Страница 5

Усиление общественного разделения труда ведет к распаду семейно-родового уклада архаичного государства. Происходит стратификация родовых семей по их месту в общественном разделении труда, а сами страты получают правовое закрепление, превратившись в кастовые корпорации (индийское общество), либо сословные касты (европейские государства средневековья).

С распадом «горизонтального» союза родовых семей масштабы социально значимой собственности сужаются до семейного клана. Право лишается предметного (мифологического, этического) начала, отчуждается от действующих социальных институтов, приобретая абстрактную форму, образуя самостоятельный институт абсолютной идеологии. Мифологемы этических правил регулирования социальных отношений уступают место морали, имеющей классовый характер. Мораль отчуждена от общества, а «творец» морали, он же «судья» и «исполнитель» судебной воли, выносится за пределы общества, хотя и персонифицируется. Такая система права наиболее полно отображена в иудаизме и всех, вышедших из его лона религий. В обществе право творится от имени внеземного, внесоциального «верховного судьи», а посему за последствия правотворчества социальные институты ответственности не несут. Творец закона, правосудия и исполнитель судебной «воли» един в трех лицах. Эти функции лишь «делегируются» социальным институтам, но сами институты не претендуют на единоличное обладание ими. Эта модель права, назовем её ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ, характерна для кастово-сегрегированных, феодальных и деспотических обществ (в том числе для советского).

По мере индивидуализации собственности, «опредмечивания» личности, институциональное право уступает место ЦИВИЛЬНОМУ, регулирующему общественную жизнь демократического государства. Степень демократии в рыночных государствах обусловлена динамизмом производства и величиной прибавочного продукта, от которого зависит характер распределительных отношений. Право вновь обретает предметный характер в виде правовых норм общежития, а по сути государства. Право из абстрактного института абсолютной идеологии превращается в классовый инструмент политики. Если в архаичных государствах, построенных по принципу семейно-родовых отношений, право представлять экономические интересы родовых семей делегировано последними бюрократии, то в правовых государствах с господством частной собственности право становится тождественным бюрократии. Мораль как «божественный закон» (заповедь) уступает место кодифицированному закону, согласно которому права личности, семьи, социальных групп легитимны лишь постольку, поскольку они соответствуют экономическому потенциалу государства, иными словами – целостности государства как института гражданского общества. Подобная модель права является динамичной и перманентно корректируется легитимной законодательной властью в соответствии с изменением экономической ситуации в государстве. С классовых позиций это право можно назвать социально-справедливым, но оно преисполнено противоречий, которыми насыщено само гражданское государство. Такое право отчуждено от личности. Оно нацелено на защиту интересов государства, которое, выступая посредующим звеном между правом и личностью, выполняет для своих граждан роль опекуна. Отсюда приоритет социальной политики правовых государств и высокая степень автономии личности в экономических отношениях. Социальная основа таких государств – средний класс.

Высокий динамизм правового государства ускоряет его кризис, ведет к сближению права и морали. Последняя трансформирует право как инструмент внешнего (общественного) принуждения личности в побудительный мотив ее социального поведения. Зарождается «моральное право», ориентированное на естественную (природную) •целесообразность личности как социального продукта. Эту, будущую модель права, назовем ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ. Подобное название, как и родоплеменное, не содержит в себе конкретную форму социального института права, а лишь служит гносеологической категорией для обозначения завершающего этапа его онтогенеза. Это этап тождества права и обязанности во взаимоотношении общества и природы, то есть аналог, но на ином качественном уровне, с одной стороны, взаимоотношения индивида и природы в системе родоплеменного права, с другой – личности и природы в системе институционального права. Итак, в качестве исходной концепции построения теории среднего уровня социологии права мы привели пять его моделей, сообразно ключевым этапам онтогенеза: родоплеменную, семейно-родовую, институциональную, цивильную и экологическую. Первая и пятая выполняют роль гносеологических категорий, не имея конкретных предметных форм своего выражения. Они сами суть чистые формы, без содержания.

Предметное (социальное) содержание имеют только вторая, третья и четвертая модели. Форма второй - этические мифологемы, регулирующие взаимоотношения родовых семей, третьей - классовая мораль, регулирующая взаимоотношения социальных институтов (семьи, церкви, государства, сословной собственности), четвертой кодифицированные законы, регулирующие взаимоотношения личности и государства.

Изложенное лишь одна из гипотез возможной логики построения теории среднего уровня социологии права, иллюстрирующая сложность научного познания.

В книге при помощи эмпирических данных показано становление цивильного права в условиях России. Оно интересно тем, что на этом этапе противоречия принимают наиболее явную форму, образуя благодатную почву для познавательного процесса.

Охватить в одной книге все аспекты становления правового государства трудно, да и автор не обладает для этого всесторонним материалом. Однако в ней объединены по тематическому принципу результаты многих прикладных исследований, посвященных изучению актуальных сторон развития права в России.

Большое внимание уделено ретроспективному когортному (поколенческому) анализу образа российской государственности в массовом сознании населения, места права в системе социальных ценностей, состояния правового сознания масс, условий и механизма его формирования. Отдельная глава посвящена вопросам правовой реформы в России, а также деятельности общественных правозащитных организаций. Уделено также внимание вопросам подготовки юридических кадров в российских вузах, эффективности финансового законодательства России.