии. Русский посол в Париже по поручению царя добился нескольких аудиенций у Ло, на которых были обсуждены эти вопросы. После краха «системы Ло» Петрвначале 1721 г. передал «господину Ляусу» приглашение приехать в Россию, обещая княжеский титул и прочие привилегии. Расчет царя состоял в том, что энергичный шотландец сможет развернуть свои деловые способности для организации заселения прикаспийских областей и создания там мануфактурной промышленности. Ло, однако, не соблазнился посулами российского императора.

После смерти императора наспех сшитый им для огромной и нескладной фигуры России меркантилистский костюм затрещал по швам монополий и привилегий, раздаваемых всякого рода искателям «разживы», близких императрицам. Тяжесть импортированного меркантилизма придавила закрепощенное население; преобладающим жанром экономической литературы стали сочинения крепостников об управлении имениями и об «искусстве» извлекать максимальную пользу из «лентяев»-крестьян (пример «Краткие экономические до деревни следующие записки» (1742) «Птенцы гнезда Петрова», историка В. Татищева). Экономическая мысль крепостнической империи осталась за обочиной дороги, по которой политическая экономия Запада двигалась к своим первым теоретическим системам.