2. государство и рынок

2. государство и рынок

Экономическая свобода, считает М. Фридмен, необходима, но недостаточна для политической

свободы. Последняя, в свою очередь, нужна для обеспечения свободы экономического выбора. Что же

касается чилийского опыта, породившего миф о том, что авторитарный режим может осуществлять

политику свободного рынка, то это не более чем исключение, подтверждающее правило*.

* Friedman M. The Essence of Friedman. Stanford, 1987. P. 130-154.

Диктатура противоречит рыночной системе, поскольку первая основана на принуждении, а вторая базируется на добровольности. Сделав шаг, человек попадает порой в сеть, лишающую его свободы. Вальтер Ойкен, основатель социальной рыночной экономики, приводит на этот счет слова из гётевского «Фауста»: «Первое это наш выбор, рабы мы во втором». Эту древнюю мудрость вновь и вновь подтверждает практика.

Фридрих фон Хайек (1899-1992), либеральный экономист и социолог, считал рыночную экономику и свободное общество синонимами.

К проблеме свободного выбора возвращается и теоретик государственного регулирования Джон М. Кейнс. Потеря возможности личного выбора «является величайшей из всех потерь в гомогенном или тоталитарном государстве». Ведь кроме всего прочего, свобода выбора сохраняет традиции, которые концентрируют полезный опыт предшествующих поколений. Свобода исключает равенство. Люди, предпочитающие последнее, обычно более терпимы к автократии (самодержавию).

В свете вышесказанного можно предложить следующее начальное определение рыночной экономики: удовлетворение потребностей посредством обмена, спроса и предложения; принятие решений является прерогативой самостоятельных хозяйств.

Если мы попытаемся приблизить эти конституирующие признаки к реальной практике, то обнаружим, что модели рыночной экономики многолики. Каждая конкретная система обусловлена историческими особенностями и национальной спецификой. Мудрость государственного регулирования состоит, по-видимому, в том, чтобы в наиболее корректной форме использовать, учитывать накопленный национальный опыт, институты, психологию и традиции. Не всем странам удалось найти оптимальное сочетание этих компонентов, создать систему, ориентированную на развитие. Достаточно часто политическая жизнь, обремененная соперничеством кланов, бюрократических структур, военных или религиозных каст с их деструктивными интересами, находится в состоянии застоя.

Государственное регулирование предполагает принуждение, при котором свобода индивидуального выбора заменена волей, выражающей якобы интересы большинства. При повышенном загрязнении воздуха, например, правительство может установить пониженные нормы выброса выхлопных газов, обязательные для фирм, производящих автомобили. В лучшем случае государственное регулирование может эффективно перераспределять блага и услуги, непосредственно не приумножая их. К тому же история, к сожалению, свидетельствует о том, что длительное ограничение права экономического выбора порождает пассивность граждан, неспособность к самостоятельным действиям, надежды на всемогущество власти.

Означает ли вышесказанное, что активного государственного вмешательства в экономику следует избегать? Конечно же нет. Оно необходимо, по крайней мере, в отношении услуг и товаров,

потребляемых совместно.

По общему мнению, сферы подобных услуг (здравоохранение, образование и пр.) расширяются. Если рынок в этих областях действительно бессилен, то следствием становится возрастание социально-экономического присутствия государства. Но утверждение о бессилии рынка в этих сферах сомнительно, реформы систем образования и здравоохранения, основанные на сочетании рыночных и бюджетных стимуляторов, зачастую оправдывают себя. Важным фактором эффективного регулирования является наличие законодательства, ограничивающего произвол бюрократии.

Но отношения между рынком и государством противоречивы. Американский экономист, лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглер (1911-1991) выступил с теорией «захвата», касающейся некоторых сомнительных сторон государственного регулирования. Отрасль, находящаяся под крышей государственного регулирования, может получить преимущества, связанные с переплетением интересов корпораций и государственных органов, может посадить своих людей в административный аппарат, вторгнуться в разработку регулирующих мер, «захватить» государственный орган. Чиновники, в свою очередь, могут выгодно «трудоустраиваться» в корпорациях. Подобная практика часто возникает там, где отрасль пользуется политическим влиянием или продвинута в технологии, стала своего рода монополистом.

Государственное регулирование обязательно в условиях переходной экономики. В России распространился феномен теневой экономики. Оценки ее неточны, колеблются между 30 и 45\% валового продукта. Различия начинаются с исследовательских подходов. Понятно, что речь идет об экономической деятельности, скрываемой или уводимой от статистического учета. Уголовно наказуемым бизнесом являются такие запрещенные виды деятельности, как изготовление оружия, его приобретение и хранение; перевозка и сбыт наркотиков; содержание притонов и т.п. В том же кругу находится финансовое мошенничество. Это «черный», незаконный бизнес. Что же касается теневой, или «серой», экономики, то ее масштабы и формы определить труднее. Она по своей природе является как бы легальной, но скрываемой. Это нарушения валютного, таможенного, налогового законодательств, правил торговли, пожарной безопасности, санитарных норм. Контроль и инспекция за теневой деятельностью требуют значительных усилий и финансовых средств.

Теневая экономика сопряжена не с уголовными действиями, а является, скорее, реакцией на неразвитость рыночных отношений или на слишком тяжелый налоговый пресс. Поэтому мерами пресечения здесь становятся прежде всего экономические и моральные воздействия.

Значителен вес теневой экономики в торговле, сфере услуг, в ряде отраслей потребительского назначения. Теневой сектор сопровождает процесс преобразований планово-централизованной экономики в рыночную, становление рыночных форм и институтов. Теневой бизнес наличествует и во вполне цивилизованных, традиционно-рыночных системах, но там его вес невелик.

Характерно, что социально-экономические преобразования развенчивают старые нравственные ценности. Ранний капитализм произрастал на почве насилия и грабежей, а «первоначальное накопление капитала» практически везде имело полупреступный характер. В тех постсоциалистических странах, где государство оказалось в состоянии помочь зарождению легального рыночного бизнеса, защитить его, отработать приемлемое законодательство, теневой сектор пошел на убыль.

Некоторые авторы утверждают, что упадок власти прямо пропорционален росту государственных

расходов на управление. В работе «Пределы свободы: между анархией и Левиафаном» лауреат

Нобелевской премии Дж. М. Бьюкенен определяет контуры необходимого государственного

регулирования в виде гражданского договора по поводу управления благами и услугами совместного

потребления. Поскольку, однако, штамм Левиафана сохраняется, необходим свод законов,

позволяющий ограничить произвольные действия бюрократии*.

* Buchanan I.M. The Limits to Liberty: Between Anarchy and Leviathan. Chicago, 1975. Сравнение государства с Левиафаном впервые использовал Томас Гоббс, английский философ XVII в.

По мере совершенствования системы государственного регулирования вырисовываются два противоположных начала:

давление фискальной, директивной политики, творимой чиновниками, претендующими на монополию в области принуждения и его реализации;

меры индикативного воздействия, осуществляемого в основном посредством кредитно-денежной политики, направленной на создание условий, при которых экономический субъект сам выбирает путь, соответствующий государственным интересам.

Особенно большое социальное возбуждение вызывает рост численности чиновников. Повсеместный рост бюрократии позволяет некоторым исследователям не без сарказма использовать аналогию с «размножением кроликов».

В управляемой (командной) экономике администрация обладает максимальной властью, создает

программы для тех, кто находится от нее в зависимости, но она неспособна к рациональному

согласованию спроса и предложения со стороны многомиллионных товаропроизводителей и

покупателей, к учету ограниченности ресурсов (В. Ойкен). Эта система лишает людей свободы

экономического выбора, а также освобождает от ответственности, что рано или поздно порождает

бедность*.

* См. также: Мизес Л. Социализм. М., 1994. Ч. II.

Рассматривая экономические системы, тяготеющие к свободному рыночному хозяйству, ученые приходят к парадоксальному, на первый взгляд, выводу: самой эффективной является система с максимальной свободой и минимальной экономической властью.

Веру в то, что правовая и административная экономическая политика может достичь желаемого, Ойкен считает наивной. Но скептицизм оказывается менее оправданным, если предположить, что экономическая политика становится аппаратом взаимозависимых действий, в то же время оставаясь конформной по отношению к рынку. И денежная, и кредитная, и валютная, и антимонопольная сферы не только взаимозависимы, но и обязательно имеют социальную подоплеку.

Общий вывод Ойкена: целесообразным является сужение сферы государственного регулирования. С ним солидаризировался создатель послевоенного «германского чуда» Л. Эрхард, практически воплотивший в жизнь заветы своего учителя. Регулирование, в отличие от конкуренции, должно быть дозированным.

И еще на один аспект государственного регулирования, сформулированный более поздними исследователями и носящий загадочное название теоремы эффективности государственной политики, следует обратить внимание. Смысл ее таков: в условиях рыночной экономики, гибких цен и зарплат заранее известные правительственные действия не могут решительно воздействовать на объемы производства и занятости. Если политика предсказуема, то она, как правило, малоэффективна более результативны неожиданности.

Представители разных теоретических направлений в разной степени используют инструментарий, который преподаватели, как правило, подразделяют на три группы:

Директивные методы, в числе которых находятся налоги и другие фискальные средства распределения государственных расходов.

Монетарная политика, включающая операции на открытом рынке (с ценными бумагами), манипулирование процентными ставками и банковскими резервами, прямое воздействие на денежную массу.

Воздействие «со стороны предложения» посредством налоговых доходов, дерегулирования экономики, умелой переподготовки рабочей силы и других способов влияния на рынок труда, контроль за взаимозависимостью цен и заработной платой, свободой торговли.

Эти рычаги экономической политики используются не только в разной степени, например, монетаристами и государственниками, но и само «нажатие кнопки» предполагает осторожность и дискреционность, т.е. дозированное и гибкое вмешательство.

«Не цели являются предметом решения, но средства, к ней ведущие», говорил еще Аристотель.