Глава 6. ценностные ориентации и оценочные показатели в рациональной системе хозяйствования

Глава 6. ценностные ориентации и оценочные показатели в рациональной системе хозяйствования

В потребительно-ценностной системе хозяйствования самой трудной является проблема соизмерения ценностей и определение ценностных ориентиров и оценочных показателей хозяйственной деятельности, служащих измерителями разнородных экономических величин.

Один из первых историков политической экономии Ад Бланки писал: "Нет другого вопроса, над которым бы так изощрялись экономисты и о котором было бы написано так много рассуждений, как вопрос о том, что такое ценность. Большая часть писателей запуталась в лабиринте метафизических тонкостей об экономическом смысле этого слова". В свете этого заявления весьма странными звучат слова Дж. Ст. Милля: "К счастью, в законах ценности не остается ничего, требующего разработки от меня или какого-нибудь последующего писателя. Теория этого предмета развита вполне; единственная трудность в ней изложить ее так, чтобы тут же сами собой решались главные затруднения, возникающие при ее применении".

Если поверить Миллю, что теория ценности развита вполне и ее только нужно правильно изложить, то все те метафизиче-екие тонкости, в которых запутались последующие экономисты, видимо, проистекают из недостаточно научного способа изложения этой теории. Однако, хотя способ изложения формально и отличается от способа исследования, но они едины в своем существе; поэтому винить в том, что в теории ценности до сих пор не достигнуто единство взглядов, следует не способ изложения этой теории, а саму эту теорию, или, вернее, те методы, при помощи которых она пыталась обойти те трудности, которые возникают при обсуждении самой проблемы ценности.

Эта проблема представляет наибольшую трудность для понимания, начиная с глубокой древности и вплоть до настоящего времени. При обсуждении этой проблемы сталкивались различные, подчас диаметрально противоположные мнения, и ее решение еще далеко от завершения.

Причина неразработанности теории ценности, очевидно, не в том, что, как утверждает Е. Бем-Баверк, "в сфере вопросов о цениости большая часть экономистов не обнаружила достаточной ловкости в этом отношении". Причина лежит несомненно, глубже, а именно: проблема ценности исключительно многонранна, и какой бы ловкостью ни обладал отдельный исследователь, он не может исчерпать до конца все аспекты этой проблемы. Поэтому можно согласиться с Бем-Баверком в том, что если кто из-за одного единственного излюбленного понятия ценности упускает из виду все остальные понятия, тот заранее ограничивает круг своего исследования только некоторой частью научных проблем, связанных со словом "ценность": его теория ценности остается неполной. Отсюда, естественно, вытекает вывод: чтобы избежать односторонности и неполноты, нужно взглянуть на проблему ценности более широким взглядом, обнимающим не только те или иные специфические формы ценности, но и источник, смысл и содержание этого понятия как важнейшей категории диалектического материализма. В такой постановке нужно прежде всего понять: что представляет собой ценность как философский принцип? Откуда вообще возникает "проблема ценности"?

Как справедливо отмечает В. П. Тугаринов, проблема ценности явлений окружающего нас мира (природы и общественной жизни), а также ценности человеческой жизни, ее целей и идеалов издавна была составной частью философии. Поэтому нельзя согласиться с теми, кто считает, что проблема ценности как специальная проблема была поставлена только в конце XIX начале XX веков в связи с появлением так называемой "аксиологии" особой науки о ценностях. Не обсуждая вопроса о правомерности выделения теории ценности в особую науку, заметим, что сама проблема ценности не может обсуждаться вне и помимо общенаучных методов философского мышления, разработанных и проверенных многовековой историей человеческого познания. Поэтому неверно мнение О. Г. Дробницкого, что у Демокрита нет объективной основы или объективного критерия ценного, т. е. должного, полезного, прекрасного, нравственного, что для получения такого критерия он должен получить санкцию от того, что считается ценным, полезным, прекрасным. На самом деле у всех материалистов таким объективным критерием является объективный характер целеполагающей деятельности человека, и не случайно у Демокрита рассуждения о ценности содержатся в недошедшей до нас работе под названием "О цели", где и дается объективистское (а не "натуралистическое", как полагает Дробницкий) истолкование природы полезного, ценного, прекрасного. В объективном ("онтологическом") характере целеполагающей деятельности человека материалистически решается вопрос: даны ли человеку ценности от природы или они результат человеческого усмотрения?

Важно отметить, что древние мыслители связывали ценное и далее прекрасное с полезным, для целей человека. Но вряд ли здесь можно усмотреть аналогию с более поздними "гедонистическими" представлениями, ставшими основой субъективного истолкования ценности. Представление о полезности как чисто субъективном свойстве нашего сознания никогда не служило плодотворной основой теории ценности. Но полезность, как отмечает В. П. Тугаринов можно понимать и в более широком и общем, смысле, свойственном этому понятию, а не только в смысле материальной выгоды, и поэтому может относиться и к духовным, этическим, эстетическим и прочим ценностям. В. П. Тугаринов определяет ценности как "те явления (или стороны, свойства явлений) природы и общества, которые полезны, нужны людям исторически определенного общества или класса в качестве действительности, цели или идеала".

Из этого определения следует, пишет В. П. Тугаринов, что "ценностью может быть не только то, что существует, но и то, что еще надо осуществить, за что надо бороться. Ценности, следовательно, могут быть действительными, наличными и мыслимыми желаемыми, идеальными". Иначе говоря, ценность не есть только, принадлежность нашего сознания, не только "идеальная сущность", но и действительные свойства вещей, которыми они обладают в силу имманентно присущих им ценностных характеристик. Указание на "действительность" и на "идеальность" ценностей имеет целью отмежеваться как от чисто идеалистического истолкования ценностей только принадлежности человеческого сознания, так и от натуралистического понимания ценности, игнорирующего тот факт, что аспект ценности связан с категорией "долженствования", и потому ценностью могут обладать не только те предметы, которые "наличие существуют", но и те, которые существуют "идеально", но которые могут быть реализованы.

Отсюда видно, насколько научное понимание природы ценности отличается от идеалистического, рассматривающего только "систему чистых ценностей", для которых нужно особое ²видение" мира, принципиально отличное от научного. ²Момент ценности, пишет, например, один из ведущих в прошлом теоретиков ценности В. Вундт, образует важнейший отличительней признак духовного от чисто физического. Духовный мир есть мир ценностей, которые имеют самые различные качественные особенности и самые различные степени. Ценности, таким образом, при всем их многообразии, суть нечто духовное и не подлежат ведению точных наук, изучающих "физический мир". В сфере же духовного "все имеет свою положительную или отрицательную, свою большую или меньшую ценность". Однако познание этих ценностей требует принципиально иных методов, чем естествознание.

Не трудно видеть, насколько основатели "аксиологии" отошли от классической философии, которая проблему ценности рассматривала в аспекте "внутренних начал", свойственных вещам "по природе".

Именно "деятельная" сущность природы содержит внутри себя и цель, и критерий достоинств и недостатков отдельных форм. В этом отношении нет принципиального отличия между взглядами Аристотеля и других древних мыслителей, которые, как подчеркивал основатель английского материализма и всей современной экспериментальной науки Ф. Бэкон, вполне сходились в том, что все они определяли материю как активную, как имеющую некоторую форму, как наделенную этой формой образованные из нее предметы и как заключающую в себе принцип движения. Аристотель именно в форме видел деятельную сущность природы: точно также и Ф. Бэкон рассматривал материю "как неразрывно связанную с первичной формой и с первичным принципом движения", так что "всякое действие и естественное движение могли бы быть ее следствием и эманацией".

Подлинное значение "деятельного принципа" в философии как раз и состоит в понимании того, что внутри самой материи заложено свойство развить из себя более высокие формы организации, что ей присуще "мучение" (Qual), как выражался Якоб Бёме, или, по словам К. Маркса, "еще больше как стремление, жизненный дух, напряжение"; первичные формы материи суть "живые, индивидуализирующие, внутренне присущей, создающие специфические различия сущностные силы". В таком понимании, указывает К. Маркс, материализм "таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития". Иначе говоря, "принцип деятельности" заложен в самой природе материального мира, в его "стремлении" порождать из себя многообразные формы конкретного, и это стремление или, по Аристотелю, внутренняя цель характеризует сущность и предназначение всего мирового процесса.

Субъект деятельности ставит перед собой бесчисленно множество совершенно различных целей. Но из этого многоой разия целей можно выделить такое абстрактно-всеобщее, кото рое в той или иной мере присутствует во всех этих целях. Лишившись этого всеобщего, цель перестает быть таковой. Всеобщим является ее полезность, стремление к воплощению полезности в действительность. В своих целях человек всегда стремится к полезному для себя или должному, которое соответствует его потребностям. Полезное мы понимаем в данном случае не в узко утилитарном смысле, а в самом широком значении этого слова. Цель; разумеется, может в тех или иных конкретных случаях быть одновременно полезной в смысле соответствия, например самым возвышенным, подлинно человеческим духовным потребностям: нравственным, эстетическим и др., но в узко утилитарном смысле далеко не полезной и даже вредной. Но во всех случаях, коль скоро цель выбрана, то в конечном счете она должна соответствовать потребностям субъекта целеполагания -материально-экономическим или возвышенно-духовным, т. е. быть полезной и желаемой для него."

Стремление к чему-то полезному есть, таким образом, то абстрактно-всеобщее, которое наличествует во всякой цели, будь то актуальная или потенциальная цель. Если абстрагироваться от этого всеобщего, то в каждой реальной цели останется лишь более или менее конкретный образ того, что должно быть реализовано. Это может быть выражено в форме плана, проекта, конкретного образа, идеи и т. д. Без такого конкретного плана или проекта, который человек уже "построил в своей голове" (Маркс), в реальной цели остается лишь некое абстрактное стремление к благу вообще, к чему-то полезному.

Проект или план может существовать сам по себе (если, конечно, человек создал его), но этот проект может и не стать целью человеческой деятельности, объектом стремления. План -это еще не цель. Также и полезность сама по себе, взятая в абстрактно-всеобщем виде, не может быть целью конкретной деятельности. Всякая цель деятельности, таким образом, может быть лишь единством абстрактной цели, т. е. полезности, и конкретного плана, проекта, в который эта полезность "заложена". Абстрактной цели в отрыве от конкретной цели не существует, и наоборот, в каждой конкретной цели воплощена абстрактная цель. Так же как в деятельности, в целях проявляется единство теоретического и практического отношения к миру, к сущему с позиции должного. Цель предполагает не только момент осознания потребности и познания возможностей ее реализации, не только мысленный проект будущего результата и не только знание путей ее реализации, т. е. теоретический аспект отношения к миру. Цель есть также и реальное стремление к достижению задуманного, желание, побуждение и т. д., т. е. она содержит в себе и практический, волевой аспект отношения к миру, импульс к практическому преобразованию действительности. "Цель есть внутри самой себя побуждение к своей реализации".

Рассматривая цели как конкретные, следует признать, что они качественно отличаются друг от друга и поэтому непосредственно количественно несопоставимы. И наоборот, в форме абстрактных целей все многообразные цели количественно сопоставимы, сравнимы, так как они качественно однородны. Это и дает возможность существования иерархии целей, предпочтения одних целей другим. Величина абстрактной полезности, соответственно сила и интенсивность стремления к их реализации различны в разных целях. Причем в этом отношении количественно сопоставимы даже такие, казалось бы, несопоставимые цели, как цели, взятые из сферы материальных и духовных потребностей. Хотя реально субъект целеполагания, возможно, и не всегда осознает, что производит такое количественное сопоставление своих потребностей, но во всей совокупности различных актов его деятельности неизбежно находит свое проявление и иерархия его осознанных потребностей целей. Особенно наглядно он сталкивается с необходимостью такого сопоставления, когда приходится выбирать, какую цель, какую потребность материальную или духовную удовлетворить, если на обе не хватает средств (материальных средств, времени или чего-либо другого).

Если предположить, что полезности несопоставимы ввиду того, что не существует абстрактных полезностей, и что полезности всегда конкретны, то это значит вместе с тем, что несопоставимы и потребности (они тоже всегда конкретны), следовательно, несопоставимы и цели (цели ведь есть осознанные требности и, значит, тоже конкретны). Но тогда становится ^°' возможной иерархия целей, предпочтение одних целей други0' Иерархия ведь подразумевает количественное сопоставлени иначе она невозможна. Но это в свою очередь означает невп можность вообще целеполагания, невозможной становится сама деятельность человека. Потому что деятельность это деятельность целесообразная, в соответствии с целями. Мы невольно придем к абсурдному выводу. Там, где есть иерархия (целей ценностей, полезностей, потребностей или чего бы то ни было) там неизбежно существует количественное сопоставление. И ка-' ким бы неожиданным ни казалось это на первый взгляд, при более внимательном анализе всегда оказывается, что количественно сопоставимы и материальные, и духовные потребности полезности, ценно.сти (экономические, религиозные, нравственные, эстетические, политические и др.). Отдавать предпочтение каким-либо из этих ценностей, воплощенных в самых различных конкретных феноменах культуры, осуществлять выбор целей и т.д. все это уже есть их количественное сопоставление, что свидетельствует о правомерности выделения категорий абстрактная полезность, абстрактная цель, абстрактная потребность и т. д. Без иерархии потребностей, целей, самой деятельности, что в свою очередь подразумевает существование абстрактных потребностей, целей и деятельности, невозможна целостность 'субъекта деятельности (будь то общество или индивид). А без целостности, разумеется, невозможен и сам субъект, следовательно, и деятельность как таковая.

Известно, что цели не есть нечто произвольное, неизвестно откуда взятое человеком. Во всяком случае такая точка зрения давно преодолена. В вопросе о том, свободен человек в выборе своих целей или зависим, подчинен внешней необходимости, проявляется как раз та двойственность, которая присуща деятельности вообще и о которой мы говорили выше. В выборе своих целей, так же как и в своей деятельности, человек, с одной стороны, подчинен внешней необходимости, но с другой стороны, в пределах необходимости человек свободен. В своих целях, взятых как конкретные цели, субъект деятельности полностью подчинен внешней необходимости, зависит от уровня познания этой необходимости и от наличных средств их реализации. Идеальный образ конкретного результата, план, проект и т. д. как "теоретически мыслимое" содержание цели непосредственно зависят от того, насколько познаны объективные законы, причинно-следственные связи, от того, какими конкретно средствами располагает человек. В этом смысле средства определяют цели, а не наоборот. В качестве цели не может возникнуть такой проект или план, который невозможно реализовать за неимением средств и вообще возможностей для этого.

Таким образом, конкретные цели непосредственно зависят от конкретных средств их реализации, которые имеются в наличии и в каждый данный момент не зависят от воли субъекта. И в чтом смысле человек несвободен, он подчинен внешней действительности. С другой стороны, познав необходимость и располагая множеством вещей, которые могут служить средствами для его целей, человек в принципе может произвести бесчисленное множество различных благ, полезных для него, и даже продуктов, которые могут быть вредны для него. Такая возможность существует с точки зрения того, что эти проекты или планы не будут противоречить в случае их осуществления причинно-следственным связям, действительности. Человек познал атом, атомную энергию, т. е. познал необходимость. И даже создал на основе этой познанной необходимости продукты, которые могут принести и бесконечную пользу, и бесконечное зло и мирную энергию атома, и полное уничтожение жизни вообще. Будет ли реализован проект атомной бомбы или проект атомной электростанции, т. е. будет ли получен результат, полезный для человечества или же приносящий ущерб, в обоих случаях процесс реализации проекта, или процесс деятельности, не противоречит природным законам, необходимости, а, наоборот, подчиняется им.

Здесь проявляется одна из сторон человеческой деятельности, а именно та, где он действует как сама природа, где "веществу природы он сам противостоит как сила природы". Именно в этом смысле "труд есть ... процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой". Однако, повторяем, результаты деятельности при этом могут быть и полезны, и вредны для человека. Из всех возможных планов, проектов, замыслов, осуществление которых не противоречит необходимости и возможно в пределах этой необходимости, человек реализует лишь тот проект, который наиболее полезен для него, в котором он нуждается в наибольшей степени. Лишь тот вариант плана становится конкретной целью, в котором он более всего нуждается. Здесь проявляется свобода человека и его господство над природой. Он свободен в выборе, он выбирает Цель, проект, который должен быть реализован. Ни один из этих проектов не противоречит необходимости, и потому в принцип существует возможность реализации каждого из них. Но факти чески будет реализован лишь свободный выбор человека.

Итак, абстрактная цель, или абстрактная полезность, для человека, которой наделена та или иная конкретная цель, всецело определяется человеческой сущностью, его представлениями о должном и в них он не зависит от природы, господствует над ней. А в конкретных целях (конкретные планы, проекты) человек всецело зависит от природы, от степени познания необходимости, от конкретных средств, которыми располагает к моменту целеполагания. Цели актуальные и потенциальные в своем единстве составляют сферу должного, или особый мир должного, мир, который противостоит миру сущему, человеческий мир, созданный в его представлениях и дополняющий мир сущего в желаемом направлении.

Животное инстинктивно чувствует в окружающей его природе полезное или вредное для себя, своего рода и т. д. Разумеется, человек тоже осознает в окружающей его действительности явления полезные или вредные для него. Но даже осознавая их, человек при этом все же может относиться к действительности потребительски. Оценка действительности как полезного или вредного присуща потребительскому отношению к миру. Но потребительское отношение к внешней действительности не есть специфически человеческое отношение. В таком отношении еще нет субъекта и объекта, ибо тем самым устранится зло, но если устранится зло, то устранится и само добро. Осуществленное должное отрицает себя. Так же как и осуществленная цель есть отрицание цели, результат. Воплощенное должное есть уже не просто должное, а новый мир, сотворенный человеческой деятельностью. Должное, кроме того, есть всегда должное для субъекта, т. е. мир его (субъекта) представлений. На стыке сущего и должного стоит человек, который осознал свои возможности, свою способность преобразовывать сущее в соответствии с должным, т. е. творить новый мир, человеческий мир осуществленного должного. Человек есть творец подлинно человеческого мира, в котором субъективное воплощено в объективном, должное в сущем и т. д. "Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его ... Мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его".

Потребительское отношение человека (да и всего живого) к миру отличается от специфически человеческого творчески преобразующего отношения к нему. В первом случае внешняя действительность рассматривается как совокупность условий существования, которые могут быть полезными или вредными, соответствовать или не соответствовать потребностям, это пассивное ощущение. Во втором случае внешний мир рассматривается как совокупность средств осуществления целей, т. е. воплощения должного в сущем, для сотворения нового, доселе несуществующего подлинно человеческого мира. Таким образом, истинно человеческое отношение человека к внешней действительности это отношение к нему сквозь призму должного, своих целей, отношение к нему как к средству и,соответственно, оценка его с точки зрения полезности или вредности для целей, для творчества, для реализации должного, а не только полезности для своих витальных потребностей. Результатом удовлетворения потребностей является отсутствие потребностей и больше ничего, но результатом реализации цели выступает преобразование природы, творение человеческого мира культуры. Впрочем, второе не противоречит первому, а есть лишь развитое выражение первого, ибо сами цели это тоже потребности, потребность в творчестве, в преобразовании мира.

Существенны различия между средством удовлетворения потребности и средством реализации цели. И это различие, очевидно, помимо всего прочего, следует видеть и в том, что при удовлетворении потребности животное не относится к средству как к затратам, как к чему-то такому, что должно быть израсходовано, потеряно. Наоборот, средство в данном случае переживается, оценивается как нечто приобретенное. Другое дело средство в его отношении к цели. К средству реализации цели отношение совершенно противоположное. Как мы увидим в дальнейшем, фундаментальным свойством средства является его "обреченность на изнашивание", его "служение цели", в процессе которого оно расходуется. Средство есть нечто полезное из-за его способности служить цели, и это нечто полезное должно быть затрачено, "принесено в жертву" ради цели. И если средство затрачено на одну цель, его уже нельзя будет использовать для другой цели. Отсюда и иное отношение к средству реализации цели по сравнению со средством удовлетворения потребности, к нему относятся не хищнически, а бережно, т. е. как к затратам чего-то полезного, ради другой полезности реализованной цели, (Хотя и здесь можно найти аналоги "бережливости" в животном мире, это опять-таки инстинктивные формы).

Человек относится к действительности не только теоретически, пассивно, но и творчески-созидательно, активно, деятельно, следовательно, одновременно теоретически и практически и говоря о том, что человек стоит на стыке сущего и должного сущее в данном случае понимается и как объект, и как средство для человеческих целей. Относиться к действительности как средству может только человек, так как цели есть только у человека. Как без целей нет средств, так и без средств нет целей. Выяснять, что первично средство или цель, отношение к миру как к сущему или как к должному и т. д., это значит заниматься выяснением того, что было в начале яйцо или курица. Цель и средство -соотносительные понятия и происхождение их обоих следует искать в условиях становления человека человеком. Умение ставить цели, находить средства и реализовывать их выделяет человека из всей остальной природы. Бытие предстает перед человеком в совершенно новом "человеческом измерении" отличном от его измерения во времени и пространстве. Это новое измерение, или видение бытия, есть видение сущего сквозь призму должного, т. е. как средства, есть бытие как "инструментальное бытие", "бытие инструментом". Это специфически человеческое видение бытия, мира сущего и его противопоставление миру должному, тоже специфически человеческого мира представлений, желаний. Это противопоставление и противоречие между ними человек разрешает в своей целесообразной деятельности, результатом которой является новый человеческий мир и сам человек. Таким образом, человек сам порождает противоречие и сам же разрешает его. Но сотворенный им мир сущего, которому противостоит новое понимание должного, рассматривается как средство для новых целей и т. д.

Средство есть все то, что "служит цели", или, по удачному выражению Гегеля, "определенность объекта через цель". Те или иные предметы внешней действительности, употребляемые человеком для осуществления своих целей, сами по себе не являются средствами. Предметы остаются предметами независимо от того, рассматриваются ли они человеком в качестве средств для своих целей, считает ли он их полезными для себя. В замечаниях на книгу А. Вагнера Маркс писал, что люди "практически употребляют эти продукты, что последние им полезны; они приписывают предмету характер полезности, как будто присущий самому предмету, хотя овце едва ли представлялось бы одним из ее "полезных" свойств то, что она годится в пищу человеку.

0так: люди фактически начали с того, что присваивали себе дедметы внешнего мира как средства для удовлетворения своих 'бственных потребностей и т.д.; позднее они приходят к тому, ото и словесно обозначают их как средства удовлетворения своих потребностей... как предметы, которые их "удовлетворяют".

Средства являются таковыми лишь по отношению к цели и вне цели без наличия цели средство перестает быть средством, а есть просто некоторый объект. Как, впрочем, и наоборот. Цель также является, целью лишь в соотнесении со средством. Если нет средств для реализации цели, то не может быть и цели, которая должна быть реализована. Даже потенциальные цели, которые собственно есть не действительные цели, а всего лишь возможные, возможны лишь потому, что существует возможность появления средств для их реализации. Таким образом, цель и средство соотносительные категории и они теряют смысл вне друг друга, каждая из этих категории есть их определенность через противоположную сторону.

В предыдущем параграфе мы рассмотрели категорию цели и пришли к выводу, что она обладает двойственным характером. Абстрактно-всеобщая цель есть стремление к благу вообще, к полезности и т.д., но она всегда выступает в форме конкретных целей, конкретных планов, проектов. Однако если это так, то и средство как "определенность объекта через цель" как категория, существующая лишь в соотнесении с целью, должно отражать в себе эту двойственность цели. И действительно, средство также есть, с одной стороны, абстрактное средство, средство вообще, и, с другой стороны, конкретное средство, средство реализации конкретной цели. Поясним данную мысль подробнее.

Чем более развито общество, тем чаще средства сами являются результатами предыдущих актов деятельности, тем чаще поэтому средства специализированы, наготовлены специально для конкретных целей. И наоборот, чем дальше мы уходим в глубь истории, тем меньше средства служат узкому кругу целей, тем более они средства как таковые, для самых различных целей, т. е. средства вообще. В предметах, непосредственно взятых из природы и не выступающих результатом деятельности, особенно наглядно проявляется их инструментальное бытие, бытие в качестве средства как такового, в его абстрактно-всеобщем виде, ибо их можно использовать в самых разнообразных целях.

Чтобы выделить абстрактно-всеобщее в средствах, только благодаря которому они и есть средства, необходимо отвлечься от того, что то или иное средство есть средство по отношению конкретной цели. Это всеобщее в средствах есть наиболее абст рактное определение средства как способности служить цели и быть изношенным в процессе этого служения. Способность служить целям делает средство полезным. Средство есть нечто полезное, и полезность эта определяется полезностью целей, которым оно служит. Такое же фундаментальное свойство средства есть то, что оно "обречено на изнашивание" (Гегель), т. е. обречено на затраты, на расходование и т. д. "То, что должно быть употреблено для осуществления той или иной цели и что по существу своему должно считаться средством, есть средство, назначение которого быть израсходованным". Средство, которое не обречено на изнашивание или которое не рассматривается субъектом целеполагания как затраты, издержки, есть уже не средство, а лишь необходимое условие реализации цели, условие деятельности. Без необходимых условий процесс деятельности и выполнение цели так же невозможны, как и без наличия средств. Однако вместе с тем средства следует строго отграничивать от условий, как, впрочем, и цели от потребностей. Все цели это потребности, но не все потребности есть цели. То же самое мы можем сказать и относительно средств. Наличие средств необходимое условие реализации цели, условие деятельности. Само средство в этом смысле есть условие. Но не всякое условие есть средство. Ограниченность делает условие средством, а неограниченность делает средство условием.

Ограниченность чего-либо, необходимого для реализации цели, вынуждает человека рассматривать его в качестве затрат, расходов, издержек и тем самым бережливо относиться к нему, дорожить им. В этом смысле оно есть средство и обречено на изнашивание. Если же то, что необходимо для реализации цели, не ограничено, то оно уже не рассматривается как средство, отношение к нему безразличное, не бережное. Как средство оно может рассматриваться лишь в "техническом" или "технологическом" смысле (во всех видах деятельности, не только в материальной), а не в телеологическом. Это уже не средство, а условие деятельности. Как средство, так и условие реализации цели обладают полезностью в той или иной степени, ибо и то, и другое необходимо для цели. Но ограниченность средств делает необходимым соизмерять затраты средств с полезностью цели, чего нельзя сказать относительно условий. Условия расматриваются лишь в их качественной определенности, как нечто данное или отсутствующее, что делает данную деятельность возможной или невозможной. Но количественное отношение между потребностью и полезностью сводится лишь к тому, что первая характеризует это отношение со стороны субъекта, тогда как вторая со стороны объекта. Полезность присуща объекту потребности и подразумевает наличие субъекта, нуждающегося в данном объекте. И наоборот, потребность присуща субъекту и предполагает соответствующий его потребностям полезный объект, благо. Исследование экономической потребности неизбежно связано с исследованием экономической полезности.

В субъектно-объектном отношении активной стороной является субъект, пассивной объект. Следовательно, в логическом плане экономические потребности предшествуют экономической полезности, они первичны, они рождаются в субъекте. Тогда как экономические полезности вторичны, ими наделяются объекты, субъект приписывает объектам ту или иную полезность. Разумеется, такое деление нельзя абсолютизировать; хотя потребности и рождаются в субъекте, но в нем они порождаются объектом, внешней действительностью и ее возможностями.

Естественной потребности соответствуют и естественные полезности, блага. Если нет возможности для производства этих благ, то они не порождают и экономических потребностей, стимулирующих производственную деятельность. Однако с появлением таких возможностей возникают и экономические потребности. Экономические потребности это всегда платежеспособные потребности, удовлетворяемые через затраты (и потому стимулирующие затраты на создание полезных благ). Но вместе с появлением платежеспособных потребностей возникают и оплачиваемые полезности, т. е. полезности, получаемые через затраты, в результате деятельности. Экономическая полезность это полезность, полученная через затраты.

Естественно, возникает вопрос относительно экономической полезности невоспроизводимых благ. Если при этом имеются в виду потребительские блага, то они вообще попадают не в сферу производства, а прямо в сферу потребления. Но поскольку экономические блага это всегда ограниченные блага, то и сам процесс потребления этих благ попадает в орбиту экономической деятельности. Некоторое своеобразие заключается в том, что в этом случае экономическая деятельность сводится к оптимизации потребления этих благ во времени и пространстве.

Субъект соизмеряет степень удовлетворения своих настояшну потребностей с ограниченностью этих благ, с необходимостью удовлетворения отложенных на будущее потребностей и т. д. Вг> всех этих случаях субъект должен осуществить свободный выбоп между различными вариантами потребления ограниченных благ, что неизбежно связано с отказом от ряда возможных вариантов. Отказываясь от потребления блага в настоящем ради будущих потребностей, субъект тем самым отказывается от настоящих экономических полезностей ради будущих. В известном смысле это и есть экономические затраты, когда экономическая полезность средства приносится в жертву экономической полезности результата.

Другое дело, если имеются в виду невоспроизводимые производственные блага. Производственные блага сами по себе не удовлетворяют конечных человеческих потребностей, непосредственно не потребляются человеком. Да и вообще они только потому и являются благами, только потому и полезны, что служат средством для производства конечных благ (непосредственно потребляемых человеком) и расходуются в процессе этого служения. Таким образом, они получают полезность в самом производственном процессе, а за пределами этого процесса они вовсе не полезны. Следовательно, их полезность производна от конечных экономических полезностей.

Деление благ на воспроизводимые и не воспроизводимые в известной мере условно и не имеет абсолютного значения. Так, даже воспроизводимые блага следует рассматривать как невоспроизводимые, если берется достаточно малый промежуток времени, в течение которого их невозможно воспроизвести. И наоборот, за длительный период даже, казалось бы, невоспроизводимые блага могут рассматриваться как воспроизводимые (например, лесные богатства, водные ресурсы и др.). Говоря о производстве хозяйственных благ, не следует сме-пивать чисто производственный, технологический процесс с экономической формой этого процесса. Соответственно и технологические затраты производственных компонентов не следует отождествлять с экономическими затратами. Дело в том, что экономические затраты следует понимать как затраты ограниченных ресурсов. Затраты неограниченных ресурсов можно понимать лишь в технологическом смысле, но никак не в экономическом. Например, в производственном процессе расходуется вода. Но если при этом вода не является ограниченным ресурсом, если субъект деятельности не относится к расходам воды как к затратам дефицитного ресурса, то в этом случае расход воды с экономической точки зрения в расчет не принимается, но учитывается лишь с технологической точки зрения.

Однако как только по тем или иным причинам вода станет ограниченным ресурсом, то ее расход немедленно будет учитываться и экономически, будет представлять собой уже не только технологические, но и экономические затраты. Аналогично многие полезные ископаемые нефть, газ, уголь, руда и т.д. Эти природные ресурсы извлекаются из недр земли в гораздо боль шем количестве, чем когда-либо раньше.

И тем не менее раньше эти ресурсы вообще не считались от раниченными (если они были нужны, их просто извлекали и ограниченным считался лишь труд, который необходимо было затратить при извлечении, но не сам этот ресурс). Сегодня эти ресурсы стали ограниченными, даже остродефицитными. Это объясняется исключительно тем, что возросла потребность в них т е. они стали ограниченными по отношению к возросшим потребностям в этих ресурсах. В свою очередь, коль скоро речь идет об экономических потребностях в этих ресурсах, это означает, что данные ограниченные ресурсы обладают полезностью. И речь, таким образом, идет об экономической полезности ресурсов, которую они приобретают от экономической полезности производимых из них благ.

С экономической точки зрения за затраты следует принимать лишь затраты ограниченных ресурсов. А степень ограниченности их зависит от экономической потребности в них, следовательно, от экономической (а не технологической) полезности этих ресурсов. Ограниченность ресурса уже означает его полезность. Одни и те же по величине технологические затраты ресурсов с экономической точки зрения могут представлять собой различные по величине экономические затраты. Величина "экономических затрат зависит от экономической полезности расходуемого ресурса. Если же расходуемые ресурсы не обладают экономической полезностью (неограниченные ресурсы), то их расход вообще не считается экономическими затратами. Затраты неограниченных ресурсов, их учет и измерение -вопрос производственного процесса, технологии, но не экономики. Технологические и экономические затраты различны, как и конкретные, естественные потребности и полезности не идентичны экономическим потребностям и полезностям, хотя технологические затраты необходимая основа экономических затрат, а естественные полезности -экономических полезностей. Причиной многих заблуждений в экономической теории является нечеткое разграничение технологических и экономических затрат.

Представим себе хозяйствующего субъекта. В его распоряжении имеются необходимые для производства ресурсы, и он ддадабт требующимися для производственной деятельности чнаниями. Итак, располагая этими знаниями и ресурсами, субъект получает возможность производить самые различные полезные (и лаже бесполезные и вредные) предметы в самых различных количествах. На этих имеющихся производственных возможностях основаны и потребности субъекта, являющиеся реальными стимулами его хозяйственной деятельности. Лишь в пределах этих возможностей он может выбирать, что и сколько производить. Однако для осуществления процесса деятельности, для практического производственного процесса недостаточно лишь знаний и ресурсов. Необходим также волевой акт, необходимо принятие решения как распределить ресурсы, что и сколько произвести. Но ресурсы, которыми располагает субъект, физически ограничены, так же как ограничены и его производственно-технические знания. Эта ограниченность ресурсов и знаний имеет своим следствием ограниченность возможностей по созданию конкретных, полезных благ.

Ввиду того, что каждый из первичных ресурсов служит средством при производстве большого количества конечных потребительских благ, очевидно, что расширение производства одних видов благ неизбежно связано с сокращением производства других видов. Но даже не выходя за пределы физической ограниченности первичных производственных ресурсов, количество возможных структур производства конкретных потребительских благ практически неограниченно, так как можно в бесчисленных пропорциях комбинировать производство этих благ. В каких конкретно пропорциях производить различные виды благ, какой должна быть конкретная структура создаваемых полезностей, зависит от уровня развития субъекта, от структуры его потребностей. Бесспорно, однако, лишь то, что из бесчисленного множества возможных пропорций производства субъект хозяйствования выберет ту комбинацию, которая в наибольшей мере соответствует структуре его потребностей, обусловленных уровнем его развития. Но для производства такой структуры хозяйственных благ оказывается, что многие виды технологически необходимых ресурсов неограниченны в том смысле, что их с избытком хватает для производства выбранной структуры благ. . Они не ограничены с точки зрения производственных потребностей субъекта деятельности, в субъективном смысле. Итак, физически ограничены, разумеется, все ресурсы, но в зависимости от структуры производимых благ физическая ограниченность некоторых ресурсов становится основой их субъективно-телеологической ограниченности. Таких телеологически ограниченных ресурсов множество, и все они ограничены в различной степени одни в большей, другие в меньшей. Есть среди этих ресурсов, очевидно, и наиболее ограниченный (и, следовательно, наиболее универсальный) ресурс, который в первую очередь лимитирует объем и структуру производства благ, а через этот объем и структуру сам (т. е. наиболее ограниченный ресурс) в свою очередь влияет на степень ограниченности других ресурсов, также необходимых для производства данной структуры благ. Подобно тому как в теоретической механике надежность сложной системы определяется надежностью ее слабого звена так и в экономической деятельности с некоторой условностью можно сказать, что ограниченность всех ресурсов в конечном счете упирается в ограниченность наиболее дефицитных ресурсов'. Но с изменением потребностей субъекта и, следовательно, планируемой структуры благ, даже при прежнем уровне знаний и других ограничений в производственных возможностях меняется и степень субъективной ограниченности ресурсов. Ограниченное при прежней структуре потребностей может стать малоограниченным и даже неограниченным при новой структуре, и наоборот. Такие же изменения в степени ограниченности первичных ресурсов могут происходить при развитии научно-технических знаний субъекта деятельности, ибо изменяется величина технологически необходимых затрат при производстве благ. Как видим, физическая ограниченность первичных ресурсов является всего лишь основой или условием их субъективно-телеологической ограниченности, но подлинной причиной такой ограниченности является уровень развития субъекта деятельности, его потребностей и его знаний.

Условно представим себе, что к началу некоторого отрезка времени (производственного цикла) мы имеем ряд невоспроизводимых за этот период ограниченных ресурсов, которые необходимо распределить в той или иной пропорции между отраслями. А по истечении указанного отрезка времени, после производственного цикла вместо ресурсов имеется ряд конечных полезных продуктов, предназначенных для потребления. Причем сам рассматриваемый отрезок времени тоже фигурирует как ограниченный невоспроизводимый ресурс, нуждающийся в экономном распределении и приобретающий экономическую ценность наряду с другими ограниченными ресурсами. С точки зрения субъекта производства, используемые в процессе производства невоспроизводимые ресурсы (в том числе время) воспринимаются как затраты, а получаемые в конце процесса продукты как полезные результаты. Более того, ресурсы воспринимаются как экономические затраты лишь по отношению к данным полезным результатам, ради них они затрачены. И наоборот, подученные продукты воспринимаются как полезные результаты лишь по отношению к данным затратам, ибо они получены в результате данных затрат.

Важно отметить, что указанные ресурсы, воспринимаемые как экономические затраты, сами могут быть полезными результатами или продуктами предшествующего производственного цикла. А в данном цикле они выступают как невоспроизводимые и ограниченные ресурсы. Соответственно, продукты, воспринимаемые как полезные результаты, могут быть сами предназначены для затрат и выступать в качестве невоспроизводимого и ограниченного ресурса уже в последующих производственных циклах, в другие отрезки времени. В рассматриваемом же нами производственном цикле используемые ресурсы воспринимаются субъектом лишь как экономические затраты невоспроизводимых ресурсов, а продукты лишь как полезные результаты, или экономические полезности. Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что отношение субъекта к ресурсам и продуктам не столь однозначно, оно сложнее. Ведь затраты нужны для получения полезностей, т. е. сами ресурсы учитываются как полезные затраты, как полезности; они полезны для получения конечных полезных результатов. И чем полезнее результат, тем полезнее ресурс. За пределами данного производственного цикла эти ресурсы не имеют полезности, они полезны лишь в производственном цикле, в процессе которого они расходуются и исчезают. После этого цикла они уже не полезна так как их уже нет, они затрачены. Однако свою экономическую полезность ресурсы получают в данном производственном цикле от экономической полезности конечных продуктов тех что полезны лишь за пределами данного цикла, после производственного процесса. А в самом процессе их (продуктов) пока еще нет.

Используемые ограниченные ресурсы рассматриваются субъектом не только как экономические затраты, но и как потенциальные, будущие экономические полезности. Или как затраты, которые должны гарантировать некоторую величину экономической полезности продуктов. Но экономическая полезность конечных продуктов есть результат израсходованных ограниченных ресурсов, следовательно, результат экономических затрат. И количественно она зависит от величины экономических затрат, необходимых для их производства. Поэтому конечный продукт предстает не только как экономическая полезность, но и как осуществленные, прошлые экономические затраты, которые стоят за этой полезностью и которые гарантировали эту полезность.

С точки зрения субъекта данного производственного процесса, используемые ресурсы оцениваются не только как экономические затраты, но и как ожидаемые экономические полезности, а продукты не только как экономические полезности, но и как овеществленные экономические затраты. Как видим, экономическая полезность и экономические затраты обнаруживают глубокую внутреннюю взаимообусловленность и единство, несмотря на кажущуюся противоположность этих понятий. Величина получаемой в конце цикла экономической полезности зависит не только от величины экономических затрат (некоторого объема ресурса), но также и от величины экономической полезности конечных продуктов, приходящихся на каждую специфическую единицу конкретного ресурса, от того, к какой величине экономических затрат приравнивается эта специфическая единица ресурса, следовательно, в такой величине экономических затрат выражается весь использованный объем конкретного ресурса.

Впрочем, взаимообусловлены и сами понятия ограниченных ресурсов и конечных продуктов. Ведь не только от наличных ресурсов зависит, какие продукты и в каких количествах могут быть произведены. Наоборот, от производимых продуктов зависит, какие из наличных технологических ресурсов будут рассматриваться как ограниченные, а следовательно, как экономические ресурсы, нуждающиеся в учете, распределении и соизмерении с результатами. Что касается промежуточных продуктов, получаемых и используемых в этом же производственном цикле, то они, естественно, тоже рассматриваются и как экономические полезности, и как экономические затраты в их единстве.

Предположим, что субъект деятельности располагает одним ограниченным ресурсом (например, трудом), с помощью которого он производит все нужные ему продукты. Все остальные ресурсы имеются в избытке (неограничены) и потому учитываются лишь технологически, но не экономически. В данном случае наиболее правильное и экономически выгодное распределение ресурса, гарантирующее максимальное удовлетворение потребностей субъекта при данных ограничениях, предполагает равновыгодное распределение ресурса, при котором все потребности удовлетворяются в равной мере, ни одна из них не удовлетворяется в ущерб другим. Во всех остальных случаях возникают дефицит и избытки, которые означают, что одних продуктов произведено сверх имеющихся потребностей, а других недостаточно. Часть ресурсов расходуется на производство ненужных (или не очень нужных) продуктов, тогда как из них можно было бы произвести остро необходимые, дефицитные продукты. И в конечном счете наличными совокупными ресурсами удовлетворяется меньше потребностей, чем в случае оптимального, равновыгодного, равнополезного их использования. Но если каждая специфическая единица этого ресурса (например, час труда средней интенсивности) должна принести одинаковый полезный эффект, должна быть затрачена с одинаковой пользой, то, следовательно, величины экономических по-лезностей произведенных продуктов будут измеряться величиной затрат этого ресурса, т.е. количеством затраченных специфических единиц ресурса. Получается, что экономическая полезность продуктов зависит от величины затрат, необходимых для их производства.

Возьмем противоположный пример, когда субъект деятельности производит один вид продукта, но из различных ограниченных ресурсов (или несколько продуктов, полностью взаимозаменяемых в потреблении, так что условно их можно свести к одному и тому же полезному эффекту). Тем самым мы рассматриваем вариант, когда одна и та же цель может быть достигнута различными средствами. В таком случае между различными специфическими количествами названных ресурсов устанавливаются строго фиксированные пропорции, т. е. экономическое равенство.

Так, различные ресурсы приравниваются между собой в качестве равновеликих экономических затрат на основе полезности одного и того же продукта, который можно произвести каждым из этих ресурсов. Соответственно специфические единицы каждого из ресурсов приравниваются той или иной величине экономических затрат в зависимости от полезности самого ресурса в производственном процессе, а потому не являются мнимой, иррациональной ценностью. Ценность средства есть ценность потенциального результата, увиденного сквозь призму цели; соотносится и соизмеряется с идеальной ценностью цели, или, что то же, соизмеряется с планируемой ценностью результата.

Из данного выше определения ценности вытекает также, что ценностью обладают лишь ограниченные блага. Применительно к данному случаю в полной мере справедливым остается следующее положение Маркса относительно стоимости (т. е. общественной экономической ценности): "Редкость же постольку... составляет элемент стоимости, поскольку то, что само по себе не редко, что является отрицанием редкости, что дано от природы, не имеет никакой стоимости, ибо не выступает как результат производства... Булыжник не обладает, относительно говоря, никакой стоимостью, ибо он имеется налицо без производства (хотя бы оно сводилось только к разыскиванию). Для того чтобы что-нибудь... обладало меновой стоимостью, нужно... чтобы оно не выступало в такой первоначальной форме, в которой оно являлось бы общим достоянием. Постольку редкость есть элемент меновой стоимости... ".

Выше мы исследовали ценность в "первую очередь со стороны ее качественной определенности, как результат экономической деятельности, как единство экономической полезности и экономических затрат. Но ценность, как и всякое наличное бытие, есть мера и, помимо качественной определенности, имеет также еще и количественную определенность. Ценности могут быть большими и малыми; исследование их также и с этой количественной точки зрения есть необходимая ступень в познании ценности, так как "лишь измеренное изучено" (Гегель).

Познание ценности как меры, как единства качественной и количественной определенности связано с некоторыми сложностями. И эти сложности в основном связаны со сложностями самой категории меры. Гегель, наиболее основательно разработавший эту категорию (хотя и с идеалистических позиций), указывал на то, что развитие меры, как мы его попытались изложить в последующем, есть одна из труднейших материй. В попытке постижения ценности как меры и самого развития ступеней меры мы неизбежно столкнемся и с процессом перерастания субъективной ценности в стоимость, с процессом возникновения и развития денежной формы стоимости и другими вопросами. Субъективная ценность на данном этапе может быть определена как непосредственная мера. Количественное соизмерение ценностей происходит непосредственно, величина их выявляется в процессе прямого сопоставления субъектом-индивидом различных ценностей между собой. В дальнейшем, с возникновением нового субъекта-общества, общественные ценности будут измеряться в процессе общественного сопоставления их между собой, опосредованного в товарном производстве деньгами как общественным экономическим масштабом стоимости, и лишь через такое соизмерение будет выявляться количественная определенность общественных ценностей.

Величина субъективной ценности, находящейся на указанной ступени развития как меры (непосредственной меры), не может получить никакой количественной определенности, не будучи втянутой в отношения с другими экономическими ценностями того же субъекта. Вне этих отношений ее количественная определенность теряет всякое значение. Лишь в системе ценностей, в системе отношений с другими ценностями данная ценность приобретает вполне определенную величину. Причем ее величина получает свою определенность не через измерение (с помощью какой-либо единицы измерения, мерила, масштаба и т. д.), а через непосредственное соизмерение, сопоставление между собой отдельных ценностей, входящих в систему. Единицы измерения, с которой сравниваются другие ценности на данной стадии, нет, или, наоборот, каждая из ценностей может выполнять роль такой единицы, или масштаба. В этом плане все ценности субъекта равноправны. Если принять количественную определенность какой-либо ценности за "нумерическую единицу", величины других ценностей субъекта могут измеряться последним, т. е. определяться как численность указанной единицы. Количественная определенность ценности, принятой за "нумерическую единицу" в этом отношении с другими ценностями, приобретает некую устойчивость и постоянство, тогда как величины других ценностей, измеряемых ею и представленных как "счетное число" этой единицы, зависимы от нее. Но "это сравнение есть некоторое внешнее действие; сама та единица есть произвольная величина.

Экономическая полезность и экономические затраты находятся внутри ценности в "мерных" отношениях, и вместе они количественно определяют единую меру ценности. В чем же конкретно проявляются эти мерные отношения? Ответ на этот вопрос позволит понять экономическую ценность как меру. Выше мы старались показать, что экономические затраты следует отличать от технологических затрат производственных ресурсов и что эти экономические затраты зависят от полезности произведенных благ. С другой стороны, количество произведенных конкретных благ, а значит, и величина их экономической полезности зависят от того, сколько затрачено на их создание конкретных ресурсов, следовательно, и от экономических затрат, которые их представляют. Однако указанная функциональная связь, взаимообусловленность экономических затрат и экономической полезности не столь просты и прямолинейны, как кажется.

Дело в том, что чем больше произведено технологических затрат конкретных ресурсов, тем больше произведено конкретных благ. По мере роста количества конкретных благ, расширения данного производства совокупная абстрактная полезность произведенных благ, разумеется, тоже растет. Тысяча сюртуков имеют большую абстрактную полезность, нежели десять сюртуков или один сюртук.

С другой стороны, по мере того же роста и расширения производства данного конкретного блага абстрактная полезность каждой последующей единицы блага снижается, т. е. снижается предельная абстрактная полезность производимых конкретных благ. Противоположный процесс происходит при сокращении производства этих благ. Их совокупная абстрактная полезность снижается, но предельная полезность отдельного блага, т. е. абстрактная полезность последней производимой единицы увеличивается.

Итак, если учесть, что экономическая полезность благ зависит от степени ограниченности этих благ, насыщения потребностей, то станет ясным, что рост производства благ не прямо пропорционален росту экономической полезности этих благ, так как эти блага по мере увеличения их наличного количества обесцениваются, становятся менее ограниченными и, следовательно, менее экономически полезными. Поэтому логически следует предположить существование некоторого предела, после которого расширение производства какого-либо вида благ не связано с увеличением производимой совокупной экономической полезности. Экономическая полезность растет снижающимися темпами по сравнению с ростом благ и, значит, с ростом экономических затрат. С другой стороны, при расширении производства того или иного вида благ совокупные экономические затраты ресурсов растут вместе с технологическими затратами. Цо ввиду того что одновременно возрастает дефицитность оставшихся технологических ресурсов (т. е. их полезность для производства других благ), то и затраты на каждое последующее благо возрастают более быстрыми темпами, чем совокупные затраты. Иными словами, предельные затраты растут быстрее совокупных затрат. Противоположный процесс имеет место при сокращении данного производства.

Но указанные два процесса ограничивают друг друга и предполагают наличие некоторой оптимальной пропорции между экономической полезностью производимых благ и экономическими затратами ресурсов на их производство, пропорции, которая вместе с тем регулирует распределение и конкретных. ресурсов на производство конкретных полезных благ. Ведь абстрактные затраты и полезности не могут существовать вне затрат конкретных ресурсов или вне конкретных полезных благ. Поэтому саморегуляция ценности как меры, соотношение абстрактной полезности и абстрактных затрат в пределах этой меры находят свое внешнее проявление в установлении конкретной структуры производимых благ.

Механизм взаимоограничения названных выше двух процессов основан на существующей функциональной связи между полезностью и затратами. Ведь одно и то же возрастание производства благ (и затрат ресурсов вместе с ними) одновременно вызывает и замедление роста экономической полезности благ, и ускорение роста экономических затрат ресурсов. Несмотря на всю сложность и противоречивость взаимного переплетения противоположно направленных тенденций, совершенно очевидно, что в конечном счете рее они направлены на установление некоторой пропорциональности между экономическими затратами и экономической полезностью, а вместе с ними и на установление конкретной структуры производимых благ. Это результат того, что они находятся в мерных отношениях, взаимо-влияют, взаимоопределяют и взаимоограничивают друг друга.

Экономические затраты и экономическая полезность в единстве, образуя ценность, осуществляют принцип саморегулирования, принцип оптимизации, присущий целесообразной деятельности вообще и экономической в частности. Экономический субъект (отдельный производитель, индивид или общество) не будет осуществлять затраты, если они не оправданы результатами, т. е. полезностью создаваемых благ. Отсюда следует, что предельные затраты, или затраты на последнее производимое благо, не должны превышать предельную полезность Полезность этого последнего производимого блага. Дальнейшее расширение производства будет нерациональным, неоптимальным. Затраты на создание следующего блага будут уже превосходить полезность этого блага. И наоборот, расширять тот или иной вид производства следует до тех пор, пока предельные затраты не уравняются с предельной полезностью благ.

Принцип оптимальности деятельности диктует, чтобы ресурсы были использованы с максимальной пользой. Это предполагает равпополезное, равновыгодное осуществление затрат, при котором достигается максимум совокупной полезности при минимуме совокупных затрат. Двойственная задача линейного программирования выразила это в математической форме. Однако максимум полезности и минимум затрат это не столько абсолютные величины, сколько релятивные относительно Друг друга. Максимум и минимум это направления движения или ориентиры соответственно для полезности и для затрат. В свою очередь на их пересечении и рождается новый, интегрирующий их ориентир целесообразности деятельности субъекта и обеспечивающий эффективность этой деятельности. Эти величины относительны еще и в том, более глубоком смысле, что полезность измеряется затратами, а затраты -полезностью. Они неразрывны, подразумевают друг друга, а вне друг друга теряют смысл и экономическое содержание. Они вместе характеризуют каждое экономическое благо как результат экономической деятельности и в единстве образуют ценность.

В условиях натурального хозяйства субъект деятельности непосредственно соизмеряет ценности. Да и ценности в качестве меры выступают как непосредственная мера. Но в дальнейшем, в процессе исторического развития экономического субъекта (общества) постепенно выделяется и единица измерения ценности как масштаб для измерения ценностей отдельных благ деньги.

Потребности человека столь же разнообразны, как и возможности для их удовлетворения. Одну и ту же потребность можно удовлетворить различными средствами. Чем больше развит человек, тем больше у него и потребностей, и возможностей ддя удовлетворения каждой из них. Среди этих разветвленных и все более разрастающихся систем потребностей и возможностей можно ориентироваться лишь с помощью ценностей. В экономической деятельности таким ориентиром служат экономические ценности как мера целесообразности этой деятельности. Появляется возможность количественного сопоставления экономических потребностей (полезностей) и возможностей (затрат) и благодаря этому установления наиболее оптимального варианта конкретных действий.

В результате производственной деятельности получают конкретные блага. С экономической точки зрения полезность этих благ принимает форму экономической полезности, затраты конкретных ресурсов на их создание экономических затрат, а само благо как результат есть экономическая ценность. Но понимаемая в таком духе экономическая ценность есть субъективная ценность, так как в конечном счете ценность есть субъектобъ-ектное отношение и, естественно, вне субъекта оно не может существовать. В этом смысле ценности всегда субъективны и зависят от субъекта (индивид, социальная группа, общество) и уровня его развития. Это справедливо и для индивидуальных, и для групповых, и для общественных, и для общечеловеческих ценностей. Но при этом нельзя упускать из виду то обстоятельство, что общество состоит из индивидов и что ценностные иерархии индивидов отличаются друг от друга.

Ценностные ориентации и разного рода оценостные показатели призваны обспечить основы "противозатратного" хозяйственного механизма. Ценностные ориентации индивидов и общества в целом должны дать возможность так организовать трудовой процесс, распределить наличный объем хозяйственных ресурсов между отдельн