Глава 4 вехи методологии экономической теории 4.1. джон стІс-apt милль: ранний позитивизм

Глава 4 вехи методологии экономической теории 4.1. джон стІс-apt милль: ранний позитивизм

Методологическая позиция Дж.С. Милля представляет значительный интерес уже постольку, поскольку его труды знаменуют собой вершину классической политической экономии, у истоков которой стояли А. Смит и Д. Рикардо. В философском отношении оба сильно уступали Миллю, который сознательно стремился продолжить философскую линию Конт — Локк — Беркли — Бентам. О. Конта, с которым он состоял в переписке, Милль высоко ценил за его позитивизм: ученый обязан руководствоваться чувственными впечатлениями, их соотносительностью и более ничем. Расхождения с Контом у Милля начинались там, где речь заходила о социальных явлениях. У него были все основания считать, что Кон-ту не удалось выработать философские принципы социальных наук. В качестве философов Локк и Беркли значимы для Милля, но и они не выработали указанных принципов. Отчасти это удалось Бентаму в его утилитаризме, но он прославился не столько своими философскими идеями, сколько реформаторской деятельностью. Таким образом, Милль сознавал, что ему предстоит выработать свою собственную точку зрения, отличную от позиций его предшественников.

В качестве сторонника эмпирицистского позитивизма Милль полагал, что принципы и теоретические методы нельзя строить apriori, они должны извлекаться из наблюдений. «Научное объяснение состоит из объяснений следствий из их причин» [116, с. 733]. Применительно к гуманитарным наукам это означает, что необходимо объяснить хотения мотивами, а мотивы — желательными для нас предметами [Там же, с. 683]. Следует отметить, что решимость, с которой Милль ставил в центр социальных наук причинно-следственные связи, вызывает изрядную дозу удивления, и вот почему. Он наверняка был знаком с анализом Д. Юма, согласно которому фиксируется последовательность явлений, а не их причинно-следственные связи. Но на этот анализ Милль не обратил должного внимания, возможно потому, что в противном случае ему пришлось бы вступить в конфликт с экономистами, широко использовавшими представление о причинной детерминации.

Милль различал четыре метода: экспериментальный, при котором лишь фиксируются факты; отвлеченный, когда все хотят объяснить одной причиной; прямой дедуктивный (учитываются многие причины); обратно-дедуктивный (эмпирически выявленные исторические законы объясняются способностями людей). Идеал гуманитарного научного знания, по Миллю, определяется методом обратной дедукции [116, с. 750]. В своих «Основах политической экономии» [115] он в основном руководствовался методом обратной дедукции, а не дедукции, как часто утверждается.

Милль, следуя Ф. Бэкону, разрабатывал методику исследования причинно-следственных связей. Он считал, что если тщательно провести наблюдение, а затем сопоставить взаимозависимости явлений, то всегда можно выявить причинно-следственную связь. Именно так устанавливаются научные законы. Общие понятия получают благодаря абстракциям, они нужны в качестве памятных записей, в реальности им не соответствуют какие-либо сущности. Все научные предложения получаются благодаря индукции. Подлинный смысл дедукции как якобы совершающегося доказательства от общего к частному на самом деле сводится к индукции, к движению от частного к частному. Допустим, проведено наблюдение двух явлений x1 и x2 и установлено их сходство F, т.е. найден закон F(x1, x2). Если теперь в поле зрения исследования попадает явление x3, схожее с x1 и x2, то на него распространяется закон F(x1, x2), т.е. получается закон F(x1, x2, x3). Кажется, что x3 выведено из закона F, но в действительности никакого вывода не было, просто в одну группу были объединены схожие явления. То есть имела место расширяющая индукция. Логические дедукции есть частные случаи индукции.

Вроде бы со сведением дедукции к индукции все обстоит вполне благополучно, но в моральных науках (так выражался Милль) есть одна сложность: речь идет не о том, что есть и будет, а о том, что должно быть [116, с. 763]. Перед «гильотиной Юма» приходится признать бессилие науки: что должно быть, невозможно установить научно. Поэтому все моральные науки, в том числе и политическая экономия, являются в определенном роде не только науками, но и. искусствами.

«Искусство ставит цель, которую нужно достичь, определяет эту цель и передает науке. Наука принимает ее, рассматривает как явление или факт, подлежащий изучению, а затем, разобрав причины и условия этого явления, отсылает его обратно искусству, с теоремою относительно того стечения обстоятельств, которым оно причинно обусловлено» [116, с. 764]. Что касается целей, то они устанавливаются не произвольно, а в соответствии с определенным принципом, который получают опять же из опыта. Главный принцип методологии есть «содействие счастью человечества или, скорее, всех чувствующих существ» [Там же, с. 769]. Таково требование утилитаризма [117].

Почему в рассуждениях Милля довольно неожиданно появилась ссылка на искусство? Это признак хорошего научно-философского тона? Безусловно, нет. В последовательной философии науки обязательно должен использоваться принцип теоретической относительности, а это означает, что принимаются ссылки исключительно на теории. Ссылка на искусство не принимается, она должна быть заменена ссылкой на искусствоведение, например на теорию театра или литературоведение. Теперь уже ясно, что ссылка Милля на искусство камуфлирует какую-то фундаментальную для него трудность. Нам она видится в том, что, отнеся причинно-следственные связи к области науки, он растерялся перед лицом ценностно-целевых соотношений. Имея о ценностях смутное представление, не зная, как поступить с ценностно-целевыми соотношениями, Милль отдал их на откуп искусству. В результате он оказался перед непреодолимыми для себя трудностями. Видимо, их характер не был им понят в должной степени. К тому же надо учесть, что с читателями своих экономических произведений Милль, как правило, избегал сколько-нибудь детального обсуждения своих философских выводов.

Для философии экономической науки Милля весьма характерны натурализм, дескриптивизм, психологизм. Но даже под деформирующим влиянием этих псевдопринципов философии науки упомянутая теория достаточно весома, ведь не случайно Миллю удалось развить передовую для его времени либерально-реформаторскую идеологию. Философия Милля в сравнении с философией его экономического кумира Д. Рикардо явно выигрывает, в ней меньше натурализма (не случайно Милль отходил от трудовой теории стоимости), больше экзистенциальной определенности, он лучше учитывал влияние на экономику пограничных с нею наук — политологии и социологии, дополнял ее этическими положениями. Для своего времени, т.е. для середины XIX в., теория Мил-ля — образец философского исследования. Но с позиции сегодняшнего дня она, разумеется, уже не является образцовой. Все используемые Миллем понятия являются не более чем эрзац-ценностями. Концептом «ценность» он не владел. В обращении с понятиями Милль был еще и довольно неуклюж постольку, поскольку он не владел математическим анализом, а его логика, разработке которой он посвятил значительную часть своей жизни, не отличаясь, по сути, от теории познания, была перенасыщена пси-хологизмами. В неопозитивистской логике (Г. Фреге, Б. Рассел, Р. Карнап) психологизмы считаются абсолютно неприемлемыми. Итак, философия экономической науки Милля имеет эмпирико-позитивистский характер. Этим обстоятельством определяются как ее достоинства, так и недостатки.

Весьма странную оценку методологии Милля дает такой крупный в методологии экономики авторитет, как Д. Хаусман. «Если осовременить язык, которым он пользовался, и саму его экономическую теорию, то, как мне кажется, мы получим позицию, которой и сегодня придерживается большинство ортодоксальных экономистов, что бы они ни заявляли в методологических дискуссиях» [193, № 2, с. 107]. На наш взгляд, как бы ни интерпретировалось содержание концепции Милля, она навсегда останется теорией середины XIX в. и не покинет того места, которое обеспечил ей в научно-теоретическом ряду теорий ее создатель. Лишь в одном отношении вывод Хаусмана представляется нам актуальным. Многие экономисты, избегая рефлексий над философскими основаниями своих исследований, высказывают суждения проблемного толка. Деградация тех или иных исследователей в сторону нижних ступеней соответствующего исторического научно-теоретического ряда наблюдается достаточно часто, но полностью переместиться в методологическое прошлое им все-таки не дано. Любой современный экономист уже только за счет использования предельных величин и связанного с ними математического аппарата далеко уходит вперед от миллевских конструкций.