Морфогенетические техники

Морфогенетические техники

Для начала следует задаться простым вопросом: есть ли смысл в том, чтобы искать только объективные критерии, подтверждающие валидность нашего методического инструментария? Почему бы не поинтересоваться (там, где это в принципе возможно) еще и субъективной валидностью, спросив у самого испытуемого, что он думает о нашем диагнозе? (Конечно, если испытуемый — ребенок, или невротик, или же он демонстрирует огромное количество защит, этот шаг неадекватен.) Слишком часто мы отказываемся от самого ценного источника информации, а именно от знания человек» о самом себе. Во время войны психиатры помогали отбирать граждан на военную службу. И, несмотря на то, что они использовали различные количественные тесты, говорят, что самым мощным прогностическим методом оказался следующий простой вопрос: «Кажется ли Вам, что Вы эмоционально готовы к тому, чтобы поступить на военную службу?». Люди часто оказываются самыми лучшими экспертами в том, что касается лично их, хотя, конечно, и в этом им свойственно иногда ошибаться.

Можно понадеяться на то, что экзистенциальное направление в психологии (распространяющееся сейчас значительными темпами) совершит методологическую революцию в сфере психодиагностики. Было бы вполне логично этого ожидать, поскольку это направление рассматривает человека как уникальное существо в мире, чья система смыслов и ценностных ориентации присуща только ему и никому другому. А посему экзистенциальный психолог, проводя исследование, диагностику или терапию, видимо, нуждается в отдельной методике для каждого конкретного случая. Но до настоящего времени сторонники этой школы так и не стали настолько изобретательными, насколько того требуют их собственные постулаты. Налицо методологическое отставание.

Да, действительно, психиатрам и клиническим психологам давно известно, что за отправную точку следует принимать собственную историю пациента. Но выслушав эту историю, они тут же принимаются рассматривать ее в рамках неких основных категорий, расчленяя комплексный образ на стандартные измерения (способности, потребности, интересы и т. п.), и торопятся приписать какие-то баллы наиболее интересующим их переменным. Заметьте, что и те терапевты, которые заявляют о том, что придерживаются экзистенциальной ориентации, также, как правило, используют в своей работе стандартные процедуры. Их методики и даже их интерпретации порой не отличишь от тех, что предлагает нам ортодоксальный психоанализ (G. W. Allport, 1961a).

Мы проявляем большую концептуальную, нежели методологическую гибкость. Позволю себе проиллюстрировать это утверждение ссылкой на ценный и обширный методологический обзор, включающий около пятисот работ (Ruth Wylie, 1961). Большинство этих работ касается эмпирических исследований Я-концепции. (Сам факт того, что в последние годы система «Я» снова начала рассматриваться в качестве предмета психологического анализа, говорит о нашей концептуальной гибкости.) Однако при более пристальном взгляде на эти исследования мы обнаруживаем, что фактически все они подходят к изучению Я-концепции только с позиции общих измерений. Мы встречаем описания типа «этот тест выявляет самооценку на основе балла по шкале тревожности»; или «были использованы девять биполярных шкал, построенных по принципу семантического дифференциала»; или «ранжирование по пятибалльной шкале восемнадцати понятий, обозначающих черты личности, позволяет определить степень самопринятия». Я не имею ничего против подобных исследований, я только говорю о том, что их методологическая основа довольно стереотипна.

Но давайте обратимся к тем инструментам из морфогенетической половины нашего методологического чемоданчика, которые доступны нам на современном этапе. Мой обзор будет скорее иллюстративным, чем исчерпывающим. Я вкратце опишу каждый из методов, надеясь, что этот перечень в целом поможет понять, что именно я подразумеваю, говоря о морфогенезисе. Я также хочу надеяться, что этот обзор стимулирует дальнейшие разработки.

1. Известен метод сопоставления, успешно используемый как немецкими, так и американскими исследователями (см. G. W. Allport, 1961b, p. 387, 446). Суть метода заключается в сопоставлении друг с другом различных, зачастую сложных элементов экспрессивного стиля личности. Мы проверяем себя, решая, относится ли данное описание ситуации к данному личностному профилю, принадлежат ли этот голос и этот почерк одному и тому же человеку. Хотя этот метод не дает представлена о причинно-следственных отношениях, он является хорошим примеров стопроцентно морфогенетической процедуры.

2. Другой морфогенетический метод был разработан Болдуином на основе анализа писем одной женщины по имени Дженни (Baldwin, 1942). Предметом изучения была индивидуальная структура ее мышления, т.е. комплексы ассоциаций. Каков эмоциональный тон ее письма, когда она говорит о женщинах, о деньгах, о природе? Если она рассказывает о своем сыне, что еще упоминается в этом контексте? С помощью этого метода, названного Болдуином «анализ структуры личности», можно выявить ряд интересных личностных феноменов, и он не требует привлечения каких-то среднегрупповых показателей.

3. Еще один морфогенетический метод, до некоторой степени напоминающий предыдущий, был разработан Шапиро (Shapiro, 1961). На основе пятичасового глубинного разговора психиатра с пациентом конструируется опросник, который в дальнейшем используется для работы с этим и только с этим пациентом. Повторные его заполнения с интервалом несколько месяцев или лет помогают проследить процесс взаимодействия врача с пациентом, а также моменты улучшения или ухудшения здоровья.

4. Более претенциозной, но тоже вполне морфогенетической, является попытка определить сферу и количество основных жизненных интересов конкретной личности. Много лет назад Г. Уэллс в своих «Автобиографических экспериментах» заявил, что в его жизни были только две основные темы — мировое правительство и секс. В одной из своих рабе я рассуждал о том, можно ли максимально полно понять жизнь человек проследив только несколько основных жизненных интересов или мотивов. Возможно, две темы — это слишком мало для большинства личностей (и, мне кажется, особенно для Уэллса), хотя говорят, что у Л. Н. Толстого после его отлучения от церкви была только одна тема, а именно стремление к простоте жизни. Более типичен, на мой взгляд, пример Уильяма Джеймса, у которого, по свидетельству его биографа (R. В. Perry 1936, ch. 90—91), было восемь доминирующих тенденций. В ряде предварительных исследований, которые я проводил на студентах (G. W. Allport 1958), я установил, что они считают возможным адекватно охарактеризовать собственного друга, перечислив в среднем от 3 до 10 его существ венных характеристик.

Я не нахожу точного названия этим центральным мотивам. Эти «существенные характеристики» по большей части носят мотивационньпй характер, хотя некоторые, возможно, являются и стилевыми. Моим братом был предложен такой термин, как «телеономические тенденции» (F. Н. Allport, 1937). Фрэнк полагал, что их следует рассматривать как некие жизненные гипотезы личности и что целесообразно тщательно подсчитать, какое количество повседневных действий может быть отнесено к одной или нескольким из этих тенденций. В этой идее есть смысл, однако до настоящего момента она не подвергалась надлежащей проверке. Один из вопросов заключается в том, можем ли мы обеспечить достаточно высокий уровень надежности экспертов, оценивающих соответствие частных актов поведения той или иной гипотетической тенденции. На современном этапе это не более чем направление рассуждении, требующее тщательной проработки.

5. Предположим, нас интересует индивидуальная система ценностей. Тут, конечно, хороши прямые вопросы типа «Что бы вам хотелось иметь больше всего на свете?», «Какие события вызывают у вас ощущение полноты жизни или собственной уникальности?» или, в терминах Маслоу, «В чем заключаются ваши пиковые переживания?». В одной из своих работ я выступал за интенсивное использование такого рода прямых вопросов, поскольку я убежден в том, что мы должны доверять нашему клиенту, когда он рассказывает о принципиальных аспектах своей жизни. Проективные тесты не могут применяться в отрыве от направленных методов, так как мы не можем проинтерпретировать полученные с их помощью результаты, если нам неизвестно, согласованы ли они с его представлением о себе или противоречат ему (см. G. W. Allport, 1960, ch. 6).

6. Можем ли мы повысить точность этих процедур, учитывая наработки в области количественных методов диагностики? Одним из примеров такого рода является «шкала самоопределения» (Kilpatrick, Catttipil, 1960). Перед испытуемым кладут бланк, на котором нарисована лестница с десятью ступенями. Испытуемого просят рассказать, в чем, по его мнению, заключается «самый лучший или идеальный образ жизни». На рисунке этому образу жизни соответствует самая верхняя, десятая ступенька. Затем его просят описать «наихудший образ жизни», как он его себе представляет. Это, говорят ему, нижняя ступенька лестницы. После этого испытуемый должен указать, на какой из ступенек лестницы, по его мнению, находится сейчас он сам. Также нередко задаются вопросы типа: «В каком месте этой лестницы Вы находились два года назад? Как вы думаете, где Вы окажетесь через пять лет?».

Такая методика довольно продуктивна в консультировании. Авторы использовали ее также в исследовании, посвященном динамике моральных установок, в частности при сравнительном анализе установок в стабильных странах и тех, которые недавно пережили революцию. А в этом случае происходит любопытная вещь: морфогенетическая техника применяется в качестве инструмента номотетического исследования. Обычно ситуация, как нам хорошо известно, прямо противоположная: личность пытаются вставить в номотетическую рамку.

Все эти примеры убедительно доказывают нам, что можно исследовать уникальную внутреннюю структуру личности, не ссылаясь при этом на универсальные или групповые нормы. Все методы, о которых я уже рассказал, являются полностью морфогенетическими, хотя это далеко не всегда осознается теми, кто эти методы использует.

Теперь давайте обратимся к некоторым методикам, которые могут оказаться очень полезными при изучении индивидуальности, хотя по своей природе они близки к количественным методам.

Прежде всего я имею в виду столь привычный всем измерительный! инструмент, как шкала ранжирования. В одном давнем исследована (Conrad, 1932) учителей просили оценить учащихся по выраженности них конкретных черт личности, всего в списке была 231 черта. То eсть учителям пришлось исходить из того, что у каждого ребенка в той ил иной степени выражены все эти черты. В этом случае степень согласованности оценок одного и того же ребенка различными учителями был невысока, коэффициент корреляции составил приблизительно 0,48. После такого номотетического беспредела тех же учителей попросили отметить только те черты, которые, по их мнению, являются «центральными или имеющими принципиальное значение в структуре личности ребенка». В этой части задания учителя продемонстрировали исключительное единодушие — коэффициент корреляции равнялся 0,95. Такой результат говорит о том, что причиной низкой надежности экспертных оценок может являться несоответствие используемых нами характеристик тому объекту, которому эти характеристики приписываются. Напротив, обоснованный подбор ключевых диспозиций может стать залогом надежности результатов работы.

Родственный этому метод — использование простого перечня прилагательных. В этом случае респонденту предлагается список, состоящий, возможно, из сотен различных черт личности, но от него требуется использовать только те из них, которые, на его взгляд, представляют первостепенное значение для описания конкретной индивидуальности.

Преимущество обоих вышеописанных методов заключается в том, что они предоставляют респонденту возможность игнорировать нерелевантные переменные. А этого не хватает практически всем количественным методам.

7. Другой пограничный метод — это «репертуарный тест ролевого конструкта», разработанный Келли (Kelly, 1955). Суть его заключается в следующем. Испытуемого просят сказать, что общего между двумя предлагаемыми понятиями и чем они оба отличаются от третьего. Например, предлагаются такие понятия, как мать, сестра, жена. И испытуемый может ответить, что мать и сестра похожи в том, что обе они оказываю ему поддержку, а жена отличается от них тем, что она требовательна. Предъявив большой перечень пар для сравнения, мы можем выяснить не только частные установки в сфере семейных взаимоотношений, но и существенные характеристики когнитивного стиля в целом; скажем, npoтивопоставление в сознании требовательности и эмоциональной поддержки со стороны окружающих. Этот метод не является полностью морфогенетическим, поскольку он априорно определяет те «значимые другие», которые нужно охарактеризовать, и ограничивает спонтанность выбора в ряде других аспектов. И все же он может оказаться вполне продуктивным в интересующем нас типе исследования.

8. Для определения когнитивного стиля также может успешно применяться и ряд других методик. Так, в одном из исследований (Broverman, 1 1960) испытуемому предлагались стандартные тесты, но интерпретации основывались на том, насколько хорошо или плохо (по сравнению со всей группой) он справился с конкретным тестом. Тем самым выявлялись те тенденции, которые были выражены у данного испытуемого наиболее ярко.

Может быть, нам стоит обратить внимание на индивидуальную психофизику. Мы могли бы, например, установить связь между остротой зрения Билла и сферой его интересов, между когнитивным стилем и характеристиками нервной системы, между объемом легких и экстраверсией. Насколько необходимо использовать для подобных целей стандартные процедуры измерения — это вопрос для будущих исследований.

9. Еще одна методика разработана мной в соавторстве с Верноном и Линдсеем (Allport, Vernon, Lindzey, 1960). Это — тест «Изучение ценностей», направленный на выявление степени значимости для конкретной личности каждого из шести описанных Шпрангером психологических типов. Получаемый в результате профиль не показывает, больше или меньше по сравнению с группой в целом данный человек придает значение экономическим, теоретическим или религиозным ценностям. Его назначение — продемонстрировать соотношение значимости этих ценностей для данной личности: какая для него более существенна, какая менее. Такой тип профиля является полустатистическим-полуморфогенетическим.

10. Иногда считается, что предложенная Стефенсоном Q-сортировка (Stephenson, 1953) также относится к разряду идиоморфических техник. Хотя в действительности, как и другие рассмотренные нами методы, она лишь частично попадает в эту категорию. Она может быть использована для определения изменений в концепции «Я». Но поскольку предъявляется, как правило, стандартный набор формулировок, испытуемому предоставляется не большая свобода, чем при работе со стандартной шкалой ранжирования. Дополнительные ограничения накладывает обычное требование квазинормального распределения карточек по категориям. Тем не менее, это достаточно гибкий метод, и в некоторых вариантах он может оказаться весьма продуктивным, особенно если применить к нему инверсивный факторный анализ.

11. Хорошо известно исследование Наннелли (Nunnally, 1955), который в течение двухлетнего терапевтического взаимодействия с пациенткой определил шестьдесят утверждений, имеющих непосредственное отношение к ее личности (Я думаю, что это большой шаг вперед по сравнению со стандартными списками.) Пациентка производила сортировку множество раз с различными инструкциями и при различных обстоятельствах. Использование инверсивного факторного анализа дало возможность определить три независимых фактора, составляющих основу ее Я-концепции. За время терапевтического взаимодействия эти факторы претерпели лишь незначительные изменения.

Крайне любопытен тот факт, что среди многих тысяч исследований, основанных на использовании факторного анализа, практически нет ни одной, которая была бы направлена на то, чтобы выявить внутренние уникальные структурные единицы, характеризующие конкретную человеческую жизнь. Даже с помощью инверсивного факторного анализа это становится возможным только в том случае, когда исходная информации подбирается по принципу ее морфогенетической релевантности. А ведь такой анализ весьма продуктивен при решении творческих задач подобного рода; он, как мне кажется, таит огромные возможности для определения центральных тенденций человеческой жизни, хотя пока это мало кем осознается.